Глава 4. Девичьи секреты

Лошадей они оставили в городской конюшне, а сами поспешили на ремесленную улицу. Точнее это Нул Ним-Ним спешил, Кира же с мрачным видом медленно плелась позади.

Ифрит выглядел невероятно окрыленным от того, что не надо прятать свою внешность, осматривал прохожих и улыбался всем подряд, отчего ему, а точнее той миловидной девушке, которой он стал, мужчины буквально не давали проходу. Кире даже приходилось несколько раз прибегать к грубой силе, чтобы отвадить от господина некоторых особо настойчивых поклонников. Ей, в общем-то, было наплевать, если кто и облапает Нул Ним-Нима, это было бы даже забавно, но его теперешняя внешность, так схожая с ее прежней, рождала в голове неприятные фантазии о том, будто эти неотесанные мужланы зажимают ее саму.

Они обошли уже несколько мастерских, и только в последней из них согласились в кротчайшие сроки удовлетворить его просьбу. Нестарый еще резчик по дереву, не отрывающий от Нул Ним-Нима пристального, полного кокетства взгляда, долго расспрашивал его о деталях заказа и, наконец, полюбопытствовал:

— А для чего вам эта маска?

Ифрит растерялся, его розовые, растянутые в любезной улыбке губы слегка дрогнули.

— Для нашего брата, — быстро вмешалась Кира. — Его лицо изуродовано ожогами, и он боится показываться на людях. Мы надеемся, что с маской он преодолеет этот страх. А ее не спрашивайте больше, — женщина ласково приобняла Нул Ним-Нима за узкие плечи, — переживает еще.

На этом мастер смущенно извинился и пообещал, что через день маска будет готова.

— Что ж, пожалуй, в тебе еще есть немного толку, — хмыкнул ифрит, когда они свернули с ремесленной улицы на широкую рыночную площадь. — Думаю, что ты все-таки заслуживаешь компенсации за тот… небольшой ущерб… который я тебе причинил.

Кира лишь презрительно фыркнула.

— Может, хочешь, чтобы я что-нибудь тебе купил? Выбирай, пока есть такая возможность. — Нул Ним-Ним обвел руками вокруг, показывая на всевозможные торговые ларьки.

— Мне ничего не нужно. Но если вы все же хотите меня наградить, то ответьте, пожалуйста, на один вопрос.

— Какой?

— Куда вы едете и зачем?

Нул Ним-Ним улыбнулся красивыми женскими губами и приложил к ним изящный пальчик:

— Ладно, так и быть… — начал он. — У меня украли очень ценную вещь, и я еду в графство Осак, чтобы вернуть ее. Я удовлетворил твое любопытство?

— Не совсем… — проговорила Кира, пытаясь переварить новые знания. — Что это за вещь, и кто у вас ее украл?

Ифрит лишь рассмеялся:

— Не перегибай палку, Кираин. Тебе действительно не стоит знать больше.

— Но почему? Чем больше вы мне расскажете, тем лучше я смогу вам помочь.

— Не льсти себе. К тому же ты, похоже, не до конца осознаешь опасность путешествия со мной. Я говорил, что не преступник, но мы оба знаем, что я солгал. Ифриту появляться в людских землях запрещено законом. Я, конечно, рад, что для тебя это не является достаточно серьезным моральным проступком, но ты теперь, по сути, тоже соучастник. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы скрыть свое пребывание здесь, но допускаю, что правда обо мне может открыться. И тогда тебе лучше прикинуться дурочкой, обманутой коварным ифритом.

Кира шумно сглотнула.

— Вы считаете, мне грозит тюремное заключение? Или… казнь?

— Это зависит от графства, в котором нас обнаружат. И от того, смогут ли они доказать твою, так сказать, идейную причастность к моим темным делам. Но, не зная подробностей, ты ничего не сможешь им ни рассказать, ни даже простодушно ляпнуть. Потому — не спрашивай ни о чем больше. Пусть наши отношения останутся прежними: я скроюсь за маской, а ты просто будь рядом и не дай мне здесь умереть.

Ответ Киру удовлетворил и даже немного снял терзающее с самого утра раздражение. По крайней мере, ифрит, наконец, раскрыл ей свою великую тайну, и она перестанет чувствовать себя одураченной. Точнее одурачиваемой.

— А, может быть, ты все же хочешь что-нибудь еще? — спросил он, возвращаясь в свое прежнее игривое настроение. — Это, например?

Нул Ним-Ним схватил с прилавка круглое зеркальце в позолоченной оправе в виде переплетенных цветочных ветвей. Увидев свое отражение, он на мгновение застыл, но встретив в нем озлобленный взгляд одноглазой Киры, тут же положил предмет на место.

— Ничего не надо мне, госпожа Ним-Ним, — сквозь зубы процедила она.

Уже на выходе с площади, ифрит остановился у лотка одного из ювелиров и внимательно вгляделся в стеклянный ящичек, на дне которого находились аккуратно выложенные на кусочке черного бархата побрякушки. Его взгляд быстро и деловито пробежал по их кучным рядам, и, наконец, замер.

— Могу я примерить эти? — милым голоском проговорил Нул Ним-Ним, указав на небольшие ромбовидные серьги из серебра с искрящимся лазурным камнем посредине. Торговец, оценив дорогие одежды и крайне приятное лицо покупательницы, осторожно извлек украшение из ящика и протянул ему.

Вынув из ушей маленькие серебряные колечки, Нул Ним-Ним ловким движением прицепил на их место более увесистые серьги с камнем и стал пристально изучать свое отражение. Кира лишь непонимающе косилась на него, представляя, как то же самое делает он в своем обычном облике.

— Ох, красота! — восклицал торговец. — Прямо как будто для вас сделаны. Так подходят вашим ясным глазкам и светлой коже! Ох-ох!

— Что ж, соглашусь, — улыбнулся ифрит в зеркало. — А ты как думаешь, Кираин? Нравятся тебе?

— Серьги, как серьги.

— Я возьму, — кивнул Нул Ним-Ним.

Когда они, наконец, покинули площадь, ифрит неожиданно повернулся к Кире и протянул ей маленький бархатный мешочек, в который ювелир положил купленное украшение.

— Это тебе, — сказал он.

— Я же говорила, что мне ничего не нужно. И уж тем более всякие безделки!

— Я не люблю, когда отвергают мою щедрость. От тебя не убудет, если ты их примешь.

Он вложил мешочек ей в руку и, торопливо отвернувшись, поспешил куда-то вперед. Кире оставалось лишь радоваться, что он не видит ее раскрасневшегося лица.

Вскоре Нул Ним-Ниму пришлось пожалеть о том, что ринулся на базар прежде, чем позаботился о месте для ночлега. Городская площадь меньше чем за час наполнилась толпой почти под завязку. Люди с веселыми разгоряченными лицами ручейками стекались сюда с узких переулков, неся в руках маленькие фонарики и высушенные цветы. В центре, на небольшом наспех сколоченном постаменте выставили крупные пузатые бочки — главных гостей этого гулянья.

Ифрит поспешил к гостинице, но гул нетрезвых голосов и почти незакрывающаяся дверь уже оповестили его о том, что искать ночлег там бесполезно — ни одной свободной комнатушки, о которой он так мечтал, в этом заведении не имелось. Никакие уговоры и обещания вознаграждения на хозяина не действовали, ведь не мог же тот, в самом деле, выгнать своих постояльцев на улицу ради какой-то капризной богатой дамочки?

— Ну, почему? Почему здесь так много народу? — сокрушался ифрит, когда они, побежденные неудачей, шагнули на улицу. Несмотря на поздний час, людей здесь было действительно много: они шатались вокруг, горланили дурными голосами неразборчивые песни и плясали под скудный аккомпанемент маленьких дудочек.

— Праздник, наверно, — зевнув, проговорила Кира. Она силилась вспомнить, что именно могут отмечать в такое время года, но ни один известный ей памятный день к сегодняшнему не подходил. Ей стало любопытно и, тронув близстоящего прохожего, она спросила:

— Уважаемый, из-за чего такое веселье?

— Так королева сына родила! — воскликнул он, словно удивляясь непросвещенности своей собеседницы. — По городам разослали бочки с пивом и всех бесплатно поят за здоровье матери и младенца.

Кира смущенно нахмурилась. В своем добровольном изгнании новости она получала только от Алина, да и слушала их в пол уха, поэтому интересное положение королевы прошло как-то мимо нее.

— Что за варварские обычаи!.. — прошипел рядом раздраженный ифрит.

Его голос не скрывал опасений: Нул Ним-Ним не мог оставаться на улице сейчас, чары должны были вот-вот развеяться и раскрыть его преступный облик. Кира поспешно прикидывала в голове какой-нибудь выход. Они могли бы укрыться в подворотне, или, возможно, стоит вообще покинуть город. Хотя оставлять господина одного в таких опасных местах, возвращаясь за сделанной маской, было слишком рискованно, но был ли выбор?

Кира собралась было озвучить свои предложения, но загоревшийся взгляд голубых глаз Нул Ним-Нима остановил ее; ифрит с надеждой всматривался в яркую вывеску небольшого здания на противоположной улице. "Девичьи секреты" — гласила она.

— Вы же не серьезно?.. — немного испуганно проговорила Кира.

— Отчего же? Владельцы борделей слишком любят золото и слишком мало задумываются о приличиях, чтобы отказать мне.

— Я лучше переночую где-нибудь на улице...

— Не дури, Кираин! — фыркнул Нул Ним-Ним. Его недовольный взгляд не позволял ослушаться.

Ифрит был прав. Женщина, содержательница этого публичного дома, оказалась гораздо сговорчивее, чем любой из тавернщиков в городе. Правда суммы, которую она себе выпросила многозначительными улыбками ярко накрашенных губ, хватило бы, чтобы снять один из маленьких домиков на окраине на целый месяц, или даже на два.

Нул Ним-Ним выглядел довольным, словно совершил невероятно выгодную сделку — сорить деньгами он, по-видимому, привык. Не смущали его и плотоядные взгляды полуодетых и вовсе голых девиц, слетевшихся к нему, едва заслышав звон золотых монет. И это не смотря на то, что он выглядел как молодая девушка!

Кира с отвращением наблюдала все это, стараясь не задерживать взгляда на алчной наготе, а когда ифрит посмел легкомысленно провести рукой по круглой ягодице одной из проституток, она и вовсе не сдержалась и, брякая доспехами, бросилась вперед, отстраняя собой блудниц от господина. Нул Ним-Ним на ее поступок лишь рассмеялся, одобрительно похлопав ее по щеке. Той самой рукой! Никогда еще у Киры не возникало такого непреодолимого желания помыться.

Комната, которую они купили на эту ночь, на первый взгляд выглядела почти царственно. Обшарпанные стены с грубыми деревянными балками прикрывали яркие ковры, задавая покоям нужное настроение и отвлекая от правдивой серости. Большую часть комнаты занимала огромная кровать под полупрозрачным красным балдахином, заваленная подушками. На ней могло свободно уместиться гораздо больше народу, чем просто два даже самых пылких любовника. Кира поспешила прогнать из головы настойчивые картины групповых любовных игрищ, и бросила презрительный взгляд на деревянную лохань напротив камина, на лакированные столики с ящиками, остановив его на небольшом закутке, занавешенном такой же полупрозрачной тканью, какой был украшен балдахин. Для чего это? Для светских бесед, что ли?

Хозяйка с гордостью вещала, что это лучшее, что у них есть. Но Кире эта фальшивая обстановка напомнила ту украшенную комнату харчевни в ее деревне, где она впервые встретилась с ифритом.

— Это наш день...

— Теперь все дни будут наши, — улыбнулся он.

Кира хотела ответить ему, но не смогла. Она слишком боялась, боялась не успеть побыть с ним еще немного, еще секунду или две. Ей всегда будет мало его улыбки, его благородного профиля. Как часто она смотрела на него тайком, издали, даже не надеясь встретиться взглядом, а теперь с головой утопает в этих мудрых карих глазах с сетью морщинок в уголках, которые она так любила покрывать поцелуями. Мысль о том, что вскоре может это все потерять, страшила ее.

— Я не хочу, чтобы этот день заканчивался, — прошептала Кира. — Что если завтра… завтра...

— Прекрати, — мягко остановил он, проведя могучей рукой по ребристому плетению ее русой косы, — не думай об этом. Посмотри на этот закат. Разве он не прекрасен? Но был бы он так хорош, если бы ты все время думала о грядущей ночи и тьме? Мы все умрем когда-нибудь, Кираин. И я, и ты. И солнце зайдет. Оно всегда заходит, мы ничего не можем с этим сделать. Только наслаждаться его красотой и нашим теперешним счастьем.

Его горячие губы нежно прикоснулись к ее бледной щеке. Кожу привычно защекотали короткая бородка и длинные непослушные волосы, пахнущие древесной корой.

А солнце тем временем заходило все дальше за горизонт, оставляя этот мир беспощадной ночи. Облака на пылающей кромке неба поглощали его последние лучи, темнея как кровоподтеки на теле избитого, как лохмотья и выдранные клочья волос.

Как его потухшие глаза.

— Кираин, а твои груди сейчас такие же упругие?

Насмешливый звонкий голос Нул Ним-Нима, вырвал из забытья Киру, заглядевшуюся на кровавый закат сквозь сетчатое окно. Ей стало жутко от того, какими реальными показались эти воспоминания, как будто на самом деле рядом с ней стоял Мелетим, утешал ее беспокойное сердце, целовал дрожащие губы.

— Что? — растерянно переспросила Кира, обернувшись к ифриту, все это время беззаботно плескавшемуся в теплой ванне. Он держал в руках свои женские груди, с интересом рассматривая, как они сжимаются в его пальцах.

Раздраженно вздохнув, Кира поспешно отвернулась. Она наконец вспомнила, зачем подошла к окну и стала тщательно его занавешивать, следя за тем, чтобы не оставалось ни одной щели. Кто знает, возможно есть много любителей подглядеть за тем, что творится в спальнях публичного дома.

Из-за стены послышались громкие наигранные стоны.

— Тебе ведь уже не мало лет, — продолжал ифрит. — Хотя не похоже, чтобы ты рожала, так что вполне возможно...

Все еще не отвечая, Кира нервно прошагала до двери, чтобы снова проверить замок.

— Не нужно так напрягаться, — томно протянул Нул Ним-Ним, выпустив наконец из рук девичьи груди и глубже погрузившись в горячую ароматную воду.

— А вы, похоже, слишком расслабились, — проворчала Кира, кивнув на приконченную им бутылку вина, бесхозно валяющуюся неподалеку. Женщина за стеной завыла больной коровой. — Она замолчит когда-нибудь или нет? Целый час же уже!..

Нул Ним-Ним тихо рассмеялся.

— Забавная ты, Кираин. Взрослая женщина, а краснеешь, как юная дева. Ох, постой-ка… — встрепенулся он. — Что если ты и есть дева?

Если все это время Кира чувствовала легкий жар на своих щеках, то после непристойного вопроса ифрита ей показалось, что все ее тело в один момент охватило пламя. Вздрогнув под его изменившимся взглядом, она, не утруждая себя ответом, скрылась за занавеской укромного уголка. Впрочем, было слишком наивно полагать, что эта полупрозрачная вуаль защитит ее от дерзкого пьяного господина.

Нул Ним-Ним понял ее поступок по-своему.

— Зря, — вздохнул он. — В молодые годы ты была довольно хороша. Я знаю таких женщин, как ты. Ослепленные собственной красотой, они считают, что достойны большего, отвергают ухаживания простых деревенских парней, и к периоду собственного увядания остаются в полном одиночестве в разваливающейся халупе. Ох, Кираин… Мне только не понятно, зачем ты научилась так мечом махать? Хотела захомутать какого-нибудь графа, став его телохранительницей, или чьи-то ухаживания были слишком уж настойчивы?

Мелодичный женский смех Нул Ним-Нима наполнил комнату, отторгая собой возобновившиеся грубые стоны. Кира и в этот раз ничего не хотела отвечать ему. Она не была уверена, что голос ее не дрогнет, обнажая старые раны перед этим недостойным откровений существом. Да и какая разница опровергнет она его слова или нет? Что если правда развеселит его еще больше?

Послышались громкий плеск и шлепанье босых ступней, а через мгновение шторка укромного уголка отодвинулась, впуская бледную полуобнаженную девушку. Ее груди, по которым еще стекали тоненькие струйки воды, коротко колыхнулись, когда она неловко плюхнулась на софу напротив Киры. Из одежды на Нул Ним-Ниме было только влажное полотенце, натянувшееся на широко раздвинутых по привычке бедрах. Женщине тут же захотелось поддаться искушению и сорваться с места в какой-нибудь дальний угол, но она быстро сообразила, насколько глупо и по-детски это бы выглядело, и осталась неподвижно сидеть в своем кресле.

Ифрит тем временем потянулся к маленькой сумочке, ожидавшей его на софе, и вынув из нее необходимые курительные принадлежности, принялся начинять порошком любимую трубку. Кира же старалась не смотреть на господина, делая вид, что ее очень заинтересовала висевшая на стене картина с фруктами. Правда, в сумраке закутка, она не сразу поняла, что там были изображены вовсе не фрукты.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я на тебе женюсь? — наконец произнес Нул Ним-Ним все тем же насмешливым голосом. Его растянутые в легкой улыбке губы слегка подрагивали, будто сдерживая смех. — Я хоть и не обременен брачными узами, но ты — это уж чересчур. Найди для своей последней надежды кого-нибудь другого.

Киру так и подмывало ответить ему, насколько неприятно ей было бы стать женой ифрита, но, посчитав эти слова слишком жестокими даже для такого как он, ограничилась сдержанной фразой:

— Господин, может, уже достаточно? Мое терпение не безгранично.

— Жду не дождусь, Кираин.

— Зачем?

— Это же бордель, — просто ответил ифрит, поудобнее располагаясь на софе. — Комнаты здесь пропитаны похотью в три слоя. Так чего удивляться, если я тоже хочу развлечься? Твое прекрасное нагое тело я в каком-то смысле уже лицезрел, теперь хочу посмотреть, что ты еще можешь мне показать.

— Это отвратительно...

— Так в чем я был неправ? — Нул Ним-Ним блаженно выпустил струйку дыма.

— Во всем, — буркнула Кира.

Он ждал.

— Я никогда не считала деревенских парней недостойными, да и никакой особой красоты в себе не видела. Да, я отвергала их ухаживания, отсылала сватов ни с чем, но только потому, что была искренна с ними. Я вообще не думала о замужестве тогда. Если бы мой отец был жив, то, разумеется, выдал бы меня замуж, но умер он слишком рано, а мать никогда не решилась бы пойти против моей воли. Такой уж она была… Но тем не менее замуж я вышла.

— Какой неожиданный поворот, — усмехнулся ифрит. — И что же, твой муж не против того, что ты… сейчас со мной?

— Вероятно был бы против, да только я… — Голос женщины все-таки дрогнул, и Кира немного помолчала, собираясь с силами произнести то, что давно уже не озвучивала. — Я была замужем один день.

— Вот как? Значит он тебя обманул? Или ты его прирезала, потому что не хотела замуж?

Кира вновь замолкла, ругая себя, что начала откровенничать перед этим язвительным ифритом. Ей стало противно, но с другой стороны в груди словно начали разжиматься невидимые тиски. Она всего лишь раз рассказала эту историю, семь лет назад, когда Алин привез ее в деревню на повозке, перебинтованную, с грубыми швами, не могущую и шагу самостоятельно ступить. Говорить тогда было необходимо, но эти слова лишь доставляли брату боль и не приносили ей облегчения.

— Нет, — выдохнула Кира. — В детстве я была беспокойной девчонкой. Я бегала с мальчишками, размахивая палками и мечтала о настоящих сражениях и приключениях. К пятнадцати годам я так и не смогла повзрослеть, и, едва заслышав о том, что в столице формируют женские боевые отряды, сбежала из дома. Это было прекрасное время. Каких только сказок нам тогда не рассказывали! Говорили, что в женщину природой заложено больше ярости, что мы выносливее и ловчее, что лишь горстка воинов вроде нас могла переломить ход битвы. Однако громили наши ряды так же, как и все остальные, с той лишь разницей, что пленников охотнее брали. До меня доходили слухи о том, что стало потом с этими женщинами...

Командир, под чье управление попал наш отряд, был лучшим мужчиной, которого я знала. Мне потребовалось лишь несколько часов, чтобы влюбиться. Мне повезло — он ответил взаимностью. Мы поженились перед последней битвой...

— Как глупо, Кираин, — тихо произнес Нул Ним-Ним своим обычным голосом. Кира подняла на него глаза, с облегчением отметив, что от прежней женской фигуры и молочно-белой кожи не осталось и следа. Перед ней, развалившись на софе, лежал иссиня-черный ифрит, задумчиво уставившийся на облачко дыма над своей головой. Он больше не выглядел дерзким и насмешливым, скорее усталым. Взгляд женщины быстро пробежался по его полуобнаженному телу, слегка задержавшись на животе, где, в районе солнечного сплетения, виднелся какой-то знак, похожий на грубое клеймо. Впрочем, она слышала, что маги часто исписывают свое тело татуировками и рисунками.

— Я знаю, — ответила Кира, снова отведя взгляд. — Но если бы мне предложили вдруг начать все сначала, переделать всю свою жизнь, я бы поступила точно также. Просто потому что я любила этого человека и рада, что он был в моей жизни. Пусть и так недолго. Только это и помогло мне выжить потом. Потом. Когда я вернулась в свою деревню, я попала на еще одну войну, но только на ту, на которой воевать я была не обучена. Я смогла встать на ноги, не смотря на раны, высоко держала голову с уродливым шрамом, смотрела в глаза тех, кто плевал в меня проклятьями и насмешками, но все равно проиграла. Молодые женщины, с кем в детстве я делила свои игрушки, и их матери, угощавшие меня леденцами и пирогами, теперь смотрели на меня с ненавистью, называли плохими словами. Они считали, что женщины, бывшие на войне, занимались тем, что ублажали мужчин, их мужей. Сейчас думаю, что могла бы противостоять всему этому, а не поселяться на выселках. Да только тогда, после войны, у меня уже не оставалось на это сил.

В комнате стало тихо. Даже женщина за стеной перестала издавать свои раздражающие стоны. Было такое чувство, что все вокруг, даже стены "с тремя слоями похоти" все это время внимательно слушали ее историю.

Кира коснулась своей здоровой щеки, немного удивляясь, что та оставалась сухой. Видимо слез больше не оставалось.

— Устал я за сегодня, — сказал ифрит. — Зелья и людская болтовня слишком выматывают меня.

Он потянулся, небрежно бросил трубку на софу и нетвердым шагом побрел к кровати. Полотенце на его бедрах начало сползать, но он даже не пытался его удержать. Совершенно голый Нул Ним-Ним плюхнулся в горы подушек на постели и, казалось, моментально заснул.