Визит короля

Мой мир слов пустых, глаз холодных и слепых.

Кто привёл меня сюда — Демон или Рок?

В город тьмы и снов, в рай халдеев и глупцов,

Где забыты боль и совесть, и воспет поpок.

(Маврин — «Падший»

Кейн, сын Вереса, мятежник и король верийцев, с рождения привык получать все, чего захочет и поступать так, как ему вздумается.

Отец часто доверял ему управление своим миром и никогда не спешил делиться знаниями. Верес строго спрашивал со своего сына за его поступки и решения. Кейн перенес эту привычку на своих подчиненных.

Верес был подозрителен и скуп на похвалу. Кейн… Он был похож на отца больше чем на свою мать, которой он никогда не видел.

Была лишь одна разница между Вересом и мятежным богом: харизма. Его незримое влияние было настолько велико, что верийцы слепо вверяли ему свою судьбу. Это опьянение заканчивалось лишь тогда, когда король сам терял интерес. В лучшем случае жертва "трезвела", возвращалась к прежней жизни, не переставая удивляться своим прежним поступкам. В худшем, — страдала, теряла ориентир и цель в жизни.

Король привык видеть членов малого совета в Маледиктусе, где они всегда были под рукой. Так было угодно королю.

Сейчас его злила задержка. О том, чтобы покорить Лорин быстро не могло идти речи, пока волшебница не отыщет ключ. Потом Кейну придется поломать голову над тем, как подчинить чужую энергию своей воле. Тогда он сможет добраться до источника всего мира, осушить его или преобразить — это как получится.

Невеккет пришлось сжечь дотла. Его мощь скрывалась в огромном дереве. Несущий смерть срубил это дерево. Мир погиб.

Лорин не казался крепким орешком. Главной целью был Сантер. Последние триста лет Лорин служил лишь полем для небольших шагов, стычек. К великому разочарованию, богиня не видела в Кейне союзника, равного. Ей хотелось приказывать, а подчиняться вериец не привык.

Снег таял, превращая дороги в кашу. Высокие деревья быстро перешли в дремучий лес, сухие ветки спрятали небо, переплетаясь над головой. До заката было еще далеко, но здесь, среди черных широких дубов и густых колючих кустов, царил сумрак.

Путь был не близким, запах весенней свежести нравился королю. И возможность хоть ненадолго остаться наедине со своими мыслями. Он чувствовал Верес, огромный мир, полный жизни. Он слышал отдаленный шепот молитв простых смертных. Слышал, но не вслушивался. Это больше были не его заботы. Об этом думали верийцы, его наместники. Они не просто управляли провинциями, но собирали дань, следили за порядком, олицетворяли закон и власть.

А также приводили новых солдат-полукровок. Последних сейчас было слишком много, а потому, попасть в Лорин было необходимо срочно! Накопленные силы грозили разорвать Верес своим хаосом.

Высокие шестиугольные башни врезались в темнеющее небо. На красных стенах вышагивали часовые, крепкие ворота давно были заперты. Волчий замок казался неприступным. Но только не для Кейна!

Король играючи взобрался на отвесную стену, бесшумно преодолел всех дозорных, сливаясь с вечерними сумерками. Когда он появился во внутреннем дворе, стража растеряно вытянулась по стойке смирно. Да, достанется им теперь от хозяина за невнимательность!

Кейн прошел мимо нерадивых воинов Советника, велел не докладывать. Он спросил первого попавшегося слугу, где его хозяин, на что последний дрожащим голосом ответил, что господин предпочитает проводить время на верхнем этаже восточного крыла. Несомненно, бедняга кинется с докладом. Но Кейн будет быстрее.

От князя давно не было вестей. Между тем, его лазутчики, как и сам Фауст, были единственной нитью, что связывала два мира. Лилит не оправдала ожиданий своего короля, ее магии требовалась передышка. Она лишь присылала отчет о своих экспериментах. Детская забава: цветочки и ягодки!

Между тем, в чужом и непонятном мире Лорин осталась группа его воинов, что стойко держала занятые рубежи. Верийцы возвращались совсем другими. Неуравновешенными, сентиментальными. Четкий и строгий порядок Вереса рушился в Лорин, обнажая слабые стороны бессмертных.

Можно было отправить за Советником гонца или послать летучую мышь с письмом. Трезвы и расчетливый ум Фауста был ему нужен как никогда: приходили новости о жрецах богини, что своей ревностной верой заслужили Дар. И Дар этот прекрасно справлялся с бессмертными.

Ничего подобного князь не докладывал. И теперь Кейн жаждал узнать правду, прижать своих подчиненных к стене.

Она что-то рисовала, сидя на краю смотровой площадки. Ее руки были перепачканы краской, на щеке художницы тоже остался отпечаток. Однако она была так увлечена работой, что не замечала этого. Выглядела Жанна гораздо лучше: милый овал лица, большие распахнутые глаза, пухлые губы, хрупкая фигурка тонула в мужской рубашке, с закатанными до локтя рукавами.

Несмотря на холод, девушка продолжала водить кистью по холсту, явно намереваясь закончить работу вопреки всему.

— Что вы рисуете, госпожа? — На балкон вышла служанка. В ее руках была меховая накидка, которую она пыталась надеть на художницу.

— Художники пишут, Рейна, а не рисуют. — Не отрываясь, ответила Жанна. — Не мешай, пожалуйста.

На ней был белый фартук, весь перемазанный красками разных цветов, жемчужные волосы разметались по плечам.

— Вот и все. — Улыбнулась Жанна. — Смотри? Похож?

— Горы! — Восхищенно воскликнула Рейна.

— Да ты присмотрись. — Улыбнулась девушка.

— Великая ночь! Что вы наделали! — В ужасе воскликнула служанка. — Вы нарисовали Короля! Никто не смеет!..

Служанка сделала робкую попытку закрыть холст полотенцем, что сжимала в руке, но Жанна решительно отстранила ее.

— Здесь кроме нас никого нет, чего ты боишься, глупышка? Вашему надутому Королю нет дела до нас и наших жизней. — Она капризно показала язык.

— Ах, господин Фауст рассердится, если узнает! — Сделала еще одну попытку служанка.

— Он не умеет сердиться на меня, ты же знаешь. — Беспечно бросила Жанна. — По крайней мере, ему от этого всегда хуже, чем мне. — С лукавым удовольствием добавила лоринка.

Она сняла фартук, вытерла об него руки.

— Принеси лучше воды. — Велела она служанке. — Ты же видишь: я вся в краске.

— Ой, госпожа! Бегу! Замерзли совсем. Как же так можно. — Девушка скрылась за дверью, что вела на террасу.

Рейна принесла большой кувшин воды и чашу. Жанна умылась, закуталась в накидку.

— Я-то думала, вы сад нарисуете. То есть, это, напишите. Зачем же было морозиться. Только оправились от болезни.

— Здесь легче дышать, — Жанна усердно оттирала руки. — Надоели эти стены. И нечего надо мной кудахтать, я не дитя!

После Фьёль девушка надолго слегла: переохлаждение, усталость и нервное напряжение сказались на здоровье. Но она этого не помнила. Как не помнила ничего из своего прошлого.

В последнее время Жанну как подменили: она стала спокойнее и беспечнее. Для нее существовало здесь и сейчас, Верес уже не казался чужим. Смутная тревога иногда одолевала девушку: она должна что-то сделать, что-то вспомнить важное, от чего зависит чья-то жизнь. И девушка становилась капризной. Она надувала губки, покрикивала на слуг, цеплялась к мелочам, будь то уборка или приготовленное блюдо.

Ей по-прежнему было неуютно в пустых и торжественных комнатах замка. Но куда и зачем идти? Жанна чувствовала себя увереннее от близости князя, но он сам уклонялся от какого-либо общения. Не робкий, он терялся в ее обществе, безмолвно стояло в золотых глазах ожидание, но чего?

Оставшись наедине с собой, Жанна окуналась в пустоту и бессмысленность прожитого времени: день за днем шли размеренно и монотонно. Надоели пыльные книги, наскучили наряды, однообразная болтовня слуг, простота и ограниченность Волчьего замка.

— Ой, ну что же вы, госпожа. Так хорошо, что вы появились здесь. — Болтала Рейна. — Без вас дом был мрачным, князь всегда пропадал в Маледиктусе, возвращался в плохом настроении. Редко случались гости у нас, а когда случались, — нет-нет да убьют кого ненароком.

— Какая дикость. — Скривила Жанна хорошенькое личико. — Да, я все хотела спросить: ты помнишь, как я появилась здесь? В последнее время я какая-то рассеянная, все забываю. — Вздохнув, добавила она.

— Разве вам плохо у нас? — Удивилась Рейна. — Вы приехали с князем из Маледиктуса, госпожа. А как он вас нашел — того не ведаю. Князь так заботится о вас: дает вам все, о чем вы просите и не просите. У вас столько красивых платьев, драгоценностей, а вы ходите в рубашках и штанах. Вы же девушка, благородная дама. Попросите милорда, — он закажет вам по размеру, у лучших белошвеек.

— Я знаю каждый сантиметр этого парка и этих стен. Жизнь размерена, но скучна. — Девушка, будто в подтверждение своих слов, сделала два шага в одну и в другую сторону. — Зачем мне все эти наряды и драгоценности — их вижу только я. Смешно! И эта его отвратительная привычка — заглядывать в мои мысли. Я чувствую себя абсолютно голой!

— Попросите господина изменить вас! — Воскликнула Рейна, и тут же, испугавшись своей дерзости, закрыла рот руками.

— Для чего? — рассмеялась Жанна. — Чтобы бесконечно долго проживать один и тот же день? — Она с досадой поджала губы. — Я существую, но не живу.

— Поверьте, госпожа, князь с удовольствием показал бы вам все Сумеречное Королевство. Но вы — смертная. Вы же знаете, что за пределами этих стен выживают не многие. А те, что выживают, действительно больше похожи на диких зверей. Да разве в этом дело! — Всплеснула руками служанка. — Почему вы не попросите его? Думаю, он ждет от вас именно этого. И хочет, чтобы вы насовсем остались с нами.

— Что ты болтаешь? — Жанна залилась краской.

Это было так прекрасно! Кровь подступила к ее белым щекам. Они стали пунцовыми как маки. Кейн невольно сглотнул слюну. Как же ему захотелось разрушить эту красоту, наслаждаясь ее угасанием. Словно ребенку, отрывающему лепестки цветка, развеять магию этих чар.

Он появился незаметно и невольно прислушался к болтовне девушек, не выдавая своего присутствия.

— С чего ты взяла, что я — не просто игрушка? Не прихоть заскучавшего… мертвеца? Я чувствую себя не лучше тех картин, что он хранит в галерее: тобой любуется один зритель и уйти никуда нельзя. "Редкая" — так он меня назвал. Как вещь. Его душа кажется мне истертой и жестокой, а сердце, если оно у него есть, — давно перестало что-либо чувствовать.

— Что вы говорите, госпожа! — Охнула от такой дерзости девушка.

— Я называю все своими именами.

— А мне кажется, он в вас влюблен. — Хитро усмехнулась Рейна.

— Что? — Вспыхнула Жанна. Она еще больше смутилась, пряча лицо за холстом. — Какие глупости ты говоришь!

Лоринка медленно отвернулась, задумчиво прикусив губу, затеребила пальцами края накидки. Она была взволнована, и сама не могла понять, почему вдруг для нее стало так важно услышать то, о чем болтала Рейна.

В Лорин у графини было много друзей среди молодых людей дворянского происхождения, но Жанна все еще не успела по-настоящему влюбиться. Со всей страстью и пылом первой любви она была не знакома. Все эти жесты и вздохи были известны ей лишь по рассказам подруг, искушенных самыми достоверными источниками — дамскими романами.

Интуиция подсказывала Жанне: что-то происходит не только с ней. Князю мало было обладать властью над своей гостьей, он жаждал насладиться ею полностью. Пламя, обжегшее его, разгоралось все жарче и праздное любопытство переросло в томящее чувство.

Фауст избегал девушки, старался вновь обрести равновесие. Но если им все же доводилось встречаться — вериец мужественно искал в себе силы сопротивляться дурманящим чарам смертной.

Если они танцевали в пустой бальной зале, девушка замирала, ощущая легкое пожатие его рук, украдкой подмечала его улыбку, тогда сердце билось как бешеный барабан. Все это льстило ее женскому самолюбию, игра была забавной и увлекательной. А молчание становилось все красноречивее.

И все же, их разница в возрасте, столь не зримая внешне, все чаще ощущалась в разговорах.

Легкая на подъем, веселая и жизнерадостная Жанна забавляла князя. Иногда ее было слишком много вокруг: она вносила суматоху в быт Волчьего замка, затевая игры с прислугой, перестраивая и переставляя все в комнатах. Ее можно было встретить на кухне Варвары, где девушка усердно месила тесто, чистила рыбу или просто болтала с поварихой.

Кузнец начал закрываться в кузнице, ибо даже туда Жанна совала свой любопытный нос. Но, после пары ожогов и ушибленных пальцев, была выставлена вон, от греха подальше.

Ей было недостаточно просто гулять по парку. Жанна принималась строить снежные замки, устраивала войну с Рейной, пару раз прилетело и князю, от чего хозяин стал похож на рассерженную сову.

Все эти шалости вызывали у Фауста улыбку и были приятны обоим. Но стоило верийцу начать учить свою гостью, объяснять положение вещей в Вересе… Она по-прежнему принимала в штыки здешние обычаи, становилась колючей как еж.

Смертным полагалось быть уступчивыми, смирными. Эти существа, внешне схожие с верийцами, оставались психологически и духовно не зрелыми, нуждались в управлении более развитых и образованных созданий бога.

— От тоски верийцы становятся жестоки. А вы вдохнули в него жизнь. — Не унималась Рейна. — Ваш возраст — возраст любви. Я не узнаю господина с момента вашего появления. — Горячо заговорила служанка. — Вы задели его очень сильно, он так часто спрашивает о вас: что вы делаете, о чем говорите. Никогда и никто из детей Вереса не относился с таким теплом к смертным. — Почти шепотом закончила она свою крамольную мысль.

Кейну надоела болтовня девушек: не хватало только слушать эти оскорбительные для Истинных речи!

Рейна вскрикнула, увидев короля, упала на колени. Жанна обернулась.

— Великая ночь! Да ты еще жива! — Рассмеялся Кейн. — Ты щебечешь как глупая пташка. Мечтаешь выйти из золотой клетки, а лететь то тебе уже некуда.

Девчонка не испугалась. Не побежала и не упала ниц от ужаса. Похоже, она всерьез считала себя равной Кейну.

— Доброй ночи. Чем обязана такой чести? — Холодно поинтересовалась она. Ее голос не дрогнул.

— Твой дом лежит в руинах. — Усмехнулся король. Он окинул ее любопытным взглядом, сморщился, точно от глотка уксуса. — Мои солдаты пленных не берут, девочка. Тебе некуда бежать из Сумеречного Королевства. Не помешало бы тебе склонить голову, пока она на месте.

Его лицо оказалось совсем близко, глаза — холодные как горы вокруг замка. Девушка онемела. Воспоминания тонули в темноте. Что-то жуткое исходило от верийца, окутывало с ног до головы. Точно лед треснул в сознании от чужого натиска.

— Повтори. — Севшим голосом попросила девушка. — Что ты сказал про Оринберг?

Король рассмеялся ей в лицо.

Вместо бесполезных слов, Кейн передал ей мысленные образы. Кровавые картины были достаточно красочными, заслоняли все сознание, пробирали до дрожи.

— Ваш мир — мир рабов! — Презрительно процедил Кейн. — Все, чего вы достойны — служить интересам Истинных. И так будет, когда Лорин весь подчинится мне.

— Ты — дремучий варвар! — Выпалила Жанна. — Как смеешь ты судить о ком-то так высокомерно и узколобо?!

Кейн хотел было сразу отсечь наглой девке голову, но передумал. Он с ног до головы окинул ее: руки ухоженные, никогда не знали тяжелого труда, горделивая осанка, смелый и осмысленный взгляд, дорогие серьги в ушах, меховая накидка… Не похоже на мимолетное увлечение, которыми грешат все верийцы, время от времени забывая, сколь недостойно связываться с низшими существами, с этим безмозглым скотом.

Кейн направил в сторону смертной руку и сжал ладонь в кулак. Время застыло, точно Жанна угодила в какое-то желе. Ее тело стало непослушным и ватным, легкий холодок покалывал.

Король с любопытством изучал яркие воспоминания девчонки. Как же досадно, что он не мог просмотреть их все: разум был достаточно силен, чтобы сопротивляться. Да, он помнил ее! Фауст вцепился в чужестранку мертвой хваткой, требуя ее для себя как награду за очередное успешное дело. Любопытно.

И абсолютно не приемлемо! Из-за этой дряни князь перестал быть исполнительным. Быстрым движением король рассек вены на ее руке, больно впился зубами в плоть, точно зверь.

Рейна, бессильно заламывая руки, лежала ниц. Все в бедной служанке жаждало помочь своей госпоже, но несчастная ничего не могла сделать. Она лишь наблюдала, как бледнело лицо Жанны, тряслась от страха и причитала:

— Молю вас, возьмите мою жизнь вместо госпожи! Она не здешняя, не гневайтесь, молю!

Горькие слезы ужаса и отчаянья катились по веснушчатому лицу. Но Кейн не обращал внимания на жалкую смертную.

— Ты отдал ее мне. Отпусти. — Гибкий силуэт князя возник на площадке, в глазах плясало пламя.

— Иначе что? — Король остановился, но не удостоил Советника даже взглядом. — Все в этом мире принадлежит мне.

— Я прошу тебя. — Устало вздохнул Фауст.

Рука князя лежала на эфесе меча, обманчиво-покорный голос не вводил в заблуждение: мужчина был напряжен, как натянутая пружина.

Кейн, рассмеялся и вытер ладонью рот. Грязный способ ломать природу смертных, но другого нет.

— Ты второй раз вступаешься за эту тварь. — Кейн равнодушно отбросил вялое тело в сторону, с раздражением подметил, как заботливо и бережно Гевальт подхватил девчонку на руки. — Явишься в Маледиктус завтра же!

И грозная фигура скрылась в тенях.

— Не прикасайся ко мне! — Мраморная фигурка полетела в сторону Фауста.

Вериец перехватил безделушку в воздухе, поставил на стол.

Жанна все еще дрожала от страха и ярости.

— Как ты посмел стереть мои воспоминания?! Ты обещал, дал слово, что я вернусь домой!

Девушка нахмурилась от головной боли: память возвращалась.

Фауст сделал еще одну попытку усадить Жанну в кресло, но она так выразительно посмотрела на князя, что он отступил.

В небольшой гостиной царил беспорядок. Под ногами хрустели осколки пузатой вазы и валялись раздавленные ногами розы. В порыве злости Жанна смела все статуэтки с каминной полки, швырнула подсвечник в большое овальное зеркало, что стояло возле окна.

Адреналин поддерживал Жанну, требовал немедленного выхода, кровь пульсировала в висках. И кто бы мог подумать, что в такой милой девушке кроется столько эмоций! Она бушевала, как ураган. И во второй раз эта стихия разносила все, до чего могла дотянуться.

Они не ссорились уже давно: магия Лилит стерла прошлое в голове смертной. И так не вовремя этот визит короля!

— Ради бога, позволь перевязать тебя!

— Ради Вашего бога я пальцем о палец не ударю! — Она замахнулась на него еще одной статуэткой. — Знаю я твое лекарство: завтра же забуду свое имя!

Фауст мгновенно ретировался, позволив ей разбить оставшиеся безделушки. Он сдержанно перенес еще одну тираду проклятий, Рейна застыла возле двери, глотая слезы обиды.

— А ты! — Жанна вдруг обратила внимание на горничную. — Ты все знала и молчала! Как ты можешь пресмыкаться перед этими монстрами? Я считала тебя подругой! А ты — жалкая трусиха, предательница! Ты опоила меня этой гадостью! Убирайся прочь!

Жанна оперлась рукой о стену, в ушах зазвенело, подступила дурнота. Кейн забрал слишком много сил у своей жертвы. Каскад ее жемчужных волос вырвался из давно распавшейся прически, девушка стала оседать на пол.

Фауст подхватил Жанну, усадил в подставленное Рейной кресло.

Горничная, продолжая рыдать, принялась за перевязку.

— У тебя могут возникнуть галлюцинации. Скорее всего, начнется лихорадка. Некоторые люди впадают в беспамятство. — Бархатный голос верийца звучал в голове, а темнота в глазах все сгущалась.

На мгновение она забылась, и ей привиделось белое оскаленное лицо Короля, пламя пожирающее ее страну, мертвые, растерзанные тела. Девушка вздрогнула, пришла в себя.

— Я ненавижу вас всех. — Пробормотала она, точно пьяная. — Как вы смеете!.. Как смеете вы считать себя лучше других… кто дал вам право? — Сквозь злые слезы говорила она.

Рейна мазала виски каким-то густым раствором, бормоча себе под нос, что «она не заслужила» и «готова хоть сейчас умереть» за Жанну. Князь бережно придерживал поникшую голову графини и ее распустившиеся волосы.

Жанна рассеянно смотрела в его золотые глаза.

— Для верийцев люди — скот. Вот как ты относишься ко мне? Все твои прекрасные и воздушные слова — ложь. Ваш король ясно дал мне понять то, что ты так тщательно пытаешься от меня скрыть.

— Мне жаль, что пришлось так поступить с тобой. Я хотел, чтобы ты была счастлива. И до сих пор хочу. Но ты все время тосковала и вспоминала свою семью. Твоя безрассудная юность очаровала меня. — Томящее чувство затрепетало в голосе верийца. — Ты живешь одними эмоциями, видишь лишь то, что хочешь видеть. Твой необузданный нрав выводит меня из себя, но я уже не могу представить себе ни одного дня без твоих проказ. Видишь? Я вовсе не считаю тебя хуже или ниже. — И, словно приблизившись к рубежу, князь переменил тему.

Незаметно появилась Герда, вытолкнула за дверь безутешную Рейну, принялась убирать следы недавнего скандала в комнате. Лакей принес поднос с липовым чаем и очередным кондитерским шедевром от поварихи Варвары.

А князь все объяснял притихшей Жанне, что не мог поступить иначе, что остановить вторжение — не в его власти, но он ищет графское семейство. И, хотя это противоречит законам Сумеречного королевства, готов признать ее, смертную девушку, равной верийцам. Маледиктус истреплет его имя, если узнает о Жанне, а Кейн способен на любой жестокий поступок, чтобы удержать своих подданных в подчинении.

— Возможно, в твоих глазах я всегда буду чудовищем. Но ты не справедлива ко мне: я никогда не скрывал своего отношения к тебе. Я искренне желаю тебе добра. Что касается других: такова природа верийцев, даже если ты с чем-то не согласна.

Они уже давно остались вдвоем. За окном сгустилась чернильная ночь, появились россыпи звезд. Горячий чай согревал, тело начинало ломить: лихорадка не заставила себя долго ждать.

Слуги развели огонь в камине, но свет зажигать не стали. Так они и сидели напротив друг друга: молодая девушка и древнее чудовище.

— Что же мне делать, князь? Я люблю свою семью и сделаю все, чтобы их спасти. А ты предлагаешь мне остаться с тобой и просто ждать. Это настоящая пытка. Сидеть, сложа руки, наслаждаться жизнью, пока умирают другие. Твой мир убьет меня. А твой король убьет все то, что мне дорого.

— Я должен вернуться в Лорин. — Горько ответил он. — Я позволил себе упустить время. Если ты хочешь увидеть свою семью, прояви терпение: не пытайся уйти, доверься мне. Это все, что я могу сделать. До других смертных Лорин мне нет дела, с их обреченностью придется смириться.

Фауст и сам понимал, что ситуация вышла из-под контроля. Он давно не появлялся в Лорин, подчиненные работали самостоятельно. Гевальт не встревожился, когда доклады стали приходить все реже.

В Лорин было много свободной магии, но она не давалась в руки бессмертным. Это была другая энергия. Живая и неподвластная верийцам, такая же своевольная, как Жанна де Стрейн. Она меняла захватчиков.

Да и сама девушка менялась под воздействием Вереса: в Лорин он встретил своенравную, но милую леди, в этом мире все демоны вышли из-под контроля Жанны. Она не сдерживалась, вела себя дерзко и своевольно.

— Знаешь, когда мы были детьми, я, Маргери, Луи и дети наших слуг, мы все играли вместе. Я уже говорила: наш род обеспечен, но не слишком богат. И отец всегда говорил, что высокомерие не красит человека, а простолюдины — такие же достойные люди, как мы. Просто бедные. Так сложилась их судьба.

Так вот, однажды мы играли в прятки в парке. Стояла зима. Такая же холодная, как в этом году. Мы прятались и искали друг друга по очереди, все было хорошо. А когда сгустились сумерки, Луи нашел почти всех, кроме Маргери. Мы стали звать ее. Она была младше нас всех, ей было всего пять.

Маргери не отзывалась. Мы забеспокоились, обошли весь парк, стало совсем темно и мы позвали на помощь взрослых. Люди искали ее до рассвета, я и Луи сидели в гостиной вместе с мамой. Мы не спали всю ночь, только всхлипывали и прижимались друг к другу.

Ее нашли уже утром. Она уснула на конюшне, под боком своего пони. За эту ночь я поняла, что нет ничего дороже семьи. И поклялась, что, если кому-то из них будет угрожать опасность, я сделаю все, чтобы спасти их, а не буду сидеть и молча ждать в гостиной. Отдам свою жизнь, если потребуется. Я знаю, мой брат и моя сестра сделают то же самое для меня или для отца с матерью.

Я люблю их, а они любят меня. Я хочу вернуться к ним. Ведь именно сейчас их жизнь в опасности. Я готова довериться тебе, но если будет хотя бы призрачная возможность вернуться домой… Я не упущу этот шанс. Почему ты избегаешь меня? — Вдруг спросила Жанна. — Я настолько противна тебе?

— С чего ты взяла?

Фигура князя застыла в кресле, по алому мундиру плясали тени от огня, на бледном лице светились янтарные глаза.

— Ты можешь изменить меня.

— Ты действительно этого хочешь? — Снова жадный блеск в глазах.

— Да.

Она подошла к нему и опустилась на колени перед его креслом. Дрожащей рукой она ухватилась за бинты. Князь перехватил ее ладонь, крепко сжал и поцеловал.

— Прошу тебя. — Нервно произнес он. — Не сейчас и не так. И я не пью кровь, Жанна. Я же тебе объяснял. Я не хочу, чтобы ты жертвовала собой. Не так.

— А когда? — Она вскинула на него рассерженное личико. — Ваш король пьет. Это так делается? Вы отравляете человека своим укусом, и он меняется…

Она вдруг четко осознала это. Именно таким способом верийцы создавали полукровок. Но выживали не все, настолько ядовита была чужая природа. Некоторые, напротив, не менялись, побеждали в этой схватке. Все решал случай. И собственное желание жертвы. Нельзя было заставить измениться насильно.

— Я не могу. Это опасно. — Он подтвердил ее догадку, глаза тревожно забегали. — Просто укусить недостаточно. Это долгий и сложный процесс. Не за один день, не за неделю. Тебе стоит отдохнуть.

Как сложно было бороться с этим соблазном! Хотелось впиться зубами в ее руку, распустить нити чужой души и проникнуть, наконец, в это загадочное сознание. Прочитать короткую, но яркую жизнь, поделиться своей, дать силу и бессмертие. Фауст помог ей встать, кивнул расторопному лакею, что появился в комнате. Слуга бережно подхватил девушку за локоть, повел за собой.

— Он вернется, князь! Я знаю. Не будь же трусом! — Воспротивилась Жанна.

— Ты не смеешь меня так называть! — Он вдруг стал чужим и далеким.

Девушка невольно отшатнулась.

— Еще не время. — Сухо добавил вериец.

Нельзя рисковать. Обреченность и смирение, с которыми был сделан выбор его гостьи, не устраивали Фауста.

— Держись, девочка. Борись! — Графиня сквозь пелену слышала старческий голос. — Ты тут все с ног на голову перевернешь, девочка. — Она покачала головой. — Больно живая. И чужая.

Сухие руки положили на голову холодное влажное полотенце, поднесли к губам отвар.

Это была Нора. Жанна не видела ее с тех пор как… Как что? Она не могла вспомнить.

— Помоги мне. — Попросила Жанна шепотом. — Я должна уйти. Я должна выжить.

— Уйдешь, уйдешь. — Нора поправила повязку на голове. — Он придет за тобой, ты же знаешь. И ты должна победить. — Старуха вложила в руку Жанны амулет.

Тот самый, который когда-то дал Вик. На мгновение лицо старухи растаяло, превратилось в Вика.

— Я же говорил тебе: береги себя. — Произнес его заботливый сильный голос.

— Ты жив. — Улыбнулась Жанна.

— Он жив. — Перед ней снова стояла Нора. — И беспокоится о тебе. Он хотел и не смог тебе помочь. А сейчас — спи. Все твои испытания только впереди.

Князь уже час сидел в своем кабинете. Его никто не тревожил, кроме собственных мыслей.

Ах, как же наивно он полагался на «лекарство» Лилит! В один визит, Кейн сломал чары лишь своим присутствием.

Если только она узнает, какой ценою куплена ее собственная жизнь! Со временем мораль становится гибкой и решиться на подлый поступок не так сложно, если он оправдан личной выгодой. Но если собственная совесть не грозила Фаусту муками, то страх быть разоблачённым не давал покоя.

Фауст машинально крутил в руках кинжал. Этим оружием он совершит ужасный ритуал, но все во благо. Тот самый кинжал из девичьего сна. Его принесли неделю назад разведчики. Им удалось добыть эту реликвию в часовне усадьбы де Стрейн. Вмурованный в стену, клинок ждал своего часа.

Семейство де Стрейн в самом деле покинуло свой дом и найти его стало первостепенной задачей для полукровок Советника.

Жанна всегда вспоминала сестру и брата. Он слышал от нее много разных историй о жизнерадостной и бесстрашной сестрице, о благородном и смелом брате. Он не только слышал эти истории. Он видел их глазами Жанны. Эти воспоминания были настолько красочными, что передавались верийцу детальными образами.

Семья де Стрейн была крепкой и сильной. Князь знал, как долго искали саму Жанну, ищут до сих пор и не верят в ее смерть. Да, они безутешны в своей утрате и лишь крепче держатся друг за друга.

Жаль. Потому что Лорин избрала этот род.

Фауст вспомнил, как в последний раз возил девушку на прогулку в открытой повозке. Кони несли по дороге, ужас и восторг сияли в фиолетовых глазах Жанны.

Они долго гуляли по лесу, вдоль беспокойной Гремучей реки. В конце концов, Жанна решила построить из талого снега Волчий замок. Фауст сначала просто наблюдал и подсказывал, потом увлекся сам. Получилось идеально.

Потом он бережно закутал озябшую девушку в покрывало, растирал холодные ладони, и сладко замирало сердце от этих прикосновений. Это бесхитростное существо манило к себе. В какой-то момент ее лицо оказалось совсем близко, так хотелось коснуться ее губ. Но он испугался собственной слабости. Чего же он хочет на самом деле?

И вот теперь снежные мечты разрушены. Не помогла бесшабашная Рада, не спасли заклятия Лилит. Больше ждать было нельзя.

И как влюбленный дурак Фауст еще долго вспоминал всю историю их недолгого знакомства. Прошло не так много времени, но ближе и желаннее уже никого для него не было.

А ведь смертные — неполноценные существа. Еще при Ольгарте Первом за любые интимные и дружеские контакты с Истинными людей казнили, а Дом, к которому принадлежал вериец, изгонял его.

На людей охотились как на животных, дозволяли жить лишь в марионеточных государствах, чьи правители слепо выполняли волю божьих существ.

Потом к власти пришел Ольгарт Второй и чуть смягчил условия существования смертных, дал больше воли верийцам, дозволил приближать к себе людей. С тех времен смертные стали необходимым ресурсом: слуги, воины, источник сил.

Истинные в своих владениях сами устанавливали законы жизни, условия, на которых дозволялось существовать третьесортному виду.

Кейн, свергнув Ольгарта, внес последние изменения: люди не должны исчезнуть. Это было необходимо для поддержания равновесия в Вересе. Отныне Истинные были вольны выстраивать любые взаимоотношения с этим видом.

Общество верийцев по-прежнему придерживалось старых взглядов, но мораль стала гибче. Старшее поколение роптало о деградации нравов, а новое самозабвенно окуналось в эту деградацию.