Глава первая. Послушник

ПРЕЛЮДИЯ

16 лет назад, 2683 год

Золотые гроздья светильников разгоняли мрак извилистого коридора, от которого в стороны расползались такие же оплетенные вязью безлистых лоз проходы. Крепко сжимая плечи и запястья заведенных за спину рук, двое стражей вели его, едва ли не заставляя бежать.

Он не смотрел на лица встречавшихся по пути обитателей подземелья, молча снося впившиеся в тело узловатые пальцы. Рубаха, намокшая под накрывшим Срединный лес дождем, липла к спине, студя кожу.

Перегородившие проход блестящие корни ожили, открывая путь в крошечный фантасмагорический сад, пропитанный свежестью пруда и бледно-желтой дымкой, витающей среди полупрозрачных деревьев с лиловой звенящей листвой.

Вынырнув из меланхоличной задумчивости, Берест поднял взгляд оранжевых водянистых глаз на мальчика, брошенного перед ним на колени в мелкие воды пруда. Брызги разлетелись в стороны и упали на носки туфель друида темными пятнами.

— Как твое имя, человечек? — серое, лишенное пор и четко выраженных черт лицо друида на несколько мгновений ожило, и тут же превратилось в неподвижную маску, покрытую резкими штрихами татуировки.

— Райз. Меня зовут Райз, — мальчик не пытался подняться с колен. Ему было тринадцать, и в своем отрочестве он обладал сознательностью достаточной, чтобы выказать бесстрашие лишь прямым взглядом зеленых глаз.

Прилизав мокрой пятерней вихры, отрок с любопытством изучал друида: заплетенные в косы три гребня волос, безволосые надбровные дуги, прорезь рта между темных, почти черных губ. Черные полосы татуировки спускались на широкие плечи, пересекали грудь и живот, прятались под холщовыми штанами.

— Ты знаешь, кто я, человечек по имени Райз?

— Нет.

— Я — Берест Осиянный, верховный друид Лона, — он подался вперед. Желтая дымка, стелящаяся по саду, стала стягиваться к пруду. — Скажи мне, человечек Райз, отчего ты рвался в земные недра, вынуждая камень расступиться, пока не ступил на нашу землю?

Райз завертел головой, с прищуром глядя на окружающий его туман. Протянув руку, он коснулся энергии, и та, лизнув ладонь, поползла вверх, щекоча предплечье.

— Светоч позвал меня, — прямо ответил Райз, вновь глянув на друида.

Враз покинув кресло из сплетенных корней, Берест выпрямился во весь дюжий рост и, протянув руки к мальчику, поставил того на ноги.

— Теперь ты дома, — друид с отеческим теплом сжал плечи Райза, и его лицо посветлело, стоило ему ощутить силу Светоча в теле парня. — Я так долго тебя ждал, мое светозарное дитя.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПОСЛУШНИК

Наше время, май 2699 года, спустя 60 лет после Битвы Искупления

Убрав руку с горячего теплообменника, огненный маг протер платком вспотевшую в душной кабине шею. Автобус, прошуршав по гальке, остановился в предместье Этварка. Междугородний маршрут заканчивался там, где бока каньона уходили круто вверх, бросая благостную тень на остывающие машины и их водителей, коротавших обеденное время на летней площадке потрепанного за годы бара. На стоянке витал крепкий запах масла и дорожной пыли; взгляды мужчин так и липли к запотевшим стенкам стаканов с холодным морсом и разносящей их смуглой официантке. Лето только вступало в свои права, но солнце уже успело раскалить каменное полотно дороги и подрумянить растущие на околице черешни.

Шагая вверх по обочине, обгоняемый спешащими в город автобусами, КирАй не переставал удивляться тому, как сильно переменился город за последние шесть лет. Спины пятиэтажных зданий нависали над обрывом, спускались по северному склону, сгоняя к полям низкорослую гурьбу домов тех, кому удалось отстоять право на свой собственный сад. Голос радио разносил по округе дух индустриальной революций, поднимающийся ввысь вместе с клетчатым дирижаблем, туда, где плыли темные дымы, выдыхаемые металлургическим комбинатом южнее Этварка.

Привыкнув к золотисто-медным пейзажам Безвременья и забыв, что города могут выглядеть иначе, Кирай глазел на выкрашенные вразнобой дома и увешанные вывесками лавки: последние предлагали любой товар, начиная с чулок, по последней моде обшитых шелковыми оборками, и заканчивая новейшей моделью фотокамеры, выставленной на прилавке за стеклянной витриной.

Гудок клаксона выдернул Кирая из задумчивости, и тот под неодобрительные взгляды прохожих отскочил с проезжей части, по которой тут же пронесся черный кабриолет. С грустью вспомнив пешеходные улицы Безвременья, слишком узкие, чтобы пускать по ним автомобили, Кирай, решив сократить дорогу, свернул в переулок. В окруживших его домах он очень скоро перестал различать знакомые с детства кварталы: простор игровых площадок и полей сменили аллеи и корпуса новостроек, спрятав небо за крышами и зелеными кронами.

Смирившись с тем, что окончательно заблудился, Кирай повернул на шум главных улиц. Худой рюкзак подпрыгивал на размашистом шагу, гремя содержимым.

— Ну давай, крутой маг, покажи, что умеешь! — Кирай остановился, услышав крикливый голос, интонации которого тут же отозвались в воспоминаниях неприятным зудом. Оглянувшись, он сразу заметил троицу, перегородившую узкий ход между домами, и кого-то четвертого, сидевшего на земле за ними.

— Да он там что-то прячет. Дайка сюда! — в переулке поднялась пыль и насмешливый гогот. Подхваченный сквозняком березовый лист зашелестел, прочертил в пыли полосу и замер у стены дома.

— Знаешь, как говорят, не умеешь — не берись, — снова зазвучал знакомый Кираю голос. Издевка в нем смешалась с презрением, приобретая нотки насмешливой жалости. — Ладно, я дам тебе еще один шанс.

Парень поболтал остатками сока в бумажном пакете и бросил в спину согнувшегося перед ним мальчишки. Ветер вновь взметнул пыль, но пакет угодил точно в цель.

— Хватит задирать его, — тень Кирая выросла в переулке, упав на спины троицы.

— Шел бы ты своей дорогой и не лез бы не в свои…, — оборачиваясь, один из них запнулся на полуслове, смерив помешавшего им прохожего недоброжелательным взглядом. — Чего вылупился? Шагай отсюда!

— Подожди-ка, — одернул товарища белобрысый, с таким же вытянутым узким лицом, как у крысопса-альбиноса, парень. — Кирай, ты ли это? Ха-ха, да это же Кирай, вы что, не узнали?

Глянув на остальных, задира понял, что не только он узнал соседского мальчишку, которому не раз доставалось от них за его щуплый вид и забитый взгляд. Что ни говори, а стоящий перед ними широкоплечий парень с крепким торсом и задатками будущего верзилы мало походил на их старого знакомого.

— А ты подрос немного, Кирай, — заметил узколицый. — Мы думали, тебя таки утащил в свою нору крысопес. Многовато их по подвалам раньше лазило. Куда ты пропал?

— Оставьте парня в покое, — Кирай не оценил гнилых улыбок троицы. Он глядел хмуро, по давней привычке пряча глаза за отросшими волосами. Вид старых знакомых посеял в груди давящее чувство, рожденное из, казалось, забытых обид и злости.

— Этого что ль? — узколицый обернулся, с отвращением глянув на сжавшегося в комок мальчишку. — Проникся сочувствием к родственной душе, поди?

Задира ухмыльнулся. Четвертый хулиган, который должен был стоять на страже и куда-то запропастился в самый неподходящий момент, теперь появился за спиной Кирая, сжимая в потной ладони деревянную штакету. Недолго думая, он размахнулся, метя по хребту нежелательного гостя.

Дерево встретилось с выставленным предплечьем и сухо треснуло. Отлетевшая щепа угодила в глаз нападавшему и тот, выронив свое оружие, отшатнулся, растирая кулаком слезящуюся глазницу.

— Чтобы тебя хасс сожрал, ты церковник! — ошарашенный не меньше остальных, узколицый попятился, щерясь, как дворовой пес. — Что такое, Кирай, был настолько бестолков, что не нашел ничего лучше, как стать обращенным? Проклятый везунчик! Пошли отсюда, что-то мне расхотелось руки марать.

Быстро оценив перевес сил, узколицый ретировался вместе со своей шайкой, оставив Кирая один на один с мальчишкой и бумажным пакетом, из горлышка которого на землю капал яблочный сок.

— Ты в порядке? — мальчишка дернулся, когда Кирай коснулся его плеча. — Спокойно, я тебя не трону.

Комок раскрылся, превращаясь в сухощавого паренька с пятнистым лицом и излишне большими глазами, болезненно напомнившими Кираю его самого. Мальчишка прижимал к груди ободранного кота, успевшего до крови расцарапать своему спасителю руки.

— Ты церковник? — на вид ему было лет четырнадцать.

— Да, почти, — Кирай поставил на ноги мальчишку, не рискующего лишний раз пошевелиться, и натянуто улыбнулся, от чего притих даже разбуянившийся кот, — послушник Соборного. А ты укротитель воздуха?

Кирай поднял сумку, испачканную пинавшими ее ботинками и, отряхнув от пыли, протянул парню.

— Угу, — безрадостно признался тот. — Дурацкая стихия. Если бы мне покорялось пламя или камень, то я бы…

— Что? Обжег бы и избил обидчиков? — Кирай по-доброму усмехнулся. — И как бы потом объяснял страже нападение на неодаренных? Пойдем, я проведу тебя до дома. Я думал, что эти четверо оставят свои подростковые забавы, но, похоже, не все с годами взрослеют.

Кирай, мальчишка и кот оставили переулок, вынырнув на разогретую солнцем улицу, и погрузились в поток спешащих с обеденного перерыва горожан.

— Ветер — хорошее подспорье в разборках с хулиганами, — Кирай вовремя дал дорогу идущей напролом через толпу старушке с раздутыми авоськами, зная, что одной нахрапистости мало, чтобы смести с пути тело церковника. — Достаточно мягок, чтобы не покалечить, но и способен поставить на место зарвавшихся негодяев. Не зря же в страже отдают предпочтение укротителям воздуха и воды.

— Много ли церковник смыслит в магии, — буркнул мальчишка, не выпуская разоравшегося кота. — Все что я могу, это греметь вывесками и путать простыни на бельевых веревках. Тоже мне, «дар»!

— Чтобы преуспеть в укрощении стихии нужны годы усердных тренировок. Мой друг, такой же хлипкий, как и ты, тоже маг воздуха. И я не завидую тем, кто решит с ним помериться силой, — Кирай улыбнулся, с теплотой вспомнив подошедшие к концу годы обучения в Безвременье, где он и познакомился со своим первым и единственным товарищем. — Тебе уже есть пятнадцать? Ты мог бы поступить в Академию Картильи — там тебе помогли бы раскрыть свои способности.

— А кто сказал, что я хочу быть магом? Сдались мне эти хлопоты.

Мальчишка остановился напротив пятиэтажки рыжего цвета, о бок которой терлись ветви молодых берез. Между ними ютилась пристройка врачебного кабинета для животных: резкий запах спирта и бинтов плыл по тротуару, от чего прохожие морщили носы.

— Разве ты не хотел бы пойти в воздушный флот или в городскую стражу? — ненавязчиво спросил Кирай, глядя на приобретшее оттенок бунтарства лицо паренька.

— Я буду ветеринаром, как и мой отец! — заявил тот и, прижав к груди пискнувшего кота, направился было к дому, но Кирай успел поймать его за плечо.

— Погоди ты. Не скажешь, как найти библиотеку?

— Библиотеку? Ты, значит, единственный во всем Огнедоле близорукий церковник? — мальчишка указал пальцем на возвышающуюся над всем городом высотку, с окнами, доверху залитыми солнцем. — Она на втором этаже.

— Перенесли, значит, — с долей печали протянул Кирай, — а что со старым зданием?

— Стоит, как и раньше. Теперь там проводят внешкольные занятия для магов. На перекрестке поверни налево, останется еще два квартала до Сливовой.

Оказавшись на улице, где прошло его детство и отрочество, Кирай сразу вспомнил покрученные деревья, ранней весной наполняющие улицу сладким ароматом и устилающие тротуары розовой скатертью, и старые кованые скамейки, протертые милующимися парочками. Мимо, преследуя жужжащую проводную машинку, пронеслась шумная детвора. В конце улицы бордовым кирпичом краснело здание библиотеки, в которой когда-то работал отец Кирая.

Дом, где жила его семья, был одним из первых, построенных в Этварке после Битвы Искупления. В четыре этажа, с узкими карнизами, покрытыми пятнами птичьего помета, и широкими окнами с выгоревшей на откосах краской, со временем он стал прибежищем для малоимущих семей, только и смеющих, что мечтать о холеных новостройках, выросших вокруг территории старого города, словно грибы после теплого дождя.

Поднявшись на второй этаж, Кирай не сразу постучал в дверь, а, решившись, ударил костяшками два раза и так и замер с поднятой рукой, прислушиваясь к тишине по ту сторону. Он надеялся услышать тихие, немного шаркающие шаги до того, как их обладательница посмотрит в глазок, но на площадке царила тишина, и только размеренный стук молотка время от времени доносился из-за соседней двери.

Посмотрев в окно, Кирай досадливо сжал губы. До конца рабочего дня оставалось еще несколько часов.

Спустившись вниз, он сел на скамейку у входа, гадая, чем занять себя, пока мать не вернется с фабрики. На подточенной дождями спинке были вырезаны чьи-то инициалы. Кирай помнил их еще с былых времен, когда четырехлетним мальчишкой водил по ним пальцами, прося отца прочесть буквы. Хотел бы он хотя бы еще раз увидеться с ним.

Внимание Кирая привлекло девчачье попискивание на другой стороне улицы.

— Светоч, Светоч, Светоч! Я хочу увидеть Светоч! — держа за руку сухощавую женщину, капризничала русоволосая девочка. — Он настоящий, настоящий, а Всевидящая — всего лишь притворщица! Лгунья, лгунья!

Она взвизгнула, когда мать дернула ее за руку, негодующе трепля за рукав.

— Что за гадости ты выдумываешь?! От кого ты такое услышала?

— Все знают, все! Лгунья!

— Еще слово и будешь наказана!

Кирай проводил женщину с расплакавшейся девочкой озадаченным взглядом. Как много из жизни Огнедола он пропустил, пока учился в Безвременье?

Скрипнув тормозами, напротив дома остановился автобус. Пригревшийся на солнце, Кирай встрепенулся, протирая глаза и прогоняя полудрему. Звякнув каблуками о металлическую ступеньку, из салона вышла приземистая, немного полноватая женщина и, поблагодарив водителя, засеменила к дому. На тщательно выглаженной темно-зеленой юбке белела нить. Даже не взглянув на Кирая, она прошла мимо, крепко сжимая старенькую, но сохранившую опрятный вид сумочку.

— Мама, — растерянно позвал он и, поднявшись со скамейки, застыл, когда женщина даже не остановилась. — Мама!

Что-то кольнуло увязшую в собственных мыслях СЭмму, вынуждая задержаться и поглядеть, кто разводит под домом шум. Ее дыхание перехватило, когда обернувшись, она узнала в юноше у скамейки своего сына, оставившего дом в пятнадцать лет. Она знала, что обучение в Соборном меняет людей, но не ждала, что от ее Кирая, нескладного мальчишки со сгорбленной спиной, останутся одни только широкие скулы и глубоко посаженные карие глаза под извечно нахмуренными бровями. Своим прямым носом и квадратным подбородком он все так же напоминал ей супруга, но больше черты сына не смотрелись смешно на ставшем шире лице, окаймленном лохматой шевелюрой. Обнимая взглядом плечи, которые теперь едва бы прошли в дверной проход ее квартирки, Сэмма прижала ладонь к губам. Улыбку сына размыло затянувшей глаза поволокой.

— Какой же ты стал, Кирай! — выдавила она сквозь слезы, пряча лицо на твердой, словно камень, груди юноши. Вспомнив, чему его учили, и, стараясь не навредить, Кирай обнял мать. Даже после шести лет обучения в Соборном он не всегда мог сдержать силу, а эмоции только усугубляли дело.

Поднявшись в дом, Сэмма засуетилась, включая чайник и доставая из шкафа сахарницу. Зная беспокойный характер матери, Кирай замер на стуле, не пытаясь ее успокоить. После размаха Безвременья все вокруг казалось ему маленьким, постаревшим, высохшим, как запястья Сэммы. Его взгляд блуждал по обветшалой мебели, пока не наткнулся на выгоревшую фотографию, где он, еще ребенком, сидел на коленях улыбающегося в усы отца, а рядом стояла молодая мать с повязанным на шее платком в горошек. Сколько тогда ему было? Шесть? Семь?

На стол опустилась ваза с высохшим печеньем, а Сэмма виновато улыбнулась. Забулькал закипевшей водой чайник.

— Отец так бы гордился тобой, — с трудом выговорила она, разлив по чашкам чай и, наконец, усевшись напротив сына. — Какой же ты стал. А что же книжки? Ты ведь так любил читать в детстве. Ты еще мог бы стать библиотекарем, как и твой отец, Кирай…

— Я церковник, мама, — непреклонность в его голосе была для Сэммы нова. Женщина часто закивала, не зная, как себя вести с повзрослевшим сыном и боясь чем-то его обидеть.

— Да-да, конечно.

— Я приехал на несколько дней перед Посвящением, — продолжил он. — Если хочешь, ты можешь вернуться в Безвременье вместе со мной. Родителям разрешено присутствовать на церемонии.

— Ах, Кирай, я бы так хотела, — Сэмма прикусила губу. В глубине души она не была уверена, что хочет видеть, как сын навсегда покинет ее, посвятив жизнь службе. — Но, боюсь, если я отпрошусь с фабрики, меня попросту выгонят. В Этварке полно охочих на место швеи, а мне и так пришлось пропустить несколько дней из-за болезни.

— Я понимаю, — Кирай кивнул и поглядел в покрытое серыми пятнами пыли окно. — Если меня распределят в государственную стражу, я попрошу направить меня в Этварк. В любом случае, я буду присылать часть жалования.

— Ох, Кирай! Я же храню все твои письма! Только посмотри, — и женщина, вскочив со стула и едва не опрокинув его, поспешила к ящику, где хранила весточки от сына, с каждым годом его обучения в Соборном приходившие все реже.

Оставаясь ночевать в родном доме впервые за столько лет, Кирай долго не мог найти себе места на кровати, тесной и жалобно скрипящей под его весом. В детстве он почти все свободное от занятий время проводил дома. Крепкие стены были надежной защитой от задир: в их тиши Кирай подолгу мог сидеть на полу, изредка сдвигаясь вслед за узким солнечным лучом, и жадно впитывать смысл чернильных строк разложенных перед ним книг. Приходя из библиотеки, отец всегда приносил ему новую — с тонкими шелестящими страницами и пахнущей пылью и деревом обложкой. В те времена Кирай любил возвращаться в заставленные книжными полками стены, снедаемый трепетным ожиданием нового погружения в истории и жизни, совсем непохожие на его собственную.

Бывший самым надежным убежищем, сейчас дом дышал на него прошлыми слабостями, нерешительностью, страхами, каждым своим уголком напоминая Кираю о том, кем когда-то он был. В ставшей тесной комнате поселилась скребущая сердце тоска, которая покидала его только на солнечных улицах Этварка, чтобы после встретить на пороге дома вместе с улыбающейся матерью.

Каждый день тратя сбережения на домашнюю утварь, Кирай вручал покупки не сдерживающей слезы Сэмме и отправлялся чинить то, что не мог позволить себе приобрести, лишь бы только занять руки и голову, изнывающую от желания сбежать. Провожая взглядом патрулирующую улицы стражу, он все больше хотел вернуться в Безвременье, но что-то, быть может, жалость к матери, держало его, не давая уехать раньше.

— О каком Светоче говорит детвора? — спросил Кирай в последний день перед отъездом, глядя в окно на забавляющихся с щенком мальчишек. — Я уже несколько раз слышал о нем.

— Светоч? — Сэмма поставила на полку насухо вытертую тарелку. — Даже не знаю. Может какая-то новая игрушка? Я совсем в них не разбираюсь. Ты видел эти машинки на проводах? Чудеса, да и только! Когда ты был маленьким, таких диковинок и вовсе не было.

Кирай не был уверен, что даже если бы их и продавали, родители смогли бы позволить себе такой подарок, а если бы ему и повезло заиметь нечто подобное, игрушку наверняка отобрали бы мальчишки со двора.

Прощаясь с матерью, Кирай неуклюже утешал ее и обещал сделать все возможное, чтобы получить назначение в Этварк. Дирижабль, плывущий в Безвременье, отправлялся в двенадцать, когда Сэмма должна была быть на рабочем месте, и Кирай оставлял Этварк в одиночестве. Между ним и остальными пассажирами, сердечно прощающимися с родней и друзьями, словно бы пролегла пропасть, заполненная гулом двигателей воздушных гигантов.

Поднявшись в гондолу, Кирай замер у окна, мечтая увидеть город с высоты. Стояночные тросы отстегнули строго в срок и дирижабль с гербом Церкви на пузатом боку, оставил причальную мачту, быстро набирая высоту.

Этварк стремительно уменьшался, превращаясь в цветастое пятно, поедаемое зеленью полей с одной стороны и желторотой пастью каньона — с другой. Когда вид города сменился кронами Срединного леса с виднеющейся местами серой змеей дороги, Кирай обратил внимание на торопливо идущих к тамбуру-переходнику стюардов.

Исчезнув за блеснувшей металлом дверью, они вскоре появились в компании сухопарого рыжеволосого мужчины. Расстегнув на груди летный костюм резкими движениями, он залез рукой под темно-синюю ткань, и в мгновение ока выудил на свет корочку удостоверения. Переглянувшись, стюарды почтительно склонили головы, пропуская гостя к остальным пассажирам.

Перешептываясь, те любопытными взглядами провожали человека, личность которого за считанные секунды обросла ворохом домыслов. Кто-то уверял товарищей, что тот — сотрудник Длани, и что стоит остерегаться злоумышленников на борту, на что тут же получал тираду доводов, что тайная служба Огнедола не открывает своих лиц; кто-то обращал внимание на летный костюм — редкую диковинку даже для нынешних времен.

В отличие от остальных пассажиров, увязших в пылком споре о таинственной особе, Кирай хорошо знал направляющегося прямиком к нему мага воздуха. Хрупкие черты лица ЛИмуса светились самодовольством, а узкие губы под точеным носом, застыли в напряжении, едва сдерживая улыбку.

— Ты действительно думал, что сможешь улизнуть от меня, мелкий прохвост? — издалека заявил Лимус, привлекая еще больше внимания. Хоть он и был старше Кирая на пять лет, выглядел его сверстником, а иногда и того младше, стоило ему начать валять дурака (а делал он это с завидной регулярностью).

Пассажиры посторонились, учуяв в словах мага угрозу и опасаясь возможной драки, а стюарды напряглись, готовые в любой момент прийти на помощь ступившему на борт дирижабля егерю. Разворот удостоверения все еще стоял перед их глазами и те, хоть и знали, что служащие в этой структуре несут ответственность только перед уполномоченными представителями Совета Единства, все же не понимали, почему маг не уведомил их о находящемся среди пассажиров преступнике.

— Что ты здесь делаешь, Лимус? Только посмотри, ты же всех перепугал, — пристыдил друга Кирай, когда маг хлопнул того по спине, породив волну облегчения, прокатившуюся по всей гондоле.

— Каменный болванчик, — просипел Лимус, потирая гудящую ладонь, — тебя ищу, что же еще, — лицо мага выражало ребячливую насмешливость, и только проницательный взгляд темно-карих глаз выдавал в балагуре мужчину. — Моя группа вернулась в Безвременье три дня назад, чтобы присутствовать на церемонии Посвящения. Думал, что в честь своего выпуска старый друг угостит меня выпивкой, а он в наглую смылся!

— И ты решил отправиться за несколько сотен километров, чтобы стребовать свое?

— Как отпустили, так и прилетел, — Лимус изобразил страдание и тяжело вздохнул, прежде чем рассмеяться. — Со своими на заданиях столько насиделся, что смотреть на них уже тошно. Небольшой отдых друг от друга только на пользу пойдет. А что мне было делать в вечном городе самому? Так хоть проветрился.

— Уж прости, здесь запрещено пить спиртное, так что с выпивкой придется повременить, — Кирай усмехнулся и посмотрел в окно, где в стороне разлегся голубой круг озера. Каменный берег пестрел палатками отдыхающих; над ними высился дом лесничества.

— Дурацкие скучные правила.

— Егерям закон не писан?

— Ага, пока два всемогущих «К» хвост не прищемили.

Кирай улыбнулся. Появление друга, пусть, как и всегда, на грани абсурда, прогнало одолевавшую его тоску и умерило напряжение, сковывавшее мышцы последние несколько дней. Даже сейчас, спустя пять лет крепкой дружбы, пусть и происходившей в перерывах между заданиями, швырявшими Лимуса по всему материку, Кирай не мог сказать, что их связывало. Выходец из Гнезда Воздушных Кочевников по государственной программе культурного обмена, Лимус враз становился душой любой компании, тогда как Кирай предпочитал отсиживаться в дальнем углу. Любитель спонтанных решений, маг постоянно роптал на основательный подход ко всему церковника, даже в самых пустяковых вещах, но продолжал таскать того всюду за собой. Как и пять лет назад, так и сейчас, Кирай не понимал, как укротитель воздуха умудряется без умолку болтать обо всем подряд, при этом умело обходя стороной любые разговоры о егерях.

О последних в народе много чего говорили, но чаще всего почтительно молчали. Тогда как Гвардия полировала каблуками плац, Благочестивые сражались в спаррингах друг с другом, стражи следили за порядком, а Длань вела свои тайные дела из тени кресел Совета Единства, егерям доставалась вся пыльная работенка. И хоть они не скрывались от простых граждан Огнедола, как делала Длань, россказней о них ходило не меньше и правды не больше, чем о тайной службе.

— Сам-то что думаешь? — Лимус осторожно ткнул локтем впавшего в раздумья Кирая, стараясь не повредить себе руку. — Завтра выпуск, а с твоими показателями, хоть в Гвардию.

— В Гвардию? Обращенного? А ты шутник.

— Прицепился же ты к этому «обращенному», как репей на крысопсинный хвост. Поверь мне, на распределении на это посмотрят разве что такие же дуралеи, как и ты.

— Не хочу в Гвардию, — решительно отрезал Кирай. — Я стал церковником не для того, чтобы маршировать с утра до вечера и красоваться в белом мундире. От Гвардии пользы, как от дырявого ведра. С кем они собрались воевать?

— Даже мирному государству нужна регулярная армия. Иначе бы Огнедол не кормил бы ни Гвардию, ни Благочестивых. Пусть лучше есть, когда надо и не надо, чем оказаться с голой задницей, когда враг постучит в окошко.

— Враг? — Кирай покосился на помрачневшего Лимуса. Иногда маг все же говорил что-то сгоряча, уповая, что Кирай не станет вытягивать из него ответы силком, и тот оправдывал его ожидания. — Или ты переработал, или егеря знают что-то, что обходит стороной весь остальной Огнедол.

Лимус хмуро молчал. Если он и знал что-то, то не как егерь, но как приближенный к Децемвирату маг Гнезда.

— Не беспокойся, Кирай, — прогнав с лица тучи, сказал Лимус, — можешь не сомневаться, что будешь полезен Огнедолу, — маг улыбнулся и перевел взгляд на стекло за спиной церковника. — Ты только погляди, кто пожаловал.

Отвлекшийся от изучения видов внизу на беседу с другом, Кирай глянул в окно. В нескольких сотнях метров, разгоняя воздух энергичными взмахами крыльев, приближалось черное нечто, слишком большое, чтобы быть сизокрылом или орланом. Не сбавляя скорости и не меняя высоты, зверь летел наперерез дирижаблю, и Кираю показалось, что он даже услышал призывный вопль, прорвавшийся внутрь гондолы сквозь толстое стекло.

— Далеко же залетел, — Лимус оторвался от созерцания взмахов крыльев и теперь наблюдал за засуетившимися стюардами. С приближением зверя заметили остальные пассажиры, и теперь испугано жались к противоположной стороне.

— Это…, — Кирай вспоминал монографии по орнитологии, изученные в Соборном, но даже среди последних статей не припоминал ничего подобного.

— Гибрид. Крылатые на материке редко встречаются — я кого-то из их семейства впервые здесь вижу, но над Восточным океаном их целые косяки ходят.

Кирай понял, что бортовой игольник заработал, только когда зверь дернулся в сторону, вернулся на прежнюю позицию и сложил крылья, уклоняясь от выстрелов. Скорости реакции церковника было недостаточно, чтобы проследить за выпускаемыми орудием иглами, и глаза уловили тонкую серую полосу, только когда стрелок пустил длинную очередь.

В гондоле становилось все тревожнее. Стюарды безуспешно пытались призвать к спокойствию пассажиров, не отрывающих взглядов от гибрида, избегающего попадания игл и продолжающего сокращать расстояние до дирижабля.

— Вот зараза! — ругнулся Лимус, когда новая очередь прошла мимо цели. — Кто только пустил за турель косоглазого? Я сейчас.

Маг оставил Кирая и, выловив из толпы стюарда, направился в его сопровождении к тамбуру-переходнику. Пока сотрудник дирижабля вращал колесо затвора на двери, Лимус застегнул ножную перепонку и проверил торсовые на целостность. Когда путь был открыт, маг исчез за дверью, и спустя десяток секунд люди у окна ахнули, провожая взглядами спрыгнувшую в пустоту фигуру.

Раскинув руки в стороны и разведя ноги, Лимус поймал воздушный поток и стремительно понесся прямиком к гибриду. Затаив дыхание, Кирай наблюдал, как друг сближается со зверем, складывает одну из перепонок и несколько раз переворачивается в воздухе, уходя от выпущенных когтей. Пытающийся поймать мага зверь дернулся: его крыло выгнулось, затрепетало на ветру разорванной плотью. Гибрид отчаянно забил целым крылом, стараясь компенсировать потерю другого, закружился на месте. Лимус внось приблизился к твари, подобравшись снизу, и из пернатой шеи, рассеченной воздушным клинком, окрасив воздух в алый, брызнула кровь. Безвольно распластав крылья, терзаемый ветром, гибрид понесся вниз, чтобы вскоре проломить своей тушей ветви вязов Срединного леса.

Вернувшегося на борт Лимуса встречали щедрые овации, всколыхнувшие воздух, когда зверь был повержен, и не затихающие еще долго время, несмотря на просьбы стюардов сохранять порядок.

— Будет теперь подарочек лесничим, — хмыкнул маг, подходя к Кираю. Церковник впервые видел, как друг применяет свои умения в настоящем бою, и теперь не сводил с того потрясенного взгляда. — Осторожнее, а то дырку во мне просмотришь.

— Прости, — опомнившись, Кирай взглянул на опустевшее за стеклом небо. Умения Лимуса так или иначе были связаны с его службой в егерях, и он не хотел досаждать другу расспросами, вынуждая того юлить и отшучиваться.

— Ничего, — маг рассмеялся. — Вот выберешься из своего Соборного — еще и не такое увидишь.

Кирай ничего не ответил, в задумчивости считая плывущие в вышине облака. Став свидетелем расправы над зверем, он ощущал неловкость и сам стыдил себя за то, что не мог взглянуть на Лимуса без удивления и опаски, совсем как остальные пассажиры, видевшие мага впервые.

Безвременье выросло на горизонте сверкающей золотой пристанью среди глубинной зелени Восходящего леса. Оно тянулось к небу сотнями увитых плющом колонн и колоколен, упиралось в подступившую со всех сторон чащу домами, изобилующими архитектурными изысками. Вынырнувший из земных недр пятьдесят лет назад, вечный город стал несокрушимым символом новой эры, бессменным стражем Единства и нетленным обещанием не допустить вражды среди жителей Огнедола.

И если седые старики помнили Безвременье небольшой жемчужиной, только показавшейся из своей раковины, то в скором времени город разросся таким же неприкосновенным камнем, растолкав лес и сгладив холмы. Кем был тот маг, сумевший возвести новые здания, так и осталось загадкой, но память о нем застыла во времени, как и сам город.

Кирай с Лимусом расстались на причале, возвышающемся на окраине Безвременья. Маг отправился к гостиничному двору для государственных служащих, Кирай же пошел к корпусу послушников Соборного училища, что находился в старой части города, изобилующей лиловым вьюнком и сиренью, сейчас одетой в благоухающие соцветия.

Соборное училище стояло на площади напротив Академии Картильи. Территорию магов и послушников, высыпавших на улицу в погожий день, разделял пристроившися в центре гигантский фонтан. Он же являлся и извечным местом встреч, где Кирай однажды столкнулся со сверкающим рыжиной парнем, зашибив тому бок и плечо. После столь яркого знакомства, напоминавшего о себе болью в боку еще пару дней, Лимус навещал церковника каждый раз, когда возвращался в город. Тогда Кирай и заметить не успел, как присутствие мага стало неотъемлемой частью его прогулок по Безвременью, конец которым приходил сразу, стоило егерю отправиться на очередное задание.

В спальном корпусе царила сумятица. Послушников и церемонию Посвящения разделяла всего одна ночь, обещавшая стать бессонной для сотни церковников. Кто-то бормотал молитву Всевидящей, кто-то прокручивал в голове этапы прохождений квалификационных экзаменов, пытаясь предугадать их результаты, а кто-то прятал волнение за шумными беседами с товарищами и передачей знаний младшим курсам.

Тихо поздоровавшись с остальными, Кирай прошел к своей койке и, бросив рюкзак на пол, упал на защекотавший ворсинками щеку плед. Грудь саднило, как и шесть лет назад.

* * *

Их было трое, прошедших Испытание и сидящих в тесном кабинете перед Настоятельницей училища. Тугой пучок черных волос обхватил белый обруч, перекликающийся с такой же сверкающей белизной эмблемы Церкви на груди женщины.

— Сегодня вас трое. Трое из пяти тысяч, кого Зерно благословило, не изувечив плоть, — произнесла Настоятельница, придирчивым взглядом осматривая двух мужчин и совсем еще мальчишку с нескладным телом подростка. Этот год должен был войти в историю. В прежние времена Зерно могло принять одного желающего на десять тысяч, а в этот раз отобрало целых троих на вдвое меньшее число желающих.

«Будто бы рожденных от дыхания Церкви нам недостаточно», — чем больше Настоятельница смотрела на послушников, тем меньше понимала, чем руководствуется Зерно, делая выбор.

— Завтра ваши тела пройдут обряд Очищения и примут в себя часть Зерна, — продолжила она. — С этого момента вы начнете меняться. Сила церковников не в тугих жилах и крепких костях, а в дыхании Церкви. Исследования последних лет смогли объяснить истоки нашей силы, и вы должны их знать. Мы называем это покровом — мощь, дарованную Зерном. Тогда, как у подавляющего большинства церковников покров присутствует с рождения, с благословения Зерна для вас он станет приобретенным. Он укутает ваши тела второй кожей, защищая плоть от увечий и даруя ударам немыслимую силу. Еще один слой пройдет под вашей собственной кожей на уровне трех-семи миллиметров, и его сила будет направлена внутрь вас. Он же и начнет изменять тело, чтобы в дальнейшем оно могло выдерживать нагрузки того или иного уровня. В среднем процесс продолжается от трех месяцев до года и сопровождается всевозможными болями.

— Мы будем принимать обезболивающие? — подал голос один из мужчин, и завитые кольцами усы пришли в движение в такт его словам.

Взгляд настоятельницы пронзил спросившего, а и без того тонкие губы, плотно сжались.

— Именем Церкви и по праву Настоятельницы Соборного училища, благословленной Всевидящей Матерью, я лишаю тебя права пройти обряд Очищения! — прозвенел металлический голос, а палец указал на дверь. — Немедленно покиньте территорию.

Опешивший мужчина замешкался всего на мгновение, отчего лицо Настоятельницы стало еще страшнее. Сцепив зубы и усиленно потея, он выбежал из кабинета, пока не накликал на свою голову еще большую беду.

— Если Зерно может сделать ваши тела в десятки раз сильнее, — уже спокойнее продолжила женщина, с неодобрением глядя на побелевшие лица оставшихся двоих, — оно бессильно против слабости духа. Церковник не только может снести боль и страдания, но он готов сделать это во имя Церкви и своей веры, не малодушничая и не прячась от телесных мук за таблетками и настойками. Тем же, чья воля слаба, нет места среди церковного воинства, ибо каждое черное сердце подтачивает всех нас.

* * *

В этот день должен был идти дождь. Серый флер окружил Безвременье, и зеленые листья, все, как один, дрожали под тяжелыми прикосновениями ливня. Но, как и заведено, вечный город купался в льющемся сверху золоте: его улицы заполонили солнечные блики, струящиеся в фонтанах и витражных окнах. Улыбаясь и переговариваясь друг с другом, жители и приезжие Безвременья стекались к центральной площади, где на выстеленном перед Соборным училищем помосте проходил ежегодный обряд Посвящения. В этом году выпускающихся послушников было больше, чем обычно, и их друзья и родственники собрались на площади немаленькой толпой, теснясь за спинами почетных гостей.

— Сегодняшний день знаменателен не только для вас, но и для всего Огнедола и Церкви, чьими полноправными воинами вы отныне являетесь!

Преклонив колено, как и сотня других послушников, и слушая Настоятельницу, Кирай заметил смешливые переглядывания церковников одного с ним возраста. Их сердца были слишком юны, чтобы проникнуться торжественностью момента, который повторялся из года в год, как и речь главы Соборного училища. Кажется, Кирай и сам мог ее процитировать от первой до последней строчки.

Несмотря на ливень вокруг Безвременья, в городе солнце расщедрилось на тепло, припекая стальные доспехи, которые по традиции выпускники одевали на обряд Посвящения. Отполированный до блеска металл слепил глаза, а птица с золотым светилом в груди, казалось, вот-вот загорится.

— Честь, отвага, доблесть, преданность — качества, который каждый из вас несет в себе, — толпа у помоста одобрительно гудела, но даже сотни пришедших посмотреть на Посвящение не могли заглушить голос Настоятельницы.

Взгляд Кирая блуждал по лицам, пока не замер на улыбающейся физиономии Лимуса, занимающего место в первом ряду. С трудом сдержав ответную улыбку и сохранив серьезность, Кирай поспешил опустить взгляд. Сегодня он перестанет быть послушником, став истинным церковником.

Подобные вещи заботили разве что еще одного выпускника этого года и были неведомы всем остальным. Так или иначе, между ним и рожденными с дыханием Церкви всегда останется пропасть, о которой он хотел бы забыть, да не мог.

— Каждый из вас прошел экзамены, которые определили его квалификационный уровень, — церемониальная речь Настоятельницы подошла к концу, и те, кто успел заскучать, заметно оживились, в нетерпении ожидая оглашения результатов. — Согласно вашим способностям, усвоенным знаниями и проявленным личностным качествам, вы получите рекомендации к дальнейшей службе. Как и принято, анкеты, содержащие высшие показатели по требуемым критериям для того или иного направления, были отобраны уполномоченными лицами. Если вы не согласны с выбранным направлением, вы имеете право в двухдневный срок подать заявление в канцелярию и получить место согласно рекомендации Соборного.

Кирай был уверен, что в этот раз волнение одолевает не одного его. Как и все остальные, глядя искоса, он наблюдал за сверкающим в руке Исполнителя клинком, касающимся груди одного послушника за другим, когда Настоятельница называла их имена и оглашала рекомендации. Уже два десятка церковников поднялись с колен, всего двое из них были отобраны в Гвардию. Государственная стража, Гвардия, стража, стража — рекомендации опускались на головы выпускников небесным благословением или же пожизненным приговором. Рекомендованный в стражу, церковник вряд ли когда-нибудь сможет стать гвардейцем, а помышлять о службе в Длани не может даже служащий в страже берилонского дворца. Все, на что они могли рассчитывать — это на продвижение в структуре, определенной для них Настоятельницей.

Когда до него оставалось всего несколько человек, Кирай задумался, чего он так боится. Его не пугала служба в страже — сын библиотекаря, рожденный простым человеком, он был рад оберегать покой жителей Огнедола. Даже самых слабых церковников не оставляли без рекомендации, так неужели непервородная связь с Зерном смогла посеять в его сердце страх?

Когда послушник справа поднялся на ноги, в груди Кирая вспыхнула злость. Рекомендован в Гвардию. Принят в седьмой взвод. Из-за таких, как этот белобрысый выскочка, он все еще стыдился своей «обращенности». Кирай не помнил, чтобы его называли иначе, если рядом не находился кто-то из наставников. С некоторых пор врожденные церковники недолюбливали обращенных. Больше не было нужды в добровольцах, обделенных вниманием Зерна, чтобы сдерживать порочную натуру стихийных магов. Ныне даже думать о чем-то подобном было преступно.

— Кирай Нелс! — голос Настоятельницы пробился в голову Кирая, лишь когда лезвие клинка сверкнуло перед его глазами и мягко уперлось в сталь доспеха.

— Поднимайся, — шепнул Исполнитель, заметив, что послушник медлит.

На своем веку он перевидал немало зеленых юнцов, бледнеющих и краснеющих в свету Посвящения. Много кто поступал в Соборное, оставив за плечами немало прожитых лет, — то ли решив послужить Огнедолу, то ли устав от нищеты и голодных детей. Но были и те, кто спешил к дверям училища, стоило им достигнуть требуемых пятнадцати лет.

— Рекомендован в стражу дворца Всевидящей Матери, — голос Настоятельницы звучал безупречно ровно, тогда как глаза едва прищурились, скользнув дальше по строке.

Она помнила мальчика, принятого нею в Соборное шесть лет назад и упрямую мальчишескую стойкость, с которой он выносил испытания обращения. Год и шесть месяцев — ровно столько длились адаптивные боли, неизбежно посещающие каждого обращенного — в полтора раза дольше, чем положено. Да и в последующие годы его обучения случались дни, когда крупица Зерна напоминала о себе.

Было время, когда Настоятельница склонялась к мысли, что Испытание дало неверный результат (когда такое случалось, что Зерно принимало целых троих человек всего из пяти тысяч), и что тело отвергает имплантат. Но вот парень стоит среди остальных, белее мела от напекшего в голову солнца или от услышанного. Обращенный, сумевший дорасти до рекомендации в стражу Всевидящей, — Настоятельница не припоминала ничего подобного за годы своей службы с Соборном. Однако, по всей видимости, мальчишка вряд ли в ближайшие годы воспользуется рекомендацией. Сдержав усмешку, Настоятельница продолжила, подгоняемая взглядом Исполнителя, все еще царапающего острием птицу на груди Кирая.

— Получено прошение на принятие в двадцать первую группу егерей. Прошение удовлетворено.

Качнувшись, церемониальный клинок оставил птицу в покое, и Исполнитель перешел к следующему послушнику.

С застывшим взглядом и таким же непослушным телом, Кирай радовался, что до конца церемонии все, что он должен делать, это тихо стоять, что он, собственно, только и мог делать. Сначала рекомендация в Берилон, а затем еще и направление в егеря. Он знал, что его результаты в Соборном хороши, но вбитая в его голову другими послушниками «обращенность» не допускала даже мысли о чем-то подобном.

Первое время в училище к круглосуточным адаптивным болям примешивалось молчаливое презрение других послушников, но Кирай еще с детских лет замечал в чужих взглядах обращенную к нему брезгливость. Но когда каждый год жизни с крупицей Зерна увеличивал его силы и прыть, а точные науки давались с той же легкостью, что и школьные предметы, с признанием остальных пришла и открытая нелюбовь к обращенному, претендующему на место в Церкви.

Уткнувшись взглядом в толпу, Кирай избегал смотреть на стоящих рядом выпускников. Он не желал видеть бурлящих в их глазах чувств. Среди сотни выстроившихся на помосте церковников, только несколько получили назначение в Берилон, лишь один был рекомендован в егеря, но его анкета так и осталась без прошения. Что-то подсказывало Кираю, что тот послушник, чье место досталось ему, подобного так просто не спустит. Но почему именно он?

Кирай выхватил из толпы победно ухмыляющееся лицо Лимуса. В груди кольнуло.

* * *

Застегивая молнию на рюкзаке, Кирай думал, что за шесть лет скопил не так уж и много вещей. Анкета с приписанной внизу рекомендацией, сложенная вчетверо, покоилась между страниц «Малого сборника ядов», лежащего на самом дне рядом с регистрационной картой церковника.

Когда официальная часть Посвящения была окончена, Кирай спешил вернуться в оружейную, сдать доспех и поскорее вернуться в жилой корпус — забрать свои вещи и, наконец, оставить территорию Соборного. В училище были редки случаи, когда после выпуска в коридорах затевались драки — забавы ради или чтобы выплеснуть обиду несправедливости — но они были. Конечно, подобное грозило выговором и, чего доброго, припиской к анкете, но так уж повелось, что в этот день наставники пропускали многое сквозь пальцы, не желая ломать судьбы разгоряченных столь важным в их жизни событием юнцов.

— Нелс! Герой дня, хасс тебя побери! — тяжело вздохнув, Кирай обернулся, чтобы встретиться взглядом с застрявшим в дверях черноволосым Гуртом. В комнате было еще несколько выпускников, собирающих свои вещи и не желающих замечать назревающую драку.

— Оставь его, у тебя же есть рекомендация, — Кирай не ждал, что кто-то решит вмешаться, и не без удивления покосился на закинувшего на плечо рюкзак послушника. Одда был старше многих в Соборном, поступив в тридцать один после десяти лет службы в градостроительстве. Однако его возраст, идя под руку с заурядной силой, не вызывал уважения среди остальных. — Чего ты бесишься?

— А, так ты хочешь объяснить, каким образом этот засранец с рекомендацией в стражу получил направление в егеря?

— В стражу дворца, — поправил Одда, — немного разные вещи, не считаешь? Устроишь драку и плакала твоя рекомендация.

— Да ей теперь разве что подтереться можно! Место в егерях можно ждать годами, а новые группы никто не собирается созывать. Только и остается ждать, когда кого-нибудь пришьют на задании, — разъяренный Гурт оставил дверной проем и, оттолкнув со своего пути Одду, двинулся прямиком к Кираю.

— И долго ты еще будешь копаться? — прозвеневший в тишине голос заставил дебошира нервно оглянуться. Он не знал появившегося в дверях худосочного парня с дерзкой рыжиной на голове и таким же наглым взглядом, ощупывающим его, словно девчонку. — Какой горячий! Остынь, а то ненароком сожжешь свою рекомендацию в праведном гневе, вот досада будет. Идем, Кирай, или тебя до утра ждать?

Сжав в руке рюкзак, Кирай вышел следом за Лимусом, до последнего считая, что Гурт набросится на него, едва тот повернется к нему спиной.

Кирай молчал, как и Лимус, идущий пружинящей походкой, пока стены Соборного не остались за спиной, а вокруг не выросла центральная площадь, суетящаяся в подготовке к праздничному вечеру. Каждый год в день Посвящения маги Академии Картильи устраивали шумный праздник, со всей пышностью и размахом, на который только были способны укротители стихий, провожая бывших послушников в новую жизнь. После празднества Безвременье гудело до самого утра, и только после рассвета на улицы выбирались переждавшие ночное веселье жители, благодаря создателя вечного города за крепость стен.

— О твоем удостоверении позаботится командир, так что мы можем со спокойной душой отправиться отмечать твое посвящение в бар. Есть одно местечко, в которое раньше мы с тобой не заглядывали, но теперь ты имеешь полное право вкусить все прелести тамошних погребов и…

— Двадцать первая группа — это твоя группа.

Лимус покосился на не разделяющего его веселье друга и кивнул.

— От твоей постной мины вянут деревья, — начал он, но Кирай снова перебил его.

— Почему я?

— Командир давно хотел доукомплектовать группу. Мы выбирали между укротителем огня и церковником и сошлись на мысли, что нам с лихвой хватает ударной силы Дары, а вот с мягкими методами — голяк. Так что остановились на выпускнике Соборного — молодым у нас везде дорога.

— Лимус, опять ты увиливаешь! Зачем ты это сделал? Это же ты приложил руку, чтобы выбрали меня, а не Гурта. Не этого я хотел, — Кирай вглядывался в лицо остановившегося друга, пытаясь понять, что толкнуло Лимуса на подобную низость. — Зачем, Лим? Какой из меня егерь? Результаты Гурта лучше моих, иначе и быть не могло.

— Вот, дурень, — фыркнул Лимус и пошел дальше. — С чего ты взял, что лучше?

— Он же смог получить рекомендацию, да и он не обращенный.

— Заладил же ты! — маг нервно тряхнул головой. — Обращенный, обращенный! Дурак ты. Ну ничего, командир быстро эту дурь из тебя выбьет. Думаешь, рекомендацию в дворцовую стражу получают за медвежью силу? Благонадежность, Кирай! Все дело в благонадежности и готовности служить стране. Напомни-ка мне, не твой ли ненаглядный Гурт заявился учинять разборки? И ты считаешь, что командиру нужно было отдать предпочтение засранцу, который не способен принять распоряжение свыше?

Кирай понуро шагал за разбушевавшимся Лимусом, а в сердце церковника рождалось скребущее чувство вины за то, что он сгоряча задел чувства товарища.

— Ну рассказал я командиру о тебе, и что с того? — продолжал возмущаться маг. — Он сам принимает решения, так что нечего все на меня валить. Еще скажи, что ты не рад.

Слова Лимуса застали Кирая врасплох. Тень, брошенная на его честь протекцией Лимуса, пробудила в нем обиду, затмившую здравые размышления. Егерь… Разве мог он даже помышлять о таком? Похоже, полученное направление слишком ошеломило его, и теперь Кирай не знал, что и думать.

— Конечно, я рад, — наконец признался он, — просто я думал… Прости, мне не стоило так набрасываться на тебя.

— Не продолжай, — без тени обиды оборвал друга Лимус, сворачивая в переулок. — Сюда.

Оплетенные плющом улицы старого Безвременья остались позади, как и шум зачинающегося праздника, и только редкие отголоски долетали до новых кварталов. Внимательный прохожий мог заметить различие в архитектуре, резкой чертой разделяющие вечный город на два округа. Здесь здания были выше, словно почетная стража, тесным кольцом окружившие сердце Безвременья.

На узкой аллее, засаженной пушистыми кустами с голубыми розетками, кроме Лимуса и Кирая было еще четверо. Трое из них носили медного цвета рубахи и штаны чуть темнее, едва ли не сливаясь с городом вокруг. Они обступили четвертого, мужчину, с заплетенной в косы бородкой и узкими запястьями.

— Длань? Здесь? — Лимус замер и придержал Кирая, не давая приблизиться к четверке.

Сразу замеченный, маг почувствовал неприятное давление в голове, а один из одетых в медь, направился к нему, тогда как двое товарищей остались стеречь вжавшегося в стену от страха человека.

— Ни шага дальше, — предупредил Лимус, быстро доставая удостоверение. Развернутая корочка осадила ментального мага, рвущегося устранить нежелательных свидетелей.

— Второй, — сухо сказал он, взглядом указав на застывшего в непонимании Кирая.

— Его документы у нашего командира, — Лимус шагнул в сторону, зарывая собой друга, когда человек Длани, неудовлетворенный ответом, сдвинулся с места. — Не переусердствуй. Это ваше дело, — Лимус кивнул на смотрящего на него с мольбой человека, — мы только хотели пройти, но лучше пойдем длинной дорогой.

Ментальный маг кивнул и Лимус в мгновение ока вытащил Кирая из переулка, быстро шагая прочь.

— Это была Длань? Тот человек… Что они здесь делают?

— Я не знаю, Кирай, — Лимус обернулся, окинув виднеющийся край переулка хмурым взглядом. — И не уверен, что хочу знать.

Утопая в солнечном свете и издалека глядя на нависшие над всем остальным Восходящим лесом тучи, вечный город беззаботно замер в ожидании вечернего празднества, не прислушиваясь к ноткам тревоги, изредка звучавшим на его улицах.

ЭТЮД ПЕРВЫЙ

2654 год, спустя 15 лет после Битвы Искупления

Ничто не нарушало девственную белизну плеса ледника. Выстроенные несколько лет назад из белого, без единой прожилки, камня, учебные корпуса слились воедино с миром вокруг и лишь подтаявший у дверей снег свидетельствовал о том, что внутри есть жизнь.

— Не могу обещать, что в ближайшие несколько лет смогу увеличить преподавательский состав, — закутавшись в пальто и обмотавшись шарфом, Лорис постукивал карандашом по раскрытой папке с бумагами, норовящих выскользнуть и разлететься по ветру. — Ассамблея так просто не оставит пропажу граждан, пусть они и из бедняцких районов. Если, конечно, обратит внимание. Пока все тихо, и я не вижу смысла набирать еще людей. Каждый из них сможет проработать как минимум два десятилетия, а за это время мы сможем подготовить преподавателей из Огнедола.

— А их лояльность? — Кристар с улыбкой наблюдал за детворой, лепящей снежный замок у одного из зданий. Айла, не выказывая и малейшего желания присоединиться к их забавам, жалась к ноге отца.

— Это уже ваша специализация, — Лорис смахнул перчаткой осевшие на бумагу снежинки и закрыл папку, — мое дело было привести сюда людей, способных обучить новое поколение, а за их дальнейшее поведение пусть отвечает ваш ментальный маг.

— Все еще не верится, что всего одно поколение сможет столько изменить. Как они все выучат? Я пытался разобраться в вашей строительной инженерии, но это нечто за гранью моего понимания, — Кристар натянуто рассмеялся, нехотя признавая свое поражение. Он надеялся использовать знания Республики, чтобы обустроить Безвременье, но в итоге решил остановиться на старых методах.

— Человека определяет его окружение. Если их с младенчества окружают технологии, они не будут считать их чем-то из ряда вон выходящим и впоследствии смогут передать свои знания остальным в Огнедоле. Вы же — другое дело. Не перестаю удивляться, как справляются Оника и Люфир. В прочем, если верить твоей сестре, то это не первый ее визит в Республику.

— Почему она не приехала?

— У него спроси.

Лорис брезгливо скривился, первым заметив приближающуюся к ним пару: лиловолосого мужчину и мальчика десяти лет, безуспешно пытающегося высвободить плечо из крепкой хватки. Улыбнувшись, Кристар глянул на Айлу, вцепившуюся в край отцовской куртки и спрятавшуюся за его спину.

— Не переживай так, Кристар, — нарочито громко произнес Лорис, направляясь по глубокому снегу к одному из корпусов, — Райзар родился в Республике, но все равно не обгонит тебя в научных познаниях.

— Очкастая зараза! — просипел маг, одаряя Лориса гневным взглядом.

Мальчик с каштановыми волосами, выбивающимися из-под теплой вязаной шапки, вздумал воспользоваться моментом и наконец вывернуться из рук Райзара, но только прижал к щеке ладонь, когда кожу предупреждающе ужалил электрический разряд.

— Отпусти ты его, — смеясь, попросил Кристар, с интересом наблюдая за мальчишкой, присмиревшим от одного его взгляда. — Почему Они и Лир не с тобой?

— В последнее время их личности слишком заинтересовали Ассамблею, так что пока им лучше не привлекать к себе внимание внезапными отлучками не пойми куда. И этого, на всякий случай, спровадили подальше, — Райзар подозрительно покосился на притихшего мальчишку и, вздохнув, отпустил его.

— Здравствуй, ФИро, — Кристар улыбнулся, но мальчик только смущенно потупил взгляд. Любопытное личико Айлы выглядывало из-за ноги отца. — Неразговорчивый, да?

— Ага, как же, — недовольно ответил Райзар, порядком устав от уловок Фиро. Он все еще злился на самого себя, что пошел на поводу у Люфира и согласился присмотреть за мальчишкой.

Из учебных корпусов вырвался звонок, созывая учеников на занятия. Кто-то из них только начинал обучение, увезенный из дома уполномоченными представителями Всевидящей Матери для поступления в элитную школу Огнедола; а кто-то уже заканчивал программу, проведя восемь лет среди безжизненных полярных снегов. Одних ждало продолжение занятий, расширяющих знания в медицине, химии и механике, другие же, достигшее менее впечатляющих результатов, должны были вернуться на материк, чтобы подготовить следующее поколение будущих ученых и инженеров.

Нахлобучив на глаза шапку, Фиро исподлобья смотрел на девочку, смущающую его одной своей улыбкой. Такие же серые, как и у него, глаза, смотрели с неподдельным любопытством и вызовом, словно бы чего-то от него ожидая. Он много слышал об Айле, родившейся на год раньше него в далеком Огнедоле, но так ни разу и не видел ее, хоть уже и не раз бывал в учебном центре на леднике. Он без конца упрашивал отца посетить живущую на материке вторую ветвь семьи, но раз за разом получал категорический отказ и обещание, что с годами все изменится.

Одурманенный девичьим очарованием юной Айлы и раздосадованный постоянным контролем со стороны Райзара, Фиро больше не собирался медлить.

— Лорис подготовил все необходимые чертежи. Осталось только вырастить тех, кто сможет применить их на практике, — Райзар зябко поежился на ветру, не без зависти глядя на одетого в легкую куртку Кристара. Увы, сила молнии не могла согреть тело изнутри так, как то делал огненный дух. — В любом случае, проложить хорошие дороги вы можете и своими силами. В конце концов, вы не ограничены в ресурсах и силе укротителей, как Республика.

— Как считаешь, Ассамблея может начать экспансию, несмотря на присутствие Церкви? — Райзар нахмурился, когда Кристар, давно терзаемый тревожными мыслями, внезапно сменил тему.

— Разве что, если решит пойти по пути тотального истребления и выжечь жизнь в Огнедоле на расстоянии. Церковь церковью, но ее сели не испугать боеголовки. Не беспокойся, это слишком жестко даже для Мастеров. Тем более Крайснер не теряет времени попусту и не останавливается на малом. Не удивлюсь, если в один прекрасный день он окажется в круге Мастеров.

— Айла? — Кристар оглянулся, неожиданно осознав, что дети исчезли. Он мог поклясться, что еще мгновение назад дочь и племянник были здесь. Или нет?

— Проклятье на мою голову со всем вашим семейством! — Райзар зло смотрел по сторонам. — Так и знал, что этот мелкий паршивец своего не упустит.

Пошарив рукой в глубоком кармане, он достал из него тепловизор, предусмотрительно прихваченный как раз для подобной ситуации, и включил питание.

— Я же найду тебя, Фиро, — сквозь зубы процедил Райзар, запуская сканирование. — Прости, Кристар, что маленький гаденыш втянул в свои проказы Айлу.

— По-моему, ты слишком переживаешь, — Кристар безмятежно улыбался, но не сохранившее и намека на привычную браваду лицо Райзар заставило его напрячься.

* * *

Невдалеке от учебных корпусов притаились каменные гиганты — напоминание о двух столкнувшихся ледниках — сереющие с подветренной стороны и укутанные в снежные шали с другой.

Спрятавшись за скалу, дрожащими от холода руками Фиро выуживает из нагрудного кармана небольшую серенькую пластинку со свисающими с боку шнурками.

— Смотри, это проигрыватель, — гордясь собственной искушенностью, мальчик протягивает Айле проводки.

— И кому он проигрывает?

— Никому, это чтобы музыку слушать, — с робкой улыбкой поясняет он, встряхивая проводками.

Опасливо оглядываясь, он пытается прикинуть, сколько еще у него есть времени, прежде чем Райзар найдет его. Он не знает, расскажет ли нянька о его побеге отцу, или же ограничится собственными воспитательными мерами. Но Фиро без разницы. Он все еще злится, что Райзар не подпускает его к маленькой Энни, словно он какой-то чумной.

Айла цепляет наушники на уши и улыбается, когда снежную даль наполняет музыка. Но даже она не мешает девочке заметить присутствие кого-то еще. Полярный кот, рыскающий в поисках пропитания для котят, за несколько сотен метров учуял человеческий запах и бесшумно подкрался к добыче. Молодое мясо даже сквозь одежду пахнет сладко, маняще.

Стараясь не делать резких движений, девочка возвращает Фиро волшебные проводки и поворачивается к хищнику лицом. В свои одиннадцать она еще совсем кроха, но нисколько не боится. Она знает, что дыхание Церкви защитит ее, а она — двоюродного брата, застывшего за ее спиной и даже переставшего дышать. Все, что нужно, это извернуться, когда зверь прыгнет, и пробить ладошкой мягкое мохнатое брюхо.

— Нет, не нужно, — пальцы Фиро сжимают ручку Айлы, когда та подается навстречу зверю. Удивленный и непонимающий взгляд встречается с пробирающей душу уверенностью мальчика.

Он делает шаг, еще один и еще, оставляя Айлу позади себя. Пальцы одной руки сжимают все еще поющую пластинку, вторая тянется к зверю.

Полярный кот прыгает, опускаясь на лапы перед мальчиком. Он смотрит на человека с высока, не понимая, почему еще не вцепился ему в горло и не насладился сладкой детской кровью.

— Не нужно, — повторяет Фиро, и Айла не знает, кому адресованы его слова.

Замерзшие пальцы касаются теплого, немного влажного носа, ласково сжимают белоснежные усы. Желтая дымка окутывает запястье Фиро, стелется по густому меху, золотит янтарные глаза зверя.

— Фиро! — гневно кричит Райзар, заставляя мальчика обернуться.

Дикий зверь трется широким лбом о ладонь юного мага и, мурлыча, уходит.