Глава 4. Честь и слово Аусдрангов

— Нет, Джи, не надо… — Торвальд мягко отстранился от её объятий, шагнул назад, к столу. Присел на него, ероша влажные после купальни волосы. Чтобы Торвальд лег в постель, не смыв дневную пыль и пот — это нужно еще раз уволочь королевский перстень вместе с короной, — усмехнувшись, подумала Джиад.

— Почему? — непонимающе спросила она вслух. — Что не так, мой принц?

— Я устал, Джи, — смущенно улыбнулся Торвальд, поправляя щипцами догорающую свечу в тяжелом бронзовом подсвечнике рядом с собой. — Весь день метался, как демон чернокнижника…

Он и вправду выглядел бледным и измученным, так что Джиад почувствовала укол совести. Её принц… нет, её король вторую неделю на ногах днем и ночью. Договаривается с лордами Королевского Совета, выслушивает петиции купеческих и мастеровых гильдий, разбирает храмовые жалобы и тяжбы простых подданных. Все словно рехнулись, взваливая на юного короля хлопоты, накопившиеся за год безвластия, а ему ни словом, ни взглядом нельзя выказать слабость. Сожрут ведь стервятники!

— Прости, — тихо попросила она, глядя в любимые пасмурно-серые глаза. — Я такая глупая. Ну конечно, тебе не до этого. Ложись в постель, счастье мое, я тебе плечи разомну.

— Ты и сама устала, Джи…

Торвальд стянул через голову рубашку из тонкого полотна, едва распустив шнуровку на горловине, лег на постель, откинув одеяло. Джиад присела рядом, поискала глазами знакомую бутылочку.

— На столе, — подсказал Торвальд, закладывая руки под подбородок.

И правда, снадобье, что она сама настаивала на травах, обнаружилось на столешнице, прикрытое кучей свитков тонкого пергамента.

Вернувшись, Джиад присела на высокий край кровати, налила душистое масло в ладонь, чтобы согреть. Торвальд, расслабившись, ждал, и Джиад залюбовалась по-юношески нежной кожей и стройным телом, еще не набравшим истинную мужскую мощь, но уже обещавшим это, как гибкий поначалу дубок обещает вырасти в величественное дерево. Тугие мышцы постепенно поддавались умелому растиранию, но Джиад дождалась, когда дыхание Торвальда станет совсем ровным и медленным, лишь тогда заговорив о том, что мучило её с самого утра.

— Знаешь, твой кастелян сказал, что для меня готовят новые покои. В крыле для стражи, как у всех телохранителей. А в моей нынешней комнате будет твоя гардеробная.

— И что? — слегка удивленно отозвался Торвальд. — Ему виднее, где хранить все эти королевские тряпки, раз уж их стало больше. Джи, ты все равно половину ночей проводишь у меня, какая тебе разница, где отсыпаться вторую половину? А про нас и так болтают много лишнего.

Он был прав, разумеется. То, что сходило с рук одному из наследников, королю непозволительно. Прошли те времена, когда они валялись в одной постели до утра, целуясь и обнимаясь, лаская друг друга вволю… Джиад вздохнула. А ведь и правда, с самого дня коронации они ни разу не делили постель, обходясь торопливыми поцелуями украдкой. Значит, все?

Похоже, последние слова она прошептала вслух, иначе с чего бы Торвальд, уже разомлевший под её старательными руками, напрягся и переспросил удивленно:

— Что все?

— Между нами, — спокойно уточнила Джиад, хотя внутри все скручивалось от обиды. — Все закончилось, мой король?

— С ума сошла!

Рывком перевернувшись, Торвальд сел на постели, положил руки на плечи Джиад, заглядывая ей в лицо. Зачастил возмущенно, смешно поднимая брови и выглядя от этого совсем юным и непредставимо милым.

— Ты что, Джи! После всего, что ты сделала? Ты думаешь, я могу это забыть? Подожди немного! Просто подожди, ладно? Всё уляжется, за мной перестанут следить, и будет по-прежнему. Я дам тебе титул баронессы, и никто слова сказать не посмеет. Джиад, я никогда не забуду твоей помощи! Обещаю, будет и титул, и земли…

— Не нужно, — утыкаясь лицом в плечо Торвальда и целуя светлую кожу, попросила Джиад. — Не надо титула, мой король. И всего остального тоже. Я просто хочу быть рядом. Вашим телохранителем, служанкой, кем захотите. Обещайте мне это — и других наград не нужно.

— Обещаю, — твердо сказал Торвальд, на несколько долгих сладких мгновений задерживая её в объятиях и снова со вздохом отстраняясь. — Слово чести Аусдрангов. Ты всегда будешь со мной, любовь моя. Ну, всё, успокоилась?

Ясно улыбнувшись, он упал на постель, заложив руки за голову, провел кончиком языка по нижней губе, отлично зная, как это действует, и прошептал:

— А знаешь, я передумал. Иди сюда.

— Точно? — переспросила Джиад, не веря своему счастью. — Ты же устал…

— Ничего, отдохну, — фыркнул Торвальд, стаскивая узкие штаны с нескрываемым облегчением. — Вот завтра пошлю всех с делами подальше и отдохну… Иди сюда, говорю. Это королевский приказ, как-никак!

— Слушаюсь и повинуюсь, — усмехнулась Джиад, кладя ладони на колени короля, где застряли штанины. — Позвольте помочь вашему величеству…

Стянув узорчатый темный атлас, она отправила штаны вслед за рубашкой на кресло у кровати, потом нежно провела ладонями снизу, от самых щиколоток, вверх — к стройным бедрам, белеющим в полутьме. Наклонившись, поцеловала гладкий теплый живот.

— Хочу тебя, — прошептал Торвальд, подаваясь навстречу. — Давай, Джи. Я так соскучился… Приласкай, как ты умеешь.

— Это тоже приказ? — поддразнила его Джиад, ловя губами наливающуюся розовую плоть. — Не могу не повиноваться…

— О да, — выдохнул Торвальд, вцепляясь пальцами в простыню и раздвигая колени шире. — Давай… Еще! Джи-и-и…

Это стоило всего, — с горячей томной нежностью поняла Джиад, слушая сбивчивое дыхание и негромкие прерывистые стоны. — Прыжка в море, боли, стыда… Уронив на её плечи тяжелые раскаленные ладони, Торвальд требовательно подавался навстречу, бессвязно шептал что-то, а когда Джиад оторвалась, тяжело дыша, глянул умоляюще и пьяно.

— Нет, ваше величество, — улыбнулась Джиад, одним гибким движением оказавшись на ложе рядом с распростертым телом короля. — Так быстро вы от меня не отделаетесь.

Улыбнувшись в ответ, Торвальд раскрыл объятья навстречу, сказал негромко:

— Моя Джиад. Королева моего сердца...

Мгновенно вспыхнув смущением, Джиад целовала самые сладкие губы на свете, совсем забыв, что у неё самой на губах все еще вкус мужской плоти Торвальда, покрывала торопливыми жадными поцелуями шею и ключицы, округлость плеч и ложбинку на груди. Нежила ртом и пальцами розовые соски, обводя языком сливочно-кремовый ореол вокруг них. Потом, лаская пальцами горячую шелковистость налитого члена, прошептала:

— Скажи это еще раз...

— Про королеву? — хрипло спросил Торвальд, притягивая ее к себе, помогая сесть сверху.

— Про сердце! — выдохнула Джиад, опускаясь на его бедра одним долгим медленным толчком и вскрикивая от переполняющего все её существо шального счастья.

Уперевшись ладонями в грудь Торвальда, склонившись над ним, она скользила вверх и вниз, отдаваясь как всегда щедро и беззастенчиво, откровенно наслаждаясь горячей жёсткостью мужских ладоней на своих бедрах, каждым прикосновением и толчком внутри. И заслуженное блаженство сплело и скрутило их вместе, превратив в единое целое, один трепещущий и содрогающийся комок сладких горячих судорог.

— Как хорошо… — со стоном выдохнул Торвальд, откидываясь на подушки. — Джи-и-и…

— Да, — прошептала Джиад. — Да… Люблю. Мой… Торвальд…

Никогда бы она не проявила непочтительность на людях, да и наедине лишнего себе не позволяла, но сейчас, мокрая от пота и бесстыдно обнаженная, она млела в объятиях не короля Аусдранга, а просто Торвальда. Её любимого…

— Ты чудесна, — отозвался Торвальд, блаженно прикрывая глаза. — Как же жаль. Нас никогда не поймут…

— Неважно, — искренне сказала Джиад. — Лишь бы ты…

Она не договорила, устыдившись вдруг, что и так слишком часто ноет. Торвальд уже обещал — чего же еще? Обвила руками податливое горячее тело, поцеловала висок, убрав с него влажные светлые прядки.

— Я сейчас уйду, — сказала негромко, словно извиняясь. — Никто не увидит.

— Угу…

Торвальд лежал рядом, расслабленный, притихший, восхитительно пахнущий страстью и ею, Джиад. Потом чуть повернулся, привстал на локте.

— Джи…

— М? — откликнулась Джиад.

— Ты сделаешь для меня кое-что? Есть одно поручение, я его больше никому не могу доверить, а дело срочное…

В голосе Торвальда звенели вина и смущение: гнать возлюбленную, пусть и воина, среди ночи по делу ему явно было стыдно. Джиад улыбнулась. Ну да, она, конечно, разомлела, как кошка на печи, после такого, но…

— Настолько срочное? — уточнила она, вздыхая немножко напоказ.

— Очень, — виновато отозвался Торвальд. — Я и собирался тебя послать, да вот… Не утерпел.

Повернувшись к нему, Джиад протянула руку, погладила по щеке.

— Говори, — сказала просто. — Я все сделаю.

— Ты чудо, Джи! — выдохнул Торвальд с таким восхищением, что Джиад невольно улыбнулась. — Там на столе пакет. Его надо отвезти в таверну «Три золотые рыбки» и спросить господина Карраса. Только так, чтоб никто не видел. В пакете договор, очень важный!

— Политика… — протянула Джиад, поднимаясь и торопливо натягивая штаны и рубаху, хотя тело так и молило если уж не остаться в постели Торвальда, то хотя бы добраться до собственной и отоспаться вволю. — Что ж, быстрее сделаю, быстрее получу награду, так? Мой король…

Наклонившись, она шутливо чмокнула Торвальда в кончик чуть курносого носа и, не оглядываясь, вышла, застегивая пояс с клинками.

Дворец давно притих, лишь стража на выходе сдвинула алебарды, но, узнав королевскую телохранительницу, разомкнула скрещенные древки и поспешно отдала честь. Два здоровяка, замерших у высокой двери, окованной металлом, были знакомы Джиад, и она забеспокоилась, не распространяется ли приказ Торвальда «чтоб никто не видел» и на них. Но тут уж ничего не поделаешь, охрана во дворце бдит на совесть. И мало ли, какие дела могут быть у госпожи мастера меча в городе? Свидание, может!

От последней мысли Джиад даже улыбнулась. Разве может кто-то сравниться с Торвальдом? Глупо было ей, безродному подкидышу, воспитаннице храма, влюбляться в северного принца, которому храм продал её клинок, но так уж вышло. С первого взгляда в юное чистое лицо наследника северного короля, приехавшего с договором в Арубу, Джиад поняла, что служить ему почтет за счастье. Да, глупо и самонадеянно. Но Торвальд ответил на её любовь — и это стало вторым величайшим чудом и счастьем в жизни Джиад. Первым было — что она попала в храм Малкависа.

Свернув с главной дороги к дворцу, она прошла парком, свернула на задний двор. Здесь не спали. Светились желтым окна пекарен, где вымешивали тесто для булочек и хлеба к завтраку придворных, чтоб утром подать горячими. Теплилась красными отблесками кузнечная печь, дремлющая, но не потухшая: мастер держал ее всегда готовой на случай какого-то срочного ремонта, но звенеть ночью молотом ему, конечно, никто бы не позволил. Бросал на землю желтый круг света фонарь у дверей конюшни — туда-то и свернула Джиад, сняв фонарь с крюка, чтоб освещать себе путь. Прошла к деннику своего жеребца, сняла со стены сбрую. Не будить же конюхов из-за такой мелочи. В ворохе сена в углу что-то зашевелилось, и из травы показалась заспанная конопатая мордашка, расплываясь в отчаянном зевке.

— Го-о-оспож-а-а-а…

— Спи, — негромко сказала Джиад, узнав своего знакомца. — Я сама заседлаю.

— Ага… — согласился мальчишка, снова сладко зевая. — Я тады еще… посплю…

— Что ж ты здесь ночуешь? — спросила Джиад, седлая коня. — Сено же колется.

— Зато не дерется никто, — рассудительно ответил конюшонок. — А то господин главный конюх злится, если лошади без присмотра… Вот если бы попону давали — то и ладно…

— Ну-ну… — отозвалась Джиад, выводя коня из просторного денника. — Спи уж, а я завтра с конюхом потолкую.

Не слушая сонно бормочущего что-то паренька, уползающего опять в теплое сено, она вывела недовольно похрапывающего жеребца во двор. Подумала с сочувствием, что жизнь везде одинакова: старшие гоняют младших, заставляя делать свою работу. Наверняка ведь старший конюх отправил в конюшню кого-то из взрослых, но крайним оказался конопатый рыжик. Надо будет с конюхом потолковать, но так, чтоб мальчишке не досталось. Он молодец: вон, как блестит вычищенная шерсть.

Подковы звонко цокали сначала по двору, затем по дорожке к калитке, где Джиад снова отсалютовали стражи, а уж потом и по мостовой сонного города, освещаемого только половинкой масляно-желтой луны. Воздух дышал ночной свежестью, и город тонул в чернильно-темных тенях, только кое-где светились редкие окна, да и то прикрытые ставнями.

А вот в таверне «Три золотые рыбки», удачно пристроившейся почти у самого пирса, народ еще не спал и даже не собирался. У Джиад на гулянки в тавернах не было ни времени, ни желания, но от караульных она слышала, что пиво в «Селедках», как прозвали таверну завсегдатаи, свежее, вино разводят по совести, а закуска стоит не дороже, чем может себе позволить честный моряк или солдат. Потому и хозяин процветает. Глядя на уютно золотящиеся окна таверны и вдыхая вкусные запахи жареного мяса и рыбы из полуприкрытой двери, в это легко верилось.

Ступив на невысокое крыльцо — не иначе, чтоб не свалился никто спьяну — Джиад прошла в зал, насквозь пропитанный особым духом подобных заведений: смесью запахов еды, пива, мужского пота, выделанной кожи и свежей рыбы. Подошла к стойке, за которой хозяин в заляпанном жирными пятнами переднике, но на удивление чистой и добротной одежде выкладывал на блюдо жареные колбаски. Следующая порция уже шипела на чугунной сковороде за его спиной, и Джиад почувствовала, что рот наполняется слюной. Сразу вспомнилось, что ужин она пропустила, меняя караулы вместо заболевшего капитана, а потом и случая зайти на кухню или послать кого-то за едой не представилось, потому что позвал Торвальд… Ладно, это подождет. Надо отдать пакет, а на обратном пути и перекусить можно.

— Я ищу Карраса, — сказала она хозяину, облокотившись на стойку так, чтоб видеть таверну и дверь за своей спиной — просто по привычке.

— Есть такой, — отозвался хозяин, глянув равнодушно: в Аусдранге, к счастью, на женщин в мужской одежде и с оружием никто особо не дивился, здесь хватало наемниц. — В задней комнате кого-то дожидается. Прикажете ужин подать?

— Потом, — улыбнулась Джиад. — Я ненадолго, а потом в общем зале поужинаю. Или вообще с собой возьму.

Хозяин, кивнув, подозвал снующего по залу паренька чуть постарше рыжего конюшонка, буркнул ему про заднюю комнату, куда надо отвести госпожу. Джиад послушно проследовала в дверь сбоку от стойки и дальше, по темному коридору — таверна оказалась неожиданно немаленькой. Ткнув пальцем в нужную дверь, подавальщик испарился раньше, чем Джиад выудила из кармана монетку. Что ж, его дело… За тяжелой незапертой дверью оказалась освещенная парой свечей комната и высокий человек в кожаной куртке, штанах и охотничьих сапогах, стоящий спиной у окна. Больше Джиад, переступая порог, ничего рассмотреть не успела, потому что стоило сделать очередной вдох, как в глазах вспыхнули ослепительные искры, а потом стало темно.

Медленно, очень медленно мир вокруг появлялся в темноте, окутавшей Джиад. Сначала — звуки. Скрип весла об уключину, шелест морских волн… Она слушала звуки, наполняющие ночь вокруг, и не понимала, как вышло, что она явно в лодке. Потом вернулась память: поручение Торвальда, таверна, комната… Не подавая виду, что очнулась, Джиад попыталась осознать происходящее. Она лежала на боку со связанными позади руками, ноги тоже были чем-то стянуты в щиколотках, но при этом кто-то позаботился устроить её с удобствами. Внизу, под ней, было что-то мягкое, глаза не завязаны, а ремни на ногах и руках плотные, но не давят… Клинков, с которыми она не расставалась последние годы, разумеется, не было. Её мечи! Изнутри плеснула холодная ярость. Кто посмел? И то ли она все же шевельнулась, то ли кто-то внимательно наблюдал, но тут же из темноты раздался мягкий голос:

— Очнулись, госпожа мастер меча? Ну же, открывайте глаза…

Джиад с усилием разлепила ресницы, невольно морщась от ноющей боли в висках и затылке. Толку от этого оказалось немного. На корме лодки стоял фонарь, но видно было лишь три темные фигуры: двух гребцов впереди и человека рядом.

— Голова скоро пройдет, — извиняющимся тоном сказал этот третий. — Порошок черного дурманника — штука неприятная, но все же куда полегче мешочка с песком, например. Пить хотите? Или помочь вам сесть? Если затошнит — говорите, не стесняйтесь.

— Что вам нужно? — мрачно проговорила Джиад, снова прикрывая глаза от вспышки боли.

— Нам, собственно, ничего, — легко и весело отозвался её собеседник. — Нужны вы кое-кому другому, а мы просто подрядились вас доставить. Точно воды не хотите?

Наемники, значит. И везут её в лодке… Вот это не понравилось больше всего. В последнее время она не могла и подумать о море иначе, как с отвращением, хотя раньше любила и поплавать, и понырять, и просто понежиться на горячем песке в редкие свободные часы. Что ж, вряд ли ей что-то скажут…

— Дайте воды, — покорно согласилась она. — Далеко еще плыть?

— Не очень, — безразлично сказал человек, снимая с пояса небольшую фляжку. — Давайте-ка я вам сесть помогу. Вот так…

Усадив Джиад на скамью рядом с собой, он терпеливо ждал, держа у её губ флягу, где и правда оказалась чистая вода — странный выбор для наемника. А вот для человека, оглушенного чёрным дурманником, — то, что надо. Похоже, обращаться с ней и вправду пока собирались хорошо…

— Кто вас послал, не скажете? — для очистки совести поинтересовалась Джиад. — И за какие заслуги вы со мной так любезны сейчас, если начали с этой дряни?

— Нет нужды говорить, — усмехнулся его собеседник. — Скоро будем на месте.

Теперь, когда глаза Джиад привыкли к темноте, она четко различала тонкие черты урожденного алахасца, жителя мест, славящихся как раз наемными фехтовальщиками, лучниками и прочими мастерами боя. Идти в простые солдаты алахасцы считали ниже своего достоинства, зато наемники-одиночки из них получались отличные и в полной мере стоящие своей немалой цены. Именно этого человека Джиад и видела в «Селедках».

— Вас, госпожа, велено доставить со всем возможным бережением, — с легкой улыбкой пояснил алахасец. — А дай мы вам в таверне вытащить клинки, бережения бы никак не получилось. Так что вышло, как вышло.

Привалившись к борту, Джиад вгляделась в ночь.

Куда же её везут? Если это корабль, то почему не видно сигнальных огней на мачте? Порт сейчас почти пуст. Аусдранг давно не торгует с другими странами из-за иреназе, топящих корабли в прибрежных водах. А везти на рыбацкий баркас — какой смысл?

Один из гребцов, мерно работающих веслами и ни разу не обернувшихся к Джиад, оставил весло, стукнувшееся об уключину. Его примеру последовал второй. Взяв фонарь с кормы, гребец помахал им в воздухе, и почти сразу ему отозвался всплеск, словно рядом плеснуло весло. Или крупная рыба. Очень крупная… Или совсем не рыба…

— Тихо, — мягко проговорил алахасец, удерживая рванувшуюся Джиад за плечи. — Не надо дергаться. Амулет мы на вас давно надели, цепочку снять никак не выйдет. Как под водой дышать — сами знаете, вам вроде не впервой.

— Убью, — в бессильном отчаянии прошептала Джиад, понимая, кто заказал её похитить. — Вернусь и убью.

— Ваше святое право, если получится, — согласился алахасец. — Прощайте, госпожа.

Потянув изо всех сил вырывающуюся Джиад за плечи, он легко подхватил ее на руки и кинул в непроглядную тьму. Ухнув в воду, Джиад в невольном ужасе забарахталась, отплевываясь и извиваясь, но связанные руки не давали сделать ничего — совсем ничего! А потом её дернули за ноги, утаскивая в глубину, еще какое-то время она боролась, пытаясь не дышать, но воздух закончился, и уже привычная резкая боль от вливающейся в легкие воды накрыла её целиком, залила — и отступила, куда быстрее, чем раньше.

Вода вокруг бурлила, разгоняемая ударами тяжелых мощных хвостов. Джиад ничего не могла разглядеть во мраке, но догадалась, что рядом не только проклятые иреназе, но и их рыбозвери для верховой езды. Уши заложило — её сразу утянули довольно глубоко — но это было скорее неудобно, чем больно, да и пленители молчали, не удостаивая её ни словом. Джиад скорее ощутила, чем увидела, что рядом их двое. Один удобнее перехватил её за плечи, прижимая к себе, второй, до этого тянувший вниз, отпустил ноги и куда-то делся. Вода все так же била тугими всплесками-волнами, потом Джиад попросту бесцеремонно перекинули, словно вьюк, через спину рыбозверя, а сверху захлестнулся ремень. Она еще успела подумать, что так и не успела отдать пакет, а Торвальд никогда не узнает, что с ней случилось. И что с пакетом что-то было не так, только непонятно что, потому что голова все-таки болит… Потом её накрыла тошнота, вода показалась горячей, красной и вообще похожей на кровь — и Джиад снова потеряла сознание.

Второе пробуждение оказалось еще мучительнее первого. Приходя в себя, Джиад едва удержалась от стона и порадовалась, что так и не успела поесть. Желудок норовил вылезти через горло, внутренности сводило мучительными спазмами, а в голове бил кузнечный молот, безошибочно попадая по больному месту. Упрямо открыв глаза, она вгляделась в колышущуюся муть, не понимая: правда ли вокруг вода или ей это только чудится. Увы, и тяжелое дыхание, и зелено-голубой мир вокруг, сжавшийся до пределов небольшой комнаты — все говорило, что рассчитывать на сон или бред не приходится. Вода. Кругом была вода…

Джиад снова закрыла глаза, мечтая, чтоб их не пришлось открывать вновь. Глупо, конечно… Пусть это подводный мир, надо думать, как отсюда выбираться. А для начала — узнать, кому и зачем она здесь понадобилась. Ответ напрашивался сам собой, перед глазами, как живое, встало наглое лицо водяного принца. Тир-как-то там-Акаланте, что ли… Но зачем ему похищать уже отпущенную добычу? Передумал, что ли? А может, все дело в оскверненной святыне? Вопросы теснились, не давая ни малейшей возможности ответить на них…

Потом к губам Джиад прижалось что-то холодное и твердое. Она стиснула губы плотнее, не желая поддаваться хоть в этом, и лишь сейчас заметила, что руки уже не связаны. И ноги не связаны тоже. Мотнув головой, она открыла глаза и увидела перед собой странное лицо: скуластое, с большими светлыми глазами, длинным тонким носом и острым подбородком. Нельзя сказать, чтоб оно было уродливым, но Джиад нутром почувствовала, что существо перед ней не человек. Иреназе, конечно. Не такой смазливый, как их принц, но точно иреназе.

— Пить, — растянув тонкие губы, сказал иреназе, показывая ей странную флягу, затянутую какой-то пленкой. — Лекарство.

— Обойдусь, — зло отозвалась Джиад.

Настаивать иреназе не стал. Пожав плечами совершенно по-человечески, отплыл в сторону и скрылся за дверью, которую Джиад сразу и не заметила. Наверное, поплыл докладывать, что пойманная добыча пришла в себя. Воспользовавшись передышкой, Джиад торопливо огляделась. Комната оказалась почти пуста. Невысокая и странной круглой формы, она была залита сильным ровным светом от круглых шаров размером с детскую голову, что опоясывали стену на уровне груди стоящего человека. Шары на вид казались стеклянными и наполненными чем-то вроде светящегося киселя или порошка. Джиад присмотрелась к тому, что был рядом с кроватью, на которой она лежала. Ну, светильники и светильники. Пожар с ними вряд ли устроишь, чтоб поднять панику и потихоньку улизнуть, значит, нечего и приглядываться.

Кровать тоже не походила на привычную. Невысокая круглая площадка, повторяющая форму комнаты, была застелена толстым покрывалом из незнакомого серовато-серебристого материала, похожего на мягкую губку. Под головой обнаружилась подушка — и все. Больше в комнате ничего не было, и рассматривать ее Джиад не дали, потому что дверь открылась — тоже странно, не распахнувшись, а повернувшись вокруг себя самой на оси — и в комнату вошел-вплыл иреназе.

Не тот! Это было первым, что увидела и поняла Джиад. Заплетенные в круглую косу темно-каштановые волосы, лицо куда старше, глаза темно-карие. Одет в набедренную повязку и еще что-то, похожее на длинное полотнище, перекинутое через плечо и ниспадающее складками. Глядя в суровое и мудрое лицо, Джиад, миг назад готовая кинуться на первого же, кто войдет, ощутила неловкость, как девчонка, застигнутая за шалостью.

Проклятье! Нет уж… Кто бы это ни был, он враг. Иреназе же молча подплыл поближе, опустился на край постели, свесив и расстелив по полу толстый длинный хвост, серебрящийся чешуей.

— Женщина по имени Джиад из Арубы, я, Кариалл, король тир-на-Акаланте, приветствую тебя.

Голос у иреназе оказался низким и тяжелым, словно давящим уши. Не отводя взгляда, подводный правитель смотрел, как Джиад поднимается с постели и низко кланяется.

— Можешь сесть обратно, — сказал король, отбрасывая назад толстый жгут волос. — Ты больна, я понимаю и разрешаю тебе сидеть в моем присутствии.

— Благодарю за честь, ваше величество, — отозвалась Джиад, с облегчением опускаясь на кровать. — Могу я спросить вас кое о чем?

— Спрашивай.

— Раз вы знаете мое имя, то знаете и то, что я принадлежу королю Торвальду Аусдрангу. Меня похитили и привезли сюда против воли. Мой господин будет искать меня, и вряд ли ему понравится, что морской народ вмешивается в земные дела и забирает под воду людей.

Она ждала чего угодно. Король иреназе мог рассмеяться, заявив, что никто не найдет Джиад под водой, мог разгневаться на дерзость, мог… Неизвестно, что еще он мог! Вместо этого Кариалл взглянул на неё со странным выражением, которое у человека можно было бы назвать сочувствием.

— Ты не понимаешь, женщина-воин, — так же мягко и тяжело прозвучало из уст короля. — Твой повелитель прекрасно знает, где ты. Разве не он послал тебя к моим людям?

— Что? — выдохнула Джиад.

— Король Торвальд Аусдранг заключил со мной договор. Двадцать лет корабли людей смогут плавать по морю беспрепятственно, избегая лишь некоторых запретных областей, куда меньших, чем раньше. За это он отдал мне тебя, Джиад из Арубы.

— Я не верю, — тихо сказала Джиад. — Этого не может быть.

— В предательство трудно поверить, — без малейшей улыбки, с совершенно каменным лицом произнес король. — Ты прыгнула на морское дно за перстнем, который принес ему трон и корону, он же расплатился с тобой вот так. Да, я знаю, что произошло две недели назад между тобой и моим сыном. Я знаю и то, что случилось в скалах над Проклятой бухтой. У нас хорошие шпионы в человеческих городах. Мы не любим людей и потому присматриваем за ними. Я говорю правду. Мог бы поклясться, но ты еще не знаешь наших клятв и не поверишь мне. Просто подумай. Подумай, Джиад. Кто мог знать, что тем вечером ты будешь в таверне на берегу моря? Только тот, кто послал тебя туда. Или ты думаешь, что твоя жизнь для твоего повелителя дороже, чем двадцать лет морской торговли? Я мог бы приказать попросту выкрасть тебя из дворца, но короли иреназе не воры. За тебя заплачено, женщина-воин, и заплачено по-королевски.

— Я не верю, — упрямо повторила Джиад, задыхаясь от непонятной боли в груди. — Он не мог.

Вода вокруг струилась зелено-голубым, и дышать в ней было трудно, почти невозможно для той, у кого поперек горла встал тугой горький комок. Джиад вспоминала. Торвальд ни разу не лёг с ней после коронации. Только сегодня… Будто прощаясь! Или попросту решив получить удовольствие напоследок. И письмо дал ей Торвальд, велев найти в таверне Карраса, а Каррас оказался алахасским наемником. Торвальд сказал, что ему жаль — и Джиад услышала в его словах сожаление о том, что придворные не поймут их связи. О, конечно, не поймут! Сейчас ему самое время искать жену, способную укрепить короля на троне, а бывшая любовница рядом — досадная помеха. Зато двадцать лет морской торговли — на весах пользы для королевства это перевесит что угодно. Даже королевское слово. Не на что обижаться. За неё и впрямь заплатили поистине королевскую цену. Двадцать лет мореходства и честь Аусдрангов — вот её цена.