Глава XIII. Ржавое железо за дружбу (1.2) Разные пути

Бандиты тем временем разгребали вещи и обсуждали дорогу. Коренастый вместе с Долтом отправился караулить выход и понаблюдать за улицей. Хоть здесь никто и не думал околачиваться, осторожность все же не вредила. Лишь раз долговязый вернулся и с испуганным лицом сообщил, что на окраины забрела группа часовых вместе с какими-то работягами. Шайка тут же напряглась. Однако, вопреки всем опасениям, ничего не произошло — проблемы, которые стояли за порогом, миновали. Лишнего шума не хотелось никому, но некоторые все же не стеснялись в голос и с не скрываемым азартом заявлять, что в случае чего, с удовольствием перерезали бы глотки непрошеным гостям. Грязные шутки вперемешку с обыденными обсуждениями все больше пропитывались жалобами на нестерпимый смрад, который становился все сильнее. И не согласиться с недовольством было сложно. Кто-то из шайки разорвал поношенное платье на тряпицы и смочил их благовонными маслами и раздал всем. Терпкий аромат тут же защекотал носы до слез в глаза, отбивая смрад, что, конечно же, устроило всех без исключения. Разумеется, о пленниках никто не думал позаботиться — их неудобство никого не волновало, как не волнует мясника судьба скота.

Уден еще с минуту повозился с пожитками, изредка косясь на главаря и Феса, и только после этого направился к сообщникам на выход. Он медленно прошагал мимо наемников и презрительно, но не без странного любопытства, кое бывает в глазах оценщиков или тех, кто лишь наблюдает, но знает слишком много, смерил каждого взглядом. На секунду Мор остановился, глядя прямо в глаза переполненному яростью Тафлеру — тот, стиснув зубы, тяжело дышал и все еще пробовал высвободиться. Но уже не так явно, как прежде. Мелон тоже не спешила сдаваться, хоть и мрачные мысли о тщетности и жалкой смерти от рук каких-то убогих тварей уже цепкими щупальцами опутывали сознание.

— Чего уставился, ублюдок? Я вижу тебя насквозь, и уж можешь поверить: когда вся ваша свора полетит в Бездну, я позабочусь о том, чтобы ты как следует умылся своей же кровью напоследок, — с языка Кирта сорвалась угроза. — Не думай, что тебе удастся избежать расплаты.

— А ты все никак не уймешься, да? Мы все когда-нибудь окажемся во тьме, но всему свое время, не надо торопиться, — Мор присел на корточки напротив наемника и наклонил голову набок. — А ты не так прост, верно? Да и твоя подружка, кажется, тоже. Ну да это я понял еще там, в горах. Ну и шороху вы там навели, надо отдать должное, жаль только, не прикончили нас всех, когда выдалась возможность. Хотя-я, — протянул он и как-то странно ухмыльнулся. — Что, хочется жить? Дышать, видеть, чувствовать? Понимаю, всем этого хочется, даже такой скотине, как я, и в особенности таким, как наш главарь. Даю руку на отсечение, вы даже не догадываетесь об истинной причине такого внимания к вам.

Уден слегка сгорбился и посмотрел через плечо на внимательно наблюдавшую за происходящим Илиллу. Наемница замерла, сжимая цепи до побеления в костяшках, и прислушивалась к каждому слову. И ей не нравилось, как это странный парень смотрел на нее. Как и Кирту, который тут же уловил странность в вычурных речах недоноска: за ними будто стояло что-то иное, совсем не то, что прозвучало и мог услышать всякий.

— Что вы задумали? Что вам от нее нужно? — ярость закипала вместе с кровью наемника. — Говори.

— Мне — ничего, — Мор скривил в отвращении рот. — Девка меня не интересует, как и ты с мальчишкой. Но поверьте, Манриду и его мелкой шавке с печатью на спине есть до вас дело. Ну да вы сами все узнаете, если повезет. А может, и нет. Я бы надеялся на второе.

— Если ты не собираешься сказать что-то дельное, то зачем тогда стелешься тут передо мной? Какая тебе польза с того? У тебя явно что-то на уме.

— Эй, ты что там делаешь? Разве тебя не послали караулить? — резкий голос Костяного Феса прервал внезапные откровения Удена. — Какого бешеного ты треплешься с ним? Отойди от него, а то вцепится в горло. Проваливай к остальным, и смотрите там в оба.

Мор лишь молча поднялся, потоптался на месте еще секунду, укутываясь в накидку, и двинул на выход, больше не обращая внимания на пленников. Едва различимая в полумраке густая тень от его фигуры на мгновение накрыла Тафлера, пряча в себе все, что должно быть укрыто от постороннего взора. Тихий почти неслышимый шорох растворился в воздухе, тусклый свет вновь упал на наемника, точно пытаясь его уличить в чем-то. Тот отвел руку за спину и прижался к стене, исподлобья награждая в спину приспешника рыжебородого подозрительным взглядом. Мысли, пораженные недоумением, путались, и теперь Кирт уже окончательно потерялся в творящемся. Не понимал, что происходит. Он сделал соратнице знак, призывая молчать и не дергаться, затем въедливо и осторожно оглядел помещение и каждого бандита. Что-то надвигалось.

Манрид уже успел все подготовить к появлению тех, кого ждал больше, чем рождения своего случайного дитя в далеком прошлом. Да, у него был отпрыск — и не один! — которого выносила девица, не знавшая ласки и заботы собственной семьи. От отщепенки и убогой, что не признавали даже родные мать с отцом. Та связь давно уже оборвалась, и жалости такая потеря не вызывала. Как только Железный Кулак прознал о бремени той, кого не по доброте душевной приметил и не по любви брал почти каждую ночь, он исчез. От жестокого и лишенного всего человеческого рыжебородого много юных девиц и женщин понесли — и скромные, и невинные, и замужние, и распущенные, — однако тот ребенок стал единственным, о котором Манрид лично знал. Девка подвернулась под руку совершенно неожиданно, и ее происхождение — род, к коему принадлежала, являлась весьма привилегированным — сыграло свою роль. Возможные богатства суровой семьи из Ледяных Пиков прельщали, но не так, как стать важной фигурой: желание занять место главы богатого дома, а после — навязать свою волю и подмять под себя холодные земли, было важнее. Но планам на жирную жизнь так и не удалось свершиться: никто не желал признавать ущербную наследницу и ее выродка неизвестно от кого. Когда стало ясно, что от связи не будет никакой выгоды, рыжебородый тут же сбежал, отказавшись от девицы и дитя. Он даже не знал, кто у него родился, но это его, как он считал и в те времена, и ныне, его не касалось. Тогда собственные фантазии и стремления оказались совершенно глупыми и не принимались реальной жизнью, но только не теперь. Нынешние плоды Железный Кулак уже явственно ощущал у себя в руках, не думая от них отказываться, в отличие от родной крови. И именно эти плоды были желанны как никакие другие.

Главарь снял одну перчатку и впился взглядом в руку: кожа выглядела чистой, не считая тонкой белесой линии, но перед глазами все еще вырисовывался скрепляющий символ. Клятва вот-вот будет выполнена, и тогда вновь вернется собственная воля, свобода, которую сейчас душил темный обет. Да, временный, но его удавка сдавливала, словно Тени из мрака натягивали веревку, не давая сбежать и напоминая о тающих днях.

— Уже скоро, я чую, — прохрипел Манрид и дернул головой — необъяснимое помутнение напало на мгновение, но тут же отступило. — Тебе не кажется, что стало слишком тихо?

— А чего шуму-то быть? Мы тут, как загнанные в угол крысы: стоит зашевелиться, как сразу же прибьют. Сколько сидим? А? Уж скоро ночь, — небрежно отозвался Клефес. Ему порядком надоело отсиживаться, но не думал подгонять своего вожака и показывать недовольство. Он терпеливо ждал, зная, что его преданность и выдержка окупятся с лихвой. Фес доверял рыжебородому беззаветно, и пока его доверие ни разу ничто не пошатнуло.

— Надо кого-нибудь послать к повозке — разбираться с этим у нас потом времени может не быть. Заодно пусть узнает, что там со стражей, и перегонят лошадей за стены. Посмотрим, кто на что годится. Выбери кого-нибудь сам, а я пока разделаюсь с нашим маленьким грузом, — главарь тяжело поднялся, но тут же чуть не свалился обратно. — Эко меня разобрало! Хорошая штука, зря не попробовал, другого шанса не будет.

Костяной Фес с подозрением посмотрел сначала на бутылку, потом на Манрида, который не выглядел пьяным, но промолчал. Ему не нравилось не то, что Железный Кулак позволил себе приговорить вино на четверть, а то, что его преподнес Уден. Последний раз глянув на грузно вышагивающего рыжебородого, он направился в сторону троих молчаливых новеньких, тех, что все время кутались в бесформенные балахоны, держались вместе и не расставались со своими ножами. Они были в том же положении, что и остальные, но еще не внесли весомого вклада в общее дело на благо банды. Шадион никто не знал достаточно хорошо, однако нужные места и людей успели запомнить.

— Собирайтесь, Манрид приказал заняться лошадьми. Нужно, чтобы вы перегнали повозку за город и ждали остальных там.

— Почему мы? Что будут делать другие, пока мы возимся с телегой и животиной где-то там на морозе и в темноте? — поинтересовался один из мужчин. — И где, позволь узнать, нам отсиживаться — бураны только улеглись и снега сейчас по самое горло.

— Будете ждать в старых загонах, в тех самых, что недалеко от дороги и в которых мы перекантовывались перед тем, как зайти в город. Там сейчас точно ни души. И не вздумайте возвращаться, только если что-нибудь пойдет не так.

— А что насчет тебя? — второй из новичков подошел почти вплотную, совершенно не боясь Феса, чья сила в последнее время стала выходить за привычные пределы. — Ты, как я понимаю, будешь только смотреть за всеми и загребать жар чужими руками?

— А тебя что-то в этом не устраивает? Вы пока не сделали и толики из того, что делал я, от вас пользы никакой не было, и лучше вам захлопнуть пасти, если хотите остаться в банде, — огрызнулся Костяной Фес, не уступая.

Троица переглянулась: им все меньше нравилось то, на что они подвязались. В прошлом их положение нисколько не выглядело настолько жалко. Их никогда не ставили вровень с безвольными собаками, которых можно дергать за цепь и кормить объедками. И если бы не худшие времена, кои настигли их небольшую компанию, то они вряд ли бы снюхались с отбросами вроде шайки Железного Кулака. Да, они слыли в прошлом теми, кому не стоит переходить дорогу, но теперь все изменилось и далеко не в лучшею сторону. Свор, подобных сброду рыжебородого, хватало по всему континенту, и каждая занимала свое место, и встречались среди них и жестокие, и безрассудные, и тихие, и слишком тщеславные. Некоторые же крепко держали в своих руках некоторые земли, и даже наместники боялись влезать в дела таких банд. Но были куда более весомые общества, почти союзы, которые пользовались большим доверием и уважение среди не самых честных людей. Но так вышло, что туда-то троице и был закрыт путь. Пока.

— Ладно, — последовал короткий ответ, — как скажет Манрид. Пошли, не будем спорить.

— Вот-вот, меньше слов, больше дела, — ядовито бросил в спины новоиспеченным членам шайки Клефес, и добавил про себя. — Вы еще у меня попляшете, я заставлю вас ползать у моих ног и внимать каждому слову. Манрид с вами стал слишком мягок, пора с этим заканчивать.

Тут он судорожно принялся озираться: вокруг и впрямь стало как-то слишком спокойно и безмолвно, и он поймал на себе несколько колючих и пристальных взглядов, от которых веяло странным интересом. Из закутка показалась фигура Манрида. Тот держал в руке небольшой топорик, что нашел среди притащенного оружия. Выглядел главарь скверно: его лицо покраснело, покрылось потом, походка стала тяжелой. Бандиты, глядя на странные метаморфозы, не сдвинулись с места, продолжая глазеть на едва переступающего рыжебородого. Лишь близнецы, нахмурившись, лениво поднялись и хотели было предложить свою помощь, но шрамированный тут же подскочил, и похлопав обоих по спине, усадил их обратно. Костяной Фес насторожился:

«Что-то тут не так?» — неприятное предчувствие пронзило тело невидимыми иглами.

Он плотно сжал губы до побеления и заскрежетал зубами — отвратительная привычка привязалась к нему еще со дней, когда он находился под гнетом Желтоглазого, и так и осталась. Фес наблюдал, как его вожак и почти наставник идет туда, где сидел связанный Стьёл.

— Эй, Фес, — его отвлек грубый голос: из проема, ведущего на улицы, выглянул коренастый.

Парень замялся и поводил плечами, ощущая, как спина начинает гореть. Бандит снова обратил на себя внимание приближенного к главарю и стал лихорадочно озираться, будто боялся, что его заметят. Он натянул на лицо капюшон и прижался к стене, и столь странные ужимки не на шутку насторожили Костяного. Ссутулившись, парень почти боком, точно боязливое дитя, подошел к коренастому и, схватив его за грудки, процедил сквозь зубы так, что слюна брызнула:

— Что ты творишь? Какого бешеного прячешься, как убогий вор? Думаешь, я не вижу, что происходит? Мои глаза еще при мне, и я им верю.

— Нужно потолковать, — заговорщически произнес мужик, наклоняясь ближе к парню.

— О чем это ты?

— О том, что затевается. Я чую, как несет предательство, и даже знаю, от кого. Но лучше отойти, так спокойнее. Долт, кстати, тоже в деле, и думает так же, как и я.

— Предательством? Ах ты… Говори, что знаешь, пока не выбил из тебя правду, — Клефес вытолкал коренастого наружу, в переходные помещения со множеством закутков. — Выкладывай, да поживее, а я с Манридом уж решу, как поступить с ублюдками, которые решили наступить нам на горло. И где эта долговязая трусливая свинья?

— Не волнуйся за него, он где-то здесь, — спокойный и холодный голос послышался за спиной. — Сейчас ты все узнаешь.

Костяной Фес обернулся и встретился взглядами с невозмутимым и самодовольным Уденом, притаившемся в темной нише. Но как только заклейменный сообразил, что происходит, как на него тут же была накинута до боли знакомая сеть. Именно такую он видел в руках одного из Теней, когда те готовились его схватить. Глаза Феса округлились от дикого удивления, и он только и успел, что сделать шаг к ненавистному нелюдимому проходимцу. Стоило тонким нитям коснуться жертвы, как сплетенное мерцающее серебро мгновенно парализовало и запечатало в себе пойманного. Костяной повалился на пол и, широко раскрыв рот, силясь закричать или хоть что-то произнести, несколько раз дернулся и застыл, точно замороженный. Темная и жестокая сила, заключенная в Клефесе, в тот же миг проявилась: парня охватило обжигающее грязно-голубое пламя, а под кожей проступили витиеватые вязи, черными нитями опутывающие плоть изнутри. Они двигались, становились все четче, менялись — то, чем наделил чернокнижник Костяного против его воли, силилось высвободиться, но сети были слишком крепки.

Тени осквернили и создали их из волос и крови давно уже сгинувших в веках безмятежных душ. Лазурных переселенцев, единственных чистых хранителей природы Корней Созидания на земле. Последователей всего сущего и дарителей истинного света. Мирный народ был уничтожен в смутные и грязные времена, когда жестокие и алчные маги пытались подмять мир под себя и захватить власть. Несчастные и совершенно беззащитные создания-долгожители, похожие на людей, в глазах несущих разрушение и смерть темных практиков были лишь источником силы, которая, по мнению магов и примкнувших к ним колдунов, досталась не тем. Немногим удалось уцелеть и спастись, но судьба белого народа, и без того малочисленного, была обречена — погибель уже настигла их и собирала урожай. И вот тогда-то Тени взяли свое, не желая упускать превосходную возможность: на их поганом алтаре испустил свой дух одна из последних безмятежных душ.

— Тихо. Ты же не хочешь все испортить, друг, — Уден наклонился так низко над поверженным, что дыхание обожгло лицо Костяного Феса. — Ничего, скоро отправишься к тем, кто тебя давно заждался.

Он усмехнулся, крепко схватился за сети и поволок заклейменного в темноту, туда, где он станет дожидаться своей участи. И никто ему не поможет, даже Железный Кулак, который, сам того не зная, свернул не туда и ступил на опасный путь без права на возвращение. В этот раз чутье сыграло с ним злую шутку, обмануло и предало.

Рыжебородый боролся с туманом, который все сильнее опутывал сознание, но бандит был силен и здоров, и пелена медленно пропитывала его разум и ослабляла тело. Он перешагнул выступ, глядя на запуганного до невозможного Одила, который забился куда-то в угол и взирал на здоровую темную фигуру.

— Не смей к нему приближать, — в голос пригрозил Тафлер.

— Хочешь посмотреть, как я буду потрошить мелкого ублюдка? — главарь обернулся и уставился на пленника.

— Не трогай его, — Кирт приподнялся на коленях, глядя без тени страха прямо в глаза Железному Кулаку, который, нарочито продемонстрировав наемнику топорик, хищно оскалился. — Не смей, если не хочешь на его место — я тебе этим топором вспорю брюхо и заставлю смотреть, как твои вонючие кишки вываливаются наружу.

— Молокосос. Ты так и нарываешься, чтобы я прикончил тебя первым прямо здесь, — главарь издал мерзкий громкий звук горлом и смачно плюнул себе под ноги. — Давай-ка проверим, кто кого, а? Напоследок. Но обойдемся на этот раз без твоей стервы — драка должна быть честной. Но сначала я все-таки разберусь с никчемным щенком, его скулеж меня порядком достал. С него все равно ничего не перепадет, в отличие от твоей шлюхи — за нее мне хорошо заплатят. А с тобой у меня будет долгий, о-очень долгий разговор. Я обещаю.

Но едва Манрид повернулся спиной, как Кирт взревел и, скинув оковы, бросился на бандита. Цепи со звоном упали на каменный пол вместе с расстегнутыми железными браслетами. И это словно стало сигналом для других, кто наблюдал за сценой, которая разворачивалась настолько молниеносно, что уследить за вспыхнувшей суматохой было трудно. Бросив напарнице парную отмычку в виде тонких кривых ключей, Тафлер рванул прямо на рыжебородого, успевшего развернуться и выставить перед собой топорик, прикрывшись им, как щитом. Тяжелая рука наемника тут же сжалась на рукояти, и он что было сил толкнул неприятеля назад, попутно обрушивая на того удары слева в бок и по ребрам. Но Железный Кулак не думал отступать, и издав гортанный рык, резко опустил топорик вниз и зарядил головой Кирту в нос. Кровь тут же проступила и обильно залила губы, подбородок и выбившийся ворот рубахи. Наемник пошатнулся, встряхнулся и снова пошел на соперника.

— Давай, бродяжка, иди сюда, — ядовито насмехался Манрид, скалясь и подзывая к себе презрительным жестом. — Давай же! — подгадав момент, он замахнулся на бегущего на него Тафлера, но не успел нанести удар — ноги подкосились и главарь, опутанный дурманящим мороком, повалился на ступени.

Оружие же выпало из поднятых рук и упало недалеко от Одила. Парень быстро понял что к чему и пополз к топору. Бедняга торопился, как мог в своем незавидном положении, боясь, что Железный Кулак вот-вот очнется и тогда смерти точно не избежать. Он вытянул шею и жадно смотрел на главаря, за которым открывалась картина происходящего в отводных. В помещении, где расположилась вся шайка, творилась дикая суматоха, перерастающая в разборки между членами банды, и ни одного не заботила судьба рыжебородого. Мужики бегали из угла в угол, что-то таскали, кто-то вырывал из рук приятелей вещи. И только близнецы-верзилы и еще один из старых приспешников оставались на стороне главаря, но их троих хватило, чтобы началась нешуточная потасовка. Они пытались навести порядок, словами и силой «вразумить» предателей, но получали лишь удары и угрозы.

— Я помогу, — Кирт кое-как вытер лицо и, пристроив лезвие к веревкам на руках, одним движением резанул по ним и те спали.

— Что с Илиллой? — парень сорвал со рта повязку и откашлялся.

— С ней все в порядке, — наемник на секунду обернулся и увидел, как к освободившейся Или стремительно надвигается один из уродливых громил, и подскочил на ноги. — Дальше — сам. Справишься? Будь осторожен, и лучше не высовывайся, пока мы не дадим тебе знак. Сиди тихо.

Одил закивал. Дрожащими руками он судорожно принялся развязывать веревки на ногах, изредка поднимая глаза — все вокруг в одночасье перевернулось с ног на голову. Оставалось уцелеть в этой проклятой сумятице. Стьёл осторожно смотрел на то, как отморозки, гогоча, перекрикиваясь и попутно отбиваясь от тех, кто им мешал, делят скарб. Кто с кем и за что, кто против кого — ровным счетом все смешалось, понятно было только одно: давно уже покрывшийся коростой и гнильем порядок рухнул. Парень наблюдал из укрытия, как Тафлер схватился с одним из близнецов; видел, как на Мелон накинулся со спины долговязый выродок. Горе-воришка хотел помочь, но хорошо понимал, что от него мало толку, тем более в стычке с теми, у кого сил и умений в разы больше. Крутиться под ногами и мешать равнялось погибели, особенно теперь, когда не знаешь что и от кого ожидать. Одил притаился, надеясь остаться незамеченным и забытым, однако упования рассеялись, точно дым, когда в проходе возник Нелос. Сейчас он казался выше и мощнее, точно преобразился, и внушал неподдельный трепет, хотя выходец из Камышовой Заводи на деле мало отличался внешне от бывшего друга. Его появление не сулило ничего доброго, и горящие больным огнем глаза сверлили отпрянувшего горе-воришку.

— Чего это ты удумал, а? Куда-то собрался? Нет, ты никуда не пойдешь, дружище, только не теперь, — зашипел Нелос, подступая ближе к Стьёлу. — Ты останешься здесь, пока твое посиневшее тело не найдут и не закопают где-нибудь или не сожгут.

— Хватит, Нел, это же безумие. Что ты творишь? Уже некому доказывать что-то — все развалилось, оглянись. Лучше остановись, а то...

— А то что? У тебя перед смертью голос прорезался? Ты слабак, за всю свою никчемную жизнь только и делал, что таскался за мной, никогда ничего не мог решить, ни одной проблемы. А теперь взялся угрожать? Я бы наплевал на тебя, но не могу. Если останешься жив, то пойдут слухи по деревне, и меня начнут искать. А я этого не хочу, ведь все снова станет, как раньше. Хочешь выглядеть чистеньким? Вот же проклятие! Нет уж, не выйдет, мелкий гаденыш. Ты — настоящая кость в горле. Но ничего, сейчас я от нее избавлюсь навсегда. Только стой спокойно и все быстро закончится.

В открытых коридорах продолжал раздавался грохот, но Брол не обращал внимание на шум и драку, оставляя разборки с чужаками на новых приятелей и решение иных вопросов на потом. Его лицо исказила безобразная гримаса ненависти и полного омерзения, и парень резко бросился на Одила. Блеснуло лезвие, и короткий нож разрезал воздух. Целясь в живую мишень наточенной сталью, Нелос второй рукой пытался вцепиться в бывшего друга, но то ли от испуга, то ли от внезапно и ниоткуда взявшейся ловкости Стьёл лихо уворачивался. Но в одно мгновение везение отвернулось, и Брол, улучив момент, лягнул парня по голени, ударил в бок кулаком и, схватив за грудки, швырнул о стену, точно тряпичную куклу. Силы были не равны, но на сей раз Одил не собирался сдаваться, и боролся за свое спасение, не желая быть убитым среди отходов вдали от дома. Не желая так рано уходить из мира, который лишь недавно стал ему открываться, пусть и не с самой светлой стороны.

— Ты отправишься следом за своими приятелями, и жалеть никто не станет, — Брол навалился на горе-воришку и придавил его к полу коленом.

— Отпусти, — прохрипел Стьёл, чувствуя, как дыхание стало тяжелее. — Не могу… дышать...

— Чтобы потом все закрутилось заново? Ну уж нет, ты приносишь мне одни проблемы, — Нел точно обезумевший, почти впилась в горло бедолаге, который продолжал сопротивляться, дергаясь и пытаясь высвободиться.

Только раскрытая рука мелькнула перед лицом, как парень впился зубами в большой палец, и сжал их так, что очень скоро проступила кровь, а Нелос взвыл от дикой боли. Однако нож не выпустил, и тут же пустил его в ход, наугад пырнув им, но промахнулся. Одил спихнул с себя колено и успел чуть повернуться, и этого хватило, чтобы лезвие напоролось на камень, а не на плоть.

— Ах ты ублюдок! — завопил Брол, и тут же получил неуклюжий, но ощутимо сильный пинок в живот.

Не мешкая, Стьёл сразу же попытался подняться, но запутался в собственных ногах и вновь упал, а разлитая вода лишь все усложняло. Перекатившись, он пополз на локтях к ступеням, изредка поднимаясь на четвереньки и перебирая ногами, то и дело поскальзываясь на грязи и мутной воде. И только было бедолага сумел встать, как спину пронзила тупая боль, которая волной разлилась по всему телу: Нелос нагнал и обломком увесистой доски припечатал ненавистного «лучшего друга». Через минуту оба рухнули в канаву со стоячей холодной жижей. Отчаянная борьба и противостояние дикой ненависти и беспомощности продолжалась еще минуту. Изо рта Брола лилась нескончаемая брань: он не стеснялся в выражениях, глумливо насмехаясь над Одилом, защищающегося из последних сил. Снова блеснуло лезвие, и в этот миг все словно превратилось в безумный кошмар, скорый и неуловимый, но отчетливый. Стьёл, в последней попытке спастись, оттолкнулся от выступа и, скользнув прямо под ноги Нелосу, сбил его. Тот мгновенно потерял равновесие, чуть развернулся и грохнулся на бок. Правая рука, в которой он держал нож, застыла под ним в неестественном положении, как и голова. Парень издал булькающий хрип: из его шеи торчало злосчастная сталь. Клинок вонзился почти по самую рукоять. Все было кончено, помочь глупцу, ослепленному злобой и черной местью, уже никто не мог.

— Нелос? — едва слышно произнес горе-воришка, оцепенев от страха. В ушах звенело, перед глазами поплыла пелена, все вокруг провалилось в какую-то глухую темную яму, в которой терялся всякий звук, движение, мысль. — Только не это… Нел?

Парень дернулся и, судорожно глотая густую слюну, которая обжигала горло, сделал неуверенный шаг вперед. Тусклый свет тут же выглянул из-за спины и упал на неподвижное тело: под ним растекалась вязкая и еще теплая кровь. На лице застыли ужас и непонимание вперемешку с невыносимой болью, а в мокрых от слез покрасневших глазах затухала искра жизни. Из искривленного рта сочились темно-багряные струйки; губы едва заметно зашевелились и послышался протяжный тихий стон. Свободная рука Брола слабо хватала воздух у шеи, сжимая пальцы. Наконец, она последний раз дрогнула и безжизненно упала в кровавую лужу.

— Нет, нет, нет, — губы Стьёла задрожали и побелели, а его обдало холодной волной, идущей изнутри. — Как же… Так не должно было случиться, это все… не по-настоящему. Я не хотел, не хотел. Прости, прости...

На подкашивающихся ногах он подошел в убитому и рухнул на колени, принимаясь судорожно зажимать рану, из которой уже хоть и слабо, но все же текла кровь. Нож так и оставался в шее, которая словно набухла — вытащить его не хватило духу. Да и это бы не помогло. Но парень все еще не верил собственным глазам, и продолжал тщетные попытки спасти того, кого уже не спасти. И даже голос Тафлера не сразу вернул в реальность. Бегло осмотрев картину ужасного события, наемник сжал губы и несколько раз хлопнул горе-воришку по спине, но тот по-прежнему сидел на коленях и будто бы не замечал ничего и никого вокруг.

— Это сделал я, — Одил вздрогнул и медленно повернул голову, растерянно рыская глазами по комнате, изредка поднимая взгляд на Тафлера. — Он мёртв, мёртв...

— Он получил то, чего так долго искал. Ну же, Стьёл, очнись! Нам пора уходить. Давай, поднимайся, — точно щенка, Кирт дернул паренька за ворот и заставил встать на ноги. — Оплакивать будешь потом. Идем, если не хочешь присоединиться к нему.

Мешкать было некогда. Вокруг творилось настоящее безумство: объединенная одним делом шайка внезапно превратилась в грызущих друг другу глотки отбросов. Каждый словно был сам себя. Кто-то успел сбежать, махнув на все рукой, кто-то остался, но и они не особо горели желанием исправить общее положение. Они преследовали иную цель. Отчаянно дрались лишь близнецы-здоровяки, но вскоре и те поутихли, растерянно озираясь и тяжело дыша. Другие же, разбившись на мелкие группки, вытряхивали сумки и делили дорогие вещицы и лирии. Без положенного им навара никто не желал уходить. Хаос и неразбериха пришли на смену подчинению и преданности, которые обманчивой маской скрывали давно испорченное нутро. И ни один из бандитов не обращал внимание на побег пленников. Даже, когда наемница с долговязым сцепились не на шутку, никто и глазом не моргнул. Насмешнику, чей язык был ему же врагом, досталось намного больше, чем он на словах отмерил Илилле: она била нещадно, превозмогая остатки слабости и тумана в голове.

— Илилла. Или! — наемник обхватил со спину соратницу и оттащил ее от поверженного Долта, лицо которого теперь походило на кровавое месиво. — Оставь его.

— Гнить тебе в Бездне, вечный позор и изгнание твоему роду, — Мелон швырнула на пол железный прут. — Нет, я еще не закончила.

— Закончила, нам больше тут делать нечего. Если не пойдешь сама, то я тебя силой вынесу. Хватает и его, — он толкнул вперед Стьёла, все еще пребывающего в смятении и полной отчужденности. — И последним, кто сейчас поплатится за все, станет главный в этом сброде. Нужно вырубить корень, чтобы он снова не разросся.

Железный Кулак все еще валялся без сознания там же, где и рухнул, и никто из его приспешников не думал ему помогать. Тафлер уже было направился к нему, но перед ним, точно возникнув из ниоткуда, выросла фигура Удена.

— Не трогай. Эта паскуда — моя, — сжав зубы, зло произнес он, перекрывая собой дорогу к лежащему на ступенях рыжебородому. — Вы мне не нужны, как я уже тебе говорил, ни один из вас, так что лучше проваливайте, пока не передумал. И искать вас я тоже не стану, даю слово своего рода.

Бровь над правым глазом дрогнула и рот Мора перекосила недобрая ухмылка, но Илилла чувствовала: этот человек не лжет. Что у него на уме на самом деле, она не знала — видеть и слышать мысли она не умела, это ей никогда не давалось, но понять, что у черноволосого парня далеко не самой приятной наружности личные счеты с главарем банды, было нетрудно.

— Почему ты помогаешь? В чем твоя выгода? — насторожилась Мелон, желая докопаться до истины.

Однако вопрос так и повис в воздухе — странный парень, который явно выдавал себя не за того, кем казался, промолчал. Отступая в сторону и пропуская троицу, он сверлил их тяжелым взглядом. Кирт бросил топорик на пол, не желая брать с собой ничего из этой треклятой дыры, и уж тем более светить им на улицах. Хватит и его разбитого лица. Испытывать терпение Удена наемники больше не стали, и поспешили вон из отводных, оставляя судьбу Железного Кулака и его заклейменного пса на милость мрачному типу и другим отморозкам, жаждущим расправы.

Путники выбежали на узкие улицы совершенно незнакомого и путанного уголка Шадиона. Компанию окружали длинные каменные постройки, за которыми тянулись к небу дома повыше, и все они имели зарешеченные окна с плотно закрытыми ставнями с внутренней стороны. Позади шумела вода и тянуло сильным ледяным сквозняком, что стелился по земле и взмывал к крышам. То были окраины, но где именно они находились, никто из троицы понятия не имел. И дело осложняли опустившиеся сумерки, которые в этой части почти не разгонялись светом редких фонарей.

— Туда! — крикнул Тафлер, указывая чуть в сторону вверх.

Над крышами высоко вверх тянулся флагшток, с закрепленным на нем столичным ярко-синим знамением с изображенной на полотне зеленой горой. Рядом же торчала игла какой-то постройки, увенчанная флюгером и освещенная уличными огнями. Таких флагштоков в городе стояло два: один недалеко от военного плаца, другой — возле башни Учеников, в тихом квартале. Ориентир был неблизок, но все же послужил неплохим указателем. Устройство Шадиона было непростым, путано и плотно его застраивали и расширяли в свое время не по глупой прихоти, а безопасности ради. Но несмотря на то, что наемники плохо знали столицу, их не пугала возможность заплутать в нем. Стоило только выйти к жилым домам и заведениям, как все решится само собой. Именно на это рассчитывали Кирт и Илилла, и чутье их не подвело. Расшевелив Стьёла, которому сейчас было все равно, что с ним станет и куда они пойдут, соратники двинулись по петляющим переулкам. И чем ближе были к стягу, тем живее становилась обстановка вокруг. Спустя время они вынырнули на небольшую площадку, окруженную каменными высокими домиками и увенчанную одиночной башней. И все это привычно окутывали снежные наросты и наледь, с которой все еще продолжали бороться местные работники, невзирая на вечернюю темень.

— Ну! Осторожнее, а то так недолго и сбить кого-нибудь, — недовольно пробурчал какой-то старик, отталкивая от себя Илиллу, отступившую назад и разглядывая квартал. — Чего это вы такие, как будто несетесь от черного пламени Бездны?

— Где это мы? — невольно вырвался вопрос.

— А, чужеземцы, — хитро улыбнулся незнакомец в меховых одеждах. — Вижу, пока не очень-то знакомы с городом, ну да это не беда. Вот побудете здесь недельку-другу — сразу станет, как родной, — местного словно совершенно не смутил потрепанный вид компании, даже разбитый нос и верхняя губа Кирта не вызвали вопросов или косого взгляда.

— Извините, но нам бы попасть в Торговый квартал. В какой он стороне? — Кирт внимательно посмотрел на старца.

Тот прищурился, почесал жидкую бородку, будто пытался вспомнить или понять, чего от него хотят, но тут же с радостью принялся объяснять дорогу. Много запоминать не пришлось, но причудливый порядок закутков, улиц и заведений делали свое дело.

— Нет. Так не должно быть. Надо вернуться и покончить со всем. Зачем бежать, когда можно поквитаться с выродками и увидеть, как они подыхают один за другим, — внезапно Мелон резко остановилась и обернулась, едва их маленькая компания покинула площадку. — Эти паскуды заслуживают даже не просто смерти, а мучений, особенно заклейменный. Его магия опасна, и, похоже, она растет.

— Нельзя, — Кирт вцепился напарнице в плечо и развернул к себе, как следует тряхнув. — Мы должны уйти отсюда, пока не напоролись на караульных или королевских плащевиков. Если нас поймают с поличным, то уже никто не спасет. И сдается мне, там есть кому разделаться с ублюдками. Наше дело маленькое, и сейчас нужно держаться в тени и уходить как можно быстрее. Я не дам тебе совершить глупость и угодить в темницы, ясно? Одного из ублюдков больше нет, ты его убила, и если распорядятся Высшие, то остальные разорвут друг друга.

Сумерки сгущались, но и огни, что появлялись на улицах все больше, светили ярче. Знакомые закоулки и переходы воодушевляли и придавали сил. Будь лишнее время в запасе, не давила бы пагубная темная ноша и неприятности не тянулись одна за другой, то наемники и горе-воришка задержались бы в Шадионе намного дольше. Наконец, они выбрались к уже знакомой площадке со складами и мастерскими и, распахнув ворота, буквально ворвались во внешний дворик. Тот выглядел еще более опустевшим, чем в первое посещение, не считая пары охранников, которые успели скрыться в одном из домишей, и косматого ремесленника, который ругался в голос, не стесняясь крепких выражений. В городом одиночестве мастер суетился возле саней, явно собираясь втягивать их обратно в стойла — в одной руке он держал коней за поводья, а другой дергал за ремни и начинал их развязывать.

— Не спеши, — твердый призыв Кирта заставил мужика обернуться.

— Глядите-ка, кто вернулся! — ехидно хохотнул ремесленник, покачав головой. — Надо же, я думал, вы провалились в Бездну — скоро ночь уж! Ну и видок. Вы что, загуляли? Ха, решили напоследок как следует надраться? Не самая лучшая затея, скажу я вам, ну да не мне судить, сам люблю хлебнуть лишнего. А сейчас, в такой мороз, это даже милое дело. Неужели еще и успели с кем-то на спор подраться, как у нас любят? Ну вы даете! Могли бы сказать раньше, что собрались в трактир, они тут открываются самые первые. Еще бы немного, и я бы просто-напросто отозвал все, что подготовил, и плевать на чьи-то там указы — у меня свои заботы, ясно?

— Сообщите страже и людям короля — кому угодно! — что в Шадионе завелись твари почище крыс, — не обращая внимания на колкости, выдала наемница, спешно закидывая оставшийся лежать на хранение скарб в сани, прямо на замотанное в ткань оружие.

— Ух, полегче, я вам не какой-то сопляк на посылках, — огрызнулся мастер, скрещивая руки на груди. — Что стряслось-то хоть? Пока шумиха только от вас троих, и откуда только Танен вас откопал, непонятно.

— Делай что говорят, — вспыхнул Тафлер, хватая мастера за грудки, — если не хочешь, чтобы столица умылась кровью кого-нибудь из ваших.

— Эй, ты руки-то убери, — грузный ремесленник в мгновение ока помрачнел. Отпихнув от себя наемника, он отшатнулся, пытаясь убедить себя в полном пьяном безумии чужаков. Однако голос его задрожал, а на лице возникло недоумение вперемешку с неподдельным испугом. — Что, молния тебя порази, ты такое несешь? Какие еще крысы и твари?

Мужик в недоумении, но не без опаски, посмотрел на оцепеневшего бледного Одила, который и слова не проронил за все время, а только глазел стеклянными глазами в никуда. Взор скользнул на его одежду и руки: те были перепачканы в пыли и крови.

— Что с пареньком? Это что еще за?.. Постойте-ка, вы не шутите? — вновь посыпались вопросы, которые уже начали утомлять, и съедали слишком много времени.

— По-твоему мы похожи на уличных насмешников? — Илилла бросила свирепый взгляд на мастера и ткнула в него пальцем, забыв об учтивости. — В город проникли люди, которых здесь не должно быть, — она мотнула головой куда-то в сторону, — и это совсем не торговцы или какие-то ничтожества. Уж не знаю, как и кто их впустил сюда, но они не станут церемониться ни с кем, если у них встанут на пути. Пошли кого-нибудь или беги донеси сам — пусть местная стража наведается в отводные.

— Какие? Они не одни в Шадионе, — растерянно развел руками мастер и весь затрясся, как напуганный мальчишка. — Боги, вы оттуда явились? Проклятие, стоило догадаться по вони.

— Значит, местным блюстителям придется проверить все. Но мрази скорее всего уже успели разбежаться по городу, так что, пусть поторопятся. И тебе тоже не помешает поспешить, — отрезал Тафлер, распахивая ворота и быстро выводя за пределы города коней, которые послушно последовали за новым хозяином.

— Ты как? Соберись, Стьёл, нам надо торопиться, — наемница подхватила парня под локоть и поторопила его.

Никто из троицы больше не обращал внимания ни на засуетившегося владельца мастерской, ни на внезапно высыпавших из построек других работников. Через пару минут странники погрузились в сани и выдвинулись в путь. Тяжелые двери со скрипом захлопнулись, и только после этого грузный мастер, наконец, осознал всю серьезность и опасность ситуации.