Глава XVII. Восхождение тьмы?

Тилен. В прежнюю пору — главная церемониальная крипта, куда по особым дням стягивались все фанатики Орсола, желая прикоснуться к мертвым, выпить из знания, которые для обычного люда те унесли с собой в могилу. Она служила центром поклонения усопшим, местом, где проводились безумные ритуалы и даже пиры. А теперь же Тилен превратился просто безликое полуразрушенное пристанище сотни костей, десятков гробниц и умерших свершений, опустошенных и обращенных в тлен. Когда пришлые блюстители порядка, среди которых имелись и служители Благословенных Клинков, явились в крепость после донесения, они собрали и сбросили в крипту, точно дохлый чумной скот, большинство найденных тел, а Тилен запечатали как можно надежнее. Поставленные люди постарались на славу, приложив немало усилий, дабы вычистить Орсол от того, что некогда поклонялось Праетере или хоть как-то касалось ее. Различать простолюдинов и ярых сектантов среди изуродованных и обугленных мертвецов никто и не помышлял — для последователей ордена Залии все, кто жил в городе, были одинаковы. Но это стало не единственной скромной недомолвкой, которую утаили Клинки: многих обитателей Орсола так и не нашли, те словно испарились, оставив от себя лишь мелкие личные вещи и кровь в местных часовнях и жертвенниках. Долгие годы после безумного происшествия и погребения союз нескольких обществ, заручившихся поддержкой законников, тайно наблюдал за оскверненным городом, пока время и природа не взяли свое, обратив его в чахлые и угрюмые руины. Но безмолвие и обезличенность, упадок и заброшенность оказались лишь обманом, что ловко затуманил острый взгляд даже тех, кто не смел дремать, зная, что порождения Бездны вместе с Хозяином никогда не отступятся от своего. И обратили они свой взор в иную сторону, туда, где покоя не случалось очень давно. А под покровом покинутости, там, где не властвует теплое дыхание жизни и нет места свету, всегда возникает нечто иное, отвергнутое даже самой смертью, но подобранное и вскормленное настоящей тьмой.

Теперь же, спустя зимы, замки и печати оказались сломаны, и то совершила не рука какого-то неосторожного путника или глупца, нет, ибо они появились позже, когда оковы уже спали. И те несчастные стали первыми, кого поглотили призраки Орсола, как только их нога ступила на треклятые земли. Участь незваных гостей для других так и осталась неизвестной, а от самих бедолаг не уцелело ничего, даже дух растворился в ночи среди холодного камня. Лишь однажды забредшие в метель в Серый Тракт охотники смогли унести оттуда ноги целыми и невредимыми. Не повезло только тому самому Верду Тарино, который так никому в Глацием-Терре и не смог поведать, что с ним случилось в руинах на самом деле. И пусть не по своей вине, но он унес с собой на тот свет свой секрет вместе с черным секретом Орсола. А кулон, который попал в руки Верду по собственной глупости, стал его личным проклятием и преждевременной скорой погибелью. В тот миг, когда Тарино встретился с разложившейся тьмой, пропитанной гневом, и коснулся стального диска, его судьба была отмечена самой Бездной. Гнилые плоды Рии Паланио, успевшие пустить корни и окропили себя кровью, завершили дело, попутно ввергнув портовый город в страх и смятение и посеяв семена вопросов без ответов.

Тилен уже не являлся таким, как прежде: несмотря на долгое прозябание под замками, он, как и весь город, утонул в обветшании и разорении, а часть тоннелей давно уже обвалилась. Перед тем, как склеп набить мертвыми и закрыть, Благословенные Клинки позаботились о том, чтобы уничтожить или забрать с собой то, что хоть как-то принадлежало безумному культу и служило Праетере. Однако, несмотря на упадок, Тилен сохранил свою неповторимую мрачную величественность, какая только могла исходить от крипты. Когда фанатики захватили город и укрепили в нем свою власть, насадив иные порядки, то сразу же возвели ключевой склеп, который уходил глубоко под землю и соединялся тамошними тоннелями с главным храмом. Они не пожалели ни сил, ни времени, ни ресурсов, возводя первую обитель мертвых, где должны были найти свое последнее пристанище важные персоны последователей Праетеры Аирской. Те, кого сама владычица Тёмной Колыбели заклеймила своим знаком, через кого говорила и сделала сосудом сакральных тайн. Хоть Тилен и потерял свой прежний облик в половину, над остывшей землей все еще возвышались сплетенные воедино кованые лозы, опутывающие такие же железные скелеты, и все это окружали три массивные башни с разбитыми вершинами. Надежно запертые ворота вели лишь в скромный кусок усыпальницы, но главный вход находился в самом храме, а тот, что служил потайным, выходил на другую его сторону и смотрел на давно уже сравненное с землей кладбище Орсола. То, что никогда не было осквернено сектой, куда некогда погребали кости и прах простых горожан.

Кирт стоял напротив приземистого домика, похожего на придорожную разрушенную часовенку, и угрюмо взирал на ведущий под землю вход. Сумерки стремительно сгущались, и вместе с тем темнота, выглядывающая из проема, казалась еще более непроницаемой. Фантом безумного фанатика кружил над землей, изредка и с осторожностью приближаясь к наемнику на пару шагов и заглядывая тому в лицо.

— Твое сердце не похоже на сердце труса, — голос Этия пропитывал яд и пронизывал рокот, похожий на рокотание древнего ящера, — но ты глупец, как и все жалкие людишки, которые думают, что они в силах изменить то, что им неподвластно. Ты еще можешь спастись, стоит только отступить и убраться туда, откуда пришел. Ей будет довольно крови тех, кого она уже избрала, и твоей спутницы, что пришла в наш город вместе с тобой. Пока можешь, уходи. Или прими смерть, — тень колыхнулась и с жутким оскалом медленно указала на угасающий уалин-брин, давая понять, что скоро сфера перестанет быть спасением.

— Уж лучше достойная смерть, чем… — тут Тафлер осекся и презрительно посмотрел на Этия. — Но таким, как ты, этого никогда уже не познать. Вы осквернили и свою жизнь, и чужие, и теперь даже Костлявая брезгует такой грязью.

Призрак злобно зашипел и дернулся назад, освобождая дорогу незваному гостю.

— Никто из вошедших в Орсол не нашел покоя. И вы тоже не найдете. Когда твое сердце остановится, ты присоединишься к моей армии последователей и станешь верно служить, пока я не пожелаю сожрать то, что от тебя останется, — прозвучал вслед Кирту запоздалый ответ-устрашение. — Вы все мертвы, осталось только сгнить.

Призрачные твари, что преследовали наемника, бесновались и метались в ледяном сумеречном тумане, наблюдая за тем, кого не смели тронуть. Пока не смели. Их бестелесные плащаницы развевались на иллюзорном ветру, подернутые дымкой; обугленные, костлявые или лишенные кожи руки то и дело протягивались из полумрака. Они жаждали чужой жизни, крови, страданий. Но когда Тафлер обернулся на угрозу, то увидел, что вокруг наступила полная тишина и пустота — он был один.

Под сапогами хрустела ледяная крошка, смешанная с камнями. Уалин-брин из последних сил сиял, позволяя разобрать хоть что-то в разрушенном коридоре, и Кирт мысленно молил, чтобы он не «замолкал» хотя бы еще немного. Но надеждам пришел конец, когда камень, пару раз неровно сверкнув, полностью погас. Тепло, которое разливалось вместе с золотистым свечением, растворилось в стылом мраке, оставив наемника один на один с неизвестностью и опасностью, которая окружала со всех сторон, притаившись в темноте и дожидаясь своего часа. Но вопреки всем опасениям, ни одна из тварей, жаждущей крови, так и не появилась.

— Только бы успеть, — прошептал Тафлер, судорожно обыскивая глубокие карманы накидки. — Куда же я его дел, будь он неладен! Ага, вот так, — он несколько раз тряхнул холщовый мешочек, тот самый, что Илилла не раз использовала в путешествиях вместо фонаря, и слабый холодный свет озарил коридор.

По счастливой случайности полезный кисет с необычным песком вместе с проклятущим кулоном перекочевал в руки наемнику, и сейчас тот был безмерно рад такой нечаянности. Он крепко сжал мешочек и, не оборачиваясь, решительно двинулся вперед — где-то там находились Илилла и Стьёл. Они должны дождаться его во что бы то ни стало. За последние недели на них обрушилось столько напастей, сколько могло хватить на всю жизнь какого-нибудь простака, и уж точно Тафлер не мог припомнить, чтобы на каждом шагу он с соратницей — или же в одиночку — попадались в западню и чьи-то по локоть в крови руки. Преследовало липкое и давящее чувство, что все они крепко увязли в поганой спирали или колесе судьбы, которое для забавы все сильнее раскручивали боги или же сама жизнь. Наемник невольно усмехнулся: никому еще не удавалось разгадать игры Высших и самого мироздания.

Незнакомые подземелья казались нескончаемыми, но очень скоро Кирт понял, что ходит кругами. Он не сбавлял шага, пытаясь как можно скорее выбраться из темноты и найти друзей, но здешние подземелья словно не хотели отпускать его. И все же выбраться из коварной ловушки холодных разрушенных коридоров кое-как удалось. Орсол забавлялся с непрошеными гостями, и не поддаваться глумливым потехам становилось все труднее. Проклятое место сводило с ума и вытягивала силы, даже крепкий и выносливый Тафлер явственно ощущал это. Продолжая держать перед собой светящийся кисет, он решительно двигался дальше. Наконец, поодаль показался неровный свет, льющийся сквозь широкую расселину в стене. Стоило приблизиться к ней, как позади раздался треск и шум, похожий на осыпающиеся камни. Очень быстро подозрительный шум перерос в глухой грохот, земля под ногами дрогнула, и из глубин коридоров, ровно оттуда, откуда только-только вышел Кирт, вырвался дикий сквозняк. А вместе с ледяным порывом ударило облако из мелких кристаллов льда и каменной крошки. Подземелье рушилось, закрывая дорогу назад. Едва успев прикрыться от налетевшей грязи, наемник поспешил нырнуть в единственный выход.

— Провалиться этому месту, — едва сдерживая негодование, произнес Тафлер, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

— Кирт! — раздался до боли знакомый голос.

— А я говорил, что он придет! — вторил другой.

Наемник попал в один из подземных залов, утративших свою прежнюю красоту, от которой остались лишь отбитые статуи и колонны, высеченные прямо из стен, осыпающийся и покрытый разломами свод, изъеденный впадинами и усыпанный землей пол. На нем сквозь грязь виднелись очертания тонких канавок и каких-то выпуклых полос, закручивающихся в огромную спираль. Повсюду горели свечи, освещая то, что должно было попасть в их дрожащий свет. Посреди зала стояла «вросшая» в твердь широкая и на низкой массивной подпорке чаша из потемневшего серебра. Чуть поодаль возвышался голый постамент из нескольких ступеней с аркой, окруженный сломанными плитами-скрижалями, но что-то подсказывало, что едва ли он спроста находился тут. По стенам снизу вверх тянулись куски каменных лестница, часть которых заканчивалась небольшими оконцами или вытянутыми в человеческий рос тпроемами. С другой стороны зала, напротив заваленной расселины, открывался еще один проход. И вот, среди увековеченного уродства, дышащего смертью, пропитанного скверной и изъеденного черной плесенью и холодом, меж колонн, крепко привязанные к железным кольцам, висели Илилла и Стьёл. Оба выглядели сносно, не считая местами порванной одежды и мелких царапин на лице и руках.

— Или, — забыв обо всем, он бросился к соратнице. — Вы целы?

— Да. Я уже не надеялась тебя увидеть, думала, с тобой что-то случилось, — высвободив руку, она принялась самостоятельно развязывать путы. — Как ты нашел нас? Тени до тебя не добрались?

— Добрались, но об этом потом. Вот это жизнь! Снова мы попались в мышеловку, — горькая усмешка прозвучала во взволнованном голосе. — Сколько еще нам придется вот так выпутываться из переделок? Я себя уже начинают чувствовать полным глупцом и беспомощным щенком. Кажется, пора завязывать с поиском проблем на свою голову. Как вы угодили в веревки?

— Не знаю. Но это точно работа человека. Или людей. Помню только сплошную темень и как меня волокли куда-то, когда я пришла в себя — да уж, головой я знатно приложилась после падения, — Мелон дотронулась до затылка. — Оружие наше тоже пропало.

— Возьми, — Кирт протянул напарнице ее же меч, а сам вооружился припасенным небольшим топором. — Знал бы, что будет все так скверно, принес бы с собой больше, — сострил он.

— Только про меня не забудьте! — рядом, через колонну, заголосил горе-воришка. Тому досталось столько же, сколько и наемнице, и помнил он то же, что и она, вот только очнулся позже. — Я хочу выбраться отсюда поскорее. И лучше это сделать, пока призраки снова не появились. Не знаю, что эти твари задумали, но живыми нас не оставят.

— Это точно. И похоже, они не просто тени города. Они — то, что осталось от последователей Праетеры. Это фанатики, те самые культисты, что изуродовали Орсол в свое время, — Тафлер перерезал веревки, стягивающие тело и конечности Стьёла. — И кулон для них, что воздух для живого человека. Что же в нем такого, раз он настолько важен?

— Это не наша забота, достаточно того, что кулон их притягивает, как свет мотыльков, а это значит, что от него нужно избавиться любой ценой. И теперь похоронить его будет мало, — выдохнула Илилла, спускаясь с постамента.

— К-то… кто это? Прошу, по… помогите… Помогите, — откуда-то раздался хриплый сдавленный голос, полностью лишенный сил. — Молю...

— Тут есть еще люди? Пленники? — наемник замер и настороженно посмотрел туда, откуда доносились слабые мольбы.

— Помогите, — вновь повторился зов. — Она идет… Она идет...

В нише, спрятанной прямо возле выхода, весь в крови, еле живой и продрогший насквозь на цепях висел паренёк. Замученный до того, что и глаз не мог открыть. На вопросительный взгляд соратника Илилла ответила покачиванием головы и не менее непонимающим взглядом. Она была уверена, что кроме нее и Одила в зале никого не было — все это время с того момента, как они оба пришли в себя, обнаруженный незнакомец не давал о себе знать. И это выглядело слишком странно. Веля Стьёлу держаться в стороне и быть настороже, наемница последовала за напарником.

— Постой, Кирт, мы не знаем, кто он. Может, очередная ловушка. Не спеши освобождать его, — Мелон крепко сжала плечо Кирта, призывая остановиться и крепко подумать. — А если он тут неспроста закован? Или это какая-то уловка?

— Хочешь оставить его так? Он не очень-то похож на выродка Бездны, и кровь его вполне настоящая, — голос соратника звучал твердо, но на лице появилась тень сомнения — он метался, разрываемый выбором. — А! Чтоб гореть всему. Давай для начала кое-что проясним, а уж потом решим, как быть. Если окажется, что он — лишь приманка, оставленная неизвестно для чего, тогда я не стану церемониться с ним. Эй, парень, ты слышишь меня? — он наклонился и, заглянув пленнику в лицо, осторожно потряс за плечо. — Кто ты? Как твое имя и как оказался тут?

— Прошу, осво… освободите… Йордин… Я Йордин, — каждое слово давалось парню с огромным трудом. Однако, превозмогая бессилие и боль, он все же смог приподнять голову и мутными глазами посмотреть на пришлых. — Йордин Рани, из храма Люциат… Из Глацием-Терры. Я ученик при храме… Надо спасаться, иначе она нас всех убьет. Ей нужна кровь, жертва… Она возродит ее, они все...

— Кто кого возродит? Праетеру? Но разве это возможно? — нахмурилась Или. — Ее культ пал давно, остался только...

— Кулон, — закончил фразу Тафлер. — А мертвецы не такие уж и мертвецы. Эти дохлые тени собираются продолжить свое дело во что бы то ни стало. Послушай, Йордин, здесь есть другие пленники? И почему ты тут оказался? — он помялся, решая, как поступить, и, наконец, принялся выбивать цепь.

— Нас двое, — произнес Рани, — было двое.

— И куда делся второй?

— Она его забрала. Теперь он мёртв, я это знаю, и скоро придет моя очередь, — внезапно голос парня обрел силу. — Она говорила про какие-то три огня. Помогите же мне! — он забился в припадке, пытаясь вырваться из оков. В уголках его рта проступила белая пена и бедолага все больше походил на умалишенного.

— Так дело не пойдет. Если будешь и дальше дергаться, то я отхвачу тебе руку, ты понял?

— Цепи слишком крепкие, хоть и старые, их не сломать, — Илилла попробовала железо. — Надо осмотреть, может, где-то здесь лежит что-то, похожее на ключ. Что-то же должно отпирать замки. Стьёл, помоги мне. Если парень и впрямь говорит правду, то надо торопиться.

Но едва они сдвинулись с места, как явная дрожь прошлась волной по залу, а пол будто пришел в движение, словно где-то глубоко в недрах пробудилось древнее создание, которое теперь стремилось вырваться на свободу. Мрачные бесформенные тени в одночасье наводнили собой пространство, поглощая пламя свечей одну за другой, и вместе с наступающим мраком явился дикий и обжигающий холод. Повсюду стал слышаться желчный шепот, быстрые и неразличимые речи, шелестящие, точно листва на ветру. Он будто рождался из пустоты, жил своей жизнью и не имел хозяев, с чьих языков должен срываться. Необъяснимый черный вихрь пронесся между Киртом и Йордином, заставив наемника отпрянуть. Нечто обернулось плотной преградой, за которой так и остался прикованный цепями несчастный пленник, и как бы ее ни пытались пробить, она не поддавалась. Дикий танец странных теней, не похожих на призраков культистов, что преследовали незваных гостей в городе, лишь усиливался, путая и сбивая с ног. Все вокруг внезапно преобразилось: на короткое время показалось, что каменные разбитые статуи ожили и изменили свое положение; ступенчатый постамент-алтарь стал выше, стены разошлись, и повсюду то и дело возникали фантомы безликих людей. Мёртвые. Неуловимые и молчаливые образы исчезали так же внезапно, как и появлялись, и от них веяло не то скорбью, не то осуждением. Поднялся жуткий вой, который не заглушал, а сопровождал пугающий шепот.

— Эта схватка нам не по зубам! Они не отпустят его, а если останемся, то все погибнем! — выкрикнула Илилла, сама не веря в то, что обрекает на погибель бедолагу. — Уходим, пока не поздно! Давайте сюда! — она шагнула в сторону единственного выхода, таща за собой Стьёла.

— Нельзя! — запротестовал горе-воришка, чувствуя, что спасение незнакомца, угодившего в руки тьмы, может облегчить вину в смерти Нелоса и стать толикой ее искупления. — Он же еще жив!

— Гори оно все огнем! — наемник снова попытался пробиться к Йордину, который продолжал звать на помощь, но голос его сжирал нескончаемый шум. По темной мутной стене всякий раз, когда Тафлер налетал на нее плечом, во все стороны расходились объемные круги и раздавался глухой звук. Но все попытки оказались напрасны. — Давай, бейся! Ну же!

— Не трудитесь напрасно, вам уже не спастись. Никому. Все должно быть так, как происходит прямо сейчас. И каждый здесь не просто так — это уже было предрешено с того часа, как только посмели коснуться кулона. Как посмели даже взглянуть на него. Сила, заключенная в нем, уже отметила вас, так что, не противьтесь, и тогда смерть станет быстрой и легкой. Почти, — неприятно звенящий высокий голос, который размножился и звучал эхом, разлетелся по одной из десятков пещер при крипте.

Мгла, что еще минуту назад бесновалась, вдруг притихла и подобно жалкой и напуганной твари начала расползаться по углам. Силуэты мертвых душ, ставших безропотными вынужденными невольниками, растворились без следа. Зал, подернутый матовой дымкой, вновь принял прежний вид, даже свечной огонь вновь вспыхнул, словно и не гас до сих пор. А в центе зала, прямо позади огромной чаши, стояла невысокая полуобнаженная девичья фигура, чье лицо скрывала серая вуаль савана. Незнакомка тихо и глумливо посмеивалась, ровно умалишенная Печального Приюта, и скользила пальцами по побитым краям чаши.

— Отпусти меня… и сама спасайся, я помогу тебе, обещаю, — тело Йордина дрогнуло, и он кое-как приподнял голову. — Ингир поможет тебе… Где Арон? Ты убила его?

— Твои слова — ничто, довольно уже. Знаешь, если бы не упрямство Верда, то он бы сейчас висел в цепях вместо тебя. Или нужно было им заменить Арона? Нет, только не его. Таким, как Арон, только один путь уготован, — голос девушки понизился. Теперь в нем слышалось презрение и негодование, а речи, звучавшие из ее уст, не уступали речам женщины. — Вы с ним никогда не были друзьями, так зачем тревожиться за того, кто даже имя твое мог вспомнить с трудом?

— Кто ты такая? — Илилла покосилась на незнакомку. Та хоть и выглядела хрупкой, но от нее исходила совсем не притворная угроза.

— Надо же, я почти забыла о моих гостях. Вы стоите на своих ногах? Ничего, скоро я это исправлю.

Девушка быстро хлопнула в ладоши и единственный выход позади троицы затянула подвижная белесая пелена. Пульсирующий барьер напоминал живую плоть или зев голодного чудовища, которое без разбора пожирает все на своем пути.

— Сафир, остановись, — не отступал Йордин, продолжая взывать к ней.

— Не в этот раз, — девица медленно стянула вуаль, открывая свое лицо.

Бледное, но не совсем лишенное жизни, разрисованное аккуратными вязями из символов, точно жертвенное полотно. Большие глаза горели недобрым огнем и сверлили пленников, а на алых губах играла глумливая ухмылка.

— Совсем еще ребенок, — искреннее изумление едва не выбило из колеи Кирта. Он представлял кого угодно, но только не юное невинное создание, пропитанное насквозь ядом Бездны, что искажает любую личину. Даже самую чистую.

— Не верь тому, что видишь, — гулкий голос, разбившийся на десятки иных и вторящих, разнесся по залу.

— Она настоящая, но… кто-то ей управляет. Приглядись получше, — прошептала Илилла, обернувшись.

Стьёл же, замерев на месте, все это время всматривался в лицо девицы, и чем дольше взгляд цеплялся за образ, тем круглее становились его глаза, а рот медленно приоткрылся в удивлении. В один миг его осенила не просто догадка, а настигло настоящее открытие! Он никогда не жаловался на память, и в этот раз она его тоже нисколько не подвела.

— Я… Я ее знаю! — внезапно воскликнул Одил, указывая на девушку дрожащим пальцем. — Она из Глацием-Терры! Я видел ее там! Видел возле храма! А еще видел… Н-нет, как же я сразу не догадался. Это она… — парень внезапно будто подавился словами, пораженно вытаращившись на девицу. — Она приходила ко мне во снах!

— Что? Ты не ошибся? — опешила наемница. — Это невозможно. Глацием не прибежище для скверны.

— Говорю же, что видел своими глазами, как она выходила из храма и куда-то бежала. И именно с ней я говорил в сновидениях.

— Что ж, притворяться нет больше смысла. Я — Сафир Паланио, но это ничтожное грязное имя скоро забудется, о нем будут помнить только в убогом Глациеме. Хм, а в твои сны, Стьёл Одил, так легко пробраться, знаешь ли, и там никогда не заблудишься. Все просто и понятно, бесхитростно, предсказуемо и скучно. Другое дело — она, — Сафир заложила руки за спину и обратилась к Мелон. — Пришлось потрудиться, чтобы добыть и собрать воедино те крохи, которые ты не смогла утаить. Правда их было слишком мало, но хвала Праетере, великой богине Бездны, они все-таки послужили так, как нужно. И вот, вы все здесь. Да, Кирт Тафлер? Как Тейла в твоих ночных видениях? — она перевела колючий взгляд на вооруженного наемника и ухмыльнулась. — Зачем ты явился? Тебе же был дан шанс уйти целым и невредимым? Ах, да, проблема в твоих спутниках, верно.

— Заткнись, мразь. Не думай, что смогла что-то увидеть и сломить меня, твое колдовство и чары — ложь, которой ты же сама и отравлена. Тебе ничего не ведомо, кроме скверны и тьмы, в которой и сдохнешь, и плевать, какую личину примешь. Ты совсем не невинная душа и даже, — Кирт презрительно рассмеялся, — не человек, хоть и выглядишь, как мы. Моя рука не дрогнет — жалости ты не заслуживаешь, не надейся.

— Глупцы, вы так ничего и не поняли? Спасения нет. Все это — ваш конец и новое рождение могучей Праетеры Аирской. Она слишком долго прозябала в небытии, уязвленная, утратившая часть того, что ее верные последователи так долго выстраивали, — с больным благоговением вещала Сафир. Выражение на ее лице менялось, как капризный ветер, то вспыхивая уродливой восторженностью, то окрашиваясь ожесточенной ненавистью. — Вам повезло перед смертью увидеть начало новой эпохи и даже послужить ее становлению. Когда-то на чужих костях сотни и даже тысячи людей уже был возведен культ нашей богини, хранительницы Колыбели Тайн и величайших знаний, которые не в состоянии постичь копошащиеся из поколения в поколения в грязи и отходах ничтожные человечешки. Теперь снова настало Ее время, и то, что возникнет на старом, простоит не одно столетие… Нет! Намного дольше. Оно будет вечным! Осталось только собрать воедино все элементы. Один из вас — тот, кто мне особенно нужен. Он станет третьи огнем, — она медленно подняла руку, которой крепко сжимала искривленный нож, и направила его в сторону горе-воришки. — Вижу, что ты ничего не понимаешь и до сих пор не знаешь, но это всем на руку — мертвецам не важно, кто они и кем должны были стать. Кто бы мог подумать, что Высшие не станут торопиться с подмогой и будут просто наблюдать, как того, на кого пал их же взор, подберет Бездна. Но я нисколько этому не удивлена. Что ж, скоро ты, Стьёл Одил, отправишься вслед за своим другом, но прежде послужишь моей повелительнице. Двое других станут… просто кормом. Силы лишними не бывают.

— Да мы тебе в горле костью встанем. Не бывать возрождению скверны, хватит и той, что уже коптит небо и топчет землю, — Тафлер сжал зубы и ринулся к алтарной чаше, намереваясь покончить со всем одни махом.

Напарница без раздумий бросилась на подмогу, не страшась ничего, даже смерти. И если ей суждено было расстаться с жизнью, сражаясь против самой Бездны, то она примет такую судьбу. И она твердо знала: Кирт готов на то же, ежели жизнь так распорядиться. И то была не пустая бравада. Каждый из них понимал: у всего есть своя цена, как существует и то, за что стоит биться. Стьёл же, видя, что очередная схватка неминуема и все внимание Сафир приковано к наемникам, не мешкая кинулся к Йордину. Невзирая на не ослабевающую преграду, горе-воришка попытался ее пробить: сохраненным парным баллоком он что было сил и безостановочно принялся колотить по вязкой плотной пелене. Надежда пробить брешь угасала с каждым ударом, но ожидать быстрого успеха там, где даже Кирт не сумел справиться, не приходилось. А время, которого и без того имелось слишком мало, утекало.

— Пустой труд, — девичье лицо скривилось, глаза сузились, и Сафир растворилась в воздухе ровно тогда, когда топор почти задел ее.

В тот же миг грязно-алое свечение заполнило зал, и фантомы культистов, начавших просачиваться сквозь стены и барьер, вдруг отступили. Чужая воля заставила их подчиниться и приказала без слов наблюдать и выжидать своего часа. За матовой преградой, по другую ее сторону, проступил мутный силуэт Этия, который выглядел в разы больше, чем в первую встречу наемника с ним. На бледном худом лице, то теряющем свое четкие очертания, то становящимся слишком явными, будто колдовской барьер расступился, покоилась холодность. И лишь мелкие и близко посаженные глаза источали злобу. Услышав завывание мертвых проклятых душ, Стьёл остановился и, подняв голову, стал лихорадочно озираться. И стоило прекратить попытки пробить кокон, как сила, заточенная в нем, оттолкнула его. Одил упал и откатился прямо к запечатанному выходу. Долго оправляться от падения не пришлось: жуткие вид призрака главы секты, глазеющего сквозь поволоку, вынудил парня подскочить, как ошпаренного. А тем временем кокон, окутывающий Йордина, пришел в движение: в него точно вдохнули жизнь, и плотные потоки, подобно щупальцам, молниеносно скользнули по полу и обвили ноги Одила.

— Отцепитесь! Отстаньте от меня! — дергая ногами, он принялся без разбора бить ножом по колдовским отросткам, которые никак не желали отпускать. Паника охватила горе-воришку, но именно она заставляла наносить удар за ударом. — Получай! И еще! — стоило ему занести руку для новой атаки, как щупальца разжались и рассыпалась в прах, который тут же исчез. Как и растворился страх Стьёла — тот не собирался оставлять попыток освободить молодого храмовника.

— Если получилось отбиться от одной дряни, то, может, все-таки получиться как-то сломать проклятую преграду? Нельзя останавливаться.

А насмешливые игры Сафир, что, казалось, выбирает подходящий момент, разозлили не на шутку напарников. Стоя спиной к спине, они кружили на месте, готовясь к внезапному вероломному нападению и едва успевая выхватывать глазами хаотично мелькающий девичий силуэт.

— Трусливая тварь, — брызнул слюной Тафлер, чуть пригибаясь и прикрываясь одной рукой. — Выходи! Можешь натравить на нас всех своих теней — тебе все равно конец!

— Чтобы справиться с вами, мне не нужна армия. Я должна доказать, что достойна места подле своей повелительницы, что достойна быть среди тех, кто моя настоящая семья. Для других последователей великой Праетеры вы двое — всего лишь сырое мясо, и как только я закончу ритуал, они сделают с вами то, что захотят. Пора привнести свежую кровь в наш культ, и первые рабы — живые или мертвые — положат начало новому укладу.

Силуэт девицы то вспыхивал между плитами, то появлялся в нишах или на уцелевших кусках лестниц, порой издевательски возникая прямо под носом наемников. Когда забава ей надоела, она зависла под потолком в самом центре, в очередной раз хлопнула в ладоши — и из стылого воздуха показалось с десяток горящих свинцового цвета цепей. Бесплотные, сотканные из черного колдовства, они источали угрозу не менее реальную, чем меч или стрела. Сафир взмахнула руками — и цепи стремительно полетели на Кирта и Илиллу. Иллюзорные, но опасные оковы извивались змеями, скручивались в кольцо, превращаясь в удавку; они с шипением носились на головами пленников, рождая вихри вспышек, которые ослепляли; обрушивались с грохотом на каменный пол, пробивая его и оставляя глубокие борозды. И всякий раз цепи задевали кого-то из двоицы. Порой доставалось и Одилу, который теперь уже думал лишь о том, как бы остаться самому целым — оказаться с пробитой головой ему «улыбалось» намного больше. Из ран загнанных наемников сочилась кровь, но соратники и не думали бросать оружие и становиться на колени.

— Вам нужно было всего лишь покорно склонить головы и подчиниться, как скоро подчинится Хидден, а затем — и весь Кордей. К чему эти бессмысленные потуги что-то изменить? Противиться неизбежному? Глупо! — юная жрица щелкнула пальцами, отзывая цепи.

Колдовство исчезло мгновенно, но на смену ему пришла новая напасть: где-то в недрах и стенах прокатился объемный скрежещущий гул, пол задрожал и пришел в движение. Спираль начала раскручиваться, борозды расширяться, а железные выступающие элементы стали подниматься вверх, образуя уродливую конструкцию, похожую на клетку.

— Стьёл, к стене! Живо! — закричала Мелон, едва увернувшись от ряда огромных острых спиц, возникших прямо перед ней. — Кирт!

— Только не к стенам! Безопаснее ее, — он кивнул в сторону алтарной чаши, — здесь места нет. Эта тварь явно дорожит ей и не допустит, чтобы она разбилась.

Чаща и впрямь стояла в неподвижном центре, защищенная возникшей из земли преградой, и над ней парила Сафир. Окутанная темным пламенем, она быстро и беззвучно шевелила губами и совершала странные движения руками. Наемник облизал пересохшие губы и бросился вперед, огибая железные стержни, но жрица будто только ждала этого. Как только Тафлер ступил за круг, девица замолчала, криво улыбнулась и, быстро сложив ладони, сомкнула над наемником железные прутья-лезвия, которые сжались так, что повернуться в них не представлялось возможным. Поймав в ловушку Кирта, она метнула яростный взгляд на Илиллу, которую спустя мгновение постигла та же участь, что и ее соратника.

— Нет! Нет, нет, нет, — к клеткам бросился Одил, но тут же был остановлен наемницей предостережением. — Только не сейчас… Оставь их! Немедленно! Иначе… иначе, — его голос сорвался на визг, а руки дрогнули. Не зная, что еще предпринять, он крепко сжал нож и приставил себе к горлу. — Иначе никакой ритуальной жертвы тебе не видать, слышишь?

На внезапный выпад горе-воришки раздался лишь громкий смех девицы.

— Да ей плевать на тебя, Стьёл, ей плевать на каждого из нас, разве не видишь? — Кирт опрометчиво ударил по прутьям и тут же острое лезвие рассекло ему ладонь. Ярко-алая кровь моментально проступила из раны.

— Не говори с ней, не слушай ее. Она не получит того, чего так сильно жаждет, если не поддаваться ее чарам. Если не давать им коснуться тебя, — отчаянно пыталась перебить смех Илилла своими призывами. Но то было тщетно.

— Говорить отныне буду только я! — громогласно произнесла Сафир, чей голос уже звучал угрожающе низко. — Если не хотите расстаться с жизнью прямо сейчас, то лучше заткнитесь. Крысы в клетке, теперь уже ничего не помешает, даже твои нелепые угрозы, Стьёл. Я убью тебя, кто-то другой или ты сам это сделаешь — не важно, ритуал все равно будет проведен. То, что твой путь так внезапно пересекся с предназначением культа — большая удача и невообразимая ценность. Знаешь, кто ты? Конечно же, нет. Но топиться не стоит, — она опять щелкнула пальцами и тело Одила перестало ему повиноваться. — Но если желаешь, то я позволю тебе лично вонзить нож себе в сердце, только прежде ты отдашь свою кожу и кровь до последней капли. Поверь, даже так сумеешь убить себя сам. Но, быть может, богиня смилостивится и подарит вечную жизнь в ее тени, дабы ты служил ей до последних дней этого мира. Но поверь, не будешь одинок в своей покорности, ведь ты — далеко не начало. В старые времена подобные уже присоединялись к ордену. Умерли лишь их тела, а не души, — края бледно-розовых губ тронула кривая улыбка.

Она приподняла руку и, перебирая пальцами воздух, приказала Стьёлу подойти к чаше. Противиться колдовскому наваждению тот не мог, даже мысли сковало чужой волей, и он, как в бреду умалишенного, послушной марионеткой двинулся тяжелым шагом к алтарю.

— Не смей его трогать! Грязное отродье! — неистовствовал Тафлер, пиная прутья, будто бы это как-то помогло разбить клетку.

— Все кончено. Но есть кое-что еще, что пока находится у вас, пора это тоже исправить. Я знаю, насколько ты крепок, Кирт, но телесная выносливость ничто перед иными силами, которые способны превзойти грубую животную мощь.

Не скрывая возбуждения и удовлетворения от дарованной безраздельной власти, юная жрица с упоением снова воспользовалась ей. Кобальтовая дымка, полная невыносимого смрада и обжигающая диким холодом, поднялась прямо из пола и стремительно окутала Кирта. Он не успел и пошевелиться, как его тут же сковало: тело и конечности точно превратились в кусок мертвого камня. Отвратительное колдовское наваждение облепило со всех сторон и осело на наемника. Язык тоже не ворочался — немота надежно запечатала его. Словно живая и обладающая разумом, марь переместилась к Мелон, заставив и ее замолчать.

— Он не ваш, как и силы в нем, — пальцы девицы перебирали пустоту перед собой, подобно игре на струнах. — Неужели вы думали, что такую необычную вещь, как этот кулон, можно просто взять и уничтожить? — она провела рукой и из-под накидки Тафлера выпал амулет. — Если бы некогда он не принадлежал особому человеку, то эта была бы просто железка. Безделушка. Впрочем, все это уже не так уж и важно. Того убийцы давно нет в живых, а вы стали лишь обычными посланцами, хоть и не по своему желанию. Как и он должен был стать кем-то другим, — Сафир положила руку на голову преклонившего колено Стьёла, чьё лицо выражало мучительную боль и отвращение от беспомощности. — Молодая кровь, отмеченная Высшими — то, что нужно для подношения Праетере. То, что удовлетворит Бездну. А она ненасытна, всегда, но особенно теперь. Я чувствую ее голод, чувствую, как она готова сожрать самого подопечного лживых Высших, сделать его сущность своей.

Чем больше вещала юная жрица, тем более бессмысленными и туманными становились ее речи для пленников. Движением пальца она притянула к себе стальной диск и с нескрываемым упоением осмотрела его. Стьёл продолжал стоять на коленях, приподняв голову, и глаза его горели ненавистью. В них уже не было ни боли, ни тем более слёз, ни капли сострадания к той, кто по его ошибочному суждению мог оказаться такой же невольницей. Хрупкая девушка, которую мельком видел в Глациеме, тогда совсем не выглядела, как порождение Бездны. Наивное лицо, испуганные глаза, осторожность — вот то, что он заметил. Но теперь-то парень знал, теперь-то понимал, что ложь, а что правда: она не была невинной, и не стала жертвой. Она была той, кто упивался тьмой, и с гордостью демонстрировала это. Как же был прав Кирт, когда говорил, что не всегда стоит верить своим глазам, и что обличье может быть обманчиво. И жалел Одил только об одном: о собственной немощи в данный мрачный час, когда не только его жизнь висела на волосок от смерти, но и его друзей тоже. А еще бедолаги-целителя, не способного ни на что, и ожидающего ужасной участи.

— Пора, — наконец объявила Сафир, убирая руку с головы горе-воришки. — Да станет же ночь свидетельницей восхождения Праетеры Аирской! Сама Бездна — ее вечная колыбель и покровительница! Сам Хозяин небытия — ее отец и любовник! Пришло время погаснуть огням и разбиться небесной тверди!

Внезапно ее оборвал раскатистый гул, но не тот, что сопровождал недавнее безумие и колдовство, творимое проводницей Праетеры. То было нечто иное. Призрачные тени культистов, наблюдавших за ритуалом и становлением той, кто вот-вот возродит их орден и разобьет печати, сдерживающие их повелительницу, заметались по ту сторону барьера. Что-то нежданное, что привело в бешенство и смятение, происходило либо на поверхности, либо в подземельях. Грохот повторился, и фантомы тут же растворились в темноте вместе с бледным Этием. Черная церемония же не останавливалась: девица обронила еще несколько слов на давно утраченном наречии и обратила свой взор наверх, к одному из проемов, в котором спустя пару минут показался высокий парень. Босиком, измученный, весь в крови и в одном исподнем. Он сделал шаг к краю и замер, взирая куда-то вперед и не обращая внимание на тех, кто был внизу.

— Арон, — еле-еле прошептал Йордин, чье сознание то погружалось во мрак, то прояснялось слабыми вспышками. — Живой… жи… живой… Остановись, Сафир, прекрати это безумие. Ты не похожа на свою мать...

— Нет, не похожа. Я — ее копия, ее чистое наследие. А теперь смотри, пока еще можешь, и никакая жалкая Гермен, который вы все поклоняетесь в своем убогом храме, здесь тебе не поможет. Птенцы Высших? Их дети? Вы слепые, и потому не знаете, что им нет дела даже до тех, кто ползает у них в ногах и неустанно превозносит. Арон, — она обратилась к стоящему на обломанных ступенях сыну рыбака, чье лицо не выражало ничего, кроме полной отрешенности, точно его душа умерла и осталась одна бренная оболочка, — настало твое время. Пора отдать свою никчемную трусливую жизнь.

Юноша покорно спустился по разрушенной лестнице, тяжело переставляя ноги. Жадные глаза Сафир следили за каждым его шагом, и она не скрывала напыщенного ликования от ощущения владения тем, кто прежде не считался с ней. Паланио могла бы еще долго мучить Нута и наслаждаться его страданиями, но отголоски очередного грохота вынудили значительно ускорить ритуал. Беспокойство охватило девушку: она крепко сжала кулон, боясь обронить, а еёприказы стали еще требовательнее. Живая марь по-прежнему контролировала Кирта, не выпуская из своих объятий, и ни ему, ни соратнице не позволяла обронить ни звука. Безвольный и полностью потерянный Арон приблизился к Сафир. Та коснулась холодными пальцами его лба и вручила церемониальный нож, без слов отдав очередной приказ, который был исполнен немедленно.

Пелена, ограждавшая Йордина, расступилась перед Нутом. Никакие мольбы не действовали, ничто не могло превозмочь силу черного наваждения, разорвать колдовские путы — погибель была неминуема. Молодой лекарь в последний раз с благоговением, пронизанным болью и скорбью, взглянул куда-то наверх и принял свою смерть. Несправедливую, жестокую, слишком раннюю, которой упивалась Бездна. С минуту он захлебывался в прерывистых хрипах и крови, пока, наконец, не обмяк, испустив дух. Но с принесенной безобразной жертвой все только начиналось, как и истинное безумие. Парень без тени колебаний и сопротивлений тьме отрезал язык мертвому соплеменнику, после чего вспорол ему грудину. Послышался сухой треск — и пара ребер была неаккуратно выломана и извлечена. Напоследок несчастный лишился куска кожи с шеи, на котором имелась татуировка, символизирующая принадлежность к целителям. Очень скоро чудовищные трофеи лежали на алтарном выступе; каждая часть с тела бедного Йордина нашла свое место в трех из девяти глиняных плошек. Еще три занимала белая вода — ценные остатки чудом уцелевших слёз Праведных Отцов, первых прорицателей Орсола на заре его становления. Когда-то они являлись чистым источником защиты от скверны, теперь же — служили ей.

— Арон, пришло и твое время подчиниться великой цели. Поверь, даже на том свете будешь меня благодарить, а не проклинать за то, что тебе не пришлось влачить убого существование среди таких же никчемных людишек, которые не понимают, для чего вообще дышат. Для таких что Глацием-Терра, что любой другой город на Кордее — всё одна яма, наполненная грязью и отходами, — голос Паланио резко надломился — теперь нечто иное говорило ее устами. — Эта девочка выбрала тебя, хоть сама того до конца и не осознала… Молодая и здоровая кровь, горячая, как горнило небесной кузни Турита. И по-настоящему темная душа, погрязшая в собственном тщеславии и жестокости… Она отыскала в тебе и то, и другое.

Юная жрица за волосы заставила подняться Стьёла с колен, и тот повиновался, не смея дать отпор.

— Не тебе ковать цепь, но тебе быть ее звеном. Вы трое будете скреплены воедино, и начало уже положено. Твой черед, — она забрала нож у Арона и вручила его горе-воришке, быстро смекнувшего, что от него хочет безднова тварь. — Для тебя это не ново, ведь правда? В каждом есть та самая сторона, которую не все желают признавать. В тебе тоже есть темное начало, не противься же ей, а лучше прими, как дар, и, быть может, милостивая и справедливая Праетера найдет тебе более достойное применение. Место в ее личной свите не так уж и плохо.

Внутри Стьёла похолодело: он по-прежнему чувствовал кровь Нелоса на своих руках, и теперь этот ужас должен продолжиться? Брол не был святым, но не заслуживал столь злой участи, а тут еще и человек, которого парень видел впервые, но оттого не было легче. Даже напротив. Подобного Одил точно не смог бы вынести — чудовищный груз просто раздавит и похоронит под собой прежде, чем настигнет настоящая смерть. Он и моргнуть не успел, как ритуальный нож оказался в его раскрытой ладони. Оставалось лишь сжать покрепче рукоять и повиноваться приказу. Но что-то сдерживало бедного Стьёла от рокового шага, будто нечто незримое боролось против черного колдовства, насаждавшего чужую злую волю. Необъяснимое состояние ширилось, и в какой-то момент рука парня внезапно дрогнула, точно что-то выбило из нее оружие. Непокорность привела в настоящее бешенство юную последовательницу Праетеры: она наотмашь ударила по лицу все еще скованного заклятием Одила, после чего принялась неистово стегать кнутом, сплетенным из того же грязного колдовства, что были выкованы бесплотные цепи. Одежда на спине парня лопнула и на коже проявились кровавые полосы. Нанеся с десяток ударов, она внезапно отозвала кнут, резко притянула нож и, навалившись на Арона, склонила несчастного над чашей. Лихорадочно рассмеявшись, Сафир без всяких раздумий перерезала ему глотку. Горячая кровь хлынула в чашу. И снова где-то в глубине подземелий послышался гул.

— Неблагодарный выродок, — надрываясь десятками голосов, девица взглядом подвесила горе-воришку в воздух и швырнула его к алтарю. — Ты выпьешь его сущность до дна! Теперь так просто не умрешь, нет. Я вытравлю из тебя то, что так тщетно защищает. Но сначала — время кормежки. Бездна голодна. Я давала выбор, была слишком благосклонна и добра, и жизни этих двоих, — гневный взгляд метнулся в сторону наемников, — зависели от тебя. Обмен будет честным.

Паланио воспарила над землей, громко взывая к Бездне, ее Хозяину и своей богине. Очень скоро знакомая речь перетекла в совершенно неизвестную. Кровь в серебряном сосуде закипела и начала наползать на стенки, цепляясь за шероховатое и испещренное вмятинами серебро. По выбитым на каменных плитах письменам растеклось багряное свечение, а арка, что возвышалась на постаменте, подернулась едва заметной колышущейся пепельной вуалью. Зловещая плотная марь клубилась, оплетая собой столбы, клетки с наемниками, и удерживала Стьёла. Никто из троицы не желал верить в возрождение темного культа, но глаза их не обманывали. И чем чаще раздавался странный гулкий грохот над головой и где-то в путаных коридорах, тем быстрее и громче взывала Сафир к своей повелительнице. Наконец, туманная завеса в арке начала темнеть, обретая жуткие очертания, в которых угадывались чьи-то костлявые руки и вытянутые лица с разинутыми и искаженными ртами. И среди пугающих образов, что стремительно сменяли друг друга, вспыхивала одна брешь за другой, сквозь которые виднелась густая и бездонная чернота. На мгновение Паланио замолчала, наслаждаясь своим триумфом и предвкушая свою награду за верную службу. В ее голове звучал голос матери, стальной и строгий, но обещающий признание и любовь. Лихорадочно и тяжело дыша — настолько призыв отнимал силы, — девица приподняла кулон и улыбнулась. Оставалось лишь отделить обе силы от ненужной железки и насытить каждым кровь и слёзы прорицателей. Назад пути не было! Праетера была близко, а открытая арка, служившая вратами, вскоре позволит войти в мир тому, что слишком долго томилось по другую сторону. Девушка ощущала, что вот-вот все замки и печати окончательно разрушатся, и, не оборачиваясь, поспешно зашептала.

— Древняя ночь — первое дитя. Клятва смерти — жизни вечность. Ихор тьмы напоит верных слуг. Все наши жертвы — во славу мудрой и великой Праетеры Аирской, той, что… — но последние слова так и не слетели с языка, и вместо них изо рта вырвался булькающий хрип и сдавленный рваный кашель.

Глаза Сафир мгновенно заблестели и по щекам скатились крупные слёзы; губы побледнели и задрожали, как и руки. На свежем юном лице отразилась дикая боль и смятение, а все упорядоченные мысли и твердые понятные стремления разбились на куски и смешались в одно бессмысленное ничто. Все, что было важно до сего момента, превратилось в бесполезную пыль и обратились неминуемым падением в пропасть. Не в Бездну, а в яму, где нет ничего, кроме окончательной гибели. Прерывисто дыша, Паланио опустила голову и узрела торчащее из груди остриё клинка, с которого капала гранатово-красная кровь вперемешку с чернильной вязкой дрянью, похожей на густое масло. Силы быстро стали покидать ее хрупкое тело, и никакое бездново колдовство, никакая скверна не могла удержать их и обратить вспять то, что было совершено. Завеса в арке стремительно потускнела, уродливые черные трещины разошлись по завесе, будто всасывая ее, а все образы исчезли. Через мгновение дымки и след простыл, оставив лишь голые каменные столбы и гордо стоящего на постаменте высокого человека в угольно-черных кожаных латах и тяжелой меховой накидке. Мужчина стоял позади Сафир и крепко держал меч, с эфеса которого тянулась и обвивала твердую руку золотая цепочка, и он не спешил вытаскивать клинок из пронзенного тела. Словно наслаждался мучениями своей жертвы, продлевая ее страдания перед тем, как она безраздельно перейдет во власть Костлявой.

Едва пролилась кровь единственной из живых врожденных жриц культа, как призванная марь с шумом убралась в недра земли, оставляя Кирта и Илиллу. Неизвестные механизмы, вращавшие спираль и удерживающие острые прутья клеток, перестали действовать. Стьёл, все время находясь в руках чужой воли, ощутил свободу от темных чар, что сковывали и въедались ему в тело и в голову. Кое-как собравшись с духом, он сполз с алтарного постамента, еле-еле поднялся на ноги и, спотыкаясь, двинулся к друзьям. Однако все они еще были пленниками — сотканный из немых заклинаний барьер по-прежнему закрывал выход. Из-за одной из плит вышла стройная женщина, перебирающая на руках браслеты и сверлящая взглядом каждого из троицы.

— Маир-Тиа, кажется, мы вовремя, — произнес мужчина, хватая за голову Паланио и силой ставя девицу на колени. — А вот это, — он наклонился и вырвал из дрожащей руки кулон, — мое. Только мое. Убогие фанатики, я-то думал, что всех вас перебил, но — нет, вы еще трепыхаетесь и надеетесь на то, что вымажете своей грязью все, до чего дотронетесь. Еще жаждете моей крови, да? И кого у нас тут подослали? Какую-то мелкую шлюху? Ты одна или кто-то помогает? Не-ет, наверняка не одиночка… Поганый Орсол, надо было разрушить его до основания в свое время.

Он уперся ногой в спину Сафир и пнул ее так, что клинок легко высвободился, будто разрезал кусок мягкого масла. Несостоявшаяся жрица повалилась на каменные плиты у алтаря, продолжая судорожно хватать окровавленным ртом воздух и пытаться что-то произнести. Но кроме едва различимых обрывистых слов, утопающих в нечленораздельных звуках и хрипах, ничего нельзя было разобрать. Единственным различимым стало «помогите» и «мама». Из последних сил она потянулась к кулону, который смотрел сверху, насмешливо поблескивая в руках убийцы. Наконец, ее голова упала на ступеньку, а тело обмякло, но искра жизни все еще теплилась в нем.

— А я представлял тебя иначе, не такой… угрюмой. Хотя в нашем общем роду все были такими мрачными, насколько я помню. Серьёзными… и напыщенными, — пристально разглядывая наемницу, янтарноглазый переступил через поверженную девицу, брезгливо распинал по сторонам приготовленные для ритуала плошки и спустился с постамента на одну ступень. — Наконец-то мы встретились. Что это? Ну да, удивление, как же без него. О да, твои глаза, они точь-в-точь, как у моей матери — в них тоже была та же искра. Тебе же все известно о своей родословной, кто когда жил, кого как звали и кто кем приходиться, верно? Илилла Мелон-Ат. Могу поклясться, многие с Роклита все отдали бы, чтобы стать тобой и обладать тем же, чем и ты. Но лично я ничего не собираюсь отдавать. Я пришел забрать то, что должно быть моим.

— Как знал, что еще свидимся, — сквозь зубы процедил Тафлер, расправляя плечи. — Илилла, стой, не приближайся к нему, а к ней, — он переключился на ведающую, — особенно. Это те самые, что напали на меня на рынке. Именно о них я говорил. Только посмотри, такое отродье даже огонь не берет, чтоб его.

— Те самые? — переспросил Одил, вытирая лицо воротом рубахи и облизывая пересохшие губы. — Но… как они нашли нас? Откуда они здесь взялись? Чего им надо?

— Эти двое нам явно не в приятели набиваются, и уж точно явились не ради спасения нас.

— Общий род? Что за бред. Нет, ты не можешь быть одним из наших, это невозможно, — словно не слыша предостережений напарника, наемница внимала высокому мужчине с мраморной кожей и янтарными глазами, точно горящими необъяснимым пламенем. Но даже этот блеск не мог утаить колючую холодность, с которой человек взирал на троицу. Он мало походил на кого-то из роклитцев — на кого-то из близких или же просто соплеменников. Но что-то в нем было неуловимо знакомое, скрытое глубоко внутри, и это что-то имело недоброе изувеченное начало. — Кто ты?

— Кто я? Вопрос из вопросов, и ты имеешь право узнать правду, хотя я не уверен, что примешь её. Обо мне, наверное, уже успели забыть на Роклите, да? Вычеркнули отовсюду, откуда можно, ведь все до единого считали меня выродком небытия с момента моего рождения, которое испоганило доброе имя Мелонов. Тебе известны Свея и Раглен Мелоны? Конечно, вижу, что да, они же часть истории дома Мелонов и тех, кто к ним присоединился когда-то. Их едва ли предадут забвению. В Ангере слишком...

— Хватит! Что может знать чужак об Ангере и островах? Кто ты такой, чтобы говорить о моем народе и нашей истории?

— Чужак? — янтарноглазый приподнял подбородок, с презрением посмотрев на наемницу. Серые губы дрогнули в брезгливости и разомкнулись, демонстрируя сжатые зубы. — Ты ничем не отличаешься от наших общих предков и тех, кто их окружал. Но мы намного ближе, чем ты думаешь, у нас с тобой слишком много общего, чтобы называться чужаками. Шингол не дал бы соврать. Кстати, как там старик, ещё не подох? Ты должна его знать, ведь он всегда бкрутился возле таких, как мы. Жалкий пройдоха.

Слова о мудром наставнике и давнем друге ее семьи прозвучали для Или, как гром среди ясного неба. Они же и оскорбили. Если бы не внезапное упоминание о Шинголе, то речи незнакомца не впечатлили бы наемницу. Но теперь её уверенность во лжи неизвестного, который явно знал слишком много для иноземца, разбилась о сомнения. И ей, как и прочим представителям обоих домов, к которым она и принадлежала, и впрямь были знакомы имена Свеи и Раглена. Как и знакома их история, и тот жуткий рок, похожий на проклятие, которое коснулся их первенца. Но почему именно о них заговорил пришлый, Илилла никак не могла взять в толк. Однако внезапно родившиеся подозрения сменились чудовищной ясностью, в которую невозможно было поверить.

— Плевать, о чем он толкует, этот человек вместе с той тварью, кем бы она ни была, хотел убить меня. Жаль, что тогда я промахнулся, — вновь вооружившись топором, Тафлер жестом велел Стьёлу не высовываться. Он провел пальцами по полотну вдоль лезвия и выставил оружие вперед, на надвигающуюся Маир-Тию. — У них же все на рожах написано, посмотри внимательно.

— Кирт, гляди, — настороженно прошептал горе-воришка, осторожно показывая на мрачного чужака, — он держит кулон, но ничего не происходит.

— Не спеши, дай этой железке немного времени — и тогда увидим, что будет. Илилла, — вновь обратился Кирт к напарнице, но та и не слышала никого, кроме себя и пришлого.

— Стой где стоишь, если жизнь дорога. Ты не можешь быть Флаином Мелоном, — Или по-волчьи посмотрела на янтарноглазого, в отрицании мотнув головой. — Он мёртв уже очень давно. Он сгинул еще при жизни неизвестно куда, бесследно пропал, и это случилось больше века назад. Его нет среди живых и быть не может. Не знаю, как ты прознал о Флаине, где и от кого услышал, но мне не нужно быть великой видящей, чтобы уличить проходимца. Ты не в праве даже словом касаться моего дома и моих предков. Мне нужна правда, а ложь с руки жалкого притворщика я есть не стану.

— Неужели? — внезапно переменился янтарноглазый, шагнув наза и наступая и придавливая к полу все еще живую Сафир. — В свое время я слышал и не такое, хотя, признаюсь, в Ангере со мной никто не обходился жестоко или несправедливо. Но я-то слишком хорошо ощущал, как от меня хотели избавиться. О да-а, ты не так уверена в своей правоте. И ты чувствуешь нашу связь, верно? Ее нельзя так просто оборвать и выбросить в отхожую яму. Придётся принять то, что в нас не просто течет единая кровь, но еще и дар, который нам пришлось разделить не по собственной воле. Ты не можешь не знать о нем, и проклятый Шингол, эта лицемерная свинья, наверняка наставлял тебя на «истинный путь», как и меня. Скажи, он никогда не хотел перерезать тебе глотку или вспороть брюхо? Не пытался отравить или завести куда-то, откуда нет выхода, кроме мучительной смерти? Он умело изображает из себя великодушного и праведного, скрывая свою алчность и жестокость. Ему так хотелось вскрыть мою силу, перемолоть ее своими зубами, что как-то он решил запереть меня в одной из старых гробниц. А перед этим опоил какой-то дрянью собственного варения. Я был тогда всего лишь запуганным ребенком, который не знал, кто он такой и что с ним происходит. Но докопать до того, до чего он так хотел добраться, у него не вышло. С того дня все, что его интересовало, угало — я утратил силу. Мне так казалось. Но на мою удачу, на свете полно людей, которые знают намного больше и готовы помочь. Мне повезло-о. Да, я тот самый Флаин Дентри Мелон. И я собираюсь им оставаться еще очень, очень долго.

Давно мёртвое прошлое поднималось из глубин времен, будто песок со дна, превращая прозрачную спокойную гладь в мутную потревоженную жижу.

— Ждешь доказательств? Что ж, у меня их нет, так что, придется поверить на слово. Пришлось немало повозиться, чтобы достать тебя, даже моя… помощница пострадала от твоего дружка. А знаешь, это даже хорошо, что все так случилось, теперь я хоть знаю о ровне себе, да еще и кровной. Илилла, — янтарноглазый произнес ее имя с особым наслаждением и почти восхищением, за которыми таилось коварство.

— Что тебе нужно? — сквозь зубы, едва сдерживаясь, произнесла наемница.

Её нисколько не радовала встреча с тем, кого и впрямь никто в Ангере не желал вспоминать, но внутренний голос нашептывал, что никакого обмана нет, что перед ней не самозванец. Даже от древнего Шингола, который был и ее наставником и которого она уважала и любила, как члена своей семьи, она почти ничего не слышала о Флаине, только то, что было у всех на слуху. Столько лет прошло, а человек, стоящий напротив, отнюдь не выглядел постаревшим и изможденным жизнью, словно года его не брали. Она, наконец, зацепилась взглядом за кулон, который покоился в руке того, кто назывался Флаином, и изумление тут же накрыло ее.

— Я почти получил всё, что хотел, осталась самая малость, — он с нескрываемым удовлетворением посмотрел на стальной диск, и тут же воскликнул, заметив замешательство Или. — О да! Вот оно, настоящее удивление, его нельзя скрыть даже под любой маской. Сейчас ты настоящая. Думаешь, почему диск не причиняет мне никакого вреда? Видишь ли, Илилла, он всегда был моим, я сделал амулет частью себя. Он служил мне так, как я хотел, пока ублюдки в балахонах, захватившие Орсол, не испоганили его. Я не из тех, кто поддается глупым суевериям и болтовне о пустых совпадениях. Всегда кто-то ведет игру, расставляя фигуры на доске. Похоже, трусливые боги решили немного поразвлечься, и швырнули именно тебе под ноги мою вещь. Жаль только, что наше трогательное воссоединение не продолжится, и эта встреча будет последней.

Троица была измотана, особенно Стьёл, который хотел сейчас лишь одного: передышки. Он, как и наемники, понимал, что сейчас одолеть угрозу в виде очередных врагов, чьи силы заключались не просто в стали и голых руках, будет слишком сложно. Но всех их окружали сплошные стены, а добраться хотя бы до одного проема под сводом и укрыться где-то там выглядело чем-то невозможным. Флаин рассек воздух мечом, стряхивая с него кровь и густое масло, и двинулся вперед, попутно отдавая приказ Маир делать все, дабы на этот раз никому не дать уйти. Но на мгновение его задержала Сафир: на последнем издыхании она схватила за ногу чужака, оборонила два слова на ином наречии и вновь воззвала к Праетере, ища ее защиты. Вер-сигельт отпихнул девицу, как надоедливую дворовую собаку, и, не проронив ни слова, одним движением отсек ей голову. Пепельные длинные волосы тут же рассыпались по ступеням и утонули в быстро расплывающейся багровой луже; голова же скатилась под постамент, оставляя за собой отвратительный кровавый след. В ту же секунду по всему залу пронесся ледяной ветер, возникший из ниоткуда. Раздался протяжный вой, похожий на плач, переходящий в приглушенный визг. Пол и стены дрогнули, серебряная чаша накренилась и раскололась надвое, проливая на постамент горячую кровь, а тело Арона рухнуло поверх обезглавленной Паланио.

— Всем придется когда-то умереть, — произнес Флаин и кинулся к наёмнице.

Угрожающе надвигающаяся к Стьёлу и Кирту ведающая без лишних слов стремительно обернулась вокруг себя, вызывая вихрь из колючего песка, что поднялся с пола, и сдула с ладони черный порошок. Тот сразу же рассеялся по воздуху и погрузил зал во мрак, в котором едва различались очертания фигур. И горели в нем лишь янтарные глаза Флаина и пробивалось слабое свечение наложенного заклинанием барьера. Оставаться стоять там, где стояли пленники, означало бы верную смерть, и они бросились врассыпную, утонув в зловещей мгле. Но прятаться было бесполезно — их будто видели, точно зал освещали десятки огней. Все трое могли положиться лишь на свое чутьё, что удавалось только наёмникам. Несмотря на полное подчинение своему хозяину, Маир-Тиа старательно преследовала одно Тафлера, помня о ране, которую тот ей нанес её же кинжалом. Она с неистовой яростью насылала все новую волну черного вихря, сгущая темноту и отравляя воздух. И вот, когда янтарноглазый почти достиг своей цели, завеса, преграждавшая до сих пор выход, внезапно спала — колдовство той, что лишилась головы, разбилось и больше не действовало. Из коридора в церемониальный зал подземелья Тилена ворвался теплый дрожащий свет, давай глазам возможность видеть дорогу в наведенном мраке. Путь снова был свободен, и троица, не мешкая, бросилась в коридор, в котором словно по чьей-то воле стали вспыхивать свечи. Яростный огонь прямо-таки пожирал их, превращая в бесформенные наросты, а затем и просто в растекающиеся восковые лужи. Несло обугленным деревом, горелой кожей и удушливой вонью раскаленного железа. Отвратительные запахи смешивались и ударяли в нос, отчего дышать становилось непомерно трудно. Со всех сторон слышался оглушительный грохот, треск, казалось, что сейчас все вот-вот обвалится. Илилла, замыкающая собой цепь, оглянулась, не сбавляя хода: преследователей нигде не было, но она знала, что они всё ещё где-то рядом, и это подстегивало бежать намного быстрее. Однако даже широкие коридоры подземелья, ведущие не только в закрытые усыпальницы, но и прямиком к главному храму, не могли укрыть беглецов. И снова наползали пугающие тени, от которых несло могильным холодом — призраки казненных культистов вновь ожили и обратились на чужаков. Стоило троице завернуть за угол, оказаться на стыке тоннеля и разрушенной колонной галереи и почти вбежать по разбитой лестнице, как враги настигли их, отрезав путь.

— Можете бежать, прятаться — я все равно вас найду, — по-змеиному прошипел янтарноглазый, давая знак своей жрице готовиться к новому нападению. — Зачем оттягивать то, что неизбежно, ведь я все равно заберу своё по праву. Ваши жизни закончатся здесь, а моя только начнется. По-настоящему.

В одну секунду Маир-Тиа растворилась в темноте, которая стала растекаться повсюду, пожирая стены. Ждать нападения, которая безжалостно и бесповоротно поглотила бы их силы — а возможно и жизни, — наемники не стали: обменявшись короткими, но многозначительными взглядами, в коих заключалось намного больше, чем казалось, соратники первыми бросились в атаку. Они понимали, что это лишь задержит их всех, но иного выхода не было. Стоило пожертвовать малым, чтобы избежать больших потерь — так рассудили давние друзья. Одил же, крутя головой и не спуская глаз с черной живой пелены, в которой притаилась Маир-Тиа, отломал одну их уцелевших свечей и принялся освещать пространство над головой. Дрожащий свет пламени то и дело касался тьмы, однако никак не мог прорезать ее. Вреда наползающей тени горящая свеча не могла нанести, но это было единственным, что горе-воришка мог сделать. В другой руке он крепко сжимал сохраненный кинжал, теперь уже уповая на него. То, что еще недавно вызывало смятение и даже ненависть, сейчас превратилось почти в щит.

— Только не это, — прошептал Стьёл, видя, как из густой черноты, что стала собираться воедино прямо над наемниками, появились десятки неестественно длинных и тонких рук. — Что же делать?

Недолго думая, он швырнул в пелену свечу — это было первым, что пришло в голову, но о чем сразу же пожалел. Приняв свой привычный облик, жрица переключилась на парня, который хоть и не представлял серьёзной угрозы, все же стал той самой занозой, от которой стоило избавиться, пока она окончательно не проникла под кожу.

— Мальчик решил поиграть в героя? — ее губы растянулись в улыбке, не сулящей ничего хорошего. — Я ощущаю, как кипит твоя кровь, такая чистая, свежая, еще ничем не испорченная. О, ты даже не представляешь, какая сила в ней сокрыта. Такую я выпью с огромным наслаждением. Не бойся, я не разорву тебя на куски, как бешеный зверь, обещаю, — угрожающе надвигалась ведающая.

— Подавишься! — Стьёл внезапно схватил стоящую под ногами расколотую миску с догорающими свечами и выплеснул растопленный горячий воск прямо на Маир-Тию. После чего кинулся ей под ноги, норовя сбить, но вместо этого промахнулся и упал на колени.

Маир, рассмеявшись, растворилась в воздухе, однако в тот же миг ее фигура появилась за спиной Одила. Холодные серые руки мгновенно заключили его в объятия, а затылок обдало стылое дыхание. Тонкие длинные пальцы, похожие на паучьи лапки, быстро переползли к шее Стьёла и впились в неё, отчего тут же проступила кровь.

— Не трогай меня! Сгинь, провались в Бездну! — задергался Одил, размахивая кинжалом, пытаясь высвободиться от хватки и ранить жрицу. Но та держала крепко, и не собиралась отпускать пойманную добычу. — Кровопийца!

Парень ощутил, как кровь внутри него забурлила, становясь все горячее — она словно слышала призыв темной жрицы, которая с больным наслаждением слизала алые потёки.

Схватка Кирта и Или с янтарноглазым была недолгой, и незавидное положение горе-воришки только сильнее подстёгивало разобраться с очередными проблемами как можно скорее. Вер-сигельт умело парировал каждый выпад в его сторону, все дальше уводя наемников от галереи. И то, что он был один против двоих, даже забавляло и лишь придавало сил. Для Флаина это столкновение представлялось игрой, ведь за прожитые зимы ему удалось увидеть и преодолеть препятствия, которые несли в себе совсем не иллюзорную опасность. Перенесённые притеснения, испытания, поиски, клятвы, вынужденные кровавые жертвы — они не только закалили Мелона, но и извратили его разум. Теперь он стремился к тому, что другие избегали любой ценой.

Видя, как жрица, подобно огромной хищной птице, взгромоздилась на спину бедному Одилу, Тафлер рубанул топором перед янтарноглазым, что было сил живым тараном оттолкнул его и бросился на помощь бедному парню. Напарница же ловко отскочила в сторону, пригнулась и полоснула клинком по ноге Флаина, что моментально привело того в ярость. Их противостояние вспыхнуло с новой мощью. Наемник же в два прыжка оказался рядом со Стьёлом. Вцепившись в темную ведающую, одним рывком отбросил ее в сторону и тут же с размаху ударил, целясь прямо в голову. И расколоть череп надвое вышло, если бы Маир вновь не скрылась в тени.

— Цел?

— Вроде, но еще немного — и точно бы помер, — судорожно вытирая шею, отозвался Стьёл. — Что это за существо такое? Вроде человек на вид, а на деле — вовсе нет.

— Может эта тварь и была когда-то человеком. Она такое же порождение Бездны, как всё в этом поганом городе, и плевать, сама она выбрала стать им или её сделали такой — этой падали не место среди живых. Я бы снёс ей башку с превеликим удовольствием, если бы это было так же легко, как прихлопнуть муху. Едва ли вообще кому-то такое под силу.

Воспользовавшись замешательством Флаина, опрометчиво отвлекшегося на столкновение Тафлера с ведающей, наёмница выбила стальной диск из его рук.

— Кирт! — она пнула кулон, и тот протащился по полу в сторону напарника. — Забирайте и уходите!

— Нет, мы никуда не пойдем без нее, — поднимаясь на ноги, Стьёл умоляюще уставился на наемника. — Она не бросила меня тогда, в лесах Глациема, а я не брошу ее сейчас. Этот гад же ее убьет.

Тафлер стиснул зубы, и из его груди вырвался не то рык, не то хриплый выдох. Сжав цепочку в кулаке до побеления костяшек, он хотел было вновь выступить против чужака, но Илилла покачала головой, давая понять, чтобы соратник даже не думал.

«Ну же, Кирт, проваливайте! — в мыслях прокричала Мелон, и на миг её лицо тронуло умоляющее выражение. — Это только моё дело, вам двоим здесь не место. Не вмешивайтесь».

Не проронив ни слова, Тафлер развернулся, грубо схватил за шиворот Стьёла и, потащив того за собой, скрылся в глубине галереи. Короткое время слышались протесты горе-воришки, порывающегося вернуться, его ругать и проклятия в сторону Кирта и даже Высших. Но вскоре всё затихло.

— Надо же! Благородно с твоей стороны пожертвовать собой одной, чтобы двое спаслись. Но когда я разберусь с тобой, то займусь и ими. Если бы не отдала мой амулет, то я бы забыл о твоих приятелях. Да-а, одно неверное поспешное решение — и теперь существование тех, кто тебе так дорог, превратится в настоящий кошмар.

— Заткнись, ублюдок. Ты предал свой род, тех, кто связан с тобой единой кровью. Ты же будешь проклят! Хотя нет, ты уже такой, — ярость пылала внутри Илиллы, и сдерживать ее было невозможно. — Хочешь получить то, что тебе не принадлежит? Тогда придется запачкаться и моей кровью тоже, — она направила острие меча прямо в грудь вер-сигельту.

— Для меня это не помеха, — тонкие губы Флаина растянулись в омерзительной улыбке, не предвещающей ничего доброго.

Без тени колебаний, он ухватился прямо за клинок и, скользнув по лезвию к гарде, со всей силы оттолкнул от себя наемницу. В ту же секунду позади нее возникла из угольной дымки Маир-Тиа и, очертив дугу над головой, обрушила на Мелон неистовый поток обжигающих багровых искр. Они с шипением то взмывали вверх, то носились по кругу, заключая жертву в дышащую жаром воронку. Или отбивалась как могла, не зная, как противостоять дикому неизвестному колдовству, и ей оставалось прикрываться и уклоняться. Она не уступала в проворности темной жрице, но все же та оказалась ловчее. Маир кружила и кружила, взывая к Бездне и произнося заклинание за заклинанием. Силы, которые ранили Или, сбивали с ног и норовили сжечь дотла или же разорвать на куски, совсем не походили на те, которыми обладала Сафир. Но наемница не сомневалась, что у них был единый источник.

— А ты не так слаба, как я думал. Отдам тебе должное. Ну да, все же мы с тобой одной крови, — Флаин подал небрежный знак Маир, приказывая ей заканчивать с жертвой. — Жаль только, тебя это не спасет. И для начала я заберу свое по праву рождения, то, что досталось тебе по жалкому недоразумению Высших.

— Сначала доберись до меня! — тяжело дыша, Или смахнула с лица горячий пепел и, сделав неуловимое и быстрое движение вперед, мгновенно отпрыгнула назад и совершила выпад в сторону жрицы.

На секунду послышалось, как наточенная сталь «пропела», рассекая воздух. Клинок пронесся прямо возле лица ведающей, которая продолжала плести заклинания, и резко ушел вниз, отсекая женскую кисть. Серебряные браслеты тут же разлетелись и с насмешливым звоном попадали на пол. Черная кровь густыми брызгами окропила лицо темной жрицы, одеяния и залила собой камень под ногами. Едкий дымок заклубился от будто бы кипящей оскверненной крови, похожей на смолу. Дикий крик оборвал заклинание, и Маир, прижав культю к груди, задергалась в конвульсиях. Она металась из стороны в сторону, пока не свалилась наземь и не сжалась в комок. На серой коже молниеносно проступили выпуклые темные нити, без того черные и бездонные глаза стали еще чернее, а рот перекосился от боли и воплей.

— Мои браслеты! Моя кровь, моя рука! — она лихорадочно дергалась, то собирая черную вязкую сущность с пола, то пытаясь подобрать рассыпанные украшения, которые она получила от своих матерей и обязана была с гордостью носить. — Нет! Нет!

Зрелище было поистине отвратительным и чудовищным. Глаза Флаина налились кровью, а тонкие губы дрогнули, обнажая зубы в оскале: его единственная ценность сломали. Испортили. Вер-сигельт не питал к жрице ни капли сострадания, однако не мог позволить себе лишиться почти части самого себя, без которой достичь долго вынашиваемых целей окажется чрезмерно трудно. И второй такой жрицы ему уже не достать.

— Посмотри! Видишь? Это только начало, — сквозь зубы процедила Илилла, резко поворачиваясь к Флаину и вытирая лицо. — Не советую подходить ближе, иначе ее поганая башка полетит следом. Лучше уйди с дороги и исчезни. Ты даже своего имени не достоин. Мелоны и Аты — почитаемые древние дома, род каждых издавна строился на чести, и таким, как ты, не место среди наших общих предков. Такие, как ты, порочат и чернят их. То, что творишь… Взгляни на себя — от тебя же давно отвернулись мертвые и живые, и ты не в праве называться Мелоном и поганить Атов.

— Будь я кем-то другим, то согласился с каждым словом. Вот только, — его голова странно дернулась, он прищурился и, выставив вперед меч, обошел наемницу, — не они отвернулись от меня. Я сам это сделал, и давно, — Флаин чуть подался вперед и четко произнес каждое слово, которые сочились ядом. — Когда я по праву заберу твой дар, тогда должок и Высших, и Бездны, и даже нашего рода будет выплачен. То, что досталось тебе — непростительная ошибка, но даже она оказалась полезной.

— Тогда самое время узнать, кто из нас достойнее, — наемница резко отскочила назад, на ходу сбрасывая перчатки, и, улучив момент, бросилась прямо на янтарноглазого. Она четко знала, что делает, и даже получаемые удары не останавливали ее.

Сбить с ног не уступающего по силе и выносливости Кирту своего же сородича оказалось невыполнимой задачей, и оставалось лишь путать его и отвечать на удары. Наконец, улучив момент, Илилла навалилась со спины на Флаина и припечатала обе ладони к его лицу. Она ожидала чего угодно: полного забвения противника, паники, что заставила бы его отступить и броситься в бега, смертельного страха, способного остановить сердце, как это случалось когда-то с теми, кому не повезло познать свет Сна Глубин. Но вместо этого Или ощутила, как что-то оборвалось внутри нее самой, и она почувствовала, что ее разум разбивается вдребезги и падает в бездонную неизвестность. Жесткие мужские руки обхватили Мелон за голову и шею, впиваясь пальцами в кожу, и вер-сигельт одним движением сбросил с себя наемницу. Без всякой жалости он швырнул ее о каменные выступы, затем навис и схватил за горло. Его руки охватило серое пламя, которое не обжигало, но проникало под кожу Илилле.

— Ну, как тебе на вкус то, чем ты хотела меня поразить? Хорош дар, да? Вот только все эти годы я не тратил время впустую и смог познать каждую грань нашей общей силы, и никакой Шингол мне не был нужен, — Флаин смотрел на быстро проваливающуюся в неизвестность кровную соплеменницу. — Увидимся на той стороне.