Глава 9. Чужая боль

Рыжий, видимо, послал кого-то вперед с приказом, потому что стоило уставшей Джиад доплыть до комнаты, как у двери к ней кинулась пара слуг, взбивая воду суетливыми движениями хвостов. Кариша, притихшая после встречи с принцем, да так и промолчавшая всю остальную дорогу, торопливо ускользнула, а Джиад подхватили под руки и почтительно поволокли в уже знакомую «ванную». Тошнотворная процедура повторилась: её опять мыли, растирали, смазывали волосы и кожу скользкими разноцветными эликсирами…

Все, что проделывали торопливо мелькающие руки служанок, Джиад терпела, не говоря ни слова, изо всех сил стараясь если не успокоиться, то хотя бы загнать нарастающие страх и отвращение поглубже. И это только второй раз, а сколько их еще будет! Король говорил про осень, но, может, средство найдут раньше? Им ведь самим нужно как можно меньше испортить репутацию наследника связью с человеком…

Покорно поворачиваясь под умелыми прикосновениями, она стиснула зубы и на мгновение прикрыла глаза, тут же, впрочем, открыв их снова. Тело давила усталость, словно она не на ложе полдня провалялась, а мечом махала. Кстати, как у них тут считают время? Рыжий явился поздним утром, потом Джиад обедала с Санлией, а снаружи вроде был день, но все равно темновато — глубоко же. Значит, сейчас вечер. И вряд ли Алестар останется у неё на ночь. Или да?

Джиад вздохнула, поднимая руки — на неё натянули тонкую ярко-синюю тунику на ладонь выше колена. Точно такая, только светлая, была на Санлии. Значит, это вроде формы для наложниц. И цепочка с морским ключом из аквамарина, и ее собственная драгоценность, ключ от спальни Торвальда, на время спрятались под струящимися складками ткани. Джиад помотала головой, отказываясь от широких узорчатых браслетов, которые попытались застегнуть девушки-иреназе.

— Приказ принца, — виновато сказала служанка, снова осторожно ловя её запястье. — Прошу вас, госпожа избранная!

— Вы будете самой прекрасной из всех, кто принимал его высочество на ложе, — прощебетала вторая, подступаясь с кисточкой и целым набором крошечных баночек.

Краситься? Для этой гадины? Джиад передернуло. Воспользовавшись заминкой, первая иреназе ловко застегнула тяжелые золотые браслеты и отплыла подальше. Вторая умоляюще взглянула на Джиад. Ну да, накрасить пленнице лицо — это не то что пару побрякушек нацепить, без согласия не очень-то проделаешь.

— Ладно уж, — буркнула она, сообразив, что со служанками упрямиться не стоит: они-то ни при чем, а невзлюбить строптивую чужачку могут запросто, после чего жизнь на морском дне сильно осложнится.

Кисточка запорхала по лицу Джиад, вспомнившей умело наведенную красоту на лице Санлии. Но утонченной наложнице это шло так, словно она с этой краской и родилась, а Джиад… Все равно что для меча сшить ножны из шелка: и смешно, и глупо.

Она послушно вытерпела все до конца, даже посмотрела на себя в зеркало, поднесенное служанкой.

— Госпожа так восхитительна, — восхищенно прошептала иреназе, покачиваясь перед ней на хвосте.

Из зеркала смотрела… не она. Не Джиад! Это было даже забавно, как на дворцовом маскараде, какие устраивались при покойном отце Торвальда — большом любителе пышных развлечений, невзирая на тощую казну. Джиад взглянула на незнакомку. Глаза, подведенные черным и золотым, стали больше и заблестели даже при неярком свете подводного мира, ресницы вытянулись, а смуглая кожа налилась изнутри янтарным светом, разгладилась и засияла. Даже губы были накрашены не кричаще ярко, как ожидала Джиад, а лишь слегка выделены краской в тон естественному цвету, став четко очерченными и самую малость пухлее. В сердце невольно кольнуло сожаление: если бы Торвальд хоть раз увидел ее такой!

— Вы настоящая мастерица, уважаемая, — негромко сказала Джиад, понимая, что ни в коем случае не стоит показывать такое принцу — заставит краситься каждый раз. — Я восхищена вашим искусством…

Иреназе захлопала ресницами и просияла, словно её никогда в жизни не хвалили. А может, так и было? Редко кто замечает хорошую работу слуг, это за промахи им достается. Но телохранителей учат дружить со всеми в доме, потому что не знаешь, какая мелочь может погубить охраняемого или помочь его спасти.

Потом её все-таки отвели назад, к опостылевшей комнате. Раскланявшись, торопливо уплыли, и Джиад осталась перед дверью — вроде бы и без присмотра, но никуда не денешься. Толкнула тяжелую плиту, проплыла под качнувшимся кругом.

Алестар уже был внутри. Развалился на постели, заложив руки под голову, и только хвост слегка подергивался из стороны в сторону — как у злящегося кота. Сравнение было таким неожиданным, что Джиад едва не забыла о том, что собиралась сделать с самого начала. Воспоминание о Торвальде было мгновенной слабостью, сейчас же она загнала всё мягкое и теплое, что будили в ней мысли о любимом, поглубже, прикрывшись привычной броней холодного спокойствия, под которой бушевала еще более ледяная злость. Любите утонченных разряженных девочек, принц? Посмотрим, как вам понравится такая красотка!

Подплывая к постели, она задрала подол туники и с наслаждением, медленно, напоказ стерла всю нарисованную красоту, чувствуя, как жирные краски растираются по лицу, и искренне надеясь, что превращается в совершеннейшее чучело — как и было задумано. Судя по расширившимся глазам принца — удалось.

— С ума сошла, тварь? — процедил Алестар, привставая на постели.

— А что не так? — насмешливо приподняла бровь Джиад. — Вы приказали — меня накрасили. Вот даже… Нацепили, как колокольчик на корову… — она подняла руки, показав браслеты. — Ах да, вряд ли ваше высочество знает, что такое корова. Ну, как на салту — так понятнее? Вы же на них цепляете сбрую?

Она с искренним сожалением посмотрела на полу туники. Краски стойкие, рассчитаны на жизнь под водой. А кому-то отстирывать. «Уронила» с руки заранее расстегнутый браслет, поймала и, позволяя себе выплеснуть злость хоть так, смяла массивное, но мягкое золотое кружево в ладони. Глянула в лицо рыжему, растягивая непослушные губы в улыбке, кинула на постель блестящий тяжелый ком. Проделала то же с другим браслетом, не поморщившись, когда в ладонь впилась застежка, вздохнула:

— Прошу прощения. Такие хрупкие безделушки… Сама не знаю, как получилось.

Глупость, конечно. Детство… Вот в детстве они в храме и хвалились друг перед другом, когда впервые после долгих тренировок удавалось согнуть — нет, еще не подкову, а только железный прутик, выданный наставником. Согнуть-разогнуть, потом еще раз, и еще… Когда прутик, много раз согнутый и разогнутый, попросту ломался — вот тогда и переходили к пруту потолще. Каждый в свое время… Мальчишкам было проще, у них пальцы от постоянных занятий быстро приобретали крепость кузнечных клещей, а прутики сменялись подковами, но и девочки старались изо всех сил, зная, что слабость — не для будущей жрицы и воина. И Джиад, даром что узковатая в кости, была не из последних: крепость пальцев и запястий от ширины плеч зависит не всегда.

Алестар медленно потянулся, взвесил на ладони изуродованный браслет. Джиад на миг показалось — сейчас швырнет ей в лицо. Она подняла на уровень глаз второй браслет, оставшийся в ладони, с усилием расправила полосу, вернув ей почти круглую форму. Безмятежно улыбнулась прямо в расширенные глаза принца.

— Развлекаешься? — с тихой злостью спросил рыжий, отшвыривая золотой ком. — Что ж, теперь моя очередь. Плыви сюда.

Джиад опустилась на край постели, чувствуя, как саднят и подрагивают пальцы — но оно того стоило. Глубоко вдохнула, удивляясь, что уже не замечает густоту воды, привычно вливающейся в легкие. В голову лезло что угодно, кроме мыслей о том, что произойдет прямо сейчас. Ладно, не убьет её еще один раз под рыжей гадиной. А потом еще, и еще…

Принц хлопнул ладонью по краю ложа, словно собаку подзывал. Интересно, у них тут есть домашние зверюшки? Рыбки, крабики, человечки… Джиад подвинулась еще на пару ладоней, преодолевая едва заметное сопротивление теплой воды, ластящейся к телу тонкими струйками. Проточная… А раньше вроде была стоячей. Важно? Потом будет видно, пока просто запомним.

— Вытри лицо, — бросил рыжий, презрительно прищурив глаза.

— Не нравлюсь? — пожала плечами Джиад. — Могу сходить умыться. Думаю, где-нибудь поблизости найдется немного воды.

— Смешно, — без улыбки сказал принц. — Очень. Ты своего хозяина одними шутками развлекала?

Не дожидаясь ответа, сел на кровати, потянулся к Джиад и грубо дернул у неё с плеча тонкую ткань.

Треск шелка неприятно отозвался в ушах. «Вот странно, — все так же отстраненно подумал она. — Звуки с амулетом слышны, а запахи — нет. Хотя звуки и так под водой слышатся, хоть и нечетко… Интересно, а сами иреназе запахи чуют? Надо будет спросить у Кариши. И если да, то намазаться чем-нибудь повонючее»…

Намотав оторванный кусок туники на руку, рыжий с силой пару раз провел по лицу Джиад, утомленно прикрывшей глаза. Раздраженно сорвал и откинул грязную ткань, потом наклонился и прошептал:

— Что, двуногая, устала?

— Ага, — лениво подтвердила Джиад. — Хочу горячего вина и спать. Можно бы еще плечи размять…

Она откровенно нарывалась, но, с другой стороны, что ей сделает рыжий? Отымеет, конечно, как можно больнее и обиднее. Но если поддаться — будет только хуже.

— Насчет плеч не знаю, а все остальное я тебе разомну, — глумливо пообещал принц, приподнимая кончиками пальцев подбородок так и не открывшей глаза Джиад. — Только чуть позже. Сначала поработаешь ротиком. Надеюсь, на земле это умеют?

Вот, значит, что он придумал. Джиад сама удивилась, что даже не злится. Просто сил на злость нет. Сволочь… Гадина хвостатая. Она открыла глаза, в упор посмотрев на ответившего таким же пристальным взглядом рыжего. Спросила, с утомленной брезгливостью разомкнув губы:

— Любопытно, ваше высочество… А вам кто-нибудь добровольно отдается? Кроме наложниц. Им-то, понятное дело, деваться некуда.

— Отдается, — тем же тихим, словно плывущим, голосом подтвердил рыжий, гладя Джиад по щеке, а второй ладонью собирая в комок ворот злосчастной туники на её шее. — И даже не сомневайся, двуногая. Любая девушка в городе посчитает за честь.

— Ну, это тоже понятно, — издевательски улыбнулась Джиад в красивое наглое лицо, словно не замечая пальцев на своей коже. — Только вот боюсь, что хвостом они виляют не перед тобой, а перед короной твоего отца. Сам-то по себе ты вряд ли кому нужен.

Тяжелая оплеуха обожгла лицо, заставила голову мотнуться из стороны в сторону. Джиад улыбнулась, облизывая губы и снова глядя в бешеные синие глаза.

— Любишь бить тех, кто не может ответить? — протянула как можно насмешливее. — А в детстве крабикам лапы отрывал?

— Не твое дело, мразь, — прошипел рыжий, пригибая её за плечо вниз, а другой рукой сдергивая тунику: — Лучше используй свой болтливый рот по назначению.

— Только попробуй, — процедила Джиад, напрягаясь всем телом. — У тебя, говорят, скоро свадьба? Трудно будет объяснить невесте, кто тебе фамильную гордость откусил по самое основание.

Вывернувшись — спасибо умащенной служанками коже — из-под ладони принца, Джиад, подняла голову, внимательнее вгляделась в суженные сапфиры зрачков. Похоже, рыжего всерьез повело. Паршиво получится, если искалечит или придумает что-то особенно отвратное, даже похуже того, что требует сейчас.

— Думаешь, напугала? — насмешливо приказал принц, подтверждая мысли Джиад. — Не захочешь сейчас сама и по-хорошему, в следующий раз будет по-плохому. Знаешь, когда мальков салту обучают, им надевают особую сбрую на челюсти, чтоб не могли сомкнуть рот, когда подпиливают зубы. Может, попробуем? Она как раз подходящего размера, насколько мне помнится…

Тяжелая ладонь надавила Джиад между лопаток, заставив почти уткнуться в пах иреназе лицом. Сглотнув, она невольно дернулась вверх, снова почувствовав между лопаток тяжесть руки.

— Что ж ты не шутишь? — хрипло выдохнул сверху иреназе. — Давай… Только сначала приласкай хорошенько. И если я останусь доволен, ты сегодня будешь ночевать в своей постели, а не пойдешь спать в коридоре у моей двери…

— Чтоб ты сдох, — прошептала Джиад.

Она уже почти готова была покориться, замерев от гадливости, но в этот момент зацепившийся за цепочку с амулетом шнурок перекрутился — и тяжелый ключик от спальни Торвальда закачался перед грудью Джиад. И она поняла, что не сможет. Сама, по своей воле — да ни за что!

— Только попробуй, — хрипло повторила она. — Отхвачу сколько смогу — и плевать, что со мной потом сделают.

— Ну и бездна с тобой, — неожиданно выдохнул принц, убирая руку с затылка Джиад. — На спину ложись…

Все-таки не выдержал. Испугался. Что ж, маленькая, но победа. Или просто хочется считать это победой, чтоб не сорваться от омерзения и не натворить того, о чем потом придется жалеть. Ах, если бы не защита твоего отца! Я бы с тобой, мразь хвостатая, иначе поговорила. Но сейчас… сейчас надо подчиниться. Жаль, что на спину — придется видеть лицо.

Неуклюже опустившись рядом, она повернулась, глянула в уже выученный наизусть орнамент потолка. Грубые пальцы развернули её лицо за подбородок к нависающему сверху иреназе.

— Ноги раздвинь, — велел тот. — И неплохо бы попросить…

— Что б ты сдох! — яростно отозвалась Джиад. — Очень прошу! Всех богов, какие есть!

Кажется, в самом конце она все-таки снова прокусила губу. Открыла рот, чтоб набрать ускользающей куда-то воды, попала зубами по губе, задохнулась… с трудом вдохнула, чувствуя, как горят легкие. Рыжий выстанывал на ухо какую-то грязь, а Джиад уплывала далеко на горячих черно-багровых волнах, думая, что нельзя теряться, пока все не закончилось. Нельзя, как бы ни хотелось…

— В следующий раз я все-таки возьму с собой сбрую для салту, — хрипло пообещал принц, силой поворачивая её голову к себе. — И научу тебя работать языком по-настоящему.

— Лучше к тому стручку, что в хвосте прячешь, сбрую пристрой, — упрямо прошептала Джиад. — А то паршиво владеешь… Это наложницы тебя огорчить боятся…

Растянула онемевшие губы, слизывая с них кровь, поглядела на кружащийся потолок. Что-то было не так… Лицо иреназе то приближалось к самым глазам, то удалялось от Джиад, покачиваясь. «Зрачки у него суженные, — поняла Джиад, цепляясь за эту мысль. — Вот что не так. У людей в страсти зрачки расширенные. Но он не человек. И я не помню, какие они были раньше… Это тоже пока надо просто запомнить».

* * *

Поднявшись над ложем, Алестар посмотрел на распростертое тело. Бледное лицо в потеках не конца смытой краски, распухшие губы, тень от ресниц на щеках… В голове было пусто, словно вместе с семенем вытекло все: чувства, мысли, желания. Осталась только тупая саднящая боль, вцепившаяся изнутри так крепко, что вытечь ни за что бы не смогла. Двуногая сама виновата — нечего было дразнить. Поплатилась за поганый длинный язык… Алестар вздохнул, вытираясь остатками сорванной с двуногой туники, разжал пальцы, позволив грязной ткани опуститься на ложе — к тускло блестящим комкам золота, так и оставшимся лежать в изножье.

Было мерзко и тоскливо. Да, он прав. Он не может быть неправ, просто потому что не может. Потому что будь эта зараза с ядовитой колючкой вместо языка покорной и ласковой, Алестар бы с ней обошелся мягко — зачем обижать ту, кто сама покоряется?

Повернувшись, он поплыл из комнаты, вяло шевеля хвостом. Открыть тяжелую дверь оказалось нелегко, и тут же из памяти непрошено полезли их с Кассией шуточки, что эту громадину нужно непременно толкать вдвоем, потому они и ночуют вместе. Советника Руаля, помнится, аж передергивало…

В коридоре маячили близнецы. Надо же, отыскали. Он нарочно сказал, что будет у Санлии, а сам, выпив несколько глотков тинкалы, ускользнул через комнаты для слуг. Просто так! Надоело, что все время таскаются следом!

Не обращая внимания на тревожно дернувшегося к нему Кари, Алестар опустился на пол у стены коридора, свернул хвост кольцом, подвернув его внутрь. Обнял себя за плечи и замер, уткнувшись лбом в предплечья. Что ж так противно, а? Раскаленный хмель возбуждения отступал, тело ныло как-то неправильно и мерзко, а изнутри поднималось… Алестар судорожно вздохнул, понимая. Запечатленные чувствуют друг друга. То есть двуногая тварь, конечно, ничего не чует — не приспособлена. А вот ему сейчас достаются отголоски чужой боли. Ну и пусть! Все было правильно!

Он вспомнил захлестнувшую с головой ярость, требовавшую рвать, бить, вламываться… Хотелось порвать бьющееся под ним тело на клочки, вцепиться зубами в гладкую темную плоть, грызть и сосать теплую кровь… Это чувства двуногой? Ну, тогда она точно получила то, что причитается. Ничего, еще пару раз — и будет, как молодой мох: нежной и мягенькой.

Алестар поднял голову. Кари медленно шевелил хвостом в нескольких гребках слева, боясь и потревожить, и оказаться слишком далеко, если позовут. Дару просто плавал в конце коридора. Он, в отличие от брата, никогда не старался чем-то услужить, потому Алестар с особым удовольствием давал поручения именно ему. Но сейчас пререкаться с охранником было лень. И двигаться тоже. И вообще…

Внутри ворочалась глухая ненависть непонятно к кому, потом накатывало желание расплакаться, взвыть в полный голос, свернуться в комочек и лежать, лежать… А следом тут же возвращалась такая жажда чужой боли и смерти! Нет, это его, Алестара, двуногая хотела убить, значит, сейчас Алестар ненавидит самого себя?

Во рту пересохло, совсем как тогда, после разговора с отцом. Будто и не был он только что со своей запечатленной. Алестар пошевелился — тело словно превратилось в комок слепящей боли. Да и кракен с ней, с болью — на охоте сильнее доставалось. Но так хочется плакать. И стыдно, как никогда в жизни… Это уж точно чужое! Алестар встряхнул головой, понимая, что едва ли доплывет до своих комнат сам. И когда он вообще в последний раз спал у себя? Когда плавал в горячке после смерти Кассии. А потом ложился то у Санлии, умевшей немного отвлечь от горьких мыслей о собственной вине, то в этой комнате, пытаясь хоть мельком почувствовать ускользающую тень присутствия Кассии. Бездумно перебирал перед сном безделушки, что дарил ей, гладил покрывало… Словно Кас выплыла на минутку и вот-вот вернется. А теперь там двуногая — и даже это фальшивое утешение навсегда исчезло.

— Мой принц, — приблизился, наконец, Кари. — Позвольте вам помочь?

— Брату своему помоги, — огрызнулся Алестар. — А то он никак не решит, в какую сторону плыть: ко мне или от меня.

Рывком развернувшись, он проплыл несколько гребков, чувствуя, как с каждым движением становится легче. Дикий салту, рвущий его изнутри, растаял, оставив тупое болезненное бесчувствие, словно Алестара хорошо приложило о скалу при быстром повороте. Плакать хотелось по-прежнему, но уже не всерьез, а так… будто его, маленького, обидел кто-то, и он хотел заплакать, потом отвлекся и вот знает, что обида была, но кто и чем обидел — уже не помнит. К концу коридора прошло и это гаденькое ощущение. Алестар вздохнул полной грудью, зашевелил хвостом быстрее.

— Плывем в город, — сообщил он подплывшим сзади охранникам. — Хочу поговорить с тем целителем, что приходил к Галифу…

— Не слишком ли поздно, ваше высочество? — бесстрастно поинтересовался Дару.

— Не ваше дело, — вспылил Алестар. — Вернее застанем его дома.

Кровь бурлила в жилах, и Алестар искренне недоумевал, как несколько минут назад ему могло быть плохо. Плакать? Что за глупость! Да у него хватит сил проплыть весь город, и плевать, что ворота дворца на ночь запираются. Уж ради него Ираталь сделает исключение! Когда вернётся отец, пусть знает, что Алестар занимался делом, ведь расследование покушения на самого себя — это точно дело. И первостепенной важности!

Он быстро поплыл по коридору, прикидывая, где найти Ираталя, чтобы не терять время на пререкания с внутренней стражей. Заодно и адрес целителя можно будет узнать… И вообще, как можно спать в такое раннее время?

— Ваше высочество, — нудил Дару, — вам бы следовало переодеться и привести в порядок прическу.

Кари благоразумно помалкивал, предоставляя брату высказываться за обоих. Алестар немного замедлил движения, только сейчас заметив, что набедренная повязка у него мятая и чем-то заляпана, волосы спутались и висят на спине мочалкой…И в таком виде он собирался ломиться к Ираталю, а потом плыть по городу? Алестар потер виски ладонями, разрываясь на части. Ему позарез необходимо было рвануть куда-то, что-то делать, расспрашивать, вытряхивать ответы! Но сейчас ночь. И что? Он же прав! С утра этот целитель обязательно отправится куда-нибудь. Но…

— Глубинные боги, — с отвращением простонал Алестар.

— Ваше высочество, — подал из-за спины голос Кари. — Почему бы вам не послать господину Ираталю записку? Пусть отправит стражника за целителем прямо с утра…

— Сегодня, — упрямо прервал его Алестар. — Пусть отправит сейчас и приведет его ко мне. А я…

Что он будет делать в ожидании целителя, Алестар не знал. Почему-то мысли путались, ускользая, как угри в илистом садке. Отправиться к Санлии? Или к кому-нибудь из младших наложниц… Он совсем их забросил, девочки скучают без внимания. Набрать с собой украшений, сладостей, и пусть наложницы расчешут его, разомнут спину, крутятся рядом, гладя хвост и перебирая волосы. Может, тогда Алестар уснет, отдохнув, наконец, от того, что спряталось внутри и ноет, ноет, ноет, как сорванная до мяса чешуйка. Что это с ним? И о чем он говорил только что? Ему нужен был целитель… Но зачем? Ведь Алестар здоров, совершенно здоров…

Он посмотрел в настороженные глаза Кари, потом сбоку появился Дару, решительно обхватил его за плечи, Алестар принялся отбиваться — поначалу молча, но затем возмутился, что эти двое себе позволяют! А потом… потом, кажется, было только горячо, темно, больно и неимоверно тоскливо — до все-таки прорвавшихся рыданий.