Глава 7

В карете сэра Вилохеда отпустило возбуждение, вызванное осмотром стоячего трупа, и он зверски замёрз. Засунув руки поглубже в карманы, коррехидор хотел было велеть кучеру ехать в мужской клуб «Киник», чтобы поужинать и провести пару часов за бокалом прекрасного бренди, коим клуб славился на весь Эльферерри. Но как только Вил представил себе, что к ужину и бренди будут обязательно прилагаться бесконечные разговоры о политике, модных выставках и тысяче иных вещей, совершенно неинтересных и абсолютно ненужных, ему стало тошно, коррехидор передумал и поехал домой.

Дома он был неприятно удивлён присутствием в прихожей подбитого мехом плаща и тартанового берета с орлиным пером, угнездившегося на его тростях в подставке. Знакомый коричнево-голубой тартан с серебряными полосами говорил об одном: в доме находится его отец — герцог Файдернесс.

Фибс, принимая у Вила пальто, сообщил многозначительным шёпотом, указывая взглядом на берет:

— Его светлость изволили пожаловать.

— Давно?

— Где-то в половине одиннадцатого, вскоре после вашего отъезда, милорд. На Драконьем перевале рано лёг глубокий снег, ваш батюшка застрял в карете и прибыл только к ночи.

Вил кивнул.

— И что он сказал?

— Он спросил: « где мой беспутный сын», милорд.

— И? — Вил усмехнулся, представив недовольную мину отца, не заставшего его дома в столь поздний час.

— Я обстоятельно обсказал его светлости, как вас вызвали на происшествие со стоячим покойником, но он не поверил мне, милорд, — постная физиономия дворецкого выражала искреннее сожаление. — Чтобы хоть как-то умилостивить его светлость, я предложил ему отужинать вашим ягнёнком под смородиновым соусом.

— Естественно, отец не отказался, но ворчать не перестал.

— О, да, милорд, он сперва поругал столичную кухню, посетовал, что только в провинциях едят правильную эльфийскую еду, а не подражают империи с её кулинарными причудами. Но после съел и ягнёнка, и соус.

— Понятно, — Вил поправил перед зеркалом галстук, пригладил свои непривычно короткие волосы и глубоко вздохнул. Тянуть время дальше просто было неприлично, нужно идти к отцу. Не то, чтобы верховный коррехидор Эльферерри не любил своего родителя, просто сегодня герцог Файдернесс был одним из последних эльфов, которого он желал бы видеть.

Его светлость коротал время у камина в библиотеке. На полу валялись газеты, в руках герцога была трубка, а на подлокотнике кресла — бокал с его любимой смесью взбитого яйца, молока и крепкого спиртного. Вил с детства помнил эту гадость, которой его пичкали всякий раз, когда он ухитрялся схватить простуду. Отец почитал адскую смесь лучшим средством против всякой хвори, и не упускал случая рассказать, как именно этим поставил на ноги своих солдат во времена Северной войны, когда имперцы загнали их поздней осенью в болота.

— Где вас носило? — не особенно дружелюбно поинтересовался герцог, как только Вил перешагнул порог библиотеки, — вижу, государственная служба не оказывает на вас того благотворного воздействия, на которое так рассчитывали мы с вашей матерью.

— Добрый вечер, отец, — слегка поклонился коррехидор, — я рад, что вы благополучно добрались. Фибс говорил мне, что на перевале в этом году большой снег лёг раньше обычного.

— Не заговаривайте мне зубы, — глаза герцога, такие же карие, как и у Вилохэда, сощурились, — вы не в вашем любимом клубе, где принято болтать о погоде, я задал вам вопрос, так извольте потрудиться на него ответить.

— Я был на происшествии, точнее осматривал труп.

— Вздор! В коррехидории, конечно, не нашлось ни одного дознавателя или коронера, чтобы сделать эту работу, поэтому вам пришлось ехать самому. Какая глупая увёртка! Я более чем уверен, — герцог повернулся в кресле, и смахнул бокал с выпивкой на пол, — вы были в ночном клубе, борделе или, в лучшем случае, в опере. Это всё влияние вашего дяди Уолтера, я был категорически против ваших поездок в столицу. И что из них получилось?

— Я занимаю ответственный пост, — Вил старался сохранять спокойствие, — выполняю свой долг перед Дубовым кланом, я справляюсь, отец. Даже король не может отстранить меня, вам ведь хорошо известно, что его морозное величество без приязни восприняло ваш взнос в казну за должность коррехидора. Его не устраивал Файдернесс под боком.

Отец Вила поджал губы и чуть подвинулся, позволяя Фибсу убрать осколки бокала.

— Сегодня я выезжал вовсе не в клуб или оперу, — бордель Вил сознательно опустил, — меня вызвали на особое преступление по приказу короля. В Эльферерри появился второй стоячий покойник.

— Ерунда! — герцог был непоколебим, — вы, Вилохэд, с детства были изобретательны, чтобы не делать дел, которые вам не по нраву. Вместо того, чтобы выполнять свой долг перед кланом, вы продолжаете развлекаться, ведёте праздную жизнь столичного шалопая, отговариваясь жалкими выдумками про стоячих мертвецов. Такого просто не может быть. Вот тебе, Фибс, доводилось когда-нибудь видеть стоячего покойника?

— Никогда, ваша светлость, — ответил дворецкий уже у двери. Он уносил поднос с осколками.

— И мне тоже. А я уж за свою долгую жизнь повоевал порядочно, и покойников навидался всяких, но вот выдумать стоячего мертвеца, мне бы ни за что в голову не пришло. Довольно об этом, — герцог повелительно поднял руку, когда его сын открыл рот для возражений, — я хотел поговорить с вами о другом.

Вил, прекрасно понимая, что самое неприятное ещё только начинается, уселся в свободное кресло и позвонил Фибсу, чтобы приказать подать хотя бы чаю.

— Вам в июле исполняется тридцать шесть, — отец многозначительно посмотрел на своего беспутного сына, — что вы намерены предпринять по этому поводу?

— Я намереваюсь приехать на недельку в Файдрим, если, конечно дела позволят и отпраздновать день рождения дома. — В душе Вил искренне надеялся, что к лету в Эльферерри усилится разгул преступности, который не даст верховному коррехидору отлучиться в родовое гнездо.

— Меня совершенно не волнует, как вы собираетесь праздновать, — скривился герцог, — я о том, что по традиции все мужчины из рода Файдернессов должны связать себя узами брака к тридцати шести годам. Что вы об этом думаете?

— Я думаю, что с моей стороны было бы верхом глупости жениться не по личной склонности или выгоде, а лишь в угоду семейной традиции, — не выдержал Вилохэд, — мне пока некогда было заниматься брачными делами.

— У вас поворачивается язык назвать традиции Дубового клана глупыми? — тёмные, почти прямые брови отца сошлись на переносице, и это не предвещало Вилу ничего хорошего, — или вам с вашим образом жизни кажутся глупыми сами узы брака?

— Ни то, ни другое, отец. Я считаю глупым жениться без любви и к определённому сроку.

— Уж чего-чего, а любви в вашей жизни предостаточно. И не смейте мне возражать! Я наслышан о ваших любовных похождениях, ваших и вашего дорогого дяди Уолтера. Мужья в Эльферерри, должно быть, вздохнули спокойно, когда он уехал в Рию. Кстати, я недавно получил от него письмо, где он подробно описывает события, что произошли в империи летом. К разговору о женитьбе вернёмся позднее, а пока доложите мне о службе у короля. Вам удалось сделать то, ради чего вам покупали должность?

— Пока нет, отец.

— Ещё бы! Ведь вам некогда. Ночные клубы, опера, имперское безбожное развлечение, будь оно неладно!

— Работа, отец. Очень много работы. Быть верховным коррехидором весьма обременительное занятие. Короля я вижу каждую неделю во время личного доклада и во время официальных приёмов, на которых обязан присутствовать по своему теперешнему положению.

Фибс принёс чай, запеканку и остатки сдобы, герцогу он подал яично-молочную смесь взамен пролитой. Герцог взглядом отослал слугу и обратился к сыну:

— Ну и что вы можете сказать?

— Наладить личный контакт с его величеством Эвереттом не представляется для меня возможным, — Вил взял запеканку, — может быть виной тому предубеждение короля к Дубовому клану и ко мне лично. Ещё одна проблема в неотлучном присутствии Фархана. Я ни разу не разговаривал с его величеством наедине. Вездесущий южанин до сегодняшнего дня не вмешивался в доклад, а сегодня вдруг стал раздавать указания, но самое странное, что Эверетт поддерживает старика. Он приказал мне подчиниться и сделать всё, как велел шут.

— Дожили! — взорвался негодованием герцог Файдернесс, — моему сыну, морознорождённому эльфу Дубового клана, приказывает гартхэн-шут. Нет, сглупил принц Меллорн, жутко сглупил, когда выторговал у Барса жалкую жизнь своего брата. Брэк — такой же эгоист, как и вы, сын мой. Ему не хотелось брать на себя бремя власти в Морозных землях. Он подписал Северный мир и вернулся к тому образу жизни, какой ему был по душе. А тысячи жизней эльфов его родного королевства его не волновали, ему не было дела до художеств братца, до тех безобразий и беззаконий, в которых Морозные земли погрязли за последние шестнадцать лет. Вот этого Брэку я не могу простить. Последний достойный Меллорн ушёл в сторону!

— Он же — бастард, отец.

— Он безответственный эгоист. Но боги справедливы, сын, он прятался от Короны листьев, пусть теперь несёт бремя власти Короны клинков. Быть Первым консулом при малолетнем императоре — это всё равно, что самому быть императором. Я рад, пускай Брэк получит своё, за предательство идеалов наших кланов.

— Тебя больше интересуют дела шестнадцатилетней давности, нежели сегодняшнего дня, — Вил устало сморгнул, — но возможно, ты послушаешь, что так взволновало Фархана.

Герцог Файдернесс милостиво кивнул, и коррехидор детально пересказал разговор в королевском кабинете.

— Как только я упомянул имя виноторговца из Рии, шут прямо взвился, стал расспрашивать, как тот выглядел, походил ли на военного. И подобное внимание к приезжему весьма меня удивило, — Вилохэд поставил чашку на поднос.

— Вот, — воскликнул герцог, — опять ваши неподобающие знакомства! Кто бы сомневался, что вы грудью встанете на защиту виноторговца! Сперва вы приятельствуете с пройдохой Вудстоком, а теперь вам вольно защищать ещё и имперца.

— Вудсток вовсе не пройдоха, как вы изволили выразиться, — устало возразил Вил, его сильно раздражало то, что отец вместо обсуждения дел всё время сворачивал на личные недостатки, — он — джентльмен и глава гильдии, причём «Мускат» — самое влиятельное объединение виноторговцев в Эльферерри.

— Пускай Вудсток и джентльмен, но он позорить своё происхождение, — упрямо проговорил отец Вила, откинув за спину свои длинные чёрные волосы с проблескивающей сединой, — он позорит дворянское происхождение тем, что торгует. Дворянин может служить, но не может работать.

— Если бы вы хоть на какое-то время отвлеклись от моих просчётов и пороков, я смог бы, наконец, поведать вам о странностях сегодняшнего разговора с королём и его шутом.

Герцог только хмыкнул.

— Меня удивил также документ, что показал мне этот самый Марыль Осокорь из Рии. В нём говорилось о необходимости оказывать предъявителю всяческое содействие во всех вопросах. Подписал бумагу лично Второй консул, — Вил задумался, припоминая малейшие детали.

— И что тебе кажется необычным, — герцог скептически оглядел поднос со сладостями, но так и не нашёл для себя ничего привлекательного, — поставщик императорского двора заручился крепкой бумагой, чтобы избежать проблем у нас, в Морозных землях. Предусмотрительный и серьёзный человек.

— А какие дела, кроме торговых могут быть у купца? Слишком формулировка в документе походила на армейскую, что ли.

— Много вы понимаете в армейских документах! — бросил герцог, — если бы вы поменьше морочили мне голову вашими стоячими мертвецами, я бы успел рассказать вам о письме дяди Уолтера. Второй консул, Марин Туллий, который получил назначение вскоре после коронации Аэция, воевал вместе с Барсом в Кумее. Нет ничего удивительного, что на составленном им документе есть отпечаток образа мысли военного человека. И это все ваши подозрения?

— Фархана интересовал некий центурион Марыль, — задумчиво проговорил коррехидор, — виноторговца тоже зовут Марылем. Второй консул служил в Кумее, а Фархан — кумеец, это мне известно доподлинно, — Вил потёр тяжёлый, файдернессовский, подбородок, — не слишком ли много совпадений?

— Марыль, ну что такое Марыль! — отец Вила пожал плечами, — в империи нередко простолюдины дают детям аналоги патрицианских имён. Одной из распространённых ошибок, которые могут быть допущены в вашем положении, это увлечение третьестепенными тайнами, дурацкими подозрительными совпадениями, так теряется время. Поэтому оставьте ваших Марылей в покое, докладывайте Фархану, раз уж нашему отмороженному величеству пришла на то охота, но не забывайте о главном вашем деле.

Герцог замолчал, что-то прикидывая в уме.

— Хотя выяснить, какую власть старый менестрель имеет над Эвереттом тоже не помешает. Вы могли бы завести роман с дамой из окружения леди Камиллы. Кстати, о помолвке его величества ничего пока не слышно?

Вилохэд отрицательно качнул головой.

— Значит, пока остаётся леди Камилла. Женщины болтливы, а со своими возлюбленными они болтливы вдвойне.

— Отец, все свои романы я заводил исключительно по сердечной склонности, — возразил Вилохэд, которому идея отца совершенно не понравилась, — не ожидал от вас услышать подобное предложение. Надеюсь, сейчас вы говорите, как глава Дубового клана, а не как мой родитель.

— Как и то, и другое, — карие глаза герцога сощурились, — сейчас не время играть в целомудрие. При вашей репутации ловеласа никого при дворе не удивит внезапный роман с одной из придворных дам. К тому же это может кончиться вашей женитьбой к лету. Предупреждаю, если вы не предпримете для этого надлежащих шагов, я сам подберу кандидатуру. И не думаю, что вы будете в восторге от моего выбора. Вы можете годами появляться при дворе, — продолжил он после недолгого молчания, — и не узнать десятой доли сплетен, которые услышите от женщины за одну ночь.

Герцог сжевал всё-таки одну из сладких булочек.

— А вот упомянутое мною письмо от дяди Уолтера вы пропустили мимо ушей с непростительной невнимательностью.

Вил позволил себе закатить глаза, поскольку отец не смотрел на него. Выслушивать ещё и подробный рассказ о жизни дяди в Рие он не имел ни малейшего желания.

— Хотя Уолтер и не принадлежит к нашему клану, я вынужден признать за ним некоторые достоинства, — продолжил старший Файдернесс, — он прислал подробный отчёт о летних событиях в столице империи и коронации принца Аэция.

Вил прекрасно понимал, что в этом месте ему необходимо проявить интерес, не смотря на сильную усталость и начинающуюся головную боль.

— И каково его мнение о молодом императоре?

— Самое радужное, это — настоящий Меллорн. Возможно, от него будет толк. Его мать всегда проявляла ответственность и рассудительность характера. Ведь она вышла замуж за Барса Завоевателя ради заключения Северного мира.

— А мне помниться говорили, что у них был счастливый брак.

— Чушь! Мнение обывателей, охочих до великосветских сплетен, в которых разбираются не лучше, чем баран в апельсинах. Ирисандир страдала от союза с варваром. Не верю, будто девушка королевской крови способна полюбить мужлана, поднявшегося благодаря собственному мечу. Но я отвлёкся от летних событий, — герцог с удовольствием принялся зачитывать отрывки из письма брата матери Вилохэда. Из него выходило, что с приходом к власти Меллорнов в столице и в империи произошли серьёзные изменения. Брэк распустил армию и набрал наёмников.

— Естественно, гномы у него в чести, — последовал немедленный комментарий, — принц Брэкеретт в своём репертуаре: ещё в Северную войну он командовал гномским легионом, вот и сейчас взялся за старое. Но это хорошо. Раз распустил имперскую армию, значит они с Аэцием не собираются воевать.

— С кем? — поинтересовался Вил, — Аэций и так получит Морозные земли с совершеннолетием. А некромантов разбил Барс.

Отец кивнул, соглашаясь, хоть и без охоты.

— Положение же эльфов никак не изменилось. Брэк ведёт себя так, будто он не морознорождённый эльф, а самый натуральный имперец. Нет, наших никто не притесняет, но они не имеют и малейших привилегий. Хотя по словам вашего дяди рийская община весьма на это рассчитывала. Про Второго консула я тебе уже говорил. Это тёмная лошадка, воевал в Кумее, вроде возглавлял армейскую разведку Барса. В столице его никто не знает, он практически не появляется при дворе, и выяснить о нём что-либо стоящее Уолтеру не удалось. Видите, Вил, ваш дядя сумел собрать гораздо больше информации в империи, нежели вы в своём родном королевстве, имея непосредственный доступ к его отмороженному величеству.

— Простите, отец, — Вил поднялся, выслушивать очередную порцию упрёков у него просто не хватало сил, — у меня был тяжёлый день, я устал, замёрз и ужасно хочу спать.

— Замёрз? — возмутился герцог, — да из уст морознорождённого слышать само это слово просто позорно. Тем более сейчас, когда до настоящих морозов ещё больше месяца. Берите пример с меня и ваших старших братьев, — он выразительно хлопнул себя по голым коленям, выступающим из-под килта, — мы никогда не ощущаем холода.

— Увы, отец, я плохо переношу согревающее заклинание, у меня от него недельная мигрень.

— Ни один мужчина в нашем славном роду потомственных воинов не страдал этой позорной бабской болезнью, — заклеймил сына герцог Файдернесс, — вы не перестаёте разочаровывать меня, Вилохэд. Головной болью у нас мучился только дядя Джолион, да и то после удара гномской палицы, который едва не раскроил ему череп. Молодому здоровому мужчине даже говорить о мигрени постыдно. Можете и потерпеть.

— Я не собираюсь терпеть головную боль в угоду вашему тщеславию, — сощурился Вил и стал весьма похож на герцога, сидящего в кресле, — но вот сделать из меня мальчика для услуг при какой-то придворной кокетке не получится, — добавил он совсем ни к месту. — Я — верховный коррехидор, и у меня найдётся немало иных способов для сбора информации. Спокойной ночи, отец.

Герцог только хмыкнул в ответ.

Вилохэд кипел. Мало того, отец не стал слушать его подозрения по поводу виноторговца и Фархана, назвал стоячего покойника глупой выходкой, так он ещё предложил ему соблазнить даму из окружения фаворитки короля и выведывать у неё секреты, а после угнетал чтением дядиного письма, при этом он ни сказал ни единого слова одобрения или поддержки. Но усталость взяла своё, вопреки опасениям, коррехидор уснул мгновенно.