Придорожная трава - 3

Распрощавшись с занудой продюсером, Илья сам испугался того, что сделал. Наверное, не стоило вот так в открытую высказывать свою точку зрения. Но когда он увидел затравленный взгляд этой несчастной женщины, озиравшейся по сторонам, то не смог удержаться. А с другой стороны, никогда бы он не стал втихую нашептывать кому-то свои соображения.

Шум теперь поднимется невообразимый, Кольцова непременно приплетут и, может быть, вправду выгонят, да и Илье мало не покажется. Хорошо если просто попробуют уволить, а то и ноги переломают к чертовой матери. Он бы на их месте тоже сильно разозлился.

Да, нехорошо получилось… Как после этого разговаривать с Вероникой? Если она еще не знает о происшествии, то скоро обязательно узнает. А ведь он хотел поговорить с ней непременно сегодня, когда ее мужа не будет дома, и сделать это надо обязательно. Какая бы она ни была, скоро должны приехать ее дети, а рисковать жизнью детей она не будет, это же ясно. Теперь вместо нормального разговора он нарвется на скандал. Илья заранее представлял себе всю безнадежность этого разговора: в лучшем случае она наорет на него и выставит вон, в худшем — спустит собак, на своей территории они будут менее уступчивыми.

Он, похоже, оказался между молотом и наковальней, причем наковальней была Долина, а молотом — те, кто желал ее продать. Глупо предупреждать молот о том, что он расплющится, если попробует нанести удар, и еще глупее попытаться молот от этого удара защитить. Но, например, женщина, которая приезжала сегодня, ни в чем не виновата. Откуда им знать, что здесь нельзя жить? Этого на рекламном щите у въезда не написано. И ее муж никогда бы не принял ее мнения в расчет. Она почувствовала опасность, а он — нет. Он вообще отнесся к жене как к наскучившей вещи, которая по недомыслию создает ему неудобства.

Не то чтобы ему было жалко Веронику, нет. Вздорная женщина, плохо воспитанная к тому же, уверенная в том, что ее снобизм — единственно правильная позиция человека с чувством собственного достоинства. Но при чем здесь смерть? Разве смертью надо наказывать за неумение себя вести? Это было бы слишком. Ведь она мешает Долине только тем, что живет здесь. Если она поселится в каком-нибудь другом месте, инцидент будет исчерпан сам собой.

А может быть, все это полная ерунда? Может быть, ночь на лесной поляне привиделась ему? Илья ходил на следующий день на то место, но не нашел ни Каменного лика, ни выложенного валунами круга, ни поляны — лес стоял стеной. И только вялые белые лилии, разбросанные повсюду, говорили о том, что это то самое место и галлюцинации его не посещают.

А еще Илья провел две бессонные ночи — ему грезилась Мара, их сплетенные воедино тела, ее прохладная кожа и белый саван-сарафан. Он не мог прогнать от себя видение, не мог заставить себя не думать о ней — едва он смежал веки, как она появлялась перед глазами и терзала его несбыточными желаниями. И только на исходе второй ночи он вспомнил, что леший советовал потереть ранку от ее укуса золой из печки. К тому времени Илья настолько устал от вожделения, что готов был последовать любому, самому несерьезному, совету. Однако совет оказался вполне серьезным — после этого он упал на кровать, уснул, как только голова его коснулась подушки, и проспал почти до обеда.

— Ты что, ничего не слышал? — удивился все еще трезвый Мишка, когда Илья под вечер вернулся в избушку, — тут столько шума было!

— Нет, я же опиловку делал, пила всю дорогу работала.

— Парнишка молоденький, менеджер по продажам, ногу сломал, причем на ровном месте. Если бы ты слышал, как он при этом бредил! Ну чисто — белая горячка. Вероника на машине из магазина возвращалась и увидела, что он лежит без сознания. Я помойку выносил, и она меня позвала. Очень обрадовалась, что я врач. Ну, я в себя его привел, шину наложил, она скорую вызвала. Плохой перелом, лодыжку он сломал. Долго не срастется, и хромота может остаться. Так скорая с мигалками приехала — десяти минут не прошло. Вероника им денег пообещала.

— И как же он бредил?

— Все просил увезти его отсюда, убежать хотел. Я спрашиваю, как ему удалось ногу сломать, а его аж перекосило всего. Змея, говорит, хвостом обвила и об землю ударила. И плачет. Никогда, говорит, больше сюда на выстрел не подойду. Все повторял: «Плохое место, плохое!» И еще сказал под конец: «На скорой помощи уезжаю, нельзя рыть яму другому». Ну натурально помешался. Я тебе как невропатолог говорю: чтобы так довести человека, одного перелома лодыжки мало. На реактивный психоз похоже, только странный какой-то, неестественный.

— А Вероника что?

— А что Вероника? Ничего. Смотрела так недовольно, губки поджимала. Но денег на скорую дала, его в город повезли, она и с больницей договорилась.

Илья присвистнул и пошел ополоснуться под душем — Кольцов еще в прошлом году поставил на улице кабинку. Зимой приходилось ходить в баню. Общественная баня была километрах в пяти от Долины, поэтому они договорились с одним местным дедком, жившим неподалеку. Требовалось самим принести дрова, наносить воды, стопить, а потом посидеть с дедом и побалакать. Зато денег он с них за это не брал и разрешал мыться хоть каждый день. Душ же был собран по последнему слову техники — бочка с подогревом и насос.

Идти в гости к Веронике следовало в приличном виде, она и так считала Илью неотесанным работягой. По такому случаю Илья побрился и аккуратно причесал мокрые волосы, надел светлую рубашку и очистил кроссовки от опилок — новых летних ботинок он не купил, а старые совсем износились.

— Ты что, в город? — спросил Мишка, глядя на эти приготовления. Едва он отходил от запоя, так начинал читать книжки, причем тем же самым запоем — за день успевал прочитать не меньше двух, а то и трех. Вот и сейчас отрывался от чтения только из вежливости.

— Не, так пройдусь.

— Ну давай. Мне, может, в столовой лечь?

— Не надо, спи как человек.

— Смотри. В случае чего, буди, — Мишка зевнул и уткнулся в книгу.

Илья глянул в автомобильное зеркальце, повешенное над умывальником, и остался доволен собой: выглядел он всяко лучше, чем спросонья в трусах.

Солнце клонилось к закату, до белых ночей оставалось меньше двух недель. К вечеру запах черемухи стал особенно душным и пьянящим. И вот в такой чудесный прохладный вечер, вместо того чтобы пойти погулять по поселку и, может, познакомиться с какой-нибудь веселой девчонкой, он идет туда, где ему не светит ничего кроме безобразного скандала?

Весь остаток дня, пока Илья работал на срубе, он подбирал правильные слова, с которых начнет разговор. И мучительно размышлял, как сможет заставить ее слушать, и что скажет, чтобы убедить ее в своей правоте. А теперь все придумки показались полной ерундой. Оставалось положиться на авось и надеяться на то, что правильные слова найдутся сами собой.

К его удивлению, калитка у задних ворот была не закрыта. Интересно, собак уже выпустили из вольера на ночь? Встреча с ними в планы Ильи не входила, но, судя по тому, что на участке стояла тишина, собаки его не услышали.

Он прошел по подъездной дорожке к дому и открыл незапертую дверь. Надо же! Приходи кто хочешь — бери что хочешь! Если в доме живут две женщины, это очень неосторожно. И собаки не помогут, молодые еще.

Илья подошел к дверям в гостиную и вежливо постучал, не вполне уверенный в том, что в гостиной кто-то есть. Ему никто не ответил, и он приоткрыл дверь. И тут же увидел, что Вероника сидит в кресле перед телевизором и не слышит ни стука, ни его шагов. Он стукнул в приоткрытую дверь еще раз и громче, но она не оглянулась. Если бы он был вором, то спокойно прошел бы по лестнице наверх незамеченным. Чтобы привлечь ее внимание, пришлось кашлянуть: только тогда она в испуге оглянулась и вскочила на ноги.

— Что вы здесь делаете, как вы сюда вошли?

— Здравствуйте, — вежливо кивнул Илья.

Она щелкнула кнопкой на пульте, и телевизор замолчал.

— Как вы сюда попали? — повторила она, игнорируя приветствие и выходя на середину комнаты.

— Просто зашел, — Илья пожал плечами. Наверное, надо было позвонить в звонок у калитки, а то неловко получилось.

— Как это вы просто зашли? Я же выпустила собак!

— Собак я не встретил, к счастью, — тихо ответил Илья.

Ее лицо менялось на глазах: губы сжались, а глаза закаменели.

— Да как вы посмели сюда явиться? После того, что вы сегодня сделали? Как вам в голову пришло сунуться не в свое дело? Вы сорвали нам продажу участка!

— Погодите, я вам все объясню… — попробовал вклиниться в ее шумный монолог Илья.

— Ваше дело — рубить дома и не лезть в то, что вас не касается! И не думайте, это так просто не сойдет вам с рук!

— Я же и пришел, чтобы все объяснить…

— Мне не нужны никакие объяснения! Убирайтесь вон!

— Послушайте, я должен вам объяснить. Это и вправду нехорошее место, разве вы не чувствуете? Здесь людям грозит смертельная опасность… — попытался перекричать ее Илья.

— Вы городите чушь! — оборвала его Вероника. — И я не желаю слушать этот бред. Если вы больной — лечитесь.

— Это не чушь…

— Я сказала: вон отсюда! Вас никто сюда не звал!

Ничего не оставалось, как убраться прочь.

Едва дверь за плотником захлопнулась, Ника, продолжая негодовать, поднялась в спальню. Мало было раздавленного кота, так еще этот наглый плотник суется со своими дурацкими советами! Она тоже хороша! Вместо того, чтобы молча выставить его вон, начала вести с ним какие-то разговоры. Да после того, что он устроил той ночью под ее окном, не стоило даже смотреть в его сторону!

А у него очень привлекательное лицо… Наверняка он никогда не знал отказа у женского пола и привык к легкой добыче. Только Ника не оценивала мужчин по их внешности: ее больше интересовали деловая хватка и умение обеспечить семье комфорт и безбедное существование. И Алексей как никто другой соответствовал ее представлениям о настоящем мужчине. Не говоря уже о том, что он был на полголовы выше этого жалкого плотника.

Ну вот, она дошла до того, что начинает сравнивать его с Алексеем!

А зачем он, интересно, приходил? Неужели только за тем, чтобы рассказать ей о том, что это нехорошее место? Как-то это… не по-мужски. Когда об этом твердят Люська или Надежда Васильевна, их можно понять. Суеверия — женская область, а мужчины, если и верят во что-то такое, держат свои сомнения при себе. Этот же на полном серьезе пытался ее напугать. А может… Может, за этим не стоит никакой мистики? Может, кто-то нарочно распускает о Долине слухи, чтобы помешать Алексею продать участки и провалить проект? Тогда балка упала неслучайно. И плотник неслучайно пытается ее напугать, ему бесспорно кто-то заплатил за это. И его разговоры с покупателями замечательно объясняются такой версией. Прикинулся суеверным придурком, вроде и обвинить его не в чем. Наверняка это он сломал мальчишке ногу и напугал его до полусмерти. Надо рассказать об этом Алексею.

А ее кошмары — это всего лишь нервное расстройство. И кто-то дорого заплатит за стрессы, которые ей пришлось пережить!

После разговора с Алексеем ей стало значительно легче и спокойней. Он займется этим сам, выяснит все об этом плотнике и постарается убрать его отсюда, если не сможет доказать его причастность к происходящему.

Ника приняла душ, вышла из ванной и села перед зеркалом, чтобы привести в порядок лицо. Она выдавила из флакона немного крема и поднесла пальцы к лицу, как вдруг ее рука замерла на полпути: в зеркале за ее спиной стоял недавний ночной кошмар — чудовище с огромной кабаньей головой.

Нет, это не может быть сном! Она еще не ложилась спать!

Ника вскочила со стула и оглянулась. Разумеется, сзади никого не было. Она снова посмотрела в зеркало — и оттуда чудовище тоже исчезло.

До чего же расшатаны нервы! Вот уже и наяву ей мерещатся всякие пакости. Она закончила наносить маску, и, собираясь лечь в постель, погасила в комнате свет.

Под одеялом было тепло и уютно, Ника прочитала полстраницы и поняла, что ее невыносимо клонит в сон. Может быть, сегодня ей не будут сниться кошмары? Она погасила бра, подложила ладонь под щеку и блаженно зажмурилась. Надо каждый день проветривать спальню на ночь.

Она проснулась среди ночи от того, что кто-то присел на ее постель.

Ника в ужасе вскочила и потянулась к выключателю. Неужели опять? Снится ей это, или кошмар снова посетил ее наяву? Бра ярко вспыхнуло, вопреки ее опасениям. На ее кровати сидел наглый плотник и прижимал указательный палец к губам. Как и вечером, он был прилично одет, побрит и причесан.

— Что вы здесь делаете? — почему-то шепотом спросила она.

Он покачал головой и ничего не сказал, и Ника, вместо того чтобы немедленно выставить его вон, почему-то промолчала тоже. Может быть, обрадовалась, что вместо чудовища к ней явился обычный человек?

Плотник между тем нежно провел рукой по ее щеке, как будто пробуя ее на ощупь. Его сухие губы беззвучно что-то прошептали, и ей вдруг необыкновенно захотелось, чтобы он ее поцеловал.

Он будто прочел ее мысли, подложил ладонь ей под затылок и притянул к себе. Ее грудь прижалась к его рубашке, и Ника задохнулась. У него были сильные руки, он с легкостью удерживал ее на весу, обнимая ее губы своими. И поцелуй его был сильным, страстным и смелым. Он нисколько не сомневался в себе, в своей неотразимости, но Нику это не обидело, а, наоборот, еще больше разгорячило. Ей хотелось крепких объятий, ей хотелось видеть, как мышцы вздуваются у него на плечах, и она просунула руку к его животу, вытаскивая рубашку из-под брюк.

Плотник опустился вместе с ней на подушку, но губ ее из своих не выпустил, ласкал и мял ее тело жесткими мозолистыми пальцами.

У него было красивое, мускулистое тело. Ника провела пальцем от шеи до глубокой ямочки на груди, рассматривая его торс, но он не дал ей долго любоваться собой, сгреб в объятия и прижал к себе так тесно, что из легких вышел весь воздух. Страсть его показалась ей сдержанной, как будто он прикладывал усилия к тому, чтобы не дать себе воли, потому что тогда он либо сомнет ее кости в объятьях, либо разорвет на куски. Его внутренняя дрожь передалась ей, и она поняла, что не имеет ничего против того, чтобы быть разорванной на куски.

Ника с силой дернула его брючный ремень, обхватила руками его спину и прижалась к нему грудью, выгибаясь вперед.

Его немигающий взгляд отсвечивал безумием и безрассудством, и Ника поняла, что тонет в этих сумасшедших глазах и хочет в них раствориться. Лицо его окаменело, на нем остро обозначились скулы, и страх пронзил Нику — она почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает. Но, как ни странно, это не погасило ее страсти.

— Ну же… — прошептала она и в эту секунду поняла, что смотрит в пустые глазницы голого черепа, и оскаленные зубы тянутся к ее губам, и руки ее лежат на острых костях позвоночника, покрытого ошметками тлеющей плоти. И эта же осклизлая тлеющая плоть чмокает, прикасаясь к ее белой груди.

Она хотела закричать, но оскаленные зубы обхватили ее рот в чудовищном поцелуе, скользкие кости пальцев стиснули ее плечи, Ника дернулась… и проснулась.

В комнате было темно и свежо. Она села на постели и вдруг почувствовала безотчетный страх. Руки задрожали, по спине пробежали мурашки, и онемели ноги. Что могло ее испугать? Ника понимала: надо всего лишь включить свет, и морок рассеется, пропадет, все встанет на свои места.

В тишине протяжный скрип двери прозвучал оглушительно, Ника похолодела и перестала дышать. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто толкал ее вперед, не имел для этого достаточно сил. Ника смотрела на нее не отрываясь, широко раскрыв глаза, и чувствовала, как внутри нее образуется пустота и опускается в низ живота.

В приоткрытой щели появился мутный зеленый огонек, проплыл внутрь и замер, мягко покачиваясь на уровне ее лица. Он принес с собой сырость и запах болота, затопил им спальню, и Ника почувствовала, что вдыхает прелый тяжелый воздух, который душит ее и оседает на легких зловонным илом.

И за ним Ника не столько увидела, сколько угадала размытую серую тень, поднявшуюся над ней, словно занесенный для удара топор палача. Руки вспотели, и лоб покрылся холодной испариной. Свистящий зловещий шепот, от которого язык приклеился к нёбу и оборвалось дыхание, раздался над головой:

— Я дам тебе совет, и ты последуешь этому совету, если имеешь голову на плечах.

— Да… — прошептала Ника, не смея не ответить властному призраку.

— Открой книгу и возьми карандаш, — приказал призрак.

Руки сами собой потянулись к тумбочке, где лежала книга японцев, — Ника всегда читала с карандашом в руках.

— Пиши, чтобы не забыть моего совета к завтрашнему утру. Пиши: я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки…

Она на ощупь нацарапала на полях продиктованную фразу дрожащей рукой и вдруг испытала невыразимое облегчение и благодарность, как будто только что получила из рук призрака откровение, позволяющее жить дальше.

— Спи, — прошипело привидение, и Ника, отложив книгу, покорно опустила голову на подушку и накрылась одеялом.

Страх заставил ее закрыть глаза, и она не видела, как мутный огонек выплыл из комнаты. И едва дверь за ним закрылась, сон пришел на смену ужасу, точно так же хватая ее за горло и парализуя волю.

Утро было солнечным, ярким и радостным. Завтра приедет Алексей, и все проблемы разрешатся как-нибудь без нее.

Она умылась и направилась в кухню, еще с лестницы услышав, как Надежда Васильевна напевает что-то себе под нос, а в гостиную уже проник запах жареных блинчиков.

— Надежда Васильевна, — вежливо кивнула Ника домработнице, — я же просила вас закрывать двери в кухню. Теперь весь дом провонял горелым маслом.

— Ну что ты, Верочка! Разве же оно горелое? У меня никогда ничего не подгорает, это только плохие хозяйки делают десять дел одновременно и за сковородкой не следят.

Ника поджала губы.

— Я лишь прошу закрывать двери, чтобы в доме не было запаха еды, по-моему, ничего сложного в этом нет.

— Хорошо-хорошо, — беззлобно кивнула Надежда Васильевна.

— Сделайте мне, пожалуйста, кофе и принесите в кабинет, я буду работать.

— А блинчики? Такие горяченькие, с пылу, с жару, со сметанкой?

— Надежда Васильевна, вы же знаете, я не ем жирного и мучного.

— Ну иногда-то можно? — домработница посмотрела на Нику расстроенно. — Хотя бы парочку?

— Ладно, принесите мне в кабинет вместе с кофе, но только один блинчик, и не со сметаной, а с конфитюром.

Ника с удовольствием проработала до двух часов дня, пообедала и почувствовала, что ее мучительно клонит в сон. Уж днем-то никакой кошмар ей не приснится!

Ника прилегла на кровать не раздеваясь, накрылась пледом и открыла книгу — перед тем как заснуть, она не могла не прочитать хотя бы абзац. Неожиданно рассказ увлек ее, хотя обычно японцы вызывали у нее недоумение и скуку, она читала их только потому, что это было модно. Страница летела за страницей, а она никак не могла оторваться от чтения, даже сон пропал. Интересно, кто из авторов так хорошо пишет? Японские имена вылетали у нее из головы сразу после прочтения, но на этот раз она решила заглянуть в конец книги, где про каждого из них была написана небольшая статья. Ника пролистала последние страницы и неожиданно наткнулась на корявую надпись, сделанную карандашом: «Я никогда не причиню зла хозяину избушки».

Она отбросила книгу, как будто в руках у нее оказалась ядовитая змея. И днем, и днем кошмар не оставляет ее в покое! Ну не может же быть, чтобы привидение с зеленым фонариком приходило к ней на самом деле! Или она начала страдать лунатизмом и написала это во сне? Во сне ей казалось, что в этой надписи есть какой-то глубокий смысл, но на самом-то деле никакого смысла в этом не было и быть не могло! Чушь какая-то. Какой избушки? Какой хозяин? Если речь идет об отвратительном домишке, в котором ночует плотник, так его хозяин умер, ей это известно, и никакого зла она причинить ему не сможет, даже если захочет. Или…

Ника на секунду представила, что привидение и было духом того самого хозяина избушки… Ей стало не по себе, но она немедленно выбросила из головы дурацкие фантазии. Не хватало еще поверить в ходячих покойников. А старик, к которому они ездили вместе с Алексеем незадолго до его смерти, и вправду показался ей странным и мерзким. Он был стар настолько, что походил на высохшую мумию, а респектабельный вид и дорогая одежда только усиливали это впечатление. И вообще, ощущения после той поездки у нее остались самые неприятные. Мало того, что старик отказал им, — он сделал это в грубой и оскорбительной форме, дал понять, что Алексей для него мелкая сошка, с которой не стоит даже разговаривать. Хорошо, его наследники оказались более сговорчивыми и не строили из себя миллиардеров.

Надо немедленно снести эту проклятую избушку. И плотник, может быть, уберется восвояси. Желание немедленно действовать заставило ее взять мобильный и позвонить Алексею, хотя обычно она старалась не тревожить его в рабочее время по пустякам. Но в ту минуту снос избушки вовсе не показался ей пустяком.

— Алло, Алеша? Привет. Я, наверное, не вовремя…

— Нет, отчего же. Я только что пообедал, пью кофе и с удовольствием поговорю с обожаемой супругой, — благодушно ответил муж.

— Слушай, я хотела спросить, как у тебя обстоят дела с покупкой этого домика?

— Какого домика?

— Который портит вид Долины.

— А… — протянул Алексей. — Пока никак, если честно. Старикан, оказывается, продал его перед смертью, и сейчас мы ищем нового хозяина. Какой-то Максимов из Лодейного Поля. Но ты не беспокойся, мы его почти нашли, так что не сегодня-завтра наши менеджеры с ним встретятся, и мы выкупим этот участок.

Ника не смогла сдержать разочарования:

— Жаль. Видеть не могу это уродство.

— Ничего, потерпи еще немного. Скоро мы его оттуда уберем.

— Да уж придется потерпеть, — процедила Ника сквозь зубы.

Ну вот, и здесь ее поджидало разочарование. Всё против нее!

— Не расстраивайся, скоро все будет хорошо, — равнодушно утешил ее муж.

— Илюха, ты что, чокнутый? — Кольцов сел на лавку в столовой и грустно посмотрел на Илью, который невозмутимо жевал яичницу.

— Наверное, — пожал плечами Илья.

— Может, ты мне объяснишь, зачем ты это сделал?

— Ничего я объяснять не буду, ты все равно не поймешь. А что, нас уже выгнали отсюда?

— Пока нет. Под мое честное слово, что этого больше никогда не повторится. Ну, и я обещал им всяческие тебе взыскания там, штрафы и прочее.

— Значит, выгонят, — Илья хлюпнул носом — яичница была горячая.

— Слушай, ты, конечно, ненормальный, но этот продюсер мне уже позвонил и зимой хочет начать строиться. Участка у него еще нет, но он просил телефончик архитектора. Так что делай что хочешь, конечно. Но до зимы я ничего не найду.

— Ну и не надо. Я два года без отпуска работал, отдохну.

— Ага, а кто моих детей кормить будет? — хохотнул Кольцов.

— Ничего, как-нибудь с голоду не помрете.

Из спальни выполз Мишка, шаркая ногами и спросонья не очень понимая, что происходит.

— Во! Уже на срубе пора сидеть, а ты только глаза продрал! — недобро усмехнулся Кольцов. — Или ты опять пьешь?

— Я как стекло, — пробормотал Мишка и поковырял ложкой яичницу на плите.

— Смотри, — Кольцов покачал головой и повернулся к Илье: — Слушай, а что, это и вправду место нехорошее? Я слышал, менеджер по продажам вчера ногу сломал. Да и балка тогда упала стремно…

— А чего это ты, Илюха, такое отколол, что нас отсюда выгоняют? — сунулся Мишка, усаживаясь за стол со сковородкой.

— Он вчера покупателям ляпнул, что это место нехорошее и участок покупать не стоит, — объяснил ему Кольцов.

— Что, правда, что ли? — Мишка прыснул. — Ну ты даешь! Вообще-то правильно сказал. Я давно заметил, что здесь что-то не так.

— Ты-то, болезный, помалкивай, — расхохотался Кольцов. — Тебе и в хорошем месте что угодно приглючится!

— Да ладно, про Печника тоже все ржали, — Мишка вовсе не обиделся, — а сами ему жратву на столе оставляете. Я-то по пьянке, а вы на трезвую голову. И кто из нас сумасшедший? Вот и менеджер тоже говорил, что это плохое место. Я так думаю, напугал его тут кто-то. Или что-то.

— Между прочим, — серьезно добавил Кольцов, — хозяева очень серьезно подозревают, что ему Илюха ногу сломал и напугал так, что он теперь несет всякую хрень. Они в милицию хотели заявить, чтобы она разбиралась, но врачи им сказали, что нога сломана при падении с высоты, милиция не станет этим заниматься.

— Слушай, и откуда ты все знаешь? — удивился Мишка.

— От верблюда. Работа такая.

— Да у него в бухгалтерии этого «Сфинкса» прикормленная шоколадками деваха работает, — объяснил Илья Мишке, — очень девки любят с Кольцовым по душам поговорить. Он их располагает к откровенности.

— Да ладно, — усмехнулся Кольцов, — а сам-то?

— У меня другая специализация, — Илья пожал плечами, — мне с ними разговаривать некогда.

— Кстати, знаете, что еще она мне рассказала? Избушку-то нашу продали кому-то! Там целая детективная история. Хозяин ее был дед восьмидесяти шести лет. Перед смертью он, чтобы наследники налоги не платили, ну и чтоб не затягивать это дело, все имущество на детей перевел, у него сын и дочка, и взрослых внуков-правнуков полна коробочка. Но условие поставил, чтоб до его смерти они его имуществом не распоряжались. На нем там много чего было записано — и квартиры, и дача, и у сына в бизнесе какая-то часть. Семья очень богатая, побогаче наших хозяев будет. Ну, и сын его обещал Залесскому, что после смерти отца избушку ему продаст, не нужна она ему. И денег много не просил. Так вот, на прошлой неделе старик умер.

— Как умер? — Илья открыл рот.

— А вот так. Ну, старый он уже был. Восемьдесят шесть, шутка ли! Стали выяснять про избушку, и оказалось, что ее-то как раз старик на детей не перевел, а перед самой смертью продал кому-то. И они теперь ищут нового хозяина, а найти не могут. По прописке он не живет, его родители точно не знают, где он сейчас. Я думаю, они по мобильнику его найдут, если у него есть, конечно, мобильник.

— Есть, — криво усмехнулся Илья.

— В смысле? — не понял Кольцов. — А ты откуда знаешь?

— Так старик мне избушку продал, — усмешка расползлась еще шире, превращаясь в довольную улыбку.

— Да ты чего! — Мишка подскочил. — Так это ты теперь тут законный хозяин?

— Ну, — Илья пожал плечами, — не хуже Залесского.

Кольцов покачал головой:

— Ты даешь! Обошел хозяев на повороте! И за сколько он тебе ее продал?

— За пять зеленых штук. Только не надо никому об этом говорить. Захочу — сам скажу.

— Слушай, да ты подняться можешь! — обрадовался Кольцов. — Они наверняка больше предложат. Только не очень зарывайся, у них кроме денег и другие способы есть.

— Даже не думай, я избушку не продам, — покачал головой Илья. — Зачем? Денег я и так заработаю. Зачем мне комнаты снимать? Хоть маленькое, а свое.

— В общем-то, правильно, — согласился Кольцов. — Поселок большой, заказов мы и тут набрать можем. Говорят, тот берег начинают продавать, где раньше пионерские лагеря были, с выходом на реку. Бешеных денег участки будут стоить.

— Вот и я о том же. Избушку отремонтирую. Если нас отсюда выгонят, как раз время будет. Так что пусть гонят, кому они хуже сделают?

— Смотри, Илюха, — нахмурился вдруг Кольцов. — По закону, конечно, у тебя железная позиция. Но кто ж сказал, что они будут все делать по закону? Сколько здесь уже домов пожгли, чтобы участки выкупить? И эти так же могут.

— Посмотрим, — вздохнул Илья. — Может, и обойдется. Зачем им это место? Что им эта избушка далась? Там еще соток десять есть, хватит и для охраны, и для хозпостроек. А из избушки я красавицу сделаю, чтоб уж точно никто не придрался. И потом, не купит у них никто участков. Серьезно говорю, нельзя здесь жить.

— Были б мы в Америке, я бы решил, что тут было старинное индейское кладбище, — романтически глядя в потолок, произнес Мишка.

— Ты слишком много всякой ерунды читаешь, — засмеялся Илья. — А что, старинного русского кладбища здесь быть не может?

— Ну, русское кладбище тоже может быть, но это уже не так интересно. То ли дело — древние индейские боги, охраняющие эту территорию от посягательств бледнолицых. Идолы там всякие…

— А я вот читал недавно, — сказал Кольцов, — что существуют так называемые места силы. Раньше на них строили языческие капища, а потом — церкви. Все старые церкви построены на местах языческих капищ. Здесь, кстати, тоже монастырь хотели построить, только что-то у них не пошло. Сто лет назад это было, еще до революции.

— Нет, ну откуда ты все знаешь? — удивился Мишка.

— Да это мне дед рассказал, к которому вы мыться ходите. Тоже, кстати, считает, что не стоит тут жилье строить.

— Интересно, почему он нам этого не говорил? — хмыкнул Илья.

— Вы спрашивать не умеете, — Кольцов гордо посмотрел на них сверху вниз.

— Слушай, а если это нехорошее место, то как же мы тут живем? — вдруг сообразил Мишка.

— Мы — другое дело, — улыбнулся Илья. — Ты — пьянь синяя, мухи не обидишь. А я… А мне старик поэтому избушку и продал, что я тут жить могу. А еще мы Печника кормим. Кто-то же должен его кормить?

Кольцов как в воду глядел: не прошло и трех часов со времени их разговора, как на мобильный Илье позвонили:

— Алло? Вы Илья Анатольевич Максимов?

— Да, — нехотя согласился Илья.

— Представитель фирмы «Сфинкс» вас беспокоит. Мы хотели бы с вами встретиться и поговорить, вы не возражаете?

— А по какому поводу?

— Вы купили у господина Ропшина участок, я не ошибся?

— Нет, не ошиблись, — Илья поморщился.

— Наша фирма хотела бы выкупить его у вас. Мы готовы предложить хорошую цену.

— Я не собираюсь его продавать даже за очень хорошую цену.

— Может быть, мы все же встретимся и поговорим?

— Нет, это ни к чему. Я все сказал, не надо мне больше звонить.

— Но вы даже не знаете…

— До свидания, — Илья нажал на отбой.

Однако через минуту телефон зазвонил снова. Илья взглянул на номер и отклонил звонок. Порылся в настройках телефона и на всякий случай заблокировал номер на будущее. Однако вскоре телефон зазвонил опять. Только теперь это была Лариса.

— Привет, — ласково ответил он.

Обычно Лара разговаривала с ним недовольно, но на этот раз она была слишком взволнована, чтобы помнить об этом:

— Привет, у меня очень серьезные неприятности, Илья.

— Я могу чем-то помочь?

— Да. Мне нужны деньги на билет. У мамы инсульт, я должна лететь к ней как можно скорей.

— Конечно, сколько надо?

— Это очень дорого, Илья… Ты же понимаешь…

— Сколько?

— Если только туда — то не меньше десяти тысяч, — это она почти прошептала. Да, для учительницы — огромная сумма.

— Ты знаешь, когда полетишь обратно?

— Обратно я поеду поездом, это дешевле.

— Да ты с ума сошла, четверо суток? Ты мне позвонишь, и я тебе вышлю. Сейчас двадцати тысяч у меня нет, а десять я найду. А что с Сережкой?

— Я не могу его с собой взять, ему не нужно такого… у мамы парализовало правую сторону, но врачи говорят, что она восстановится, только не сразу. Я не знаю, я не представляю себе, что будет! Я же все время буду в больнице. А еще… это очень дорого — брать его с собой. Может быть, ты отвезешь его к своим родителям?

— Конечно. Ты не беспокойся. А как же школа?

Нехорошо было обманывать Лару, но Илья сразу же подумал, что заберет Сережку к себе. В Лодейном Поле, конечно, хорошо, но все же это город.

— Да осталась всего неделя, я договорюсь. Мне уехать гораздо сложней.

— Когда ты собираешься лететь?

— Если это возможно, то завтра. Но билет надо взять сегодня. Конечно, можно заказать и выкупить в аэропорту, но я боюсь — вдруг они что-нибудь перепутают?

— Хорошо, я сейчас приеду, — Илья вздохнул.

— Илья… — она помолчала, как будто собиралась с духом, — спасибо.

— Не за что, — хмыкнул он.

Разумеется, Лара узнает, что Сережка не поехал в Лодейное Поле. Но сделать она все равно ничего не сможет. Некрасиво это, но ей придется пережить.

Из города он вернулся поздно вечером и притащил рюкзак новых книжек и дисков с фильмами, чем несказанно обрадовал Мишку.

— Мы завтра утром едем тебя подшивать, — сообщил ему Илья.

— Да? А не рано? — Мишка скуксился.

— Нет, в самый раз. Я все узнал, нужно семь дней не пить.

— А чего так вдруг?

— Я завтра Сережку привезу. Похоже, на все лето.

— Да ты чё? Здорово! — Мишка, когда бывал трезвым, Сережку любил.

— Здорово будет, если ты не будешь пить при этом. И только попробуй нажраться до завтрашнего утра!

— Не, Илюха, я все… Я же понимаю…

— Да ничего ты не понимаешь, — Илья махнул рукой. — Сдохнешь ты когда-нибудь. Либо перепьешь, либо под забором замерзнешь.

— Все мы когда-нибудь сдохнем, — философски заметил Мишка.

— Ага. Только кто-то раньше, а кто-то позже.

Илья распихал книжки по полкам, в два ряда идущим по всему периметру спальни, и подумал, что пора делать третий ряд. Но тогда, поднимаясь с кровати, придется беречь голову — потолки в избушке были низкие.

— А я тебе четыре бревна окорил, — похвастался Мишка.

— Маловато будет, — хмыкнул Илья, — слабоват ты стал, болезный.

— Вот подошьюсь и наберусь здоровья. Может, бегать по утрам начать?

— Ага, — кивнул Илья с сомнением.

— А еще я картошки начистил, только пожарить осталось.

Нет, Мишка определенно напьется до завтрашнего утра. Такое рвение он испытывает лишь перед новым запоем, потому что мучается сомнениями и чувством вины. Запереть его, что ли? Это Илья уже пробовал, но Мишка хитер и смел, когда хочет выпить. Ему удавалось вылезти в окно размером пятьдесят на пятьдесят, несмотря на то что для этого нужно было перебраться через спящего Илью, да так, чтобы тот не проснулся. При этом в окно он выбирался головой вперед, а окошко высоко поднималось над землей. Илья бы дорого заплатил за то, чтобы увидеть, как он это делает.

— А что, твоя Лариска ребенка к тебе вот так запросто отпустила? — Мишка начал безжалостно кромсать картошку ножом — видимо, хотел нарезать.

— У моей бывшей тещи инсульт, Лара едет к ней в Иркутск. Сережку мне оставляет.

— Да ты чё! Не повезло, конечно. И почему она раньше ее сюда не забрала?

— Ее мама не хотела, ей там хорошо. Теперь, наверное, придется забрать…

Илья жалел Ларису гораздо больше, чем тещу, которую видел всего два раза в жизни: в первый раз она приезжала на свадьбу, а однажды они с Ларой ездили к ней, еще когда были студентами. Прошло уже лет пятнадцать.

Как случилось, что она больше не его жена? Когда они перестали подходить друг другу? Илья любил ее отчаянно, остро, она столько лет составляла его счастье и, может быть, смысл жизни. Когда родился Сережка, все давно кончилось, но они прожили еще четыре мучительных года рядом, пока не поняли, что кому-то из них надо уходить. И теперь Сережка составлял его счастье и смысл жизни. А Лара… Илья не мог вспоминать ее безболезненно. Иногда она снилась ему такой, какой он ее любил, и тогда ему казалось, что все еще возможно вернуть и устроить. Надо только принять ее такой, какая она есть, примириться с тем, что она от него требует. Но, встречаясь с ней, отчетливо понимал, что это иллюзии. Он никогда не сможет быть таким, каким она хочет его видеть. И она никогда не согласится с этим.

— Чего задумался? — Мишка вывалил картошку на шипевшую сковороду.

— Да так, — Илья пожал плечами.

— А ты колбаски не привез?

— Привез, — мрачно ответил Илья.

— Надо бы покрошить…

— Я сам. И лук тоже я сам, ты не умеешь.

— Да ладно, — засмеялся Мишка, — не доверяешь — и не надо.

Илья усмехнулся: нет, ну как он работал врачом? Не хирург, конечно, но и невропатологи что-то руками должны уметь.

— Слушай, а ты менеджеру этому вчера первую помощь оказывал? — спросил Илья.

— Ну да, конечно. Шину наложил, укол сделал — у Вероники же аптечка в машине была.

— Но как? — расхохотался Илья. — Как?

— Да ну тебя… Это я по хозяйству не умею, а как врач я был о-го-го. Если бы мама не умерла, я бы сейчас уже завотделением был… У меня, знаешь, что-то вроде праздника непослушания произошло.

— А сюда зачем приехал? В Гомеле-то, небось, у тебя квартира есть?

— Пропил я квартиру в Гомеле. Поэтому сюда и приехал — здесь попроще устроиться. Там я на улице жил и по помойкам жратву собирал, а здесь вроде как при деле. Вот подошьюсь завтра — может, совсем человеком стану. Может, меня и в больницу сюда возьмут, диплом-то у меня никуда не делся, а врачи тут нужны, тем более специалисты.

— Ага, ты сначала паспорт получи и гражданство. Без паспорта только Кольцов на работу принимает.

— Вот вечно ты мои мечты опускаешь ниже плинтуса! — весело сказал Мишка.

По всем медицинским канонам Мишка должен был пребывать во мраке депрессии, а он смеется и радуется чему-то… Нет, не иначе собрался сегодня напиться.

— Давай, что ли, кино посмотрим, — предложил Илья, — вон я сколько привез, в электричке продавали.

— Пока картошка жарится разве что… А то у меня книжка тут интересная.

Мишка сам выбрал, что смотреть, и сунул диск в DVD-плеер. Разумеется, на новинки он не польстился, завел «Кавказскую пленницу». Что ж, Илья знал, какие диски для него выбирать, — Мишке не надоедало по двадцать раз смотреть одно и то же.

Илья очистил луковицу и, утирая слезы, резал ее тонкими полуколечками, когда дверь без стука распахнулась и в столовую влетела Вероника — как всегда рассерженная и раздраженная.

— Я не знаю, как и зачем вы это делаете, — начала она, не закрывая за собой дверей и перекрикивая телевизор, — но извольте сейчас же пойти и устранить это безобразие!

— Здрасссте, — робко кивнул Мишка.

— Вы присядьте, — невозмутимо предложил Илья, смахивая слезу.

— Я не собираюсь тут рассиживаться! Немедленно идите и перекройте воду, пока мой дом не смыло окончательно!

Мишка на всякий случай убавил звук.

— А у вас что, кран потек? — Илья вежливо наклонил голову.

— Я не знаю, что там потекло, но весь цокольный этаж уже залит!

— И вы почему-то решили, что это сделал я? — усмехнулся Илья.

— А кто? Кто вчера с пеной у рта доказывал мне, что здесь жить нельзя? Кому, кроме вас, это надо? Я не верю, что в доме может случаться столько неприятностей просто так, без злого умысла, за такой короткий срок!

Нет, ну какова? «Немедленно идите», «сейчас же извольте»! Нет чтобы прийти и попросить по-человечески — да они с Мишкой уже бежали бы спасать ее подвал. Ну, цокольный этаж. Но Вероника же гордая, как она может о чем-то попросить?

— Миш, мы полезем в воду на ночь глядя, если на нас будут так орать?

Мишка покачал головой.

— Если вы сейчас же не пойдете, я вызову милицию, и пусть они разбираются, как и зачем вы это делаете!

Илья хлюпнул носом:

— Вам не милицию, а водопроводчиков надо вызывать, если я сейчас же туда не пойду.

— Я сама знаю, что мне делать, без ваших дурацких советов! У меня заливает дом, вы понимаете? И водопроводчиков я уже вызвала, они обещали быть через три часа!

— Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности? — хмыкнул Илья. — Пока еще никто не доказал, что я имею к этому хоть какое-то касательство. А вы уже решили, что можете на меня орать и чего-то от меня требовать. Вы мне даже денег не предложили, чтобы кричать о том, что мне платите.

— А мне и без доказательств все ясно! Я знаю, что это вы, и можно сколько угодно от этого открещиваться, но меня вы не переубедите!

Илья поднялся и сделал вид, что разозлен, хотя ничего, кроме смеха, эта ситуация пока у него не вызывала:

— И что вы будете делать, если я сейчас выставлю вас за дверь?

Вероника опешила:

— Как это?

— А вот так, — Илья сделал движение ей навстречу.

— По какому праву, позвольте узнать?

Илье стало ее жаль. Ну зачем она кричит и пытается его в чем-то обвинить, когда надо всего лишь попросить?

— Вы пришли в мой дом, а не я в ваш. Вы, помнится, вчера так и поступили, если мне не изменяет память?

— Здесь ничего вашего нет и быть не может! И ваша избушка принадлежит моему мужу точно так же, как все остальные участки! Кстати, вам давно пора было собрать вещи и поискать другое место для бытовки, потому что мы планируем снести ее в самые ближайшие дни.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — Илья качнул головой. — Эта избушка вашему мужу не принадлежит. Или вы об этом не знали?

— Не принадлежит — значит, будет принадлежать, — нисколько не смутилась Вероника. — В любом случае, это вас не касается!

— Она никогда не будет принадлежать вашему мужу.

— Вы так самоуверенно об этом заявляете, как будто можете что-то в этом понимать!

— Если бы вы меня не перебивали, я бы договорил. Избушка никогда не будет принадлежать вашему мужу, потому что я никогда ее не продам.

Илья знал, этого говорить не следовало, но удержаться не смог. Вероника на минуту замолчала, переваривая полученную информацию и подбирая новые веские аргументы, но Илья не стал ее мучить и воспользовался паузой:

— Я надеюсь, документы вам показывать не нужно? Поверите мне на слово? Приятно познакомиться, меня зовут Илья Анатольевич Максимов. Вы даже именем моим до сих пор не поинтересовались. Пойдемте, посмотрим ваш водопровод, иначе и вправду смоет дом к чертовой матери.

— Интересно, почему это я должна интересоваться вашим именем? — проворчала Вероника себе под нос, но к двери повернула и даже пошла впереди.

— Из вежливости, — усмехнулся Илья ей в спину. — Мишка, ты идешь?

— Картошку надо снять, сгорит же, жалко.

История с прорывом трубы лишь убедила Нику в том, что за происходящими в ее доме несчастьями стоит чей-то злой умысел. Совпадений не бывает.

Когда в кабинет постучалась Надежда Васильевна, Ника собиралась заканчивать работу. Было около девяти вечера, но солнце только начинало клониться к закату — дни становились все длинней.

— Верочка, я не хотела тебе мешать, — робко начала домработница, — но там в подвале, по-моему, что-то не так…

— Не в подвале, а в цоколе. У нас нет подвала, — машинально поправила Ника. — И что там может быть не так?

— Мне кажется, там вода течет.

— Там не может течь вода, — шумно вдохнула Ника.

— Ты посмотрела бы сама, что я в этом понимаю… — Надежда Васильевна втянула голову в плечи.

Раздосадованной Нике ничего больше не оставалось, как спуститься в кухню, где находился выход на цокольный этаж.

Но как только она открыла тяжелую деревянную дверь, к ее ногам выплеснулось столько воды, что намочило их по щиколотку. В глубине цоколя шумела вода, с такой силой, будто кто-то открыл кран на полную катушку. Но никаких кранов там не было.

— Что ж вы раньше-то молчали? — налетела она на домработницу. — Вы видите, тут уже настоящий потоп!

Надежда Васильевна ничего не ответила в свое оправдание и предложила немедленно собрать воду тряпкой.

— Какой тряпкой? Ее надо насосом откачивать!

Интересно, как действуют в такой ситуации? Наверное, надо вызывать водопроводчиков. Ника поискала номера телефонов, которые на такой случай оставил ей Алексей, но водопроводчики ответили, что при всем желании смогут приехать не раньше, чем часа через три — им надо вызывать аварийную бригаду, ведь рабочий день закончился. Да и ехать до Долины из города не близко.

— Но за три часа здесь затопит весь дом! — в ужасе крикнула Ника. — Вода льется как из брандспойта!

— Девушка, милая, мы ничего не можем сделать! Где мы — а где вы! Попробуйте вызвать местную аварийку; может быть, они смогут приехать раньше. А лучше всего — воду перекройте. Вы знаете, где у вас вентиль находится?

— Понятия не имею!

— У вас мужчины в доме есть?

— Нет, никого нет. Только я и домработница.

— Попросите кого-нибудь из соседей, неужели никто воду перекрыть не может? Это же так просто!

— Ладно, — прошипела Ника, — я все поняла. Я надеюсь, вы приедете как можно скорей.

Она со злостью надавила на красную кнопку. Интересно, этот вентиль где-то в цоколе? Или на улице? Как его искать и где? Неужели придется лезть в ледяную воду и ползать там в поисках крана, которым можно перекрыть воду?

Ну уж нет! Не могут неприятности случаться в ее доме по волшебству! Сначала ей на голову с потолка валятся тяжелые предметы, а теперь ни с того ни с сего прорывает трубы? Кто-то хочет доказать ей, что жить тут невозможно, и нарочно мотает ей нервы. И она прекрасно знает, кто это делает!

Вне себя Ника выскочила из дома и направилась к безобразной избушке. Она скажет все, что думает, и заставит настырного плотника устранить безобразие, которое он учинил! И это будет только началом, потому что потом она все расскажет Алексею, и уж он-то сможет принять меры к тому, чтобы в их доме никто ее не тревожил!

Но вместо того чтобы испугаться, наглый плотник на голубом глазу отмел все ее подозрения и вел себя так, как будто не имеет к этому никакого отношения. Так она ему и поверила! Зачем тогда он пытался убедить ее в том, что ей нужно уехать? Зачем лез к продюсеру и отговаривал его от покупки участка?

Когда же он сообщил, что купил у мерзкого старикана избушку и не собирается продавать ее Алексею, Ника сначала опешила и не нашла что возразить. Но постепенно удивление уступило место новым подозрениям: откуда у него такие деньги? Эти шесть соток стоят столько, сколько ему и за пять лет не заработать! Наверняка за ним стоит кто-то посерьезней и побогаче и платит за то, чтобы он всячески препятствовал продаже участков в Долине. Может быть, этим и объясняется его развязное, фамильярное поведение? Чувствует себя безнаказанным и ничего не боится, имея за спиной покровителя?

Почему бы Алексею не расспросить его об этом? Как следует, с пристрастием.

Ника ходила из угла в угол по своей спальне, пока плотник и его товарищ (очень приятный, между прочим, и воспитанный человек болезненного вида) ползали по цоколю по колено в воде и искали злополучный вентиль. Надо позвонить Алексею сейчас же. Во всяком случае, ей есть что ему сообщить. Она нашла нового хозяина избушки, разве это не новость? Менеджеры искали бы его еще месяц!

Она подходила к тумбочке, на которую перед этим кинула мобильный телефон, и споткнулась о книгу, которую днем швырнула на пол, да так и не потрудилась поднять. Ника нагнулась и вдруг услышала за спиной свистящий шепот, от которого по телу пробежали мурашки, — потянувшаяся к книге рука застыла в воздухе:

— Я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки.

Книга как назло была открыта именно на той странице, где Ника записала эти бессмысленные слова. Она медленно разогнулась, посмотрела по сторонам и присела на кровать. В доме полно людей, двое мужчин в том числе. Бояться нечего.

Хозяину избушки? Новому хозяину избушки? И новый хозяин избушки — наглый плотник, который причинил ей столько вреда? Ника на секунду замерла, справляясь с противным холодком в груди. Значит, слова эти не были такими уж бессмысленными? А может быть, это тщательно продуманный спектакль? Инсценировка с целью напугать ее и заставить держать свои мысли при себе?

Да пусть хоть все призраки с того света придут к ней и будут шипеть ей на ухо свои угрозы, они не напугают ее так просто! Она схватила с тумбочки телефон и соединилась с Алексеем. Голос ее почему-то дрогнул, и плечи непроизвольно дернулись, но она взяла себя в руки:

— Алеша, у меня для тебя новость. Можешь поблагодарить меня, я нашла тебе нового хозяина избушки. Это тот самый плотник, который в ней ночует, представляешь?

Сережка был счастлив абсолютно. Бабушку свою он никогда не видел, поэтому не стоило от него требовать сочувствия к ее несчастью. Да и что он понимал в этой жизни? И Илья, при всей жалости к Ларе и уважении к теще, не мог нарадоваться тому, что Сережка столько времени проведет с ним. В глубине души он понимал, что не представляет всех сложностей, которые у него возникнут, но не хотел об этом думать. Пусть все будет как будет.

Они проводили Лару на самолет и приехали в Долину довольно поздно вечером.

Мишка не успел выпить накануне подшивки, и оставалась надежда, что несколько месяцев трезвой жизни ему обеспечено. Они провозились с проклятой трубой до самого приезда водопроводчиков, которые прибыли далеко за полночь. Сначала долго искали вентиль, чтобы перекрыть воду, потом долго искали разводной ключ, чтобы его провернуть. Когда новые трубы успели дойти до такого состояния? Илья уже хотел бежать и отрубать насосную станцию, но подумал, что воды в водонапорной башне хватит, чтобы смыть дом в реку. В конце концов вентиль повернули, но воды в подвале набралось выше колена, и уходить она не собиралась. Притащили от избушки насос и откачивали ее в канализацию.

Только когда вода немного спала, промокший насквозь Илья нашел дырявую трубу — у него сложилось впечатление, что кто-то откусил от нее кусок. Конечно, пластиковые трубы не металлические, но таких дыр ему видеть еще не приходилось. И сама порваться она, конечно, не могла.

С заменой трубы возиться пришлось водопроводчикам. Вероника не изменила себе: выгонять их с Мишкой она, конечно, не стала, но не вышла даже попрощаться, не то что сказать спасибо. Продрогшие и уставшие, они оба завалились спать, и Мишке попросту не хватило сил проснуться и сбежать.

На этот раз идти к Долине через кладбище Илья отказался — день был тяжелый, да и стемнело бы еще нескоро и совсем ненадолго, — чем невероятно разочаровал Сережку. Зато по дороге он рассказал ему сказку о том, как провел ночь на поляне возле Каменного лика, опустив, конечно, ненужные подробности. Сережка, разумеется, не поверил, но история ему понравилась. И о Печнике, и о чудесных свойствах Долины Илья тоже рассказал — пусть мальчишка немного поживет в самой настоящей сказке. Добился он, правда, пока одного: ребенок решил во что бы то ни стало выследить Печника и собирался караулить его всю ночь.

Когда же они наконец дошли до дома, выяснилось, что их ждут. Мишка собирался позвонить Илье на мобильный, но не успел.

В столовой на лавке собственной персоной сидел Алексей Залесский в спортивном костюме, преисполненный добродушия и признательности.

— Здравствуйте, Илья Анатольевич, — он привстал, приветствуя Илью, и протянул руку.

— Здравствуйте, — хмуро ответил ему Илья и руку пожал. Нетрудно было догадаться, зачем на самом деле он пришел.

— Я пришел вас поблагодарить за вчерашнее. Если бы не вы, я не знаю, к каким бы последствиям это могло привести, — радушно улыбаясь, начал Залесский.

— Не за что, — пожал плечами Илья.

— Сколько я вам должен? — не менее вежливо спросил хозяин Долины.

— Нисколько, — ответил Илья. — Мы это сделали по-дружески, по-соседски. Надеюсь, если у нас с Мишкой загорится избушка, вы тоже поможете нам тушить пожар…

— В этом можете не сомневаться, — Залесский широко развел руками.

— Иди, Сережка, в спальню, посмотри, какие я книжки вчера купил, — Илья был недоволен и обеспокоен приходом гостя и не хотел связывать себя присутствием ребенка. — Мне надо поговорить.

— Да, пап, — согласился мальчишка и скроил хитрую мину — наверняка собирался подслушивать.

И точно: Илья сразу заметил, что дверь Сережка плотно прикрывать не стал — пришлось самому захлопнуть ее покрепче.

— Это хорошо, что вы отослали мальчика, — Залесский кашлянул, — видимо, вы догадались, зачем я пришел.

Илья кивнул и сел за стол напротив него.

— Этот домик, который вы купили… Он, понимаете ли, портит вид коттеджного поселка. Практически каждый въезжающий обращает на него внимание, он вызывает неприятные эмоции у покупателей и бросает тень на нашу финансовую состоятельность, вы меня понимаете?

— Нет, — честно ответил Илья.

— Как бы вам это объяснить… Домик очень неэстетично выглядит, он не вписывается в общий стиль Долины. Мы понимаем, что вы человек небогатый и для вас это выгодное приобретение. Тем более что с проведением коммуникаций стоимость этого участка существенно выросла. Поскольку коммуникации только проложены рядом, а не подведены к участку, стоить столько же, сколько участки, выделенные для продажи, он не может. Я предлагаю вам за него двадцать тысяч долларов. Это очень большая сумма за шесть соток, вы понимаете? И, если не ошибаюсь, это в четыре раза больше, чем вы за него заплатили.

— Не ошибаетесь, — Илья вздохнул и поджал губы — он не собирался говорить о том, что старик избушку ему подарил, в это бы никто не поверил.

— Вот видите, я предлагаю вам очень выгодную сделку, — обрадовался Залесский.

— Предположим, двадцать тысяч — это мой годовой заработок. Если бы я хотел на этом заработать, наверное, это была бы очень выгодная сделка. Но, если честно, даже если вы предложите мне сто тысяч, я все равно не соглашусь.

— Почему? — опешил Залесский.

— Потому что не хочу продавать избушку. Я собираюсь жить здесь, мне здесь нравится.

Наверное, он выбрал не совсем правильный тон, и сам себе показался люмпеном, качающим права в интеллигентной компании.

— Я не знаю причин, по которым вы не хотите продавать домик, но, может быть, вы считаете, что за эту сумму не сможете приобрести аналогичный участок? Что ж, я готов торговаться.

Илья покачал головой:

— Не надо. Сумма не имеет значения. Я не хочу продавать избушку, потому что… попробуйте понять: она стала моим домом. Я не хочу, чтобы ее сносили. Я уже говорил с вами об этом, но вы только отмахнулись.

— Правда? — искренне удивился Залесский. — Я не помню.

Конечно, где ему вспомнить разговор с плотником о его сумасбродных идеях…

— Я тогда говорил вам и сейчас скажу, что собираюсь привести избушку в порядок, чтобы она не имела того самого неэстетичного вида, который вас так смущает.

Залесский поморщился:

— Мне кажется, это утопия.

— Возможно, — согласился Илья. — Только это мой дом, и я готов пойти вам навстречу. Мне, например, и так неплохо. Если вам это не нужно, я оставлю все как есть.

— Лучше бы вы согласились продать нам участок. Я готов найти вам аналогичный, с домом, в пределах разумной суммы, конечно.

— Мне не нужен другой участок, — усмехнулся Илья.

— Послушайте, это же несерьезно. Вы хотите бо́льших денег? Ваше поведение похоже на вымогательство, — Залесский начал раздражаться, хотя виду не показал.

— Наоборот, я готов вложить деньги в ремонт при условии, что вы оставите эту тему и никогда просьбами о продаже меня не потревожите.

— Я вас не понимаю, — Залесский вздохнул.

— Да в общем-то ничего сложного: я не продам избушку. Ни за большие деньги, ни за какие. Неужели всему можно назначить цену? Неужели вы думаете, что все можно измерить деньгами?

— Не надо передергивать, — хозяин Долины снова поморщился, — я прекрасно знаю, что́ можно измерить деньгами, а что́ нет. Предположим, для вас эта сумма кажется незначительной; тогда назовите свою. Может быть, мне просто нужно подумать?

Илья покачал головой:

— Вы не поняли. Я не продам избушку даже за миллион, хотя для вас она столько не стоит. Об этом не имеет смысла говорить.

Залесский нахмурился. Похоже, он понял, что дело обстоит совсем не так просто, как ему представлялось.

— Но скажите, может быть, у вас есть к этому какие-то причины? Может быть, моя жена права и вы поставили своей целью помешать продаже участков? Но почему?

— Это другой вопрос, но я не стану вас обманывать — я действительно считаю, что эти участки продавать нельзя. Только к продаже избушки это не имеет отношения.

— Кстати, об этом я тоже хотел с вами поговорить, — лицо Залесского изменилось — он вспомнил о том, кто тут хозяин Долины, а кто плотник. — Напрасно вы это делаете. Вы же понимаете, что у меня возможностей значительно больше, чем у вас.

— Если вы считаете, что на меня стоит тратить время и деньги, — тогда конечно. Мне лестно, что ваши покупатели так высоко ценят мое мнение, если мне достаточно двух слов, чтобы сорвать вам сделку.

— Не так много времени и денег мне нужно, чтобы справиться с вами, — усмехнулся Залесский. — Впрочем, для того, чтобы вы согласились продать мне ваш домик, тоже много сил не потребуется.

— Вы мне угрожаете? — Илья широко улыбнулся.

— Да, — Залесский улыбнулся не менее сладко. — Я противник подобных методов решения проблем, но если нет другого способа, то сойдет и этот.

— Ну что ж, попробуйте, — пожал плечами Илья.

— Я даю вам две недели на то, чтобы подумать, — сверху вниз покровительственно ответил Залесский. — Вот вам моя визитка, если захотите продать домик — звоните лично мне. Я очень надеюсь на ваше благоразумие, как в вопросе продажи домика, так и относительно советов моим покупателям.

— Можете не ждать две недели, уверяю вас, ничего не изменится, — криво усмехнулся Илья.

— Я все-таки подожду, — снова улыбнулся хозяин Долины. — До свидания, Илья Анатольевич, было очень приятно с вами пообщаться.

Руки́ он, однако, не протянул. Илья чуть не ответил ему: «Симметрично», но вовремя спохватился и сказал с легким вежливым кивком:

— Взаимно. Всего вам доброго.

Залесский широким уверенным шагом вышел из избушки, осторожно прикрыв за собой дверь.

Илья опустился на лавку — ему самому стало страшно от собственной смелости.

— Ну ты даешь, Илюха, — покачал головой Мишка, открывая дверь из спальни.

— Мы всё слышали, — радостно сообщил Сережка, выскакивая в столовую вслед за ним.

— Это здорово, конечно, — проворчал Илья, — что вы все слышали.

— А я, между прочим, к вашему приезду приготовил праздничный ужин, — сообщил Мишка.

— Вчерашнюю картошку дожарил, что ли? — усмехнулся Илья.

— Не. Я курицу гриль купил… Только она остыла.

— Хорошо, что купил, — рассмеялся Илья, — а то я уж испугался.

— Праздник у нас сегодня или нет? Я подшился, Сережка приехал. Считайте, лето началось, — Мишка скромно улыбнулся. — Надо же это отметить?

— Надо! — радостно закричал Сережка. — И пусть этот дядька сюда больше не приходит, это папина избушка!

— Ну, сынок, так тоже говорить не нужно. Пусть как приходит, так и уходит, — улыбнулся Илья, а Мишка громко заржал.

Остывшая курица имела жалкий вид и лучше выглядеть не стала даже после того, как Илья разогрел ее в микроволновке. Но хорошее настроение Сережки и Мишки передалось и ему — в конце концов, у них действительно был праздник, и никакой хозяин Долины не может напугать его настолько, чтобы Илья перестал радоваться жизни.

Они отрывали куски курицы руками, и перемазавший всю физиономию Сережка сказал, что они похожи на викингов на пиру, не хватает только вина в больших деревянных кружках. Услышав про вино, Илья поперхнулся и украдкой глянул на Мишку, но Мишка на это хлопнул себя по лбу и достал из холодильника пакет с соком.

— Деревянных кружек у нас нет, вино нам противопоказано, а вот соку из железных кружек мы, пожалуй, выпьем! Это, между прочим, виноградный сок, ничем не хуже вина будет.

— Твоими бы устами… — проворчал Илья.

— Пап, а ты можешь сделать деревянные кружки? — спросил Сережка.

— Могу, — пожал плечами Илья. Почему бы нет? Ребенок имеет право чувствовать себя викингом. Правда, не было уверенности в том, что викинги пользовались деревянной посудой, вполне возможно, что кружки у них были глиняные.

— А мы после этого пойдем купаться? — не унимался Сережка.

Илья покачал головой.

— Ну почему?

— Холодно еще. Рано купаться.

— Но ты же купался?

— Мне можно, я взрослый.

— А что? Хорошая идея! — обрадовался Мишка. — И для здоровья полезно. Это я как врач говорю.

Ну вот! Можно подумать, что у Ильи здесь двое детей. Один большой, другой маленький.

— Ну, пошли, пошли… — усмехнулся Илья. — Раз нам доктор разрешил.

— Не разрешил, а прописал! — поправил Мишка. — И предлагаю для укрепления здоровья купаться после ужина каждый день, невзирая на погоду.

— Ты один раз попробуй, а завтра посмотрим, — сказал Илья. Он был уверен, что дальше чем по колено в воду ни Мишка, ни Сережка не зайдут.

И не ошибся. Когда они перемахнули через забор, огораживавший пляж, и подошли к воде, Мишка даже не стал раздеваться. Сережка разулся и попробовал воду ногой.

— Что-то холодно как-то… — он вопросительно посмотрел на Илью.

— Да, — сказал Мишка, — врачи не рекомендуют.

— А ну вас, — рассмеялся Илья, — тогда я один искупаюсь, раз уж мы сюда пришли.

Он разделся и прыгнул в воду с разбегу, задыхаясь от холода. Однако не прошло и минуты, как кожа привыкла, дыхание восстановилось, и Илья поплыл от берега к середине реки — на этот раз ему хотелось искупаться основательно.

Плыл он кролем и не очень хорошо видел, что происходит вокруг, когда что-то тяжелое и хлесткое ударило его по спине. На секунду Илья ушел под воду и от неожиданности схватил крепкого «огурца». Когда же он, отплевываясь, вынырнул, то в полуметре от себя увидел два внимательно изучавших его мутных глаза, поднимавшихся над водой. Крокодилы тут не водились, так что глаза могли принадлежать огромной жабе, голова которой по размерам не уступала человеческой. Глаза моргнули и поплыли вверх — постепенно из воды появлялось лицо, если это можно было назвать лицом. Огромный нос, зеленые усы, широченный безгубый рот.

— Здорово, хозяин избушки, — пробасил безгубый рот.

— Ну здравствуй, — ответил Илья, продолжая фыркать.

— Не ожидал?

— Не ожидал.

— Уж больно ты красиво плыл, я не смог удержаться. Да и сказать кое-что хотел. Ты вообще-то ничего не бойся в Долине, никто тебя не обидит здесь. Только против двух вещей мы бессильны: против собак и машин. Они не в нашей власти. Так что машиной тебя сбить могут или собак спустить. Ну да с собаками ты и сам разобрался. И с машинами тоже разберешься как-нибудь. Только говорю тебе: не мешай ты им участки продавать. Злобятся они. Ну зачем тебе это надо? Пусть продают.

— Я не могу смотреть, как вы их убиваете!

— Их пока только пугают. Захотели бы убить — давно бы убили, честное слово. Хотя я бы не удержался… Жду не дождусь, когда эта длинноногая купаться сюда придет.

— И не жалко тебе ее? Красавица же!

— Я как раз таких и люблю. Что ты думаешь, и нам здесь красавицы нужны. Ладно, плыви уже, застынешь. Потеплее станет, приплывай с сыночком, покажу вам кое-что.

— Хорошо, приплыву, — улыбнулся Илья.

— Ну, будь здоров.

— И тебе.

Голова с лягушачьими глазами быстро и бесшумно ушла под воду, как будто ее и не было. Илья осмотрелся и плеснул в лицо водой. Это на самом деле с ним происходит или только мерещится?

Он и вправду застыл, поэтому быстро вернулся на берег, где его ждали продрогшие Мишка и Сережка.

— Папа! Вылезай скорей! Ты же замерзнешь и заболеешь!

— Не заболею, — хмыкнул Илья, выходя на холодный песок.

Сережка заботливо накинул ему на плечи полотенце:

— Ты даже не заметишь, — он недовольно сложил губы, как это обычно делала Лара, — о тебе никто не заботится, так хоть я буду за тобой смотреть.

— Спасибо, сынок, — Илья попытался сдержать смех, в то время как Сережка неловкими движениями попробовал растирать его полотенцем.

— Ой, пап, а что это у тебя?

— Где?

— На спине! Смотри, дядя Миша!

Мишка обошел Илью сзади и посмотрел:

— Ну точно, как будто пятерней кто-то хлопнул от всей души.

— Это водяной, — хохотнул Илья.

— Ты врешь! — закричал Сережка.

— Да честное слово! Кто еще меня там мог по спине хлопнуть?

— Ну что ж я с тобой не поплыл, а? — Сережка искренне расстроился.

— Он нас с тобой вместе звал, когда потеплее станет. Так что погоди чуть-чуть, будет тебе водяной с его подводным царством.

Залесский вышел из избушки с неприятным осадком на душе. Он ожидал совсем другого разговора, он считал, что предлагает плотнику слишком выгодную сделку и тот с радостью ухватится за нее, да еще и останется по гроб жизни благодарным своему благодетелю. Его отказ был нелогичным, непонятным, а потому вызвал еще бо́льшие подозрения.

Возможно, Вероника права и кто-то на самом деле стоит у плотника за спиной. Что ж, это не так трудно будет выяснить. Залесский не любил использовать силовые методы в борьбе с конкурентами, но если речь пойдет о безопасности его семьи, то он не станет выбирать средства для защиты. И тем более считаться с какой-то мелкой сошкой, путающейся под ногами. Зачем проводить дорогостоящее расследование, когда хватит двух часов и двух профессионалов, чтобы выяснить, причастен плотник к неудачам его проекта или нет? Даже если он и не имеет к этому отношения, этих двух часов будет вполне достаточно, чтобы он навсегда запомнил, что нельзя подходить к покупателям, и с радостью согласился продать свой домик «Сфинксу».

Густые сумерки окутали Долину, над теплой землей стелился туман — майские ночи оставались прохладными. Залесскому показалось, что в этом тумане, поднимавшемся ему до колен, может прятаться неведомая опасность, настолько он был густым: Алексей не видел даже собственных щиколоток. Во влажном воздухе звуки разносятся далеко, и на полпути к дому он внезапно услышал отчетливый всхлип. Залесский остановился и прислушался — шагах в пятидесяти от него тихо плакал ребенок. Долина — пустынное место, единственный ребенок, который тут находился, — сын плотника. Но, судя по голосу, это дитя было помладше, лет четырех-пяти.

Конечно, ребенок мог заблудиться, наверняка в поселок к концу мая понаехало немало дачников, в том числе с детьми. Залесский свернул с асфальтовой дорожки и направился в сторону плачущего чада.

— Эй, малыш! — позвал он. Плач смолк, но ответа он не услышал.

Он прошел еще немного и услышал детский голос чуть дальше и в стороне от того места, к которому двигался. В тумане трудно определить направление, откуда идет звук, да и расстояние оценить можно неправильно.

— Малыш! — снова крикнул он, но только тихий плач был ему ответом.

Возможно, ребенок боится и не верит, что к нему идет спаситель. Хочет спрятаться, но перестать плакать не может. Наверное, не стоит кричать, можно напугать его еще сильней.

Залесский перешел через мост и шагнул на соседний участок. Туман здесь поднимался выше, чем над асфальтом, и он опасался, что пройдет мимо ребенка и не заметит его. Плач раздавался на другой стороне будущего двора, у самого леса. Но едва Алексей приблизился к этому месту, как сразу понял, что снова ошибся с направлением (проклятый туман!): идти надо дальше и левей. А может, ребенок испугался и пытается убежать? Может быть, надо успокоить его?

— Эй, малыш! Не бойся! Я тебя не обижу! — крикнул Залесский, ускоряя шаг. — Я отведу тебя домой!

Прозвучало это несколько фальшиво, ему хотелось вложить в свои слова искреннее участие, и он немного переиграл. Неудивительно, что плач отдалился от него снова.

Залесский обогнул свой забор и оказался на опушке леса. Детский голосок слышался в глубине густого ельника. Что ж, по крайней мере, в лесу нет тумана. Он пересек мшистую опушку, глубоко погружаясь спортивными тапками в мягкие кочки, и слегка промочил ноги. Зато под елями было сухо — землю устилал сплошной ковер высохших игл, такой густой, что сквозь него не пробивалось ни одной травинки. Колючие лапы опускались к самой земле, приходилось не только раздвигать их руками, но и перешагивать через особенно толстые нижние сучья.

— Послушай, малыш! Не бойся меня! Не убегай! Ты можешь заблудиться.

Залесский знал, что лес этот тянется вперед на много километров и, попав в него, ребенок может погибнуть. И ему совсем не хотелось своей неосторожностью послужить причиной трагедии. Он пошел быстрей, продираясь сквозь ельник боком и спотыкаясь о низкие ветви и выпуклые, изогнутые корни. В Долине стояли густые сумерки, а в лесу уже стемнело. Если ребенок замолчит, то не останется ни единого шанса найти его в этих колючих зарослях.

И тут плач и впрямь смолк. Залесский остановился, прислушиваясь.

— Малыш! — позвал он как только мог ласково. — Малыш, где ты? Не бойся!

Вокруг было тихо. Совсем тихо, неестественно тихо.

— Малыш! Отзовись, я потерял тебя!

Неожиданно в темноте, внизу, между еловых веток мелькнула тень, и Залесский обрадовался было, но тень повернула голову в его сторону, и его взгляд уперся в две светящиеся зеленые точки. Его окатила волна ни с чем не сравнимого страха — липкого и тошнотворного. Ноги приросли к земле, и дыхание оборвалось. Между тем нечто с горящими глазами, стоявшее перед ним на четвереньках, медленно выпрямилось и поднялось в полный рост. Огромный рост.

— Это хорошо, что ты любишь детей, — прорычала вытянутая клыкастая пасть прямо Залесскому в лицо. Длинные руки раскинулись в стороны, опираясь на два ствола, — как будто перегораживали дорогу, — и это были человеческие руки. Залесский открыл рот и не смог выдавить из себя ни звука. Чудовище походило на медведя, поднявшегося на задние лапы, только морда больше напоминала волчью. И на ногах у него были самые настоящие лапти. При других обстоятельствах это могло бы позабавить…

Чудовище выбросило руку вперед и цепко ухватило его за кадык. Залесский попытался крикнуть, но из горла вырвался только сдавленный хрип.

— Никто не услышит твоих криков, — медленно проговорило чудовище, — и никто не придет тебе на помощь.

Залесский вцепился в сжимавшую горло руку, задыхаясь и пытаясь освободиться, но силища в ней была нечеловеческая. Рука оказалась холодной и гладкой, как корень дерева. И такой же твердой. Залесский почувствовал, что задыхается, страх смерти заставил его забиться изо всех сил, но рука приподняла его над землей как игрушку, обхватив за горло. Он успел вдохнуть, но понял: еще немного, и шейные позвонки не выдержат веса его грузного тела и переломятся. От боли и ужаса из глаз побежали слезы, и он захрипел, пытаясь попросить о пощаде.

— Ну что? — чудовище притянуло его лицо к себе. — По-моему, разговор у нас получается.

Залесский снова захрипел, болтаясь на могучей руке, как тряпичная кукла.

— Вот и отлично. Повторяй за мной и запоминай хорошенько: я никогда…

Залесский попытался выжать из себя эти два слова, изо всех сил ворочая языком, но услышал только жалкий сип.

— …не причиню зла… хозяину избушки.

— Хозяину избушки… — прошамкал Залесский.

Чудовище ослабило хватку, опустило его на землю, и Залесский мешком повалился к его ногам.

— Ты понял, что сейчас сказал? — чудовище опустилось на четвереньки, пригнуло голову и пристально посмотрело ему в глаза. — Ну-ка повтори на всякий случай.

— Я никогда… — глотая слюну, хрипло и торопливо начал Залесский, — не причиню зла хозяину избушки.

Он всхлипнул и вжался в землю.

— Заметь, я не требую от тебя ничего невозможного. Свои участки ты все равно не продашь. А теперь — прочь отсюда! Ну?

— Да, — Залесский боялся поверить, что его прогоняют и не собираются убивать, — я сейчас… Я сейчас…

Он неловко поднялся на четвереньки — конечности плохо слушались, — отполз на два шага назад, выпрямился, цепляясь за еловые сучья, и побежал к Долине, не разбирая дороги. Дважды спотыкался и падал, рывком поднимался и бежал снова, боясь оглянуться. Ему все время казалось, что чудовище гонится за ним на четвереньках, загребая землю человеческими руками, и от этого видения волосы шевелились у него на голове.

Он остановился, только когда уперся в собственный высокий забор, тяжело дыша, всхлипывая и дрожа всем телом. Что это было? Как такое могло с ним произойти? То, что набросилось на него в лесу, не могло быть человеком. Не бывает людей ни такого роста, ни такой силы. Может быть, он сходит с ума?

Надо сесть, успокоиться и подумать. Только не здесь. Здесь слишком опасно. Но не возвращаться же домой в таком состоянии и в таком виде? Что он скажет Веронике? Что в лесу на него напало чудовище и чуть не задушило?

Залесский медленно побрел на трясущихся ногах вдоль забора, опираясь на него рукой, чтобы не упасть. Как он мог настолько потерять самообладание? Но кто бы не потерял его в такой ситуации? Нет, он никому не расскажет о происшедшем, иначе его примут за ненормального. Но то, что прячется в лесу, — опасно, очень опасно. Он не станет пренебрегать опасностью. Это чудище хочет, чтобы он не трогал плотника? Только и всего? Пусть плотник живет, не так уж сильно он и мешает. В конце концов, пусть ремонтирует избушку, может быть, она перестанет быть такой уродливой. Пусть рубит свои замечательные дома спокойно, на нем можно заработать еще немало денег. Зачем создавать проблемы там, где их можно избежать? Залесский сел на землю у калитки и как следует вытер лицо носовым платком.

Если Веронике не нравится плотник, это еще не повод расправляться с ним столь грубо и жестоко. Может быть, все еще утрясется само собой. Может быть, он сам согласится продать избушку, когда хорошенько подумает. А если не согласится, Залесский сэкономит на этом немалую сумму, что тоже неплохо. Нет, снос избушки — блажь, которую его жена вбила себе в голову, без этого вполне можно обойтись.

Залесский долго ждал, пока уймется дрожь. Но едва вспоминал горящие в темноте глаза и оскаленную звериную пасть, говорящую человеческим голосом, его снова охватывала паника и в животе скручивался тугой комок, заставляя сгибаться и прижимать колени к подбородку. Не думать, чтобы не сойти с ума! Принять все как есть и больше никогда об этом не вспоминать!

Вероника уже спала, когда Алексей вернулся в дом, поэтому ему не пришлось объяснять, почему он так жалко выглядит. А на следующее утро проснулся в твердой уверенности, что ему приснился нехороший сон. Ведь не может человек в здравом уме верить в лесных чудовищ, нападающих на людей!

Залесский недолго размышлял о своем отношении к плотнику: утром, как это обычно и бывает, все его беспочвенные подозрения рассеялись. Зато появилась очень важная и продуктивная мысль: если с плотником поссориться, кто будет рубить дома, которые являются главным козырем при продаже участков?

Стоило посмотреть правде в глаза: никакой плотник, будь он семи пядей во лбу, не может повлиять на продажу участков. Здесь произошла какая-то странная ошибка, и произошла, скорей всего, еще на стадии проектирования и привлечения инвестиций. Что Залесский мог сделать не так? Чего не предусмотрел? Никто из клиентов не назвал по-настоящему веской причины отказа от покупки, но эта причина была, наверняка была. Ее не могло не быть. Может, он просчитался, и элитная застройка в такой близости от дачного поселка не вызывает у состоятельных людей интереса? Или их волнует удаленность от города?

Ведь все остальное сделано безупречно. Чудесное место, с первого взгляда вызывающее восхищение, густой лес, широкая глубокая река — гораздо лучше, чем мелкий и грязный залив, и ничуть не хуже озер на севере области. И всего в двух шагах от участков.

Залесскому казалось, что лучшего проекта он еще ни разу не создавал, он возился с ним, как с любимым детищем, два года остальные дела спихивал на подчиненных, самостоятельно контролируя ситуацию в Долине. Он был уверен, что продаст все участки за месяц, максимум — за полтора. Но прошло уже два месяца с начала первых просмотров, а ни одной сделки еще не состоялось. В начале апреля, когда вокруг лежал снег, это можно было объяснить, но в мае, когда Долина имеет наиболее «товарный» вид?

Детская обида мучила Залесского, он пока не размышлял всерьез о том, как будет объясняться с инвесторами (хотя подумать об этом стоило, и немедленно), ему было жаль, что его великолепно осуществленный замысел никто не оценил по достоинству. Никто не хочет жить здесь, в то время как ни в один проект он не вкладывал столько фантазии, труда и любви. И денег…

Алексей два дня был мрачнее тучи, и Ника, как бы спокойно рядом с ним себя ни чувствовала, еле дождалась вечера вторника, когда он наконец уехал.

На ее подозрения в адрес плотника он только посмеялся, чем задел ее глубоко и больно. Он сказал, что плотник слегка не в себе, он проверил его прошлое и не обнаружил там никаких темных пятен. Обычный неудачник, инженер с завода турбинных лопаток, которого уволили по сокращению штатов, после чего он и начал шабашить. Квартиру при разводе оставил жене, поэтому угла своего не имеет, прописан у родителей в Лодейном Поле. Зарабатывает хорошо, но кормит бывшую жену с ребенком и родителей-пенсионеров. Никаких крупных трат, кроме покупки избушки, за последние два года не совершал. И вообще не похоже, что он тратит больше, чем зарабатывает. Так что подозрения в его адрес — это несерьезно. Чудак, неудачник, упрямец, но никак не преступник. Конечно, надо будет проверить все самым тщательным образом, но, по всей видимости, он действительно не имеет отношения к несчастным случаям, избушку не хочет продавать из упрямства, а советы покупателям дает, потому что на полном серьезе верит в то, что здесь нельзя жить.

— Но он ведет себя по-хамски, — возразила Ника. — Неужели я должна терпеть его отвратительные выходки, и ты ничего не можешь с этим сделать?

— Милая моя, у него есть одно достоинство, с которым я вынужден считаться. У него золотые руки, и к этим рукам приставлена золотая голова. Ты видела, как покупатели восхищаются нашим домом? Да каждый второй тут же начинает мечтать о таком же! И если я выгоню его, никто мне таких домов рубить не будет, уверяю тебя. Он может себе позволить некоторую… фамильярность, потому что знает себе цену, только и всего.

Ника была в бешенстве. Ну почему Алексей не замечает очевидных вещей? Ведь всё один к одному указывает на то, что именно плотник — причина их несчастий. Конечно, она не стала рассказывать мужу о своих ночных видениях, чего доброго, он примет ее за сумасшедшую и отправит лечиться. И доказать ему, что кто-то нарочно разыгрывает ее, устраивая инсценировки, ей не удастся. Тем более что сам он спит спокойно и призраки с зелеными фонариками его не посещают. Ну еще бы! Если бы призраки были настоящими, они бы не выбирали, к кому являться по ночам. А вот если это задумал человек, то он никогда не придет к сильному уравновешенному мужчине, он будет пугать ее, слабую женщину!

Не успел Алексей избавить Нику от своего присутствия, как на нее свалилось новое несчастье — вечером в воскресенье Надежда Васильевна собралась излить ей соображения о жизни в Долине. И это накануне приезда детей!

Ника, ни о чем подобном не подозревая, села пить кофе в кухне, не дождавшись, пока домработница закончит прибираться и мыть посуду.

— Верочка, ты не подумай ничего про меня, но я должна тебе рассказать. Не спится мне здесь, ни одной ночи еще спокойно не спала. Сначала Коля мой, покойник, приходил. Сядет в ногах, сидит и смотрит. Жалостно так смотрит и молчит. Я уж думала — за мной пришел, да рано вроде. Не болею, своими ногами хожу, с чего это мне помирать-то? А он три ночи молчал, а на четвертую и говорит, тихо так: уезжай, говорит, отсюда, Надюша.

Ника поморщилась: она не собиралась выслушивать эту чушь, она давно дала понять Надежде Васильевне, что ей не нравятся разговоры об этом! Видите ли, убитый на пороге кот — очень нехорошая примета, и жизни теперь в доме не будет.

— Но это еще полбеды, — продолжала домработница. — Сны мне снятся — просто жуть, но и это я бы пережила. А тут, только я в постель укладываюсь и свет гашу, приходит ко мне девка, синяя, худущая, как скелет, в саван одетая, и шипит: убирайся отсюда, убирайся, а то задушу. Три раза приходила. Я как вижу ее — у меня душа в пятки. Руки трясутся, перекреститься сил не хватает. Я уж и «Отче наш» на ночь читала, и в церковь сходила, Коле свечку заупокойную поставила, а она все равно приходит. Руки тянет длиннющие и зубом клацает. Надо бы лампадку к моей иконочке купить, может, ее лампадка испугает?

Ника с каждым словом мрачнела все сильней, но Надежда Васильевна как будто и не замечала этого. И Ника не выдержала:

— Надежда Васильевна! Что вы несете? Вы в своем уме? Какая лампадка, какая девка? Если у вас видения — вам не в церковь надо ходить, а лечиться у психиатра. А если вам плохие сны снятся — пейте снотворное.

Но домработница не растерялась:

— Ты не думай, что я с ума сошла, я пока в своем уме. Я бы тебе никогда этого рассказывать не стала, если бы девочки завтра не должны были приехать. Не нужно деток сюда привозить, не место им здесь. Я старая, мне-то хуже не будет. А детишкам такое явится? На всю жизнь заиками останутся.

Ника вскочила, нечаянно толкнув стол и расплескав кофе:

— Что вы чушь городите? Еще не хватало, чтобы я слушала бред выжившей из ума старухи! Кто мне говорил, что детям надо жить на воздухе? Что вы такое придумали? Мало мне слухов, которые в городе об участках ходят, мало этого ненормального, который клиентам докучает, так и вы туда же? Может, и вы этого сумасшедшего плотника наслушались, а?

— Какого плотника? Илюшу? Так вовсе он не сумасшедший, а очень порядочный молодой человек. И мальчик у него такой хороший, вежливый и умненький. И он все правильно говорит, он нам только добра желает.

Этого Ника вытерпеть не могла, сорвавшись на крик:

— Чтобы я никогда больше ничего об этом не слышала! Ни про плотника, ни про привидения, ни про плохое место! Вы слышали? Никогда!

Надежда Васильевна испугалась и попятилась назад, пока не уперлась спиной в холодильник.

— Только попробуйте кому-нибудь об этом рассказать! — продолжила орать Ника. — Не смейте распускать эти гнусные сплетни!

Она топнула ногой и вылетела из кухни, дрожа от негодования, но пока бежала по лестнице к себе в спальню, гнев ее сменился отчаяньем. Кто-то поставил своей целью выжить ее отсюда, кто-то запугал ее до истерик и нервных срывов, да еще и травит глупую суеверную домработницу! И Алексей ничего не пытается предпринять и не верит ни одному ее слову!

На следующий день Ника едва не опоздала к прибытию самолета и гнала машину с непозволительной скоростью. Конечно, девочки бы не растерялись, они были приучены к самостоятельности, но все равно — заставлять их ждать в аэропорту не следовало. Она вбежала в зал для встречающих в ту секунду, когда ее близняшки показались на его пороге с противоположной стороны.

— Мама! — хором крикнули они, сияя радостными улыбками.

Ника старалась воспитывать их сдержанными в проявлении чувств, как подобает женщинам высокого социального положения; девчонки же, напротив, росли шумными, эмоциональными и искренними. Но на этот раз она и сама не удержалась, кинувшись им навстречу, — за пять месяцев разлуки она столько раз представляла себе эту встречу!

— Марта! Майя! — Ника прижала к себе дочерей, целуя их белые головки.

Девочки вытянулись с зимы, но в них еще не появилась подростковая угловатость и сохранилось детское очарование. Длинными, чуть нескладными ножками и широко распахнутыми глазами они напоминали оленят, с любопытством глядящих на мир. Они унаследовали от Ники то, что она называла «породой»: в них уже проглядывали будущие совершенные пропорции, правильные черты лица, оленья грация движений. И от отца им досталось самое лучшее, что в нем для этого нашлось, — легкие светлые волосы, которые вились так же, как у матери.

Никто не мог различить ее девочек; чужим людям они всегда казались абсолютно одинаковыми. Ника же с самого их рождения знала, кто из них кто, но ей было трудно объяснить, по каким приметам она их различает. У Марты слегка другой взгляд, быстрый и короткий. Она смелей и напористей Майи, наверное, потому что старше ее на несколько минут. И губы Майи сложены совсем не так, мягче и круглей. Неуловимая для посторонних разница всегда бросалась Нике в глаза. Алексей же научился различать детей не сразу, но и он имел свои особые приметы, более простые и понятные мужскому глазу.

Алексей обожал дочерей. Отношение его к Нике всегда было ровным и спокойным, он скорей ценил ее как дорогую и красивую вещь, украшение его жизни, что нисколько не мешало ему уважать ее и прислушиваться к ее мнению. Дети же превращали равнодушного и эгоистичного Алексея в пылкого и трепетного папашу, готового исполнять любые прихоти своих очаровательных дочурок. Ника скучала, играя с детьми, и делала это скорей в воспитательных целях, а муж готов был возиться с ними до бесконечности. Может, поэтому среди их игрушек чаще обнаруживались радиоуправляемые машинки, железная дорога, роботы-трансформеры и конструкторы, чем куклы.

Ника прикладывала множество усилий к тому, чтобы дети не выросли избалованными и капризными; Алексей же не видел в этом ничего дурного, чем невероятно ее раздражал. Однако жаловаться ей было не на что — девочки росли мягкими и покладистыми, несмотря на проказы и природную живость. И воспитатели из частной школы обычно хвалили их и восхищались их способностями, о чем регулярно писали родителям. Алексея эти письма приводили в восторг, Ника же рассматривала их скептически: безусловно, в хороших школах принято радовать родителей успехами детей и своими силами справляться с возникающими проблемами.

Всю дорогу до Долины близняшки наперебой рассказывали ей о школе, учителях и одноклассниках, и Ника слушала их вполуха, тем более ее комментариев они не требовали, а ей это было не слишком интересно. Вот вечером приедет Алексей и выслушает их внимательно и с интересом. Ника же просто радовалась их щебету, солнечной дороге и чувствовала, как приподнятое настроение детей передается ей самой. Ночные кошмары показались ей наваждением, странной фантазией, не заслуживающей серьезного внимания.

Десять дней пролетели незаметно. Илья закончил сруб большого дома, а на баню леса не подвезли, поэтому у них с Мишкой образовалась масса свободного времени.

На второй день после приезда Сережки ему позвонила Лара. Они завтракали, а она так кричала в трубку, что Илье все было слышно:

— Сережа, ты где? Почему ты не у бабушки?

— Я у папы. Мы решили, что я могу и здесь пожить.

— Как? Почему? Немедленно дай трубку отцу!

Илья втянул голову в плечи — этого следовало ожидать. Сережка протянул ему мобильный.

— Тебе не стыдно? Ты же обещал! Зачем ты потащил ребенка в свою ужасную бытовку? Где он там спит? Как он будет питаться?

— Лара, все будет хорошо. У меня не бытовка, а избушка. У нас чисто, воздух свежий, речка через дорогу. И готовлю я каждый день.

— Что ты там готовишь? Бутерброды и макароны с сосисками? Ты испортишь ребенку желудок! Детям каждый день надо есть суп, ты готовишь ему супы?

— Клянусь, я каждый день буду готовить супы… — Илья был готов пообещать все что угодно.

— Да? Из пакетика? Или из бульонных кубиков?

— А из чего надо?

Лара шумно вздохнула.

— Немедленно вези его к бабушке! Там за ним будут нормально присматривать.

— Не повезу. Когда вернешься, можешь попробовать лишить меня родительских прав. А сейчас — не повезу.

— С тобой бесполезно разговаривать!

Илья пожал плечами и подмигнул Сережке.

— Мама разрешила? — спросил тот.

— Не-а, — хмыкнул Илья. — Но можем же мы иногда ее не слушаться?

Илье она больше не звонила, а Сережка болтал с матерью спокойно — наверное, ей пришлось смириться с их выходкой.

Вероника не вняла предупреждениям — через три дня после приезда Сережки привезла в Долину дочерей. Сережка немедленно взял их под свое покровительство. Во-первых, другие дети поблизости не жили, а ему хотелось с кем-то играть, а во-вторых, девчонки по части проказ дали бы фору любому мальчишке. Сережка был старше, поэтому посматривал на них сверху вниз, а кроме того считал себя мужчиной, что давало ему дополнительные преимущества.

До поры до времени в избушку они не входили — боялись. И считали Сережку отважным только потому, что он там живет. Но однажды ливень застал их играющими на дороге — Сережка увлеченно что-то рисовал девчонкам на асфальте углем. Он вообще хорошо рисовал, хотя никогда этому не учился. Спасаясь от сплошной стены дождя, все трое с визгом ввалились в столовую, где Илья сидел у окна с книжкой.

— Ой, — в один голос сказали девчонки и попятились к выходу.

— Да не бойтесь, — успокоил их Сережка, — ничего же страшного нет. Садитесь, сейчас я чаю сделаю. У нас конфеты есть и торт вафельный.

С тех пор как Мишка бросил пить, шоколадные конфеты водились в избушке в изобилии и составляли единственное счастье его трезвой жизни.

Девчонки помялись у входа, но любопытство пересилило страх, и они потихоньку, по стеночке, пробрались к столу и синхронно сели на краешек лавки. Сережка как заправский хозяин включил чайник и сполоснул три железные кружки.

— Ой, какие домики! — закричали близняшки и показали пальцами на полку, где стояли модели домов.

— Это мой папа делает. Красиво, правда?

Они кивнули.

— А можно посмотреть? — спросила та, которая сидела ближе к Илье.

— Сломаете, — фыркнул Сережка.

— Не жадничай, — вмешался Илья. — Конечно можно. Сейчас я сниму.

Вначале они боялись трогать домики руками, только рассматривали с открытыми ртами, пока та, что была посмелей, не ткнула пальцем в одну из моделей:

— Смотри, а тут гараж и еще маленький домик. Это для гостей? — она подняла большущие глаза на Илью.

— Это банька, — пояснил Илья.

— Здо́рово! — выдохнули обе.

Они начали потихоньку двигать модельки, поднимать и рассматривать со всех сторон.

— Ой, Майка, смотри, это же наш дом! — взвизгнула одна.

— Точно! — обрадовалась вторая.

— А вот еще один, у меня их два, — засмеялся Илья и придвинул второй поближе к близняшкам.

— А зачем два?

— Чтобы подарить двум маленьким одинаковым девочкам, — подмигнул им Илья.

— Спасибо! — хором поблагодарили они.

— Пап, а пока дождь идет, можно нам с ними поиграть? — спросил Сережка.

— А во что вы будете играть?

— Ну, построим коттеджный поселок. Я сейчас машины принесу, дороги сделаем.

— Играйте, только не ломайте, хорошо?

— Нет, ты что! — заверил его Сережка.

Чтобы не мешать им, Илья ушел в спальню и прикрыл за собой дверь — пусть их не смущает его присутствие. Мишка спал: накануне читал всю ночь. Сначала дети вели себя тихо и только перешептывались между собой, но потом осмелели и даже пытались шумно ссориться. Поэтому когда через полчаса Илья обратил внимание на то, что в столовой тихо, его это насторожило. Если дети не шумят — значит, они что-то задумали. Он потихоньку поднялся с кровати и посмотрел в щелочку.

Предчувствия его не обманули. Одним краем на спинке стула, а другим на краю стола висел эмалированный таз, до краев наполненный водой. По тазу плавал Сережкин катер. Коттеджный поселок они выстроили со всем тщанием — автомобильные дорожки были вместо гравия отсыпаны гречневой крупой, вокруг домов сооружены заборы из воткнутых в столешницу гвоздей. Пучки травы, вырванной вместе с землей около крыльца и плотно засунутые между досок столешницы, изображали деревья.

Илья успел подхватить таз за секунду до его падения — вылить на пол почти полное ведро воды было бы слишком. Сережка и сам понял, что таз сейчас упадет, но ему все равно не хватило бы сил его удержать.

— Я так полагаю, это было озеро? — спросил Илья с ухмылкой, убирая таз подальше в угол.

— Да. Мы хотели сделать речку, но у нас ничего не вышло, — виновато ответил Сережка.

— А зачем вы его подвесили, неужели нельзя было поставить?

— Ну как же! Если бы мы его поставили на стол, то он был бы выше всех домов. Озеро же не может быть выше домов!

— Согласен, — Илья качнул головой, — но можно поставить его на лавку.

— Тогда получалось слишком низко, как бы люди к нему спускались?

Илья вытащил из бытовки деревянный ящик из-под гвоздей и пристроил на лавку, предусмотрительно выплеснув половину воды из таза.

— Ну и как они будут садиться в катер? — презрительно поинтересовался Сережка.

— Надо сделать мостки со ступеньками. Видел, как на пляже сделано? Вот и мы сейчас так сделаем.

Изготовление мостков не заняло много времени. Во всяком случае, они получились не хуже заборов.

— Теперь надо провести туда дорожку! — Сережка радостно вытащил из-под стола початый пакет с гречкой.

Илья решил, что хуже уже не будет. И только когда Сережка размахнул дорожку шириной в автомобильный проезд, Илья попробовал его остановить:

— Ну куда столько сыплешь? Они что, на машине на пляж будут ездить?

— А почему нет? Скутеры-то надо туда подвозить! — немедленно возразил Сережка.

— Да, про скутеры я не подумал, — вздохнул Илья.

За разговором они не заметили, как открылась входная дверь, и все вчетвером подпрыгнули, когда услышали недовольное:

— Вот вы где!

— Мама! — хором закричали близняшки.

Посреди столовой стояла Вероника и нервно оглядывалась по сторонам. Илья не понял, сердится она или, наоборот, рада тому, что нашла своих детей.

— Мамочка, посмотри, какой у нас поселок получился, — в один голос сказали девчонки.

Вероника равнодушно окинула взглядом стол. Нет, ну какая холодная! Илья в первый раз видел женщину, которая не пришла в восторг от его спичечных моделей. Может, заборы вокруг них и не производили впечатления, да и деревья повяли и опустились, но дорожки-то были на высоте!

— Вы почему домой не пошли, когда дождь начался? — спросила она беззлобно.

— Мы не успели. Нас Сережка к себе позвал.

— Ладно, собирайтесь, пойдем, — вздохнула она.

— Ну мама, ну посмотри. У нас и озеро есть, и катер. И машины ездят.

— Очень хорошо, — холодно кивнула она. — Сережа, спасибо тебе, что не дал им промокнуть.

— Мамочка, можно мы еще немножко тут поиграем?

— Нет, нехорошо надоедать Сереже, тем более что вам пора обедать.

— Да они мне вовсе не надоедают, — вежливо ответил парень.

Присутствие Ильи Вероника намеренно игнорировала, даже не поздоровалась с ним.

— А нам дядя Илья подарил домики, они одинаковые. Посмотри, ты ничего не замечаешь? — одна из близняшек осторожно подняла модель и протянула Веронике.

— А что я должна заметить? — Илье показалось, что она намеренно не стала рассматривать модель.

— Это же наш дом! — хором ответили девчонки.

— Правда? Как здорово. Скажите спасибо и пойдем.

— Мы уже сказали, — ответила одна из близняшек.

Видимо, они привыкли к тому, что спорить с мамой себе дороже, поэтому не стали больше ее уговаривать, подхватили подаренные им домики и, синхронно вздохнув, направились к выходу. Только тогда Вероника удостоила Илью взглядом, но он снова не понял, с презрением она на него посмотрела или с благодарностью.

По столешнице пришлось пройти рубанком, не столько из-за дырок от гвоздей, которые Сережка руками заталкивал в доски, сколько из-за мокрой земли, втертой в дерево. А с другой стороны, давно пора было это сделать. Илья бы и шкуркой по ней прошел, но Сережка и Мишка хотели есть, пришлось отложить это до лучших времен.

После ливня погода прояснилась, солнце со всей полуденной силой осушило дорожки и траву, и Илья решил, что это самое подходящее время для того, чтобы сделать обещанные ребенку деревянные кружки. Он поковырялся в поленнице и нашел пару ольховых чурок — цвет поделок из ольхи нравился ему больше всего. Он хотел посоветоваться с Сережкой, но сын убежал играть с девчонками, и ждать его Илья не собирался.

Ему было интересно попробовать вырубить кружку топором, потому что выточить ее на токарном станке мог каждый столяр, а поскольку топором он запросто очинял карандаши, могло получиться красиво и необычно.

Илья присел на крыльцо и увидел, что на въезде в Долину стоит неизвестная машина — кто-то приехал смотреть участки. Поблизости от нее никого не было, наверное, гости осматривали местные достопримечательности. Он подумал немного и решил, что специально их разыскивать было бы слишком, они, чего доброго, и вправду примут его за сумасшедшего.

Но не прошло и десяти минут, как до него донеслись голоса:

— Зайчик, давай не будем, — говорил мужчина.

— Так! Я сказала, что мне здесь нравится, — ответила ему женщина.

Илья выглянул на дорогу. Женщина — невысокая, дородная и обвешанная золотом блондинка — уверенно шла вперед, откинув голову. Сзади нее двигался долговязый мужчина, пытаясь то ли обогнать ее, то ли заглянуть ей в лицо. Во всяком случае, ни то ни другое ему не удавалось. Получалось, что он прыгает вокруг супруги, как ребенок вокруг матери, которая не обращает на него никакого внимания.

— Зайчик, я говорю: есть множество участков, с которыми у нас не будет никаких проблем.

— У нас и здесь не будет проблем, — отрезала женщина, не глядя на мужа.

— Поверь мне, рыбка. Ну чем здесь лучше того, что мы смотрели вчера?

— Ничем. Я сказала, что хочу участок здесь, и все. Здесь мне все нравится. Вот эту гадость только надо убрать, — она показала пальцем на избушку.

Если до этих слов женщина вызывала у Ильи только улыбку, то тут он сразу почувствовал раздражение. Ну что они все цепляются к его избушке? К тому времени пара поравнялась с ним, и выглядывать из-за угла не пришлось.

— Простите, — неожиданно обратился к нему мужчина и сделал несколько шагов в его сторону, — вы здесь работаете?

— Да, — кивнул Илья, — и живу, и работаю.

Он спустился с крыльца — неловко было говорить со стоящим человеком сидя.

— Ну и как вам здесь? Я понимаю, что неправ, мне не стоит спрашивать работников «Сфинкса» об этом, но все-таки?

Мужчина остановился шагах в трех от крыльца. Дородная блондинка недовольно сложила губы, но тоже встала. Ей не хватало только упереть руки в боки, чтобы окончательно стало ясно, зачем она ждет мужа.

— Я не работаю в «Сфинксе», — ответил Илья, — и определенно могу сказать…

Он не успел договорить — из-за угла появился запыхавшийся молодой парень в костюме, видимо, очередной менеджер. Раньше Илья никогда его не видел. Появился он с громким отчаянным криком:

— Не слушайте этого сумасшедшего!

Долговязый мужчина испуганно втянул голову в плечи.

— Почему вы решили, что я сумасшедший? — он посмотрел на менеджера обиженно и недоуменно.

— Да не вы, что вы! — Менеджер на ходу попробовал нарисовать на лице улыбку, обращенную к клиенту, но после этого немедленно повернул к Илье перекошенное лицо и с разлета толкнул его руками в плечи. — А ну вали отсюда!

Илья, конечно, не ожидал такой наглости, но отреагировал сразу, ответив парню ощутимым толчком в грудь левой рукой, потому как в правой держал топор. Менеджер не остался в долгу и попытался ударить его кулаком в лицо. Это было чересчур даже для очень взволнованного человека — Илья прикрылся блоком, отбросил топор и ударил в ответ. Вообще-то менеджер производил впечатление парня крепкого, но с одного удара чуть не повалился на землю и отлетел на несколько шагов назад, хватаясь рукой за лицо и с трудом удерживая равновесие.

— Ну? — спросил Илья, но парень немедленно пошел в атаку, на этот раз более активно работая кулаками. Илья пропустил пару ударов в челюсть и после этого перестал менеджера жалеть.

— Папа! — услышал он крик за спиной, но обернуться никак не мог, только подумал, что подает сыну нехороший пример.

Напористый менеджер не останавливался, Илья пригнулся, пропуская его кулак над головой, и ударил снизу в подбородок, отбросив парня назад. На этот раз менеджер не устоял и навзничь рухнул на спину.

— Отлично! — с дороги раздалось три отчетливых хлопка в ладоши.

Илья поднял голову: дородная женщина улыбалась ему во весь рот, и на лице ее застыл искренний детский восторг.

— Папа! — Сережка подбежал к нему и вцепился в рукав. — Пап, у тебя все хорошо?

Илья рассеянно кивнул. Рано или поздно ребенок последует не его советам, а его примеру. А может, это и к лучшему? Он оглянулся и увидел, что свидетелями драки стали еще и обе близняшки, тихонько застывшие в отдалении, но во все глаза наблюдавшие за происходящим.

Менеджер медленно поднимался с земли, доставая из кармана носовой платок.

— Я тебя достану, сука, — прошипел он сквозь зубы, — сегодня же в милиции окажешься, чокнутый!

Илья кивнул ему с улыбкой — у него с детства вызывали отвращение товарищи, которые после драки бежали жаловаться родителям на обидчиков.

— Если он напишет заявление, — с улыбкой сказала женщина, — я с удовольствием расскажу, как было дело. Так что, мальчик, лучше тебе сидеть на попе ровно.

Она скроила презрительную мину и поглядела на менеджера.

— Вы хотели нам что-то сказать, — ее супруг, благоразумно отошедший в сторону, вернулся обратно, с испугом глядя то на Илью, то на его противника.

— Я хотел сказать, что здесь нельзя жить. Это плохое место, — ответил Илья, поднимая топор.

— Правда? — дородная женщина необычайно заинтересовалась, даже подошла поближе. — Как интересно! И в чем это заключается?

— Ты, придурок! — не дал Илье ответить менеджер. — Только попробуй что-нибудь ляпнуть!

— Ты, мальчик, помалкивай! — грубо оборвала его женщина. — С тобой мы все уже выяснили. Или еще раз хочешь в бубен?

— Вы хотели сказать про плохое место, — мужчина тронул Илью за рукав.

— Да! Мне ужасно интересно, — женщина снова обратила на него взор.

Илья пожал плечами:

— Это место выживает тех, кто хочет здесь поселиться. Многие чувствуют, что им здесь неприятно находиться. В доме у Залесских сперва упала потолочная балка, водопровод прорывался…

— Да, а еще у нас в доме ходят привидения, — неожиданно сообщила одна из близняшек.

— Правда, детка? — расцвела женщина. — И какие же?

— Разные. Мы ночью не спим, мы сидим и боимся. Только они света не боятся, даже если с лампой сидеть, они все равно приходят.

Илья не ожидал такого поворота — ничего себе! Интересно, они жаловались матери?

— И как они вас пугают? — продолжила расспросы женщина, проявляя искреннее любопытство.

— Они говорят, чтобы мы убирались отсюда, иначе нас всех убьют.

— А какие они? Прозрачные?

— Нет, не прозрачные. Они через двери могут проходить. Одна тетенька с зубом, в белой рубашке ночной, все время обещает нас укусить. Она вся синяя и худая как скелет.

— И кот еще приходит. Только кота мы не боимся, он ласковый.

— И еще настоящий скелет бывает.

Близняшки говорили, перебивая друг друга, а Илья все больше и больше приходил в ужас… Ну что же делать? Неужели Вероника не понимает, что детям тут не место? Если она решила объявить Долине войну, то пусть сама и воюет, зачем же приплетать к этому дочерей?

— А вы меня не обманываете? — на всякий случай спросила женщина.

— Нет, они вас не обманывают, — мрачно ответил за девочек Илья.

— В таком случае, ваша мать просто дура, — сделала вывод женщина.

— А мы маме ничего не говорили, — ответили девочки хором.

— Расскажите обязательно, — посоветовала женщина и повернулась к Илье. — Вы что, по-настоящему верите в их рассказ?

Илья кивнул.

— Что, здесь действительно водятся привидения и падают балки?

Илья кивнул еще раз.

— Это, конечно, безумно интересно, но нам такого не надо! Еще не хватало, чтобы у меня появились галлюцинации!

— Зайчик, я же говорил тебе… — наконец успел вставить слово ее муж.

— Ты был неубедителен, — снисходительно улыбнулась она, — но все равно молодец. Поехали, у нас сегодня еще один просмотр, нас ждут.

Она повернулась, чтобы уйти, но внезапно вспомнила, вернулась и протянула Илье визитку:

— Вот мой телефон. Если этот дурачок пойдет в милицию, смело можете мне звонить. Мы с мужем подтвердим, что вы всего лишь защищались!

Она кокетливо засмеялась и пошла к машине. Илья глянул на нее сзади и решил, что она очень даже ничего. И гораздо моложе, чем показалось ему вначале. И никакая она не дородная, а очаровательно пухленькая. Он махнул рукой ей вслед, и она, заметив это, ответила ему тем же.

Менеджер не стал задерживаться и, шипя что-то под нос, удалился.

— Папка, это было круто! — наконец расслабился Сережка, до этого державший его за левый рукав.

— Да ладно, — пожал плечами Илья и обратился к девочкам, — почему же вы ничего не рассказали маме? Про привидения?

— Ну… — обе задумались, а потом одна продолжила: — Мама такого не понимает. Она будет над нами смеяться. Когда мы были маленькими, она или смеялась, или сердилась, если нам было страшно.

— Вы все-таки попробуйте ей рассказать. Сегодня вечером, хорошо? И не перед сном, а как только придете домой. Я думаю, ваша мама на этот раз смеяться не будет.

Они синхронно пожали плечами.

— А если будет? — спросила одна.

— Тогда я завтра приду, и мы поговорим все вместе, хорошо? Но только сегодня вы должны все рассказать ей сами. Договорились?

Обе кивнули.