Форма небытия

— Знаете, мон шер, — говорит мне Дени, манерно извлекая из кармана камзола надушенный кружевной платок, — моё фортепиано совершенно сошло с ума.

Я молчаливо киваю и продолжаю мыть посуду. У Дени нет никакого фортепиано, но указывать ему на это, а тем более вступать в дискуссию, не имеет смысла. Жизнь на антарктической станции одних располагает к молчаливости, других же — к безудержному многословию, и Дени, увы, из последних.

— Можете себе представить, — продолжает между тем Дени, — оно вообразило, что оно есть единственное существующее на свете фортепиано и что вся гармония Вселенной происходит в нем! Прочее же — лишь плод игры его ума. В том числе и вы, и даже я! Каково?

Проходящий мимо Том задумчиво проводит ладонью по подбородочной щетине, который уж месяц трёхдневной, и слегка заплетающимся языком изрекает:

— Я знаю, как поставить пианинины… пианиновы… пианинские мозги на место. Ему надо налить.

После чего уходит к себе, нетрезво, но довольно мелодично напевая: «The piano has been drinking, not me, not me, not me...» — наверное, что-то из своего очередного похмельнорождённого опуса.

— Впрочем, мне ещё повезло, — не унимается мсье Дидро, — моё фортепиано хотя бы не рассматривает меня как добычу. А вот у Аркадия с Борисом вообще беда. Их вещи стали хищными, и теперь, вместо того чтобы следить за показаниями приборов, они следят за тем, чтобы их холодильник не подкрался к ним ночью и не сожрал. А я ведь предупреждал, чтобы не красили его в этот омерзительный синий цвет.

В этот момент я понимаю, что ещё немного, и моё сознание окажется бесповоротно погребено в философических глубинах словесного потока Дени. И перехожу в контрнаступление.

— А мне кажется, мой друг, ваше фортепиано совершенно право. Нас не существует на свете. Вот смотрите: нашу Антарктиду называют ещё Южным континентом! Но ведь «южный» по латыни — australis, поэтому настоящий Южный континент — Австралия. А никакой Антарктиды и в помине нет.

— А мы тогда где? — недоуменно произносит Дидро.

— В праконцептуальной монадЕ (Я, конечно, знаю, что правильно говорить «монАде», но на поэтическую натуру Дени рифмы воздействуют сильнее). И наше бытие есть лишь форма небытия. Оно столь же иллюзорно, как и этот мистический холодильник планетарного масштаба, который мы называем Антарктидой.

***

Оставшись один, я подхожу к окну и долго смотрю на бескрайнюю ледяную пустыню. Говорят, долгая изоляция способствует галлюцинаторным видениям. Не знаю, не знаю. За собой я ничего подобного пока не замечал…