Звери у двери. Книга 2. Часть 3

Когда мы проходим мимо окна, Оля останавливается и втягивает носом воздух. Потом оборачивается.

— Чувствуешь?

И действительно, некая омерзительная вонь перекрывает свежий морозный аромат. Чем-то напоминает зловоние, исходящее из местного подобия канализации, но гораздо насыщеннее и плотнее.

— Да. Очередная отрыжка здешнего мира.

— Я устала от всех этих отрыжек, — Ольга прижимается ко мне и мотает головой, — всё это — зловоние, грязь, насилие и смерть. Мы настолько пропитались смертью, что люди путают нас с ней. Посмотри, в кого мы превратились!

— Перестань, — я глажу её по гладкой щеке, — у тебя — обычная зимняя меланхолия. Придёт весна, тепло, солнце и…

— И ничего не изменится! Лишь уйдёт кто-то из тех, кого мы знали так долго. Вокруг слишком много новых лиц, и я устала их запоминать. Они летят, как песок сквозь пальцы.

Оля права. Я и сам не могу вспомнить, когда последний раз видел Миляту. И вдруг меня словно поражает молния: баронесса мертва, вот уже как три года. В ящике стола лежит её предсмертное письмо, которое я прочитал и тут же позабыл.

«Милый, — пишет она чётким каллиграфическим почерком, — ты уже третий месяц игнорируешь меня и мои послания. Я не сержусь, причина вполне очевидна. Она смотрит на меня из каждого распроклятого зеркала. К сожалению, ты так и не смог (или не захотел) обратить меня в одну из вас. Не знаю, решилась бы я, но теперь это не имеет ни малейшего значения. Я постарела, и ты забыл страшную морщинистую ведьму. Я не держу зла, но правда в том, что старая морщинистая ведьма, как и прежде, любит своего беловолосого ангела и не может жить без него. Жалею лишь об одном: я так и не смогла родить твоего ребёнка. Прошу тебя, сохрани хотя бы маленькое воспоминание о любящей тебя Миляте. С любовью, Милята, баронесса Шумейска».

Очень жаль свою старую подругу, но последние годы её облик действительно стал мне неприятен. Даже хорошо, что она сама решилась принять яд. Перед смертью, Милята заколола мужа ножом, а своё имущество переписала на моё имя. Только зачем всё это?

Коридоры дворца пустынны: большинство придворных, вместе с королём, покинули огромное здание, переместившись в Охотничью Резиденцию Медведко. Это, за Проклятым погостом, недалеко от Хрустального озера. Там, вдалеке от людей, король намеревается охотиться на кабанов и оленей. Думаю, вся охота сведётся к беспробудному пьянству, ничем иным, последние пять лет, благородный Роберт просто не интересуется. Даже иностранных послов принимает его супруга, изредка обращаясь за советом к Симону. Лилия почти ни с кем не общается. Если она не занята государственными делами, то просто сидит у окна и смотрит в небо. Иногда я ловлю её взгляды на себе, но стоит их перехватить, и королева тотчас отворачивается.

Ольга скользит по пустынным помещениям, словно призрак и тёмный плащ до пола усиливает это впечатление. Призрак чего ты моя красавица?

Илья, то ли в шутку, то ли всерьёз, называет девушку совестью нашей группы, как бы намекая на отсутствие оной у остальных. У меня, в частности. Возможно он и прав.

Тогда я увёз Вилену в маленький охотничий домик, посреди леса, и мы безмятежно жили там целое лето. Девушка оказалась очень непосредственной и весёлой, и я получил огромное удовольствие от ежедневных бесед с ней, на самые разные темы. Мы обсуждали философов, поэтов, художников, потом переходили к политике и наконец, завершали беседу поцелуями на лохматой шкуре, перед огромным камином. Вилена вполне серьёзно поклялась превратить меня из безжалостного зверя в настоящего человека. Может быть у неё и получилось бы, не знаю…

Одна Ольга знала, где именно мы скрываемся ото всех. На третий месяц нашего безмятежного отпуска, во дворе застучали копыта, и кто-то решительно отворил двери. Оля выглядела пасмурной, точно небо перед грозой. Она внимательно осмотрела убранство маленького домика, неторопливо пройдясь вдоль акварелей Вилены и наконец остановилась, разглядывая нас.

Мы лежали на роскошном широком диване, и я медленно скармливал девушке маленькие красные ягоды, которые мы вчера целый день собирали в глубине леса, попутно играя в прятки между огромных дуплистых деревьев, поросших серо-зелёным мхом. Было весело и свободно, как никогда. Тогда я ещё подумал, что готов прожить так целую вечность.

Оля пристально изучила наши счастливые физиономии и со вздохом, села в свободное кресло. На гостье поблёскивала изумрудная кожа охотничьего костюма и видимо, ощутив себя гадким утёнком, Вилена покрепче прижалась ко мне. Девушка словно ощутила приближение конца всей этой идиллии.

Илья перестал питаться. Уже третий месяц. Сразу, после исчезновения своей возлюбленной. Не знаю, какие мысли блуждали в его голове, но за всё это время он не выпил ни единого человека, а последнюю неделю сидел, неподвижно уставившись в пространство широко открытыми жёлтыми глазами.

Вилена жалобно посмотрела на меня и разрыдалась. Всё было понятно, и я не стал возражать. Всё же Илья мне был дороже этого человека, как бы хорошо я к ней не относился. В тот же день девушка вернулась в свой домик Района Роз, а я — во дворец.

Однако, после этого мы встречались ещё пару лет. Виленой владело настоящее отчаяние: она одновременно любила нас обоих и не знала, как разорвать дурацкий треугольник. Последние полгода наших свиданий в её взгляде проступало безумие, а секс напоминал какое-то самоистязание.

И вновь Ольга вполне резонно объяснила мне, что если девица свихнётся или умрёт, я утрачу тот инструмент воздействия на Илью, который случайно попал в мои руки. Ну и ладно, у меня же оставались Лилия, Милята, мои девушки и ещё, сотня-другая, симпатичных горожанок.

Вилена рыдала, при расставании, но, как мне показалось, немалая часть этих слёз выражала облегчение. После, мы ещё начинали встречаться несколько раз, но повторно войти в ту же счастливую реку так и не смогли. Я так и остался безжалостным зверем, совесть которого живёт отдельно.

Мы входим в кабинет Симона и обнаруживаем там Галину, сидящую на рабочем столе графа. Девушка, в шикарной меховой шубе, однако под ней нет ничего, кроме нижнего белья. Кажется, это здорово нервирует хозяина кабинета, потому как он угрюмо рассматривает пальцы, сложенные в замок, подрагивающие на толстой папке. Симон стар. Волос его, хоть и не утратил густоты, но стал абсолютно белым, а морщины на бледном лице напоминают глубокие раны. Галя уже давным-давно не посещала старого любовника, поэтому вид полуобнажённого молодого тела вызывает у графа явную депрессию. Мне на это плевать.

Я спокойно сажусь в специальное кресло, и Оля занимает место на подлокотнике. Галя небрежно кивает нам и продолжает помахивать длинной стройной ножкой. Девушка совсем недавно вернулась из заграничной поездки и всю прошлую неделю не слезала с моих ушей, рассказывая о ступенчатых башнях посреди пустыни, о черепах в песке и огромных ящерицах с ядовитыми клыками. Она успела забыть, что я уже был в Ченнистане семью годами ранее и именно я посоветовал ей туда прокатиться. Галя поднимает со стола пачку смутно знакомых мне рисунков и небрежно отбрасывает прочь. Симон следит за их полётом и на его физиономии проступает странное выражение.

— Дети свободы, — наконец Симон открывает рот, — Район Приканалья. Мои агенты сообщают о большой, хорошо вооружённой банде. Похоже, планируют нападение сразу после возвращения короля во дворец.

Дети свободы. Непонятная дрянь, появившаяся в последний год. Сеть небольших организаций, планирующих покушение на Роберта. Мы уже успели истребить шесть подобных банд, причём каждый раз негодяи испытывали оружие, предназначенное для короля, на нас. Это были и стрелы, и кислота, и даже нечто, напоминающее взрывчатку. Все молодые, и парни, и девушки. Я искренне жалел о гибели материала, более пригодного для других развлечений. Откуда они явились и чем им так насолил Роберт — непонятно. Симон просто извещал нас, где находится очередная штаб-квартира и мы истребляли всех, кого там находили.

Галя лениво зевает. Ей это абсолютно неинтересно. Ольга накрывает мою ладонь своей и склоняясь, шепчет в ухо:

— Ты не замечаешь ничего странного в этих заговорщиках?

Странного? Да в них всё странное, начиная от целей и кончая средствами.

— Ни одного покушения так и не произошло, — продолжает шептать Оля, — откуда Симон вообще узнал об их существовании?

— Что сама думаешь? — тихо отвечаю я, продолжая наблюдать за Серым Королём. Кажется, его гнетёт какая-то мысль: время от времени человек вскидывается и точно пересчитывает нас, словно боится потерять.

— Не знаю, — Оля пожимает плечами, — возможно, вся эта суета вообще не имеет к Роберту никакого отношения.

— Хорошо, — я киваю, — сегодня я обязательно оставлю парочку и как следует, их допрошу.

— В живых никого не оставлять, — граф словно засыпает, и его голова клонится всё ниже, — все они — опасные фанатики, способные распространять еретические идеи. Убейте всех и возвращайтесь, нужно обсудить очень серьёзные вещи.

— Чем тут у вас так воняет? — вдруг спрашивает Галя и спрыгивает на пол, трансформируя одежду в короткий полушубок, шорты с меховой оторочкой и лохматые унты, — весь дворец провонял!

Графа словно пружиной подбрасывает и в его тусклых глазах мелькает странное выражение. На мгновение мне кажется, будто неустрашимый Симон испуган.

— Выгребные ямы переполнились, — скрипит он и протирает лицо морщинистой ладонью, — вовремя не уследили и теперь приходится устранять последствия. Виновные понесли наказание.

Он…Оправдывается? Нет, с ним определённо не всё в порядке. Не в силах терпеть этот фарс, я поднимаюсь. Последние годы чувство неловкости в общении с людьми становится привычным, но сегодняшнее поведение графа переходит все границы. Точно так же, после Вронского побоища, невнятно бормотал Роберт, ошеломлённо взирая на груды трупов вражеского войска.

Последний случай войны с Власью. После этого, правители соседних государств предпочитали отдавать всё по доброй воле, будь то спорная территория, или выгодный контракт на торговлю. На радостях, наш сюзерен ухватил столько, что оказался не в силах удержать. Семь последних лет Влась лихорадит: на окраинах — бунты, среди аристократов — недовольство, а теперь ещё и Дети свободы. Страна летит ко всем чертям.

— Уходим, — тихо говорю я, направляясь к дверям, — навестим Наташу.

Девочки следуют за мной, не потрудившись попрощаться с хозяином кабинета и Симон остаётся один: седовласый морщинистый старик за огромным столом. На пороге я оборачиваюсь и встречаю тусклый взгляд, наполненный…Чем? Страхом? Ненавистью? Не понимаю. Мы дали графу всё, о чём он мечтал и даже много больше. Почему он ненавидит нас?

И вновь пустынные коридоры. Слуги совершенно распустились, позволив пыли посеребрить высокие стулья, изящные шкафчики и огромные зеркала. Кроме того, вездесущая вонь буквально выедает глаза. Королевский дворец в таком же упадке, как сам король и его страна.

Я распахиваю тяжёлую дверь и останавливаюсь на пороге, не спеша входить. Непроницаемые занавеси опущены и в огромном помещении нет ни единого лучика света. Мрак и холод.

Наташа неподвижно лежит на своей кровати и её широко распахнутые глаза изучают запределье. Девушка ни на что не реагирует. И так уже третий день. Хорошо, хоть перестала кричать. От её жалобных воплей мне хотелось бежать, куда глаза глядят. Как же всё глупо вышло…

Илья, сидевший у изголовья, поднимается и подходит к нам. Парень выглядит утомлённым. Оно и не удивительно: с самого происшествия он ни на шаг не отходит от Наташки. Молодец. Я бы так не смог.

— Никаких изменений, — Илья морщится, — я пытался с ней говорить, но это — бессмысленно. Такое ощущение, будто в теле вообще никого нет. Пустая оболочка.

— Может именно так мы и умираем? — спрашивает Галя и в её голосе звучит тень ужаса, — она же холодная, как ледышка и не шевелится!

Илья только пожимает плечами. Его явно не тревожит предположение Галины. Я прислушиваюсь к себе. Боюсь ли я смерти? Нет. Жизнь — прекрасна и умирать нет никакого желания, но страха нет. Что ж, если это действительно наша смерть, встретим её спокойно и с достоинством.

— Королева вернулась? — вдруг спрашивает Илья и в ответ на моё недоумение, поясняет, — видел её карету у входа. Кажется, там ещё был Витя.

Виктор?

Королевская библиотека — самое тихое и безлюдное место во всём дворце. Мало кого, из дворян, интересуют покрытые пылью тяжёлые тома, устало развалившиеся на стеллажах и вращающихся полках. Здесь можно отыскать всё, что угодно: новые издания, щеголяющие печатным шрифтом и цветными гравюрами; древние фолианты, с рукописным текстом и примитивными рисунками, и даже, абсолютно дряхлые, свитки с выцветшими буквами, на языках, неведомых подавляющему большинству.

Когда я ощущаю усталость от всего и всех, я всегда иду сюда. Приятно сидеть в уютном полумраке, неторопливо вкушая описания дальних стран и городов, сравнивая их с собственными впечатлениями. Почти всегда чтение напоминает выслушивание смешных анекдотов, особенно в сочетании с дурацкими картами, щеголяющими надписями типа: «Здесь никто не живёт» или «Здесь обитают монстры» и даже «Здесь кончается божья суша и океан».

Сегодня мне попалась историческо-богословская ерунда, под кратким наименованием: «Основы». Какой-то, из давно умерших, священников, раздуваясь от собственной важности, пытался давать пояснения к канонической книге местных святош: «Беседы с Господом». Автор то съезжал на резкую критику своих коллег, то принимался истерически обвинять еретиков и язычников, временами сваливая всех в одну, общую кучу. К середине опуса становилось понятно: во всём мире существует лишь один, истинно верующий — автор этой книги.

Дверь в библиотеку тихо скрипнула, и я поднял голову, уставившись на бледного, от страха, лакея, мнущегося около входа. Дьявол, ведь специально же поставил болвана снаружи, чтобы никто не смог мне помешать! Так какого чёрта? Впрочем, только очень важная причина могла вынудить слугу преодолеть ужас перед гневом сверхъестественного существа. Перед моим, то есть.

Тяжело вздохнув, я поманил пальцем, заметив, как просияла от радости, белая потная физиономия.

— Господин, — слуга согнулся, едва не воткнувшись лбом в дощатый пол, — прошу прощения, за беспокойство, но вас спрашивает какой-то человек. По виду: из простолюдинов.

— Ну и на кой он мне сдался? — прошедшее раздражение очень быстро возвратилось, — как он вообще сумел пройти во дворец? Как там у вас принято — всыпьте ему плетей и гоните прочь. А если ты ещё раз помешаешь — убью.

Лакей тяжело сглотнул, обретая цвет безупречного алебастра. Уж кто — кто, а обитатели королевских апартаментов хорошо знали, как легко мы отправляли людей на встречу с их богом. Наташа утверждает, что это мобилизует и дисциплинирует.

— Г-господин, — о, начал заикаться, — человек сказал, будто он ваш знакомый. Вроде бы, когда-то вы его хорошо знали.

Может кто-то из людей Ножика? Последнее время он нечасто просит меня о помощи, да и немудрено: ведь под его крылышком оказалась вся преступная рать Лисичанска. Впрочем, до меня дошли слухи о крупных разногласиях между бандитами и лидерами строительной гильдии.

— Хорошо, — я раздражённо махнул рукой, — веди. Сам останешься снаружи и не вздумай никого пускать, пусть тебя хоть режут на куски.

Гостя не было достаточно долго, и я успел перелистать пару десятков страниц, веселясь всё больше. Под конец «Основ» автор окончательно сбрендил, объявив скорый конец света и принялся подробно и живо описывать все его этапы. Именно здесь я ощутил пробуждение интереса к постной писанине. Обязательно порекомендую Наташке — пусть обзавидуется бурной фантазии автора: до некоторых способов умерщвления человеков не додумалась даже она.

— Ну, привет.

Я опустил книгу, несколько офигев от подобного приветствия. Такие вольности позволяли себе лишь девочки да Илья. Человек, осторожно закрывавший дверь, с первого взгляда, показался мне абсолютно незнакомым: невысокого роста плотный бородач с коротко стриженым светлым волосом на круглой голове. Одно ухо чуть надорвано и неровно приросло, а из-под клиновидной бороды ползёт по щеке к глазу тонкий шрам.

Одежда простая, но хорошего качества, обычный житель столицы себе такую вряд ли позволит: коричневые штаны с кожаными вставками заправлены в добротные башмаки, а зелёная куртка изобилует множеством кармашков. Лохматый берет крепко зажат в четырёхпалой руке.

Человек закрыл дверь и криво ухмыляясь, уставился на меня. Я прищурился и нечто смутное начало всплывать из серых глубин.

— Хм, почти уж два десятка годков миновало, а ты ни капли не изменился, — неизвестный покачал головой и ткнул пальцем в свободное кресло, — не станешь возражать, если я присяду?

Серая муть наконец-то прорвалась, выпустив наружу изрядно потрёпанное воспоминание. Ну и ну, кто бы мог подумать!

— Витя, — это я скорее самому себе, — ладно, присаживайся.

— О, вспомнил! Какая честь, — человек с явной нерешительностью оглядел стульчак, обшитый розовым бархатом и присел на самый краешек, — так долго вспоминал, потому что я сильно изменился? Или недосуг запоминать пришельцев из прошлой жизни?

— Не трынди, — я отложил книгу и забросил ногу на ногу, разглядывая непрошенного гостя, — изменился и очень сильно. Нехило так тебя местная жизнь потрепала. Чего раньше не приходил? Могли бы чем-нибудь помочь. Пашка у нас, вон, в дворянах ходит, собственный особняк имеет, глядишь и тебе бы чего сунули.

Витя криво усмехнулся и обвёл взглядом высокие потолки, золочённые канделябры и роскошную мебель. Потом посмотрел мне прямо в глаза и покачал головой.

— Я виделся с Павлом. Прости, но все ваши титулы и прочее у него поперёк горла стоят. А я и сам немалого добился. Если интересно, могу рассказать.

Было ли мне интересно? Скорее — нет. Однако, почему бы и не послушать. Заодно попытаюсь припомнить, откуда я знаю этого персонажа. Витю я помнил весьма смутно. Кажется, давным-давно мы вместе шли в Лисичанск от Хрустального озера, где была какая-то золотая дыра. А вот до этого — серый туман. Почему этот человек сопровождал нас, кто он, почему ушёл? Ни хрена не помню.

И разве это так важно?

Человек заёрзал, устраиваясь поудобнее. Видно было, как окружение давит на него, принуждая ощущать не в своей тарелке.

— Давай, — я ободряюще кивнул, — да ты устраивайся поудобнее. Не бойся, если кто-то сделает замечание, я ему голову оторву. Серьёзно.

Он замер.

— Наслышан о ваших подвигах. Честно говоря, вами детей пугают.

Я засмеялся. Лично слышал, как служанка, укладывая спать малолетнюю дочку, угрожала её приходом Королевы. Ну и пусть. Приятно, когда тебя считают неотъемлемой частью городского фольклора. Правда, Наташа здесь вне конкуренции.

— Да брось ты, рассказывай.

— Сначала было очень тяжело. Почти ничего не понимал, не мог даже милостыню просить, а о работе и речи не было. Наверное, если бы была зима — сдох бы в первый же день. Месяц просто загибался от голода, учился крыс ловить, жил с какими-то оборванцами под мостом. Пытался понять их трескотню, кстати, оказалось действительно очень похоже на немецкий. Как язык начал понимать — стало намного легче.

Осенью устроился с другими, такими же нищими, работать на одного фермера, урожай собирать. Хозяйство у него было — дикий примитив, так я подсказал, как полив организовать и укрывать овощи. Потом ещё какую-ту фигню сделал, уже и не помню, но хозяину понравилось. В общем, оставил он меня. Пять лет я работал на него, как проклятый и копил деньги. А как накопил — вступил в артель строителей, — на физиономии Вити появилась самодовольная улыбка, — а там за десять лет вырос от подмастерья до соглавы Гильдии. Ну и вот, совсем недавно, объединились мы с гильдией лесорубов, а я организовал нечто, наподобие профсоюза. Если бы ещё не местные бандиты, вообще бы горя не знали.

Ага, так вот с кем Ножик кусок не поделил. Ну что же, весьма поучительная история. Можно записать в книжку и читать ленивым детишкам: вот, дескать, если будете работать, то станете такими же успешными, как этот пузан.

— Очень рад за тебя, — равнодушно бросил я, — к нам то, каким ветром занесло? Похвастаться зашёл? Или тебе с Ножиком поспособствовать?

При упоминании местного авторитета, Витя прищурился. Потом отрицательно покачал головой.

— Да нет, сами с усами. На самый худой конец — откупимся, деньги есть, просто неохота их дарить всяким недоноскам. Есть проблема посерьёзнее и деньгами она не решается.

Странно. Как мне казалось, через маленькие металлические кружочки здесь решается практически всё. Ах нет, иногда проблема решается через устранение источника проблемы. Витя заёрзал, вскочил на ноги и начал метаться между стеллажей, нервно комкая берет в ладонях.

— Я собираюсь жениться, — он провёл беретом по лбу, — она — хорошая девушка и мы любим друг друга.

— Так ты приглашение на свадьбу принёс? — я рассмеялся, а человек дико уставился на меня, — да шучу я, шучу! Поздравляю, плодитесь и размножайтесь.

— Так вот, есть проблема, огромная проблема, — Витя вновь сел и в сердцах бросил берет на стол, — моя невеста, Марьяна, она из крепостных графа Усинского. Знаешь такого?

— Естественно. При дворе бывает нечасто, но запоминается. Воняет от него, как от козла, а одевается, точно долбаное пугало. Лилия, ну королева, от него в полном восторге. Говорит: когда граф рядом, шута можно отпускать.

Витя выглядел несколько ошарашенным.

— Королева, — потерянно пробормотал он, — ах да, прости, я забыл, где ты обретаешься. Так вот, для нас граф тоже пугало, но совершенно иного рода. У старого урода есть правило: если кто-то, из принадлежащих ему девушек, выходит замуж, правило первой ночи вступает в силу. А эта самая первая ночь иногда продолжается несколько недель. Я предлагал большие деньги, но граф только посмеялся и приказал выгнать меня взашей.

— Ну и пусть, — я не мог понять сути проблемы. Если бы я переживал всякий раз, когда мои девушки спят с кем-то другим, никаких нервов бы не хватило, — получишь потом свою Марьяну, целую и почти невредимую.

Глаза у мужчины поползли на лоб.

— Но я не хочу, чтобы старый козёл трахал мою невесту! — Витя помотал головой, отчего редкие соломенные волосы на круглой голове встали дыбом, — не знаю, какие у вас здесь, при дворе, обычаи, но мы любим друг друга, и я не готов делить свою любовь с кем-то ещё!

— Ладно, ладно, — я поднял ладонь, останавливая его вопли, — понятно. Прекрати. Ты не хочешь отдавать свою … Марьяну во временное пользование Усинскому и поэтому пришел сюда.

— Угу, — он вновь вцепился в злосчастный берет, — когда я узнал, насколько вы все близки к королю, то подумал: чем чёрт не шутит! Может кто-то из вас, по старой дружбе, согласится помочь, переговорит с королём и тот прикажет графу. Это же не сложно?

Поговорить с Робертом? Бесполезная затея. Даже если он будет трезв, то просто мутно посмотрит сквозь меня и вяло пообещает постараться. Тут же забудет о моей просьбе и напьётся до беспамятства. Лилия? Симон? Эти двое могут, но вот вопрос: хочу ли я решить Витькину проблему именно так?

Это же скучно!

Я улыбнулся своим мыслям. Пора покинуть это пыльное душное помещение и нанести визит графу-затейнику.

Ну и ещё пара нюансов. Оля уехала куда-то, на побережье и отсутствовала вот уже месяц. Это — совсем неудивительно, учитывая скорости перемещения здешних экспрессов. Например, когда мы с Наташей полгода плыли к соседнему континенту и столько же, обратно, я проклял и чёртов парусник, и всех его беззубых матросов.

Итак, Оли нет, а Галя уже пару недель докучает мне требованием повеселить заскучавшую девушку. Значит, Симон опять вовсю погрузился в государственные дела и ему недосуг выгуливать требовательную любовницу. Может, поссорились, такое у них тоже приключается. Стало быть, беру с собой Галю, но не только.

Надо бы чем-то занять Наташу, которая, вот уже третьи сутки подозрительно тиха. Обычно такие периоды затишья заканчиваются вспышкой кровавой вакханалии, когда люди Тайной Канцелярии с ног сбиваются, пытаясь скрыть следы веселья Королевы. Симон тогда приходит ко мне и молча пьёт коллекционный коньяк из моих запасов. Глаза у графа в такие моменты печальные, как у больного пса.

Взять Илью? Последние три месяца мы вновь тайно встречаемся с Виленой и кажется, мой товарищ начал подозревать неладное, потому как разговаривает сквозь зубы и старается не покидать обжитого гнёздышка. Ладно уж, дам ему передышку, пусть насладится простым счастьем влюблённого идиота, лишённого дурацких подозрений.

Ясно, поедем втроём. Однако же, я задумался и совершенно позабыл о госте, который, высказав просьбу, терпеливо ожидал ответа. Тем не менее, по круглой физиономии хорошо заметно, как ему неприятно обращаться ко мне. Чем же мы были связаны? Добивались взаимности одной девицы? Экая фигня в голову приходит. Не помню. Ну и ладно.

— Поможешь? — в голосе прозвучали умоляющие нотки, — совершенно дурацкая ситуация: если бы не артель, бросил бы всё к чёртовой матери и увёз Марьяну, куда подальше! Впрочем, ещё и родственники её…Все у графа в крепостных, куда такую ораву девать?

— Помогу, Витюша, как не помочь старому, гм, знакомому, — я отшвырнул книгу прочь и щёлкнул пальцами. Тотчас в приоткрывшейся щели возник бледный нос лакея, — Королева и Кошка во дворце?

— Королева в тронном зале, — лакей принялся запинаться, а после дрожащим голосом, продолжил, — насчёт Ко…Где Леди, я не знаю. Узнать?

— Естественно, — я поднялся на ноги, и Витя тотчас со стула, — найдёшь меня в тронном и доложишь. Чем быстрее найдёшь — тем лучше, для тебя. Заставишь ждать — пожалеешь.

Как ветром сдуло. Я подмигнул своему гостю и похлопал по плечу: пошли, мол.

Пока мы добирались из дальнего крыла в центральные области, я имел возможность наблюдать за реакцией спутника на все эти подзатёртые ковры, поистёршуюся позолоту и подъеденные жуками резные панели.

Хоть бери и пиши книгу: «Сто оттенков благолепия». А когда навстречу попадался какой-нибудь мелкий виконт, Витя и вовсе прятался за мою спину, сгибаясь в низком поклоне, даром что дворянчик и сам норовил удрать, куда подальше, нервно бормоча слова приветствия.

О, какие люди! Впрочем, не все и не совсем.

— Привет, Илюха, — физиономия у кореша преисполнилась желчью, — здравствуй, красавица.

Вилена испуганно покосилась на спутника, но позволила поцеловать пальчики на руке. Витя, как ты кстати! Недовольство на лице Ильи сменилось искренним изумлением, когда он уставился на соломенноголового толстячка. Тот ответил ему не менее удивлённым взглядом.

— Илья? Пресвятые…Вы так похожи!

— Вот и пообщайтесь, — я потянул Вилену за руку, и она испуганно отошла к окну, откуда открывался отличный вид на какой-то покосившийся замшелый лабаз. Королевское подворье, ха! — на сегодня всё отменяется, моё солнышко.

— Почему? — пробормотала она, мышкой косясь на Илью, — я уже придумала историю про монастырь Сияющего Крыла и договорилась с настоятельницей. Мы же не виделись уже целую неделю!

— Знаю, милая, — я поцеловал её. Увидит Илья? Плевать! — срочное дело. Видишь того пузана? Клоун Усинский задумал трахнуть его невесту, перед свадьбой. Граф такой затейник! Но придётся испортить ему всю малину и позволить свадьбе свершиться без лишних купюр.

— Это так благородно, — девушка провела ладонью по моей щеке, позволив ощутить дрожь её тела. Чёртов Витя, обломал такой кайф! — я всегда говорила: ты — хороший, просто скрываешь доброту под звериной маской.

Подошёл Илья и высверлив во мне пару глубоких отверстий своими жёлтыми гляделками, притянул Вилену к себе. Кажется, дрожь в теле девушки стала ещё сильнее.

— Ты поможешь Витьку? — подозрительно, словно ощущая некий подвох, осведомился товарищ, — зная тебя…

— Не слушай его, Витюша, — я широко ухмыльнулся щурящемуся человечку, — все его слова — беспардонная ложь и навет. Я — самый белый и пушистый при дворе короля Медведки. Недаром знающие люди называют меня Ангелом.

— Ты — Ангел?!, — Витю словно отклонило назад, — так это про тебя…Впрочем, неважно.

— Держи с ним ухо востро, — буркнул Илья и кивнул головой, — а ну, отойдём.

Мы проследовали в небольшой круглый кабинет-студию, где за расстроенным клавесином меланхолично музицировала Жанна — компаньонка Лилии и, одновременно, её личная секретарша, симпатичная брюнетка, уделяющая чересчур много внимания крепким винам. Вот и сейчас девушка сделала перерыв для глубокого поцелуя с высоким бокалом. Похоже музыкантша уже успела принять столько, что даже не заметила нашего появления.

— Знаешь, — нервно выплюнул Илья, — иногда я очень сильно жалею об отсутствии оружия, способного нас убивать.

— У тебя вновь появились суицидальные мысли? — осведомился я и сделав пару шагов вперёд, подхватил падающую Жанну, — зайчик, ну нельзя же так издеваться над собой! Вот так, давай сюда, на кушеточку.

— Ты отлично знаешь, о чём я говорю, — товарищ набычился, но попыток схватить меня за одежду или сунуть в рыло не предпринимал. В прошлый раз, когда мы выясняли отношения, ему пришло в голову отхлестать меня по физиономии, и я тотчас впечатал его в стену, — какого дьявола ты никак не оставишь нас в покое? Неужели мало других женщин и девушек? Слушая истории о похождениях Ангела, создаётся впечатление, будто ты умудрился перетрахать всю Влась и половину остального мира, в придачу.

— Ну почему же, половину, — скромничая, промурлыкал я и уложил посапывающую девушку, — Илья, да перестань ты! Мы с Виленой не встречаемся вот уже два года. Успокойся.

— Угу, именно поэтому она хранит в своём потайном ящичке портреты, письма и прочую ерунду, связанную с тобой, а мне рассказывает странные истории о внезапно захворавших монашках, которых необходимо срочно посетить.

Так, Вилену немедленно отправить на курсы по вранью, уж больно никудышная она лгунья.

— Это дерьмо продолжается уже больше десяти лет, — Илья отвернулся и прижался лбом к стене, — и при всём, при этом, я же знаю: она любит меня, но и тебя оставить не может. Как ей объяснить, что ты не благородный рыцарь под маской зверя, а тот самый зверь.

— Женское сердце не обманешь, — я развёл руками, — уж оно то понимает, кто есть, кто. Думаю, именно женщина, рано или поздно, поможет мне в трудный период, пробудит во мне человека, заставит чувствовать и сопереживать. Ну а потом я влюблюсь и…

— Балабол, — Илья махнул рукой, — когда в мои руки попадёт оружие, способное прикончить тебя, то одной дыркой дело не обойдётся.

— Как, — я смеялся, — и в момент смертельной опасности ты не подставишь свою грудь, защищая меня? Не отдашь свою жизнь за меня? Ужас, поверить в подобное не могу!

— С тобой бесполезно разговаривать. Ладно, слушай: сделай хоть одно доброе дело, спаси Витькину невесту и при этом не наломай дров, как обычно. Хорошо?

— Слушаюсь! — я приложил ладонь ко лбу и свёл брови воедино, — разрешите выполнять?

Илья только рукой махнул и тяжело вздохнув, ухватил Вилену под руку, не позволив девушке даже приблизиться ко мне. Смешной! Парочка удалилась так быстро, словно их преследовали черти. Впрочем, как говорят в Лисичанске, иногда чёрта немудрено спутать с Ангелом. Витя, открыв рот, смотрел на это представление, явно не понимая его сути.

— Пошли, — я хлопнул его по плечу, вынудив закрыть рот, — так, когда, говоришь, у тебя свадьба?

— Послезавтра, — Витя, морщась, потёр ушибленное место, — всё уже готово к торжествам и если бы не…

— Тянул до последнего, — задумчиво пробормотал я, — значит успел перепробовать все другие варианты и лишь после отправился ко мне. Не доверяешь, значит?

Человек остановился и насупившись, уставился в пол у своих ног. На загорелой коже лба выступили бисеринки пота. Ну ка, ну ка, думаю сейчас меня одарят некой правдой-маткой. Обожаю такие моменты, ведь они случаются так нечасто: в глаза вообще не говорят, да и за спиной всё реже шушукаются.

— Ты хоть представляешь, какие о вас рассказы ходят среди людей? Одна коронация чего стоит! Хоть батюшка и говорит, будто в тот день Всемогущий, — Витя достал из-под камзола звезду и прижал к губам. Хм, — явил всеблагую милость, но мы то знаем: гора трупов не есть признак божьего милосердия.

— Но ты всё же пришёл, — спокойно констатировал я. Витя заблуждался: истории о демонах короля были мне известны даже лучше, чем ему. Симон собирал и хранил в архивах все, в том числе и те, за которые можно было запросто угодить в подвалы Тайной Канцелярии, — ладно, проехали. Обещал помочь — значит помогу. Сейчас только встретимся с Королевой и Кошкой.

— Это те, о ком я думаю? — человек выглядел испуганно-настороженным, словно ожидал нападения, — и зачем собирать так много участников?

— Это, Витюша, Галя и Наташа, — я неторопливо шествовал вперёд, по спешно пустеющим коридорам дворца, — просто хочу свозить девочек в глубинку. Пусть прикоснутся к источнику народного духа, напитаются пасторалью, а то их последнее время всё по заграницам носит. Космополитки чёртовы, как их ещё назвать.

Честно говоря, я почти не вдумывался в собственные слова, точно так же, как и не обращал внимания на человечка, семенящего рядом. Память упорно отказывалась открывать те воспоминания, которые относились ко времени нашего прибытия в Лисичанск. И если прежде это не особо волновало меня, то сейчас я ощущал нарастающее бешенство. Можно было, конечно, поинтересоваться у спутника, откуда, чёрт побери, я его знаю, но выказывать слабость перед человеком? Никогда!

Лакеи, синхронно прогнувшись, распахнули двери в тронный зал и так слаженно, захлопнули их за нашими спинами. За последнее десятилетие помещение заметно улучшилось, прибавив, как в пышности, так и во вкусе. Убранством занимались Лилия и Наташа, выколачивая из Роберта все необходимые им средства. К дьяволу дурацких ангелочков и херувимов — чистый голубой свод и белоснежные стволы тонких колонн вдоль стен.

Система зеркал, разработанная лучшим физиком Власи, позволила обойтись без громоздких люстр, обеспечив зал великолепным освещением, напоминающим дневной свет. Фокус его сходился на двойном троне, как бы заключая его в ослепительный водопад сияния. Когда видишь первый раз, просто мурашки бегут по коже. Люди так говорят.

Сейчас королевский трон был полностью занят. Но если одна из половинок оказалась занята по праву, то вторая…В общем, Лилия и Наташа вели обстоятельную беседу, игнорируя присутствующих лакеев, фрейлин и охрану, словно их и не было. Лилия лениво общипывала огромную кисть винограда, а Наташа, положив ножки на пунцовый пуфик, позволила мускулистому слуге делать ей массаж ступней. Насколько я знал, если массажист окажется хорошим профессионалом, его может ожидать неожиданное вознаграждение. Или — нет. Мысли в голове Наташи блуждали по весьма непредсказуемым траекториям и понять их ход не мог никто.

Даже я.

Охрана было встрепенулась, но увидев, кто пожаловал, постаралась, как можно тщательнее, изобразить скульптурную группу. А если подумать: кто может угрожать Лилии в присутствии Наташи? Кроме самой Наташи, разумеется. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Эй! — крикнул я, приближаясь и насладился эхом, шустро удравшим за колонны. Акустика тут воистину божественная: когда группа смазливых монашек поёт, а капелла, я просто растворяюсь в океане наслаждения, — разрешите поучаствовать?

Ната приподняла бровь и ухмыльнулась. Потом её вторая бровь уподобилась соседке. Девушка уставилась за мою спину.

— Ты завёл себе личного шута? — она взялась пальчиками за подбородок, — где-то я его уже видела…Очень давно.

— Здравствуй, мой ангел, — Лилия встала с трона, чтобы поцеловать меня, — и действительно, какую такую мышку приволок наш котик?

Ната пихнула массажиста и тот плюхнулся на задницу, недоумённо уставившись на девушку. Но та уже забыла про него и насупив брови, двинулась в сторону коленопреклонённого Вити, ткнувшегося лбом в бликующий пол.

— Вреда не причинять, — тихо сказал я, когда Наташа проходила мимо, и она согласно кивнула, — интересно, вспомнишь или нет.

У самого то, кроме имени так ничего и не всплыло.

— Ха, — выдохнула девушка и остановившись рядом с человеком, медленно приподняла его голову, взявшись за подбородок. Некоторое время она пристально вглядывалась в напряжённое лицо, — вроде бы похож на местного, но нет — черты лица скорее присущи жителям архипелага. Хоть откуда здесь островитяне? Тем более, простолюдин, — она прищурилась, — чёрт возьми, вот это встреча! Здравствуй, Витя и прекращай изображать зародыш.

Я медленно хлопнул в ладоши, и Наташа очень важно поклонилась, после чего рассыпала вокруг звонкие колокольчики смешков. Витя изумлённо уставился на неё, а потом, повинуясь настойчивому жесту, поднялся с колен.

— Привет из прошлой жизни, — совершено спокойно заметила Наташа и вернулась ко мне, — иногда очень даже полезно вспомнить, кем была бабочка, перед тем, как покинула кокон.

— И кем же? — саркастически осведомился я, но вместо ответа получил лишь поцелуй, благоухающий цветами.

Теперь Лилия и Наташа стояли по обе стороны от меня и внимательно разглядывали Витю, нерешительно мнущего берет. Кажется, в данный момент, человек больше всего желал провалиться сквозь землю.

— Итак, прошу любить и жаловать, — обратился я к королеве, — наш старый знакомый — Виктор, насколько я понимаю, он занимает важный пост в Гильдии Строителей, — Лилия заинтересованно взглянула на нервничающего посетителя: последнее время она всё больше вникала в государственные дела, практически задвинув непрерывно пьющего Роберта в свою тень, — однако здесь он по личному вопросу.

Продолжая представление, я подошёл к трону и занял половину, предназначенную королю. Девушки переглянулись, и Наташа кивком дала разрешение. Лилия тотчас плюхнулась на мои колени и охватив изящной ручкой за шею, пощекотала за ушком. Ната успела облачиться в строгий костюм приглушённых тонов и сделала заинтересованное лицо. Тем не менее, я хорошо знал: весь её интерес — обычная маска. Витя ошеломлённо взирал на это действо, но он оказался единственным удивлённым; свита ничем не выдавала чувств: воспитание. Да и успели уже привыкнуть.

— А вот и я! Всем чмоки! — ну вот, теперь наша дружная компания в сборе, — пуся, почему не заглядываешь? Лилечка, моё ты солнышко, я такой фасончик для тебя присмотрела: закачаешься! А это ещё что за чучело?

«Чучело» и Галя уставились друг на друга, потом по лицу Кошки прошла некая рябь, но тут же исчезла. Девушка, продолжая щебетать, протанцевала к трону, успевая раздавать поцелуи, щекотать охранников и менять костюмы, демонстрируя «фасончики» королеве. Наташа тяжело вздохнула и откинулась на спинку трона, вопросительно глядя на меня.

— Девочки, — Галя умолкла и присела на подлокотник королевского насеста, — позвольте закончить. Итак, как я уже говорил, у Вити имеется просьба личного характера.

— Вити? — вскинулась Галя, но под строгим взглядом Наты, взмахнула руками, — всё, всё, молчу!

— Так вот, наш гость намеревается жениться, но некий, знакомый нам всем, граф Усинский, на правах владельца посёлка, имеет желание первым испробовать невесту этого человека.

— В чём проблема то? — тихо проворчала Наташа, — пусть его…

— Кажется, есть такой дурацкий закон, — Лилия задумалась, — надо бы его отменить: глупость чистейшей воды. Но это потребует определённого времени. Когда состоится свадьба?

— Послезавтра, — я поцеловал её в щёку, — так что, твой вариант — не вариант. Предлагаю навестить графа-проказника и убедить его отказаться от дурацких притязаний. Мы же сможем быть весьма убедительны, если пожелаем.

Галя хихикнула и принялась накручивать мой локон на свой пальчик, а Лилия помрачнела и нахмурилась. Некоторые наши методы убеждения королева открыто критиковала, обвиняя нас в излишней кровожадности.

— Я могла бы написать письмо графу, — неуверенно пробормотала Лилия, — этого вполне достаточно. Ни один из дворян…

— Ни один из дворян, моя милая, не сознается в ослушании и ни один из черни не рискнёт выдать своего хозяина. Поэтому Усинский спокойно сожжёт твоё послание и тут же забудет о его существовании, — королева лишь пожала плечами: она знала своих вассалов не хуже, чем я, — а вот визит двух очаровательных девушек и твоего покорного слуги — совсем другое дело.

— Что от меня требуется?

— Комфортабельный экипаж и лошади порезвее. Насколько мне известно, Усиновка находится в пятнадцати лигах севернее Лисичанска и дороги там не блещут особой ухоженностью.

— Ты клевещешь на королевскую власть! — Лилия ущипнула меня за бок, — ещё скажи, будто деньги, предназначенные для ремонта дорог, разворовали и потратили на увеселения.

— Можно подумать, не так, — меня ущипнули ещё сильнее, а Наташа громко расхохоталась.

Витя наблюдал за нами со странным выражением на лице, точно у него зверски болел зуб, но он опасался притронуться к щеке. Симон, как-то, то ли в шутку, то ли всерьёз, укорил меня: дескать наши вольности с представителями королевского семейства вводят непривычных зрителей в настоящий ступор. Во дворе то все уже давным-давно привыкли.

— Велимир, — не успела королева произнести имя, а небольшого роста чернявый парень уже заглядывал ей в рот, сжимая в длинных пальцах крошечный блокнот и перо, — распорядись: пусть запрягают мою выездную карету и подберут рысаков поприличнее. Последнее поступление — просто ужас какой-то, сплошные одры! Да и ещё, когда закончишь на конюшне, метнись в баню, пусть как следует прогреют воду и добавят розовых лепестков. Свободен.

Парень исчез, как его и не было.

Королева надумала принимать ванну. А ведь как брыкалась и визжала, когда я первый раз опустил её обнажённое тело в исходящую паром лохань! Идиотские поверья о потусторонних демонах, входящих исключительно в чистое тело, искоренялись, но, к сожалению, слишком медленно. Впрочем, для дворян, особенно молодых, существовал мощнейший стимул, подстёгивающий тягу к личной гигиене. Каждый хорошо знал: чтобы попасть в постель ко мне, или к моим девочкам, недостаточно одной природной красоты и обаяния. Как говаривала Наташа, вышвыривая назойливого грязнулю из окна: «Чистота и гигиена — залог продолжительной жизни».

— Хотела наведаться в одно место, — задумчиво пробормотала Наташа, выбираясь из уютных объятий трона, — ну да ладно, скажу Паше, он и сам позаботится.

— Собачку не берёшь? — хихикнула Галя и шлёпнул излишне болтливую девицу по губам. Она зашипела, — да ладно тебе! Все же знают, как его Натка зовёт.

— Что дозволено Юпитеру, от того бык получает по губам, — в целях компенсации урона я поцеловал её, — дуй-ка ты на конюшню, вместе с Витьком. Заодно покажешь ему все злачные места королевской обители, а он расскажет тебе историю своего успеха. Может и научишься чему…

— Ха, — она вздёрнула носик, — ещё раз, ха! Какой-то человек меня будет учить.

После того, как мы остались одни, насколько это было возможно в толпе слуг и фрейлин, я ссадил королеву на соседнее седалище и повернулся к ней, склонив голову, чтобы нас никто не подслушал.

— Теперь можешь говорить, — прошептал я, — весь разговор тебя просто разрывало, от желания вмешаться, но ты сумела сдержаться. Или ты стеснялась именно меня?

— Нет, — она помотала головой, — не тебя и не твоих друзей. Я даже не знаю, как это высказать…Твоё отношение к людям, ко всем людям, даже к тем, кто вроде бы дорог тебе. Я, Милята, Вилена, даже про нас ты забываешь во имя азарта, развлечений или своих амбиций. Все мы периодически страдаем, когда тебя начинает заносить, хоть стараемся этого и не показывать. Но хуже всего, во всём этом, что ты не ощущаешь никакого чувства вины, когда причиняешь нам боль!

— Постараюсь следить за своими поступками, — серьёзно сказал я, не ощущая внутри ничего, кроме спокойной пустоты, — но к чему весь этот пафос?

— Мне ничуть не жаль Усинского, — Лилия вновь покачала головой, — но если твои увлечёшься, могут пострадать люди. Много абсолютно невинных людей. Пообещай держать себя в руках.

— Обещаю, — улыбнулся я и в мыслях не имея намерения сдержать слово.

— В общем то, никто толком не знает, — Наташа опёрлась локтём о дверцу экипажа и подставила гладкое лицо порывам ветра, — скорее всего, эпидемия чего-то, вроде Напасти, но вполне могло быть и нападение кочевников, в то время их ещё не отогнали далеко в степи. Мы с Олей довольно долго изучали развалины, но так и не смогли понять. Есть следы пожара, но его причины…

— Кладбище выглядит намного лучше самого города, — хмыкнул я и пощекотал животик Галины. Именно она, кстати, и начала разговор о Проклятом Погосте, — поэтому большинство кладоискателей рыскает именно там, а в остатки Лунного стараются не соваться.

— Теперь то проще, — ухмыльнулась Наташа и подмигнула Гале, — а раньше никто не мог понять, почему люди, возвращающиеся с Проклятого, иногда бесследно исчезают. Дылда то знал, но помалкивал, до поры, до времени.

Карету тряхнуло и Витёк, сидевший в самом углу экипажа, громко щёлкнул зубами. Галина хихикнула и ткнула меня пальцем в бок. Для неё эта поездка была обычным путешествием, коих она уже успела перенести огромное множество. Какая разница, куда катить: на север, к огромным белым чудовищам, роющим норы в исполинских сугробах или на юг, в бесконечные чёрные пустыни, среди которых изредка попадаются островки ярких деревьев и бездонных ледяных озёр. Поначалу всё это завораживало, но после накатывала скука и мы вновь возвращались в Лисичанск, проклиная его грязь и вонь. Вот такая ностальгия.

В отличии от подруги, Наташа хорошо осознавала, наша поездка — не совсем то, чем кажется. Именно поэтому и оставила Пашу во дворце, отправив с каким-то пустяковым заданием в казначейство. Временами девушка задумчиво посматривала в мою сторону, меняя золото глаз на бездонный мрак непроглядного омута.

— Есть байка, про то, как вы прикончили Селезней, — подал голос Витя и физиономия Гали тотчас расплылась в широкой улыбке, — рассказывают, как вампиры гостили у этих людоедов и заключили с ними сделку, но после передумали и убили всех говнюков. Даже странно вспоминать, что я сам участвовал во всём этом.

— Давайте я лучше расскажу историю про призраков Проклятого кладбища, — с улыбкой перебила его Наташа, — она гораздо интереснее. Мы с Олей составили пару томов городского фольклора и там попадаются весьма занятные сказочки, — она подмигнула, как бы намекая, кто именно является персонажем означенных историй.

— Кажется, я уже слышала её, — задумчиво пробормотала Галя, но, обняв меня за шею, махнула рукой, — давай, всё равно не помню.

Наташа откинулась на спинку мягкого кресла и задёрнула шторку на окне, отчего цокот копыт отдалился, раздаваясь где-то, на границе слышимости. Внутренности кареты заполнил мягкий коричневый полумрак и если бы не лёгкое покачивание, можно было бы представить себя в будуаре придворной дамы: небольшие удобные диваны и кресла, маленький изящный столик и пара светильников на стене.

— Давно это было, — Ната на мгновение полыхнула глазами, отчего Витя зябко поёжился, но тут же приглушила их свет, — отчаянные парни, промышлявшие на дорогах, поймали одинокого путника, которого, невесть как, занесло на тракт в полночь. Денег у бедолаги не оказалось, точно так же, как и других ценностей. Бесполезный улов. Таких удальцы обычно бросали в канаву у дороги, чтобы они не вывели на их след городскую стражу. В последний момент бродяга предложил отвести молодцов к себе домой, посулив круглую сумму, спрятанную в погребе.

Поразмыслив, атаман согласился, но предупредил: малейшая попытка оповестить стражу и глотка неудачника тотчас окажется перерезанной. Человек согласно кивнул, но при этом, как-то странно ухмыльнулся.

Жил путник на окраине Лунного и пообещал провести разбойников кружной дорогой, обминающей посты стражи. Молодцы, скрыв лица под капюшонами плащей, отправились следом за проводником, грезя о золоте и грядущих кутежах.

Ночь та оказалась тёмной, точно в преисподней: луна убывала, а небо затянули тучи. Поднялся сильный ветер и ветви деревьев качались во мраке, словно лапы неведомых чудовищ, угрожающих путникам. Может кто, более трусливый, счёл бы это за предупреждение и повернул назад, но молодцы давным-давно позабыли про страх, как, впрочем, и про жалость к своим жертвам.

Наконец лес закончился, и горожанин повёл разбойников по улицам Лунного. Наступила полная тишина и только тёмные глыбы домов возвышались вокруг. Ни единого проблеска света, точно весь город вымер. Странным это показалось атаману и предчувствуя подвох, он достал оружие.

— Пришли, — глухо сказал их пленник, не торопясь оборачиваться и указал на домик, кажущийся необычайно крохотным.

— Так неси золото, — атаман ткнул его ножом.

— Погоди, — человек, по-прежнему, стоял спиной к удальцам, — помнишь, месяц назад вы поймали на тракте мужчину, женщину и маленькую девочку? Вы их ограбили, а после — убили.

— Может и помню, — криво ухмыляясь, бросил атаман, — тебе то какое дело?

В следующее мгновение яркая вспышка ослепила бандитов и долгое время они ничего не видели. А когда зрение вернулось, то парни обнаружили, что вокруг нет никакого города, а лишь покосившиеся плиты кладбища. Прямо перед молодцами стояло недавнее надгробие, на котором было три имени: мужское и два женских.

Страх сковал людские сердца, и разбойники бросились прочь, но кусты хватали их цепкими ветками, колючки рвали одежду, а деревья заступали дорогу. Когда парни совершенно выбились из сил и упали на землю, то обнаружили перед собой всё ту же плиту с тремя именами. Паника подняла их на ноги и погнала прочь, но в какую бы сторону они не бежали, проклятое надгробие не отпускало разбойников от себя.

С тех пор удальцов никто не видел, но говорят: если в самую тёмную ночь месяца остановиться у Проклятого кладбища, то можно услышать крики о помощи и различить светящиеся фигуры, блуждающие среди могил.

— Прикольно, — сказала Галя, — а помнишь ты ещё рассказывала сказочку про демона-проказника и похотливую кошку, сбежавшую от него прямо из кровати?

— Ты рассказывала ей эту историю? — изумился я, а Наташа хрюкнула и спрятала лицо в ладонях, — и она тебя даже не поцарапала?

Галя внимательно посмотрела на меня, потом на Натку и нахмурилась.

— Она даже не поняла, в чём соль! — плечи Наташи тряслись.

— То-то я думаю, почему Оля так хохотала, — Галька больно ущипнула меня, — похотливая кошка, ха! Ничего подобного со мной вообще никогда не происходило! Вот так. И вообще, дурацкая, абсолютно несмешная сказочка для дебильных детей.

— В Усиновке её все знают, — подал голос Витёк, на физиономии которого появилась неожиданная улыбка, — обычно её рассказывают сразу после той, где Ангел совращает жену посла, пока тот трапезничает с королём.

— Это ещё кто растрепал? — изумился я и покосился на совершенно пунцовую Галю, — понятно. В чёртовом дворце ни хрена нельзя сделать, чтобы за тобой не следило полсотни глаз! Надо будет почитать твою книгу, последить за своими похождениями.

— О, для тебя там выделена целая часть, — Наташа лукаво ухмыльнулась, — такой персонаж…Влюбиться можно.

— Или испугаться, — очень тихо проворчал Витя.

Карета остановилась, и грум в лазоревой ливрее повис на подножке, осторожно сунув веснушчатое лицо в окно. Смазливая мордашка, такие обычно нравятся Гале. Вот и сейчас слуга, точно преданная собачка, внимательно смотрел в глаза девушке, расположившейся на моих коленях.

— Прошу прощения, — грум сверкнул крепкими белыми зубами, довольно редкими, как для здешних мест, — кучер, сталбыть, пребывает в недоумениях. Дорога, её растудыть, расходится. Прямо, эт — в Усиновку, а влево, сталбыть, в именье его светлости. Так, кудыть?

Судя по речи, при дворе ещё не слишком долго. Где Галя раскопала сей лохматый подарок судьбы? Впрочем, это — её дело. Касательно вопроса…Прямо сейчас я к графу не собирался: навестим его светлость вечерком. Наташа вопросительно мотнула головой, а Витя сжал в руке многолучевой оберег, точно решалась сама его судьба.

— Давай прямо, — я поцеловал Галю в шейку, заработав ревнивый взгляд слуги, — окунёмся в пастораль, хочется почувствовать себя героем буколики, опроститься…

— Начни со смены лексикона, — Ната скорчила недовольную физиономию, — сталбыть, растудыть…Убивала и за меньшее!

— Но, но, — Галя нахмурилась, — пока даже не вздумай! Я ещё не наигралась. Что я, зря его отмывала и приводила в порядок?

Значит я угадал.

— Научи этот кусок дерьма выражаться по-человечески или, по крайней мере, молчать в моём присутствии, — Наташа преодолела приступ раздражения и вновь подставила лицо свежему ветерку, несущему аромат цветущих деревьев, вперемешку с вонью дерьма. Как всегда, на полбочки мёда — полбочки дёгтя. Здесь и повсеместно. Пропорции иногда меняются, но почему-то всегда в худшую сторону.

Полоса деревьев поредела, открывая поля, уходящие далеко, к самому горизонту, где лениво плыла кавалькада пухлых облаков. В глаза сразу же бросались ухоженные участки с золотистыми колосьями, устремившими к небесам остистые верхушки. Тёмные фигуры крестьян активно орудовали длинными предметами. Какого чёрта они там делали — не знаю, сельское хозяйство меня никогда не интересовало.

Кое где взгляд натыкался на рослого детину с увесистой дубиной в мускулистых руках. Дружинники графа, как и другие надзиратели, имели двойное задание: охранять работающих крестьян от разбойников и следить, чтобы опекаемые не отлынивали от работы.

Поля вновь сменились деревьями, но теперь — фруктовыми. Судя по всему, Усиновка успешно процветала, как и большая часть мелких поселений Власи. Стоило Лилии и Симону установить жёсткий контроль над денежными потоками королевства, позволив Роберту пить в своё удовольствие и дела пошли на лад. Если бы ещё не постоянное нытьё Ильи: дескать экономический подъём соседствует с нарастающим мракобесием. Но тут уж следует выбирать что-то одно: или университеты, или сытые горожане.

Карета замедлила ход и чей-то пронзительный голос принялся повизгивая требовать какие-то «грамоты али ишшо какие дохументы». Оглушительный хлопок кнута и жалобное повизгивание возвестило о том, что кучер вполне профессионально справился с возникшей проблемой. Да и то, каким нужно быть идиотом, чтобы остановить экипаж с королевским гербом на дверцах?

Витёк, при звуках пронзительного голоса, рванувший было к выходу, осел и широко ухмыльнулся.

— Пёс Усинского, — пояснил он, — ночью, когда действительно опасно, они удирают в трактир и щупают там местных девок, а днём выползают к воротам, показать, кто тут хозяин.

Я выглянул наружу. Около распахнутых ворот сидел в пыли долговязый бородач и растерянно смотрел на карету, пытаясь зажать ладонью кровоточащую рану на щеке. Ещё один верзила, в такой же зелёной одежде, удрал на другую сторону дороги и хлопал беззубой пастью, испуганно уставившись на герб Медведко.

— Простонародное быдло, — фыркнула Галя, прижимаясь ко мне, — надо было его переехать.

Эти её слова вызвали у меня некие полузабытые ассоциации, но смех Наташи спутал все мысли. К чёрту. Не люблю ворошить прошлое, да и зачем?

— Мой дом в самом краю деревенского тракта, — подал голос Витёк, — если пожелаете, то приглашаю в гости. Познакомлю вас с Марьяной, моей невестой.

— Почему бы и нет, — я пожал плечами, а неугомонная Галина, высунув голову в окно, озвучила направление.

— Весьма приличное поселение, даже на фоне всеобщего подъёма, — заметила Наташа, которая частенько шастала по задворкам Власи, то ли в поисках приключений, то ли, действительно, изучая древние постройки, — похоже, Усинский неплохо следит за свей собственностью.

— Какое там! — Витя махнул рукой, — больше вредит. Если бы не сельская община, да наша гильдия, посёлок давно превратился бы в пепелище. В своё время, люди графа просто обожали, заложив за воротник, швырять факела в крыши домов. Развлекались.

Если он пытался пробудить сочувствие в ком-то, из присутствующих, то его усилия пропали втуне. Ольга да Илья, вот кто бы его внимательно выслушал и пожалел, а Натка с Галей…Для первой, человек являлся не более, чем абстрактным символом, смерть которого ничего не меняла в системе её личных ценностей и приоритетов, а для второй существовали лишь привлекательные особи мужского пола. Впрочем, большинство из них, очень быстро надоедали ветренице, смещаясь в область пищевого интереса. Про себя я и вовсе молчу. Илья постоянно называет меня бесчувственной скотиной, забывая, на какие уступки я пошёл, ради него. В общем, если я — бесчувственная скотина, то он — неблагодарная.

Маленькие ухоженные домики, крытые свежей соломой, сменились более крупными зданиями, с блестящими черепичными крышами. Сразу ощущается дистанция между местной беднотой и деревенской элитой. В городах, правда, эта пропасть гораздо шире.

— Мой дом — следующий, — подсказал Витя и Галя приказала кучеру сбавить ход, — вон тот, с красным фасадом.

Хм, а наш подзащитный действительно неплохо устроился: этот домик оказался самым большим и представительным. Двухэтажное здание, с чем-то, подобным башенке и колоннами у входа. Такие постройки могли позволить себе не самые бедные, из дворян Лисичанска, а тут — даже не дворянин.

— Добро пожаловать, — с плохо скрываемой гордостью, возвестил Витя и полез наружу, — прикажу подавать на стол.

— Витя, — очень мягко сказала Наташа, выскальзывая из кареты, — мы не питаемся вашей пищей. И не любим смотреть, как жрут люди.

Человека точно молнией ударило. Он остановился и уставился на нас приоткрыв рот. Похоже, спутник успел привыкнуть к облику спутников и позабыл, кого собственно попросил о помощи. Обстановку разрядила Галя.

— Ничего себе хоромы отгрохал! — пробормотала она и повертела головой, — получше остальных. Прям, как тогда у виконта…Как там его?

Обычное дело, имена знакомых сыпались из памяти, по мере того, как их обладатели покидали круг нашего общения. И хорошо, если при этом они, хотя бы, оставались живы. Как-то Симон подсунул мне рукопись какого-то Люсеня и спросил моё мнение. Неплохой труд, с любопытными допущениями, возвышающими его над уровнем общей серой массы. К сожалению, книга обрывалась в том месте, где автор пытался свести воедино концепцию бесконечной вселенной и некоего общего разума, который он именовал богом. Я посетовал на незавершённость труда и Симон очень долго и очень странно смотрел на меня. Кажется, я когда-то встречался с автором. Не помню.

Грумы спрыгнули на землю и принялись отряхивать друг другу ливреи, запылившиеся за время путешествия. Кучер, опёршись о крышу экипажа, чистил пёрышком трубку, а его помощник деловито осматривал скакунов, особое внимание уделяя копытам. Деревенский люд, мало-помалу, начинал проявлять любопытство, пока ещё достаточно робкое. Старики и совсем крохотные детёныши выползали из дворов, настороженно глядя в нашу сторону. Бьюсь об заклад, такие гости — дело для них весьма редкое.

— Пойдём внутрь, — пригласил Витя. Я распоряжусь, чтобы коней распрягли и разместили в самых лучших стойлах.

Похоже он уже успел оклематься от ледяного душа, которым его окатила Ната. Молодец. Многие людишки, зная, кто мы есть и чем питаемся, в разговоре с нами не могли и слова произнести, а лишь бледнели и обливались потом.

— Идём, — согласился я и лакеи тотчас рванули вперёд, соревнуясь в скорости открывания дверей.

Произошла секундная заминка, когда Витина прислуга выясняла отношения с нашей свитой, но вид королевского герба на ливреях и холёных физиономий, поставил деревенских на место и они подчинились командным окрикам наших павлинов.

— Если пожелаете, то можно отдохнуть в саду, — хозяин начал суетиться, указывая рукой в глубь ухоженных насаждений, где уже начинал облетать цвет, — там есть уютная беседка.

— Позже, — Наташа, с непонятной улыбкой, обвела взглядом двор, — ты обещал познакомить нас со своей невестой, Марьяна, если я не ошибаюсь?

— Да, да, конечно, — хозяин сердито сверкнул глазами на парня с ножницами в руках и тот деловито склонился над кустом, росшим вдоль дороги, однако продолжил пожирать глазами благородных дам, пожаловавших во двор. Галя остановилась и пихнув Наташу локтем в бок, кивнула в сторону садовника. Та внимательно осмотрела атлетическую фигуру, русые кудри, падающие на юное лицо и согласно кивнула. Всё, попался.

Тяжёлые деревянные двери, пахнущие чем-то терпким, отворились, издав лёгкий скрип и пропустили нас внутрь. Здесь не был огромного приёмного зала, как это принято в городских строениях знати: небольшое помещение с тремя арками, уводящими в разные стороны и двумя окнами, впускающими потоки солнечного света.

У входа, явно ожидая нашего прихода, стояла группа молоденьких девушек, скромно, как и полагается по местным обычаям рассматривающих то ли кончики туфель, торчащих из-под тяжёлых юбок, то ли янтарные плиты пола. На всех троих — белые передники без какого-либо узора, а тяжёлые косы, переброшенные через правые плечи, толстыми змеями истекали из-под белых же кокошников. Стало быть, все — незамужние. Идиотские условности за городом были гораздо сильнее, вынуждая соблюдать их даже в мелочах.

Лицо средней девушки показалось мне смутно знакомым, но абсолютно не впечатлило: слишком выдающиеся скулы и широко посаженные глаза. Не мой тип, в отличие от блондиночки справа, которая периодически постреливала зелёными искорками из-под пушистых ресниц и старательно прятала лукавую улыбку, плотно сжимая пухлые губки.

— Хм, — задумчиво протянула Ната и сделав пару шагов, остановилась перед встречающими, — насколько я понимаю, это и есть пресловутая Марьяна? Очень интересно, — она повернулась ко мне, — никого не напоминает?

— Напоминает, — я пожал плечами, — не помню. Ты, собственно, зачем спрашиваешь? Может когда-то спал с кем— то похожим.

— Вряд ли, — Ната хмыкнула и поинтересовалась у Вити, — долго искал, невестушку то? Ты, как я погляжу, во всём стараешься идти до конца.

— Это точно, — он кивнул тяжёлой головой, — во всём.

Я, тем временем, сумел поймать одну из зелёных искорок в глазах белянки и удержал её, внимательно изучая чуть вздёрнутый носик, румянец на щеках и непослушную прядь, упавшую на гладкий лоб. Кажется, я обеспечил себя досугом на сегодняшнюю ночь.

— Добро пожаловать, гости дорогие, — голос Марьяны дрожал и срывался, словно девушка была взволнованна или испуганна, — позвольте пригласить вас в горницу, где вы сможете разделить с нами…

— Обед отменяется, — прервал её Витя и подойдя ближе, приобнял за плечо. Девушка вздрогнула и в широко распахнутых глазах мелькнул страх. Забавно, — просто посидим, поговорим.

— Лада, Мира, — Марьяна взяла себя в руки, — уберите приборы и накройте на двоих. Ужинать будем позже. Никуда не уходите, можете потребоваться.

Когда блондиночка, судя по всему — Лада, проходила мимо я придержал её, взяв за руку и повернул к себе. Румянец, украшавший тугие щёчки, тотчас залил всё лицо, а зелёные глаза поднялись на меня и тотчас спрятались за ресницами. Я ощутил возбуждение. Такой, прежде, была Вилена.

— Господин? — Марьяна встревоженно сделала шаг вперёд, — прошу прощения, но Лада засватана. У неё свадьба аккурат на огнеколесье.

Я покосился на неё и усмехнулся, продолжая сжимать тонкие пальчики, с по-детски обкусанными ногтями. Свадьба, стало быть? И если не случится нечто, отменяющее местные обычаи, Усинский первым отведает этот цветок? У меня имеется встречное предложение.

— Лада.

— Да, господин. — она робко взглянула на меня и в этот раз я цепко удержал её взор. Вот так. И ещё так.

Наташа хихикнула, а Галя показала мне язык. Им то было великолепно видно, чем я занимаюсь, а вот для остальных сценка выглядела банальным перемигиванием. Правда девушка начала тяжело дышать и непроизвольно потянулась ко мне. Я осторожно отпустил дрожащую ладошку и улыбнулся.

— Иди, милая, занимайся своими делами.

Насупившаяся Марьяна попыталась выдать какую-то гневную тираду, но Витя положил руку на её плечо, сопроводив жест экспрессивным шёпотом, в котором различались лишь отдельные слова: «Ангел», «Остынь», «Уйдут». Тем временем, служанки выскользнули из прихожей, причём Лада всё время оборачивалась, прижимая руки к вздымающейся груди, а Мира испуганно взвизгнула и подпрыгнула, когда Галя ущипнула её за попку.

— Пройдёмте, — принял я приглашение хозяев и взял под руки хихикающих Галю и Наташу, — хвастайтесь.

— Ну, после королевских палат то, — протянул Виктор, увлекая невесту за собой, — особо хвастаться нечем.

— Эх, Виктор, — протянула Ната, выговаривая имя с забавным прононсом, — чёртова постройка неуютна, точно скотский хлев и полна уродливых помещений с пошлым декором и дурацкой мебелью. Самый лучший домик, который я могу вспомнить в Лисичанске, это — жильё Ильи.

— Очень уютный, — согласился я и поймал насмешливый Наткин взор, — особенно, когда хозяйка тоскует в одиночестве.

Марьяна забубнила в ухо жениха, но тот отрицательно покачал головой. Я хорошо различил: «Не нравится». Ха! Я много кому не нравлюсь, пока меня не узнают поближе. Потом начинают бояться. Или любить. Бывает — одновременно.

На стенах коридорчика висели аляповатые картины, которые Наташа тотчас обозвала лубочной прелестью, стоящей того, чтобы повесить в тронном зале, вместо имеющейся пафосной ерунды. Ну, не знаю, меня карикатурные поселяне, среди гипертрофированных овощей совсем не впечатлили.

Горница оказалась обычной гостиной, где за плотным покрывалом скрывалась исполинская печь, а центр помещения занимал массивный круглый стол, откуда, уже знакомые, девицы спешно убирали тарелки, миски и уже принесённую снедь. При нашем появлении Мира пихнула Ладу и тихо захихикала. Лица Лады я не видел, но её уши пылали.

— Присаживайтесь, — предложила Марьяна, указывая на крепкие стулья с высокими спинками, — гости дорогие, чувствуйте себя, как дома.

На последних словах её натурально закоротило, и девушка испуганно уставилась на меня, видимо пытаясь представить, как такой страшный демон ведёт себя в естественных условиях. Глупая, я же — сама кротость.

— Если никто не против, — взгляд в мою сторону, — то я пройдусь по саду, полюбуюсь деревьями, кустиками, — Галчонок улыбалась так невинно, как это умела лишь она, — сами знаете, как я люблю природу.

Наташа глухо хрюкнула, а я мотнул головой: вали, мол. И действительно, подобные посиделки лишь утомляли девицу, после чего она долго жаловалась: дескать, я и Наташа выставляли её полной дурой, а Оле лишь бы похихикать. Дальше — нервы, выпущенные когти, исцарапанные физиономии и прочая истерика. А так, займётся садовником, отвлечётся.

— Госпожа, я могу сама показать вам, — Марьяна, стоявшая рядом с кресло, сделала шаг вперёд. Солнечный луч, пронизав мутное стекло, упал на её лицо, вновь вызвав у меня смутное чувство узнавания, и я досадливо поморщился: чертовщина, не мог я её нигде видеть, — за усадьбой сад становится довольно запутанным и гостям немудрено заблудиться с непривычки.

— Не стоит, — я откинулся на спинку, пытаясь обустроиться в чёртовом приспособлении, — наша Галя даст фору любому навигатору, если пожелает что-то отыскать. Или — кого-то.

— Лучше расскажите, как вы познакомились с женихом, — лучезарно улыбаясь, проворковала Наташа и забросила ногу за ногу. Тонкая материя платья старательно очертила идеальные формы и хозяин дома, не удержавшись, уставился на гостью,
заработав ревнивый взгляд от Марьяны. Было бы забавно разыграть нашу обычную сценку, которая завершится в двух разных кроватях, но я уже настроился на блондиночку, изредка мелькавшую в проёме двери, поэтому не стал поддерживать Наташкины шалости.

— Мои родители работают в замке его светлости, — под выразительным взглядом девушки, Витя принялся внимательно изучать доски пола, — Я помогала матушке работать на замковой кухне, сначала — по мелочам, потом — всё больше и больше. Как-то серьёзно захворал наш поставщик продуктов и не смог отправиться в Усиновку. Если бы его светлость узнали, могла бы приключиться крупная конфузия, поэтому маменька решилась послать меня. Грамоте и счёту меня обучили, лет уже исполнилось полных четырнадцать и в грамотах разбиралась получше старого Базила.

— Она у меня вообще, умница, — поддакнул Витя и тяжело вздохнул, невольно косясь на декольте Наты, заметно увеличившееся с момента прибытия, — и красавица.

— Так вот, — Марьяна повысила голос, вынудив женишка отвернуться, — мы, с возчиком, отправились в Усиновку, но в дороге у нас приключилась беда: слетело колесо. Пришлось остановится посреди леса. Колесо тяжёлое, а от меня помощи — как от мыши писку.

— Просто ужасно, — голос Наты приобрёл бархатную глубину.

— Так вот, — Марьяна робко улыбнулась и щёки её заалели, — сидим мы, горюем и вдруг мимо едет конник. Весь такой видный, из себя. Спешился, спрашивает: «Пошто рыдаешь, девица?» Опосля помог колесо починить, а заодно и имя выспросил. Уж больно, говорит, похожа ты на одну зазнобу.

В Наташином развлечении я не участвовал, содержание разговора меня абсолютно не интересовало, поэтому я просто блуждал взором по лепным ангелочкам на потолке, по пёстрой вышивке занавески, скрывающей печь, по высоким окнам, откуда падали, рассеянные лучи света, приглушённые шторами. Однако, когда Марьяна упомянула некую зазнобу, я ощутил на себе любопытствующий взгляд. И даже два: Натахин и Витька. Какого дьявола они на меня уставились?

Ната загадочно улыбнулась и небрежно одёрнула длинный разрез, внезапно возникший на юбке. Стройная нога, почти целиком, явилась на белый свет, заслужив неодобрительный взор хозяйки, которая, тем не менее, продолжила рассказ:

— Так мы и познакомились. Витя проехался с нами до Усиновки и помог погрузить провиант. Смешной он, правда, — девица прыснула, — жаль, что ты ещё мала, говорит. Это я то, в свои четырнадцать! Да у меня подруга, на год младше, уже на сносях, а другая, как раз, обручилась. Мала! Экий, думаю, телок. Так и уведёт какая разбитная вдовушка, на кой оно мне надо? Мамку выспросила, а она, выясняется, Виктора Ивановича хорошо знает, — Марьяна погладила жениха по ладони и тот ошалело уставился на подругу, с трудом отвлекаясь от соблазнительной ножки, — сурьёзный, сказала, мужчина, да к тому ж ещё и неженатый. Ага, понятно. Ну а потом, как кто в Усиновку, так и я, хвостиком. То там встретимся, то там. Ну чисто тебе случайно. Разговоры за жизнь ведём, уму разуму прошу поучить, малую то. А там и на чай пригласила в гости. Потом так закрутилась, что и вовсе голову потеряла!

Лада замерла в дверях, выразительно глядя на хозяйку и та, оторвавшись от рассказа, обратила внимание на служанку. Извинившись, Марьяна отошла.

— Интереснейшие обычаи наблюдаются в столь патриархальных селениях, — задумчиво протянула Наташа и вытянула обнажённую ногу перед собой, позволив хозяину оценить её во всей красе, — отсутствие секса до замужества, должно пробуждать невероятное сексуальное влечение у будущего супруга. Не правда ли, любезный Виктор? Думаю, последние дни перед таинством, могут превратиться в истинную пытку, — она подняла голову и пухлые губки сложились в улыбку, — можно сходить налево, однако, столь крошечные поселения мгновенно разносят любую сплетню, как ты не пытайся её утаить. Другое дело, если присутствует неучтённый фактор. Скажем, — она задумалась, — приезд гостей издалека, из столицы, скажем.

С трудом сдержав вырывающийся смешок, я подмигнул затейнице и поднявшись на ноги, направился к хозяйке. Марьяна не могла слышать беседу, но вид жениха, багрового и потного, точно после бани, определённо беспокоил её.

— Хотел попросить вашу помощницу слегка изменить круг её обязанностей, — девушка потупилась и её ушки порозовели, — провести для меня небольшую экскурсию по Усиновке. Показать все местные достопримечательности.

— Если хозяйка позволит, — Лада просительно взглянула на Марьяну, но та решительно покачала головой.

— У тебя полным-полно дел м если ты хочешь пойти вечером на гуляния, то советую приниматься за них немедленно. А достопримечательности, — девушка посмотрела на беседующую парочку: Наташа успела распустить волосы, и они белоснежным водопадом опустились к полу, — возможно Виктор Иванович найдёт время? У меня его, к сожалению, почти нет: нужно подогнать платье и удостовериться, что мои раззявы ничего не упустили.

— Поверьте, любезная Марьяна, — я осторожно увлёк её прочь, и девушка не успела заметить, как Ната потянулась вперёд и взяла Витю за руку, — я не отниму у вас много времени. Буквально, чуть-чуть.

Экскурсия, естественно, не задалась. Моя спутница оказалась погружена в свои мысли, отвечала невпопад, а начиная рассказывать, сбивалась, забывая о чём шла речь. Да, собственно, я ни на что и не надеялся: какие, к чёрту, достопримечательности в забытой богом деревушке? Хоть резной медведь, задирающий мужика на горе репы мне понравился. Надо будет найти резчика и забрать в Лисичанск.

Древние старики успели расположиться на крошечных бордюрчиках около домов и теперь подслеповато всматривались в нас, сквозь плетёную ограду. Кто-то здоровался с Марьяной и даже вспоминал её имя, кто-то просто кивал, но отвечала девушка всем.

Зато истинное паломничество среди местной детворы, превратило нашу прогулку в своего рода торжественное шествие, с длинным хвостом детёнышей в рваных рубахах из-под которых торчали босые и грязные ноги. Малышня внимательно рассматривала меня и, по большей части, безмолвствовала.

— Я была против вашего приезда, — вдруг быстро сказала Марьяна, старательно пряча свой взгляд, — Усиновка не так уж далеко от столицы и нам хорошо известны истории о демонах его величества. О Королеве, способной убить одним взглядом; о Тени, таящемся во мраке и об Ангеле, пожирающем сердца своих любовниц.

— Как страшно, — я хохотнул, — ну и? Всё действительно так плохо?

— Пойдёмте обратно, — девушка сделала попытку повернуться, но я придержал её за локоток.

— Экскурсия не окончена, — я уже откровенно ухмылялся, — итак, насколько жуткий Ангел, трапезничающий разбитыми сердцами, соответствует байкам испуганных крестьян?

Тонкая рука в моих пальцах ходила ходуном: Марьяну изрядно трясло, а на глазах наворачивались крупные бусины слёз.

— Мне кажется, — едва слышно шептала моя спутница, глядя в серую пыль деревенского тракта, — вы все намного хуже, чем кажется и даже хуже тех баек, которые я слышала. Не знаю, как там обстоят дела с сердцами, но внутри вас — холодная пустота. Думаю, это должно быть очень больно, поэтому вы всё время стараетесь её заполнить. А заполнить ледяную пропасть можно лишь чем-то тёплым: чувствами, желаниями, жизнями других людей, у которых всё это есть. Вот только, когда вы забираете это, вокруг остаётся та же ледяная пустыня, которая мучает вас изнутри.

Некоторое время я размышлял. Маленькая отважная птичка очень здорово чирикала на тему, которую иногда поднимал Илья и вскользь затрагивала Оля. Даже с большим талантом, чем мои товарищи. Я остановился, внимательно всматриваясь в её глаза: два зелёных озерца пылали непонятным мне пламенем. И вновь смутное чувство узнавания: точно слабый лучик света во тьме тесной каморки, заполненной плывущими клочьями тьмы.

— А ты не желала бы попытаться помочь? — негромко поинтересовался я и медленно провёл пальцем по щеке, мокрой от слёз, — постараться заполнить холодную бездну и унять боль, которая мучает меня?

— Это — невозможно, — Марьяна помотала головой, — сейчас вы даже наслаждаетесь этим страданием, смакуете его, как вино, поэтому ещё одно сердце просто бесследно растворится во мраке и холоде. Не знаю, кто или что вообще способно пробудить в вас человека, но я уж точно не смогу. Пойдёмте, пожалуйста, назад, у меня, почему-то сердце не на месте.

Я ещё раз оглядел скуластое лицо, усыпанное тёмными крапинками веснушек, тонкий вздёрнутый нос, зелёные глаза, размытые паволокой слёз и провёл пальцами по тёмно-русым волосам. Что-то внутри меня пыталось прорваться наружу. Та самая хрень, которая, под настроение, позволяла сочинять стихи и песни и временами могла доставить определённый дискомфорт. Это ощущение вполне можно было назвать той самой болью, которую упомянула Марьяна. Именно поэтому я никогда не позволю странному чувству возобладать надо мной.

— Хорошо, — я дал Наташе достаточно времени, для веселья, — пойдём обратно. Однако, поясни мне: ты не желала нашего приезда, даже зная, что лишь оно способно избавить тебя от Усинского. Или граф кажется тебе достаточно привлекательным?

— Нет, — она помотала головой, отчего слёзы дождём рассыпались вокруг, — граф противен мне, и сама мысль о близости со смрадным уродливым стариком не вызывает ничего, кроме ужаса. Но его светлость, он…

Она запнулась.

— Ну же, — с кривой ухмылкой подзадорил я, — режь правду-матку, раз уж начала. Люблю отважных маленьких мышек, которые пищат в глаза кошкам всё, что думают о них.

— Его светлость — меньшее зло.

Выпалив это, Марьяна повернулась и решительно направилась назад. Я остался один, задумчиво рассматривая плетни, на кольях которых болтались горшки и котелки; деревья, усыпанные розовым и жёлтым цветом и разбитый тракт, петляющий между дворами. Мерное жужжание блестящих мух над коровьими лепёшками и басовитое гудение чего-то, жёлто-полосатого, над цветами, успокаивало, погружало в некое подобие транса.

Да, нечасто мне высказывают подобное. Да и кто рискнул бы? Илья давно понял, насколько это бессмысленно и зарёкся: Вилена и Оля попрекают, настолько мягко, что их нравоучения весьма напоминают завуалированную похвалу, а Симон просто выплёскивает сарказм, предназначенный для других.

На мгновение мелькнула дурацкая мысль забрать Марьяну с собой, но я тут же отбросил её. Попади девушка во дворец и от былой откровенной непосредственности тут же не останется и следа. Двор за полгода превратит очаровательную селянку в стандартную даму со стандартным же набором фраз, а я, пресытившись ею, через пару недель напрочь выброшу из головы. Как и десятки до неё.

Наташу я встретил у входа в Витин двор. Девушка стояла, опершись спиной о каменную плиту ограды и задумчиво рассматривала семейство свиней, размеренно бороздящих пятачками глубокую лужу на противоположной стороне тракта. Облегающие штаны и короткая блузка с глубоким овальным декольте, настолько контрастировали с местной пасторалью, что старухи, шмыгающие мимо то и дело складывали руки крестом. Защищались от сглаза.

— Размышляешь о человеческой природе? — ухмыльнулся я, проследив за направлением Натахиного взгляда, — как всё прошло?

— Скорее о нашей, — она пристально посмотрела мне в глаза, и я не смог отыскать зрачка в бешеном бурлении огня, — никак. Даже забавно получилось, — в её улыбке не было и капли веселья, — отбился, точно девственница от насильника. Пойдём к графу прямо сейчас. Я так хочу.

— Как пожелаешь, — я пожал плечами, — в общем-то время не имеет ни малейшего значения. Так что там, касательно нашей природы? Порадуй меня ещё одной философской беседой.

Наташа даже не стала уточнять, кто вёл предыдущую.

— Никогда не задумывался, почему мы стараемся причинить людям так много бед и страданий? — поинтересовалась она, — ведь для питания достаточно убивать одного-двух в неделю, а не поставлять трупы пачками.

— Просвети меня, — скромно попросил я, постаравшись не вспоминать, кто из нас является основным «поставщиком».

— Всё дело в чувствах, — похоже, отказ Витька погрузил Нату в такие глубины метафизики, что я вряд ли смогу их постичь, — каждый нуждается в откровенных, истинных чувствах и мы, при всех наших различия с людьми, вовсе не исключение. Ожидание любви исключено априори…

— Эй, эй, стоп, — обиженно возразил я, — тут ты явно перегибаешь палку. Мои девушки меня очень даже любят. Некоторые так и вовсе, с ума сходят.

— Ты путаешь внушённую страсть с истинными чувствами, — Ната отмахнулась, обозначив кривую ухмылку, — ну а те, которых ты не подталкивал, любят не тебя, а лишь прекрасный облик. Думаю, та же Вилена, рассмотрев твоё нутро, тотчас бежала бы без оглядки. Страсть, вожделение, похоть, всё это — наносное и не способно насытить потребность в откровенном.

— Ладно, допустим. Однако, как же всё это связано с нашей жестокостью? — похоже, меня ждало очередное откровение, на какие Ната была горазда, если не штабелировала трупы.

— Есть лишь два истинных чувства, способных насытить любую душу, — глаза, сияющие желтизной, разом погасли, превратившись в два чёрных провала, — и если первое, как я уже говорила, мы не получим никогда, то второе — всегда пожалуйста.

— Это какое же?

— Ненависть.

Граф нервно суетился, точно домохозяйка, застигнутая врасплох внезапным появлением незваных гостей. Бедные слуги, не успевшие спрятаться куда подальше, обречённо выслушивали противоречивые приказы, бежали их выполнять, тут же возвращались обратно и получали ворох невнятных дополнительных указаний.

Огромное Количество этих чумазых оборвышей, да и весь обветшавший замок, больше напоминающий ухоженную помойку, вызывали у меня чувство брезгливой отрешённости, а девочки так и вовсе осторожно касались пыльной засаленной мебели, в хаотичном беспорядке замершей посреди тусклых, заросших паутиной, комнат. Решительно непонятно, как можно до такой степени запустить жилище, где ты постоянно обретаешься?

Впрочем, Усинский в своей домашней ипостаси оказался подстать собственной руине: серое привидение, с торчащими в разные стороны лохмами пегих волос, обряженное в пятнистый халат и бесформенные тапки. Девочки уже раз пятьдесят интересовались у графа, где он нашёл столь изысканного кутюрье, а хозяин продолжал растерянно улыбаться, не в силах сообразить, в чём заключается соль шутки.

Пока нам искали подходящие кресла, куда можно было сесть, не опасаясь услышать крысиный писк, Ната внимательно изучала картины, косо и криво развешанные на стенах, делая издевательские замечания по поводу жемчужин в навозной куче, а Галя измывалась над молоденьким лакеем, то вынуждая его принести стакан ненужной ей воды, то интересуясь, когда у пятнадцатилетнего мальчишки последний раз был секс. Судя по её отличному настроению, общение с садовником прошло весьма продуктивно.

Я молча стоял у окна, рассматривая через тусклое желтоватое стекло, огромный дикий сад, вольготно раскинувшийся за графским замком. Насколько было видно отсюда, более или менее культурные насаждения успели побрататься с сумрачными деревьями леса, сплошным зелёным покрывалом, стекавшими с пологого холма, поодаль. Ограда замка, которая могла остановить это воссоединение, давным-давно превратилась в трухлявую фикцию и лишь металлические ворота, через которые мы въехали внутрь, щеголяли начищенным гербом графа: двумя усатыми сомами, повисшими над копной сена.

Супруги у графа не было, а многочисленные бастарды никоим образом не могли претендовать на имущество Усинского. Имелся, правда, некий троюродный дядя, подвизавшийся при дворе Орляна, но едва ли ему могло потребоваться всё это недоразумение. Надо будет посоветовать Симону переместить сюда тренировочную базу, после того как Усинский благополучно отдаст концы.

— Вот, прошу, гости дорогие, — граф запыхался так, словно сам тащил эти тяжеленые уродливые штуковины, — присаживайтесь. Лично проследил, чтобы клопов не было.

Наташа, сосредоточенно царапавшая когтем угол тёмного, до неразборчивости, полотна, глухо хрюкнула, а Галя, весело расхохотавшись, щёлкнула по носу совершенно пунцового юношу, у которого уже успела расстегнуть несколько верхних пуговиц камзола.

— Премного благодарен, — поразмыслив, я выбрал самое удобное седалище, щеголявшее нетронутой кожей на подлокотниках, — приятно посмотреть на хозяина, столь внимательно относящегося к потребностям гостей. Самостоятельно следит за клопами, надо же!

На этот раз смешок Наташи оказался много громче, а Галя, наконец, отпустила свою жертву и расположилась на моих коленях. Усинский, скромно присевший на край колченого табурета, уставился слезящимися глазами на стройные ножки девицы и тяжело сглотнул. Старый греховодец. Как говорит исповедник Медведки, отец Дубосклон, в таком возрасте, самое время думать о вечном, отбросив мирские мысли. Люблю слушать недалёкого попика: успокаивает. А ещё обожаю, когда он начинает чесать про божьих посланников, осеняющих двор благодатью. Галя, в такие моменты, просто млеет.

Усинский, продолжая пожирать взглядом соблазнительные формы, мотнул длинной седой бородой, весьма напоминающей козлиную и нервно поправил рукав засаленного халата. Характерно, что даже парадная одежда сидела на графе, точно обноски на пугале и Лилия, во время торжественных приёмов, старалась спрятать дорогого гостя куда подальше, а то и вовсе не приглашать, если это было возможно.

— Так, чем обязан? — проблеял хозяин, ёрзая на своём неустойчивом скакуне, — такая честь! Никогда не ожидал в нашей глуши особ подобного статуса.

— Ламенский второго века, — задумчиво пробормотала Наташа, брезгливо отряхивая паутину с изучаемой картины и напрочь игнорируя вопрос графа, — экое свинство, держать подобные полотна в эдаком то хлеву! Скажу Симону, пусть напишет вердикт об изъятии.

— Наследство, понимаете ли, — застенчиво хихикнул Усинский, не до конца сообразив, в чём смысл претензий гостьи, — сам то я весьма далёк от сих экзерсисов. Дела хозяйственные всё больше отягощают мой разум.

Я почти не вслушивался в его блеяние и размышлял, стоит ли мне просто приказать графу оставить его сексуальные игрища в прошлом или придумать нечто заковыристое. Как обычно, пока я думал, одна из девушек высказала мысль, подтолкнувшую в нужном направлении.

— Скучно, — пробормотала Галя мне в ухо и прижалась к груди, вызвав у графа сдавленный хрип, — хочу развеяться. Давай поохотимся.

Почему бы и нет? Совместим, так сказать, полезное с приятным.

— Натали, — вполголоса окликнул я и Наташа, успевшая перейти к изучению странных кривобоких кувшинов, повернулась ко мне, — как ты относишься к предложению Гали поохотиться? Бедная девочка просто-таки умирает от скуки.

— Поохотиться? — она задумалась, взявшись тонкими пальчиками за подбородок и жёлтый свет в её глазах начал постепенно нарастать, — в данный момент я не голодна, но чего не сделаешь, ради развлечения бедной девочки.

— О да! — Усинский вскочил на ноги и прижал руки ко впалой груди, — в моём парке можно отлично поохотиться! Только давеча, на прошлой неделе, нам удалось затравить трёх косуль и одного волка. Матёрый волчище, надо сказать. Могу предоставить в ваше распоряжение десяток загонщиков, пять стременных и…

— Думаю, мы сами определимся, на кого охотиться, — остановил я его, ссаживая Галю на пол и поднимаясь, — только вот такое дело, граф, мы с девочками охотимся лишь на то, что можем сами употребить.

Граф продолжал недоумённо смотреть на меня, пока обе девушки с лукавыми улыбками на лицах, неторопливо приближались к нему.

К вечеру всё было готово. Огромное пространство за Усиновкой освободили от мусора, успевшего накопиться после предыдущего раза, и галдящие мальчишки принялись торопливо сооружать исполинские пирамиды из веток, окружая ими площадку, предназначенную для грядущего веселья.

Кто-то, тяжело отдуваясь, тащил громоздкие неуклюжие лавки и ставил их прямо в траву, кто-то катил бочонки с медовухой, а сыплющие остротами девицы, свивали разноцветными лентами два чучела, изображавшие жизнь молодых до свадьбы. Кузнец, мощный пузатый детина, ударами огромного деревянного молота, поправлял покосившиеся арки с призами.

Парни несли бадьи с водой, мешки с землёй и прочие причиндалы грядущих соревнований. Сегодня никто особо не заморачивался с одеждой, поэтому юноши одели лишь длинные, до колен, рубахи, а девушки — свободные сарафаны, перехваченные белыми поясками.

Замужние и женатые собирались чуть поодаль, где им уже успели поставить столы с выпивкой и закусками. Для некоторых, особо усердных выпивох, нынешняя ночь плавно перейдёт в день свадьбы и продлится ещё три дня, как здесь заведено.

Обо всём этом поведала Галя, расположившаяся на траве, рядом со мной. Девушка изобразила на себе сарафан, подобный тому, в которых щеголяли незамужние девицы и украсила длинные волосы венком из белых цветов, что означало, как понял, свободу от любых обязательств.

Наташа стояла немного в стороне и беседовала с двумя рослыми юношами, напоминающими молодых бычков, как мощным телосложением, так и тупым выражением гладких розовых физиономий. Игнорируя местные обычаи, девушка выбрала костюм амазонки с кожаной курткой и облегающими штанами, заправленными в высокие сапоги. Впрочем, Галина идея с венком пришлась ей по вкусу и слушая бахвальство ухажёров, Ната лениво ощипывала белые лепестки, насмешливо косясь в мою сторону.

Начинало сереть и самые нетерпеливые, из подростков, начали колдовать с кипами хвороста, пытаясь добиться достаточной искры из кусков огненного камня. Естественно, ценное огниво никто молодым остолопам выдавать и не собирался. От столующихся доносился нестройный гул, и кто-то уже пытался затягивать неразборчивую песню. Потянуло свежим запахом дыма, а вскоре и он сам, лениво постелился по траве, пытаясь доползти до близкой лесополосы.

Когда на стремительно темнеющем небе блеснули первые звёзды, Галя поцеловала меня в щёку и растаяла среди суетящейся молодёжи. Очевидно, явился тот, кого она поджидала. Наташа уже давным-давно утащила своих ухажёров прочь, со смехом, подначивая обоих, отчего парни то и дело пытались устроить потасовку.

Я продолжал сидеть на низком пеньке, покусывая длинную травинку и разглядывал толпу деревенской молодёжи. Молодые не прибыли, поэтому основная часть мероприятий ещё не началась, но это не препятствовало присутствующим развлекаться самостоятельно. Кто-то звонким голоском выводил протяжную песню про озёра и долины, кто-то мерялся величиной бицепса, а девицы, сбившись компактными группками, деловито рассматривали парней, подталкивая друг-дружку локотками.

Несколько представительниц слабого пола уже успели неторопливо прошествовать мимо меня, изо всех сил делая вид, будто их интересует исключительно кряжистое дерево поодаль, но косясь в мою сторону так, что я испытывал искреннее опасение, за состояние их глаз. Кто-то, остановившись неподалёку, поправлял грудь, а другая целомудренно почёсывала лодыжку, позволив оценить конечность повыше колена.

Эти наивные уловки! Те, кто говорит про народную простоту и непосредственность, имея в виду распущенность, просто не знают ничего о нравах аристократов, вообще, и о их поведении при дворе, в частности. С одной стороны, это — несомненно облегчает путь в спальню, а с другой, хочется чего-то невинного и свежего. Как Вилена, до встречи со мной, например.

Я приветливо улыбался каждой проказнице, не пытаясь даже переговорить с ней или начать флирт, которого они так желали. Не было никаких сомнений, в том, что крючок, заброшенный ещё утром, вернётся с добычей. Как всегда, я оказался прав.

Когда серп молодой луны, любопытствуя, выглянул из-за ближайшего леса, громкие приветственные крики возвестили о появлении виновников торжества.

Десяток балалаечников шагали впереди, распихивая толпу встречающих и вовсе не стесняясь, если требовалось пнуть кого-то зазевавшегося. Следом шагали двое здоровенных мужиков и тащили на цепи помятого медведя в полосатых штанах, который делал попытки присесть и укусить своих поводырей. Визжащие девушки прыснули в стороны, точно испуганные рыбки, а парни, демонстрируя глупую отвагу, рвались обняться с рычащим зверем.

В самом центре этого гремящего безумия медленно шагали Витя и Марьяна. Молодые крепко держали друг друга за руки и улыбались. На головах обоих желтели деревянные короны: парочка явилась сюда сразу после венчания. Фактически, это и было заключением брака, посему сегодняшние гуляния и являлись истинной свадьбой, а завтрашнее благословение родителей (внутри слабо трепыхнулось), речь деревенского головы и попойка с угощением, лишь пришедшее из города, необязательное.

Под короной невесты блестело свадебное покрывало, концы которого за спиной молодки поддерживали несколько девушек. Они старательно рассматривали землю, но одна всё же вскинула голову и пробежалась взглядом по толпе, точно отыскивала что-то, или кого-то. Я поймал этот взор и улыбнулся. Лада, пряча улыбку, вновь опустила глаза.

Витя, важничая, выступил вперёд, и толпа гуляющих подалась назад, стихая и замирая. Даже медведь присел и перестал взрыкивать, сосредоточенно похрустывая лакомством.

— Здравствуйте, гости дорогие, — молодожён поднял руки, точно намеревался всех обнять, — очень рад видеть сегодня столь много знакомых лиц, очень рад, что вы пришли разделить со мной последние беззаботные часы моей свободы.

Из толпы вынырнул светловолосы мальчуган с блестящей цепочкой в руках и воровато оглядываясь, начал приближаться к парочке молодожёнов. Все старательно делали вид, будто не замечают его. Марьяна сделала пару шагов, остановившись впереди суженого.

— Ох, девоньки-подруженьки, — она покачала головой, изображая скорбь на сияющем лице, — чегой же таковое приключается? Меня, голубоньку белую, свободную и вольную, как ветер, пытаются изловить и посадить в клетку! Горенько какое!

— Ой, горе, горе! — заголосили девушки и кто-то, не удержавшись, расхохотался.

Эх, а меня, молодца сильного и бесстрашного посадят за женскую юбку и велят делать, как баба укажет. Горе мне!

— Ой, беда, беда, огорчение! — парни откровенно веселились.

Девушки расступились и на свободное место выступила крошечная девчушка, переодетая старухой. Подперев подбородок кулачком, она принялась напевать, переступая с ноги на ногу в энергичной пляске:

Ой, то не тучи небо застили,

Ой, то не волки свои морды явили,

Не деревья от ветра косятся,

А молодка на волю просится!

Рядом с певуньей стал мальчуган в надвинутом на уши треухе и опираясь на клюку, заголосил, что есть мочи:

Ой, то не ночь на землю садится,

Ой, то не коршун к добыче стремится,

Ой, не болото за пятки хватает,

А сокол в неволе тоскует, страдает!

Хохот стоял настолько оглушительный, что над леском поднялась стая птиц и хлопая крыльями понеслась прочь. От столиков у деревни доносились громкие крики одобрения. Под шумок, крадущийся мальчик успел приблизиться к Вите с Марьяной и вдруг, движением опытного щипача, соединил их запястья блестящей цепью.

Кто-то, из девушек, сдёрнул короны с голов жениха и невесты, и подруги тотчас убрали покров, позволив волосам рассыпаться по плечам Марьяны. Гости подались назад, образовав круг, в центре которого жених жадно целовал свою избранницу. Наступило полное молчание, где слышалось лишь потрескивание множества костров. Пламя поднималось всё выше, устремившись к тёмно-фиолетовому небу, а тень засуетились под ногами, уподобившись шустрым зверькам, отыскивающим добычу.

Надо сказать, что эта деревенская свадьба понравилась мне намного больше, чем аналогичные торжества, виденные ранее. Влась, Кория, Медир и Узногис практиковали постные, чисто религиозные обряды, от которых тянуло в сон; южные халифаты предлагали пышные зрелища, но их недельная продолжительность рано или поздно утомляла, а от буйства красок пестрило в глазах. Дикари западных континентов уж слишком упростили процедуру, позволив жениху овладеть невестой сразу после объединения, а дурацкие пляски оленеводов севера не вызывали ничего, кроме смеха.

Вот здесь, всё в меру, как и полагается. День складывался весьма неплохо: удачная охота, радующее глаз зрелище, а теперь ещё и…

Вот и она, кстати.

Волосы были распущены и истекали по оголённым плечам, а босые ноги медленно ступали по упругой траве. Свободный сарафан, в общем то, скрывал очертания тела, позволяя строить любые предположения, но порывы озорного ветра заставляли лёгкую ткань трепетать, на мгновения прижимаясь и очерчивая все изгибы и выпуклости. Глаза лукаво поблёскивали из-под колышущейся чёлки, а в тонких пальцах я заметил небольшой полевой цветок с белыми лепестками. Девушка стыдливо прятала растение в ладони, точно опасалась, что её сегодняшний выбор, может стать объектом осуждения окружающих.

— Найдётся место для соседки? — цветок, как бы невзначай, выпал из сжатых пальцев и повис на длинном стебле, для бедной девицы, утомившейся от венчального стояния?

— Для столь очаровательной соседки? — я улыбался, разглядывая слегка смущённую физиономию, на щеках которой проступали алые пятна румянца, — всегда пожалуйста. Но неужели девушка настолько утомлена, что у неё недостанет сил для чего-то ещё, кроме посиделок на пне?

Лада неторопливо опустилась рядом, тщательно оправляя складки, которых я, хоть убей, никак не мог разглядеть. Одна из «вольных охотниц» прогуливающаяся чуть поодаль, презрительно фыркнула и демонстративно поправив бюст, отправилась восвояси. Я покосился на соседку и встретил её взгляд, искрящийся лукавством.

— Хозяйка предупреждала, — Лада протянула сцепленные в замок пальцы, положив их на колени и поиграла цветком, — сказала: злой ты, недоброе замышляешь и вообще, на ламия похож. Правда?

— А сама, как думаешь? — я подвинулся, и девица не стала отпрыгивать, когда наши тела прижались друг к другу.

— Красивый ты, — теперь она, уже не скрываясь, рассматривала меня, — но иногда прям в дрожь бросает, будто холодом веешь. И на ламия точно похож, прям, как из сказки. Только кто ж в ламиев верит то, акромя детей малых? Не, не думаю, будто злой ты, скорее, как все благородные, побаловать сюда приехал.

— Это ещё как?

— А вон, как в прошлом то годе, в Ксавники граф один наведался. Тож красивый был, хоть и не такой, как ты. И в возрасте. Лизавету тамошнюю обрюхатил за лето и съехал, развратник. Но, правда, опосля родов деньжат прислал и немало. На воспитание, значится, байстрюка. Да и Лизавету из крепости выкупил.

— Так ты потому и пришла? — я тихо смеялся, — за деньгами?

— Дурень! — она хлопнула меня цветком по лбу, — жоних у меня есть и не из простых, скоро главным кузнецом будет. Де-еньги! А пришла, — она задумалась, прищурившись, — интересно мне стало: правду хозяйка грит али нет. На ламия пришла поглядеть.

Вот это и есть самое интересное. Я давным-давно перестал практиковать мощные импульсы, вынуждающие женщин едва ли не силой добиваться близости. Какой интерес получить обезумевшую, от страсти, самку, готовую самостоятельно тащить тебя в постель? Куда забавнее, почти незаметным импульсом вызвать интерес к себе, а потом участвовать в лёгком флирте, постепенно переходящем во всё более серьёзные отношения.

— Жениха прогневать не боишься? — поинтересовался я и положил руку на талию собеседницы. Тут же получил шутливый хлопок по пальцам, — сейчас, как увидит свою невесту с другим парнем и пойдёт рукоприкладство.

Девушка хихикнула, и я ещё крепче прижал её к себе, наслаждаясь ароматом молодого чистого тела. Как ни странно, но деревенские жители, в отличие от «просвещённых» горожан, знали толк в гигиене, регулярно посещая баню и купаясь в ближайших водоёмах. Лада заёрзала, но освобождаться совсем не торопилась.

— Боишься? — насмешливо спросила она, — он у меня такой, бугай здоровый. Но спокойный, поэтому до смертоубийства дело не дойдёт, — она прищурилась, — а ты, как я погляжу, не из пужливых. Али знал, что его сёдни нет в Усиновке? Сказал кто?

— А может, если мне кто нравится, так и плевать на бугаев и прочие смертоубийства? — девица замерла, я провёл свободной рукой по розовой коже щеки, — как считаешь красавица, стоишь ты риска? Думаю — стоишь.

— Глупости какие, — Лада прикрыла глаза, — все вы, городские, мастера на словеса красивые, а самим только одно и подавай. Вот скажу сейчас, что ничего не будет и как поступишь? Пойдёшь другую искать, подоступнее?

— Скажи, — я легко коснулся губами её ушка, и девушка задрожала, — скажи, что ничего не будет.

Когда я попытался поцеловать её в губы, Лада резко отвернулась и сделала попытку подняться. Я придержал её, не ощущая особого сопротивления. Тяжело дыша, соседка опустила голову и провела ладонью по лбу.

— Ламий, как есть, ламий, — прошептала она, — задурманил ум! Так сладко…

Пронзительная трескотня балалаек внезапно прервала гул голосов и хохот гостей, мало-помалу, начал стихать. Здоровяк, пытавшийся свалить медведя на землю, отступил, потирая окровавленное плечо, а малолетки, пытавшиеся достать призы со скользких арок, ссыпались вниз рванули со всех ног, пытаясь отыскать свободное место в образовавшемся кругу.

— Пошли, — сказал я и поднял пунцовую девушку, обняв её за талию. Лада сверкнула глазами, а потом воткнула цветок, который продолжала держать в руке, мне в волосы. Насколько я знал: весьма решительный шаг, фактически — выбор, — спасибо.

Девушка рассмеялась и уже сама потащила меня в толпу, окружившую самый большой костёр, где устроили пляски, то приседая, то взлетая в воздух, виртуозные балалаечники. Шустрый парнишка в красной рубахе и полосатых штанах крутил свой инструмент так, что тот временами превращался в неразличимое пятно и вытанцовывал около парочки молодожёнов.

— Красивая у меня хозяйка? — выдохнула на ухо спутница, — вон ты как на неё уставился…

— Пытаюсь вспомнить, — я покачал головой, — а самая красивая здесь — ты.

— Врунишка!

Тот самый, шустрый танцор, внезапно остановился и выдав пронзительную трель, начал петь высоким чистым голосом, звенящем в прозрачном ночном воздухе:

По тёмной дороге бреду я домой

Усталый,

Но шалый!

И весь из себя я счастливый такой.

С чужою женой веселился всю ночь

Потеха,

Утеха!

Ведь муж у неё укатил вчера прочь.

Уста у молодки, как жар горячи

Ласкаю,

Желаю!

А сердце в груди точно молот стучит.

В волнении сильном я вижу свой дом

Гляжу,

Подхожу,

Но только не так что-то в нём…

Из окон доносятся странные звуки

И охи,

И вздохи.

Ой, чую, о морду чесать нужно руки!

Да ладно, в кустах обожду, не беда,

Пущай завершают,

И дело кончают!

А морду набить я успею всегда.

Люди оглушительно расхохотались, а Марьяна принялась выговаривать музыканту, грозя ему пальцем. Тот делал большие глаза, изображая раскаяние и вдруг кубарем ушёл в расступившуюся толпу.

Я потащил Ладу прочь. Тени от множества костров плясали вокруг, превращая ночь в настоящее шоу, полное магии. Спрятавшись под деревом, которое предусмотрительно опустило ветки до самой земли, мы целовались так неистово, точно собирались проглотить друг друга. Лада оказалась очень страстной, но совершенно неопытной и пока мы добирались до сеновала, я успел научить её паре трюков с языком.

Солнечный лучик лениво скользил между золотящимися соломинами, вынуждая их вспыхивать яростным огнём и тут же гаснуть, когда посланник светила осторожно нырял дальше. Вот он коснулся спутанных светлых волос и перепрыгнул на розовую щёчку, превращая мягкий пушок в подобие позолоты. Продолжая баловать, шутник прошёлся по ресницам и Лада, недовольно плямкнув губами, перевернулась на бок, укрывшись мятым сарафаном.

Я осторожно поднялся на ноги и приводя себя в порядок, рассматривал спящую девицу. Воспоминания о проведённой ночи, приятно возбуждали, но о продолжении я даже не думал, поэтому намеревался уйти, пока девушка продолжает смотреть свои сладкие сны. Лада забылась под самое утро, когда тёмно-фиолетовые щели в стенах сарая, где мы развлекались, начали наполняться мягким розовым сиянием.

Слушая стоны партнёрши и её шёпот, где она звала меня: «милёнком», «любым» и даже «единственным», я иногда вспоминал слова Наташи и размышлял, насколько сейчас искренна моя любовница, которая забыв своего жениха, бросилась в пучину этой первобытной страсти. Нет, это нисколько не отвлекало, но некий червячок продолжал грызть изнутри.

Распахнув дверь, я остановился, глубоко вдыхая свежий ветер деревенского рассвета. Никаких отталкивающих ароматов: лёгкая влага от близкой речки, смутный намёк на дневное цветение и капельки росы, медленно падающие с перекладины ворот. Солнечный шар, важничая, возлежал на верхушках деревьев и щурился мне в глаза.

— Козьма, — пробормотала Лада за спиной и пожав плечами, я пошёл в сторону Усиновки.

Карета оказалась почти готова. Притопывая высоким серебряным каблучком, Наташа рассеянно кивнула мне и поставила носок сапога на ступеньку. Галя дёргала своего лохматого визави за уши и обещала выдрать волосы, если тот продолжит ревновать. Судя по сияющей физиономии Галины, для подобного чувства имелись все основания.

— Хорошо было, — точно обращаясь не ко мне, а в пространство, пробормотала Ната и лениво потянулась.

— Стойте! — донёсся до меня истошный вопль, — стойте, негодяи!

Я обернулся.

Витя. Весь покрытый толстым слоем серо-коричневой пыли, какими-то омерзительными ошмётками и клочьями бумаги. Волосы взъерошены, а в серых коржах, закрывающих щёки, слёзы проплавили две глубокие борозды. Человек казался убитым неким горем и лишь в глазах полыхал огонь безумной ненависти.

Витя подбежал вплотную и обессилев, рухнул на колени. Грум, с которым играла Галя, испуганно спрятался за карету, а кучер, наоборот, приблизился, похлопывая рукоятью плети по бедру. Вторая рука извозчика лежала на рукояти походного арбалета, а длинные усы воинственно топорщились. Похвальная, но абсолютно бесполезная решимость.

— Ублюдки, негодяи, — бормотал Витя и мотал головой, отчего капли слёз летели во все стороны, — кровожадные твари!

Наташа, передумав садиться в карету, медленно приблизилась к Виктору и остановилась. Её красивое лицо внезапно изуродовала кривая ухмылка. Галя старательно делала вид, будто ничего не понимает. А может и действительно не понимала.

Вдалеке ударил набат и звуки тревожно гудящих колоколов начали подниматься к обретающим глубину небесам. Светило испуганно набросило на свой лик сизую вуаль облаков, подсматривая одним слепящим глазом.

— Это и есть твоя благодарность? — поинтересовался я, присоединяясь к девочкам, — ты просил решить проблему с невестой? Проблема решена: Усинский уже больше никогда не посягнёт на её невинность.

— Вы же убили всех, кто только был в замке! — с глухой ненавистью Витя сжал кулаки, уставившись на меня, — всех! До единого! Даже подростков!

— Охота такое дело, — глубокомысленно протянула Наташа, с лица которой так и не сошла странная усмешка, — можно и увлечься, пытаясь позабыть о превратностях судьбы. О неудачах, скажем, в любовных приключениях…Отказы так угнетающи!

— Так это была месть? — собеседник отступил на шаг и прищурился, — вы — точно злые дети! Вам не дали поиграть игрушкой и в отместку вы сотворили это чудовищное злодеяние? Убили родителей и братьев Марьяны накануне её свадьбы? Твари, твари!

В конце улицы появилась группа людей и остановилась, увидев нас. Большая толпа и вооружённая. У кого — оглобли, у кого — топоры и колья. Набат гремел не переставая и количество селюков всё увеличивалось.

Наташа внезапно пнула Виктора и когда тот растянулся в пыли, принялась громко хохотать. Селяне глухо зароптали и приблизились на пару десятков шагов. Кучер сунул плеть за пояс и свистнув помощнику, взвёл арбалет. Выражение решительности на его лице осталось прежним, но кожа приобрела серый окрас.

— На место, — приказал я ему и водитель, с большой готовностью, исполнил указание, — девочки, уходим. Пусть их.

— Ты испугался? — бросила Наташа, не поворачиваясь.

— Сделаем молодожёнам подарок на торжество, — ухмыляясь, я взял её за плечо, ощущая злые искры, жалящие ладонь, — оставим в живых. Может когда и оценят.

— Уже, оценил, — Витя шипел, не делая и попытки подняться на ноги, — не знаю, как, но я отомщу. Пусть не завтра и не в следующем году, но я найду возможность добраться до вас.

— Желаю удачи, — я пропустил девушек внутрь, — будет хоть какое-то разнообразие.

Толпа успела приблизиться почти вплотную и когда карета рванула вперёд, вслед полетели не только проклятия, но и увесистые камни. Жалобно завопили слуги и громко ругаясь, кучер вовсю настёгивал лошадей.

Я же молча слушал Наташин рассказ о грядущей Вронской кампании, которую задумал Симон и где она намеревалась участвовать в качестве полководицы. Однако, думал вовсе не об этом. Я размышлял, под каким соусом передам всю историю Оле.

В конце концов я решил, что Оле совсем не обязательно знать об этих событиях вообще.

Оля…