Пролог

Данные

Работа над книгой

Аннотация

Персонажи

Синопсисы

Черновики

Текст

Часть 1. Морибон

Лучше было бы, если бы всякое прегрешение влекло за собой верное и скорое наказание. В каре — очищение. Не «Прости нам грехи наши», а «Покарай нас за беззакония наши» — вот какой должна быть молитва человека справедливейшему богу.

Оскар Уайльд "Портрет Дориана Грея"

Патронат не позволяет проходить процедуру чаще чем раз в два месяца. Они говорят: облучене, максимально допустимая доза, вред для здоровья… К сожалению, он слишком рано вышел на “взрослые обороты”, чтобы сопротивляться. Поэтому он должен сделать это снова.

Как только наступает срок — он идет в медицинское крыло.

— Я хочу повторить процедуру, ваше превосходительство.

В маленьком кабинете пахнет дезинфекцией. Адепт рассматривает его с интересом и заставляет ждать, пока не принесут медицинскую карту.

— Уже готов? Надо же. Ну-ка посмотри на свет…

Лучик фонарика направлен прямо в глаз, но он даже не хочет моргнуть. С тех пор как начались процедуры, чувствительность упала. Порой он даже не обращает внимания на порезы — тело просто не замечает неудобств. Иногда даже появляется мысль, будто сознание заперто в мясе, как в коробке — это чувство становится особенно сильным после процедур.

Человек в халате листает медицинскую карту, на лице сомнение. Пациент смотрит на складки белой ткани и удивляется — как он понял, что ткань белая? Ведь в свете электрических ламп она желтая, а тени в складках залегают фиолетовые. Здесь попросту нет белого цвета.

— Подожди здесь, — говорит адепт, и уходит.

Минуты тянутся бесконечно долго, но пациент сидит и ждет. Он даже не двигается. Обострившийся слух вылавливает из воздуха голоса — адепты спорят о чем-то, вот и все что можно понять из интонаций. А раньше, — впервые, — казалось, что в кабинете очень тихо.

Он понимает, когда адепт возвращается — слышит шаги.

— Мы можем провести процедуру через неделю.

После этих слов мир перестает существовать. Часы меняют друг друга мгновенно, секундно, в незамысловатых действиях, выполняемых без лишних мыслей. До тех самых пор, пока не приходит время идти в медицинский отсек — навстречу тому, от чего он так долго бежал.

— Он отлично держится. Показатели выше среднего…

— Думаю, можно оставить напряжение стабильным. Посмотрим сколько он выдержит сегодня.

Адепты говорят о нем в третьем лице, хотя находятся всего в паре шагов. Перед тем как оставить в капсуле, сковать, нашпиговать проводками и трубками — словно рыбу, пойманную сразу на десятки крючков, — они говорили с ним, спрашивали. Теперь нет. Потому что знают — он не сможет ответить. Чего они не знают, так это того, что он все еще здесь. Это было бы обидно, если бы не боль, ужасная боль. Но он должен держаться. Должен… что?

Зачем он пошел на это?

Его сосуды горят, наполненные инородной смесью из холодной силы, ослепительного страдания и сконденсированных ночных кошмаров. О, эти божественные сны, которые навевает ему ихор. Капля за каплей они проникают в его мозг, сводя с ума чужими видениями, божественными видениями, и он, — бабочка, распятая на линзе, — мнит себя чем-то большим, чем все, что дано ему познать в физическом теле. Он чудовищное, гигантское существо, не принадлежащее материальному миру. Нечто, заполняющее собой пространства между звезд, позволяющее их свету течь насквозь. Нечто, чей взгляд способен проникнуть сквозь покровы времени и смерти. И оно обернулось вокруг крохотного мирка, беспорядочных осколков камня, скрепленных туманом, и опустило свой страшный взгляд вниз, к маленькой песчинке, нашпигованной проводками в закрытой капсуле...

Он раскололся. Тонкая нить, связывающая сознание и крохотную частичку пустоты, — частичку того существа — натянулась. И толчок, почти сразу же резкий толчок, и — ни звезд, ни нитей, ни гигантской тени за горизонтом. Только затхлая темнота и бессилие. Издалека приходят звуки. Отдельно от них появляется смысл:

— На сегодня хватит!

Они снова это сделали. Выдернули его, как воздушный шарик за веревочку. Как будто спасли, но на самом деле...

И снова — ощущение тела. Оно медленно плывет в пространстве, пытается найти свое настоящее место. Затем — боль. Это легкие горят — он делает короткие, резкие вдохи.

После, глядя на уколы, оставшиеся на сгибах локтей, он никогда не может вспомнить как далеко сумел зайти.