Глава 2. Ференц Де Вариан

Ференц Девариан принадлежал влиятельной семье из южных провинций Фирванда. Он привык к богатству и удобной жизни человека, который получает все. Еще бы, — единственный сын в семье, наследник, на радость отцу. Во всяком случае, так про него думал каждый, и даже неприятный случай на третьем курсе не мог испортить репутацию отпрыска влиятельной семьи. Впрочем, никто не стремился проникнуть сквозь ауру успеха, лоска и благосостояния, которой был окружен Девариан, а потому вряд ли мог заметить ту злость, что копились за ней.

Просторные комнаты, которые он снимал, и о которых остальные школяры могли только мечтать, почти никогда не пустовали. Друзей у золотого мальчика было много, и все как один любили “зависать” у него ночи напролет. Когда же ему приходилось остаться наедине с собой, Ференц часто отдавался меланхолии и тлетворной рефлексии, в ходе которой и сам не мог определить — то ли это у него характер такой паршивый, то ли и вправду что-то не так с миром. Когда тоска засасывала в себя, как трясина, а комнаты превращались в мрачный склеп, Девариан, подобно мифическому упырю, поднимал свои бренные кости и шел в город.

Ведь если пальма не идет к Джохе…

— Рви! Рви, Гром! Кусай!

От азартных криков в подвале было даже теснее, чем просто в потной разгоряченной толпе. Ференц выбрал направление и протолкался к стойке, чтобы добыть себе бутылку джина. Дорогое удовольствие, но скрасит вечер и избавит мысли от лишней шелухи. Пиво здесь дрянь, ведь его разбирают и так, а вот джин ничего. Такого не достанешь в нарядных корчмах города, только из под полы и за бешеные деньги. Стража бдит, опять же, да и кодекс чести Коллегии…

Сплошная морока.

Ференц уже и не припоминал, когда открыл для себя изнанку города. Морибон был пирамидой, вплавленной в склоны Белого хребта. Дворец князя, тайные сады, коллегия, кварталы аккуратных маленьких домов — все это лишь внешняя часть гигантского муравейника, спрятанного в скалах. Жизнь в нем кипела постоянно, и насколько мог догадываттся Ференц, сам он видел лишь малую часть этой деятельности.

Не самую худшую.

— Оі, Фокусник! Пришел поглядеть на борьбу этих titanio собачьего мира?

— Оі, Тортуга, — Ференц отсалютовал мужчине бутылкой. — Это случайно!

Ему не удавалось так лениво перекрикивать толпу, как у Тортуги. Черногривый южанин вообще выделялся из толпы — ростом, повадками, одеждой, и явно был важным человеком на изнанке Морибона. Но Ференц так и не сумел узнать чем же он занимается. Да не особо и пытался.

— Сегодня в боях участвует новый пес, кто знает, может ему удастся победить самого Martelo. Великолепный шанс попытать счастья.

— Спасибо, Тортуга, но сегодня я буду хорошим мальчиком.

Он развел руками, как бы говоря: “Бедный школяр, что с меня взять”. Иногда удачная ставка позволяла приумножить деньги, но чаще Ференц уходил с пустыми карманами. Это не страшно! Просто сейчас ему отчего-то не хотелось связываться с Тортугой.

Ужимка Девариана не укрылось от проницательных глаз южанина.

— У хорошего мальчика есть деньги джин. Знаешь, лучший опий у мамаши Лав обошелся бы дешевле, но ты, видно, решил променять ее благосклонность на дорогое пойло.

Ференц побледнел. Его пальцы крепко сжались на горлышке бутылки, спина вспотела. И этот привкус во рту...

— Сейчас мне нужна свежая голова, Тортуга, — твердо сказал юноша. — Экзамены на носу, а в коллегии, сам знаешь, Фармацевтический акт соблюдается лучше чем здесь. Я ни в коем случае не хочу обидеть мадам Лав.

Он поднял глаза на собеседника и увидел на его мясистых губах снисходительную улыбку. Этот черт издевался над ним!

— Ясно, Фокусник. Что ж, когда освободишься, приходи потолковать — у нас найдется еще много интересной работенки. И посерьезнее, чем в прошлый раз. И помни — мамаша не любит ходить в должниках.

Тортуга подмигнул, и Ференц рассеянно кивнул в ответ. Когда южанин оставил его, студент почти залпом опустошил пол-бутылки, а потом купил вторую. Стоило выбраться из толпы, как он увидел свою цель. Молоденькая девица — румяная, живая, а самом соку. Полурасшнурованный корсет едва сдерживал ее пышные формы — полная противоположность модному наваждению из Короны. Их взгляды пересеклись, и каждый понял, что хочет получить от другого. К тому же, алкоголь уже дал в голову и Девариан почувствовал себя намного увереннее.

— Могу я угостить мазель?

— А кто ж от такого откажется, славный жентельмен?

Модное словечко тоже пришло из Короны и прижилось даже в низах. Девариан едва заметно поморщился, но сохранил улыбку. Девушка уже приникла к нему, явно выражая благосклонность.

— Меня здесь называют Фокусником, — он приобнял девицу за талию и интимно понизил голос. — Знаешь почему?..

***

Письмо он нашел наутро. Впрочем, нет, был уже день, просто парень только-только продрал глаза. Он выпил все, что можно было выпить в квартире, а потом зарекся пить вообще. До экзаменов, во всяком случае, а это всего пару дней. Вот и учебники — аккуратной стопкой сложены на столе, давно уже ждут внимания. Что ж, самое время...

Девариан стащил с себя рубаху, отметил, что пора бы отдать ее в стирку, — кстати, когда же последний раз заходила служанка? — и вдруг вспомнил про белый листок, который мельком заметил у двери.

И правда — письмо. Ференц поднял с пола конверт со следом от сапога и присмотрелся к оттиску на печати. Переплетенные оливковые ветви и буква В. Парень крепко сцепил зубы, сломал печать и открыл конверт. Постоял, перекатываясь с пятки на носок. Снова закрыл, так и не достав письмо, и прошел в спальню. За кроватью стоял неприкосновенный запас — маленькая темная бутылка дорогого бренди. На особый случай.

Уже полупустая.

Не тронув, Девариан вернул бутылку обратно, вышел из спальни и положил конверт на стопку учебников. Призраком прошелся по комнатам и остановился напротив зеркала. Ференц едва ли рассматривал себя. В уме он прикидывал что увидит в конверте. Лаконичная, сухая записка от отца? Нет, скорее пустое письмо от матери.

Ей было скучно, погода выдалась плохая и она вспомнила о своем сыне. Как давно сыночек не приезжал в имение? Вспоминает ли тропический сад? Наверное нет, потому что Морибонские тайные сады одно из чудес света. А затем, оставив ностальгию, она приступит к любимой теме: “Твой братик так вырос…”

В общем, ничего важного. Ференц оживился. Ничего такого, что бы в корне поменяло расстановку сил. Ах да, вечером надо наведаться к профессору… Да, пожалуй, все же стоит принять душ и побриться. Какая замечательная вещь — водообеспечение, боже благослови наместника.

С каждым годом из дома писали все реже, хотя отец исправно посылал деньги. Написать сыну хоть что нибудь кроме сухих коротких записок было для него обременительно. Девариан намылил подбородок и взялся за бритву. Конечно, оба родителя были поглощены воспитанием маленького Кристофера, несомненно более похожего на старшего Де Вариана, чем Ференц, рожденный от первого брака матери. Воспитать наследника рода куда проще, если держать его под боком, не отсылая ни в какие училища и университеты. Но Ференц не считал сводного брата причиной своих проблем в отношениях. Виноват был, конечно, он сам.

Несколько лет назад он едва не был исключен из университета. Его должны были исключить, — так поступали со студентами, нарушившими кодекс по части тяжелых “лекарств” вроде джиранского опия, но отец повлиял на дело. Ференц остался. Вот только ему уже было не спастись от косых взглядов и сплетен. А еще репутации, — гадкое слово, — репутации развращенного богатого мальчика. И холодной стены со стороны отца. Матери он и сам ничего не рассказал бы.

Что он хотел, но не мог рассказать? Что грызло его все время, не давая покоя?

Причиной всего произошедшего был Вильям. Да, этот внешне нелюдимый, безобидный заучка. Это Вильям достал опий и по дружбе предложил разделить с Ференцом. Восстанавливая события в памяти, Ференц понял что он же, Вильям, подбросил письмо в совет, сообщив о том, что знал только он сам, да Ференц. Потом же, на заседаниях, это отец Вильяма обвинял во всем Ференца, почти добившись его исключения. Вильям же вышел из этой передряги без потерь.

Единственное, чего не понимал Ференц, так это зачем Вильям все это сделал? И наблюдая за ним, пришел к единственному возможному выводу — чтобы избавиться от конкуренции. Чтобы быть “хорошим мальчиком”. Чтобы ничто не стояло между ним и проклятой Короной!

— Черт!

Кровавая капля растворилась в воде. Девариан с раздражением тронул порез и сосредоточился на бритье. Старая песня, и до чего выводит его из себя. Что бы он ни делал, как бы ни отвлекал себя — эта грязь из мыслей не исчезнет. Ференц закончил приводить себя в порядок, но лишь спустя пять минут бездействия сдался и схватил письмо.

Не считая деталей, молодой Де Вариан в точности угадал содержание. Перескакивая через абзацы с дотошным описанием малозначительных семейных конфликтов, он просмотрел обе аккуратно исписанные с двух сторон страницы и смял их. Если бы здесь был камин, то комок желтоватой бумаги отправился бы сразу в огонь.

Девариан вышел на балкон и широко размахнувшись, закинул письмо в цветник у соседнего дома. Потом постоял немного, любуясь рассветом, растекающимся по долине, и сложным узором улочек Морибона, выскальзывающих из сумерек. Один за другим в родном городе гасли фонари. Парень мог назвать почти каждую улицу здесь, а вот своего (нет, братского) поместья не помнил совсем.

Повинуясь неясному порыву, юноша заглянул в конверт и обнаружил там еще один листок плотной бумаги. Буквы с острыми крючками сообщали, что Ференц получает последнюю сумму в банке — на случай неожиданных расходов. В отличие от матери, отец помнил, что у сына на носу выпуск и определение. А это означало, что теперь он должен уметь сам прокормить себя — ведь не зря же он проучился в коллегии семь лет. Парень невесело усмехнулся и перечитал короткую записку еще раз. Двадцать крон — как раз хватило бы на солидную гулянку перед отлетом в Корону. Если бы он туда попал. А так — всего лишь на несколько месяцев скромной жизни в Морибоне, перед тем как он найдет работу.

Дома его никто не ждал.

***

Все теоретические экзамены казались сущей безделицей по сравнению с последним испытанием — практическим. Чтобы сдать его, требуется больше чем простой зубреж: концентрация, сообразительность и внимание, которым не учили в коллегии. Здесь не спасут шпаргалки — что изрядно беспокоило абсолютное большинство студентов. Еще там будут соглядатаи из патроната, наблюдающие за успехами выпускников. Эта деталь волновала умы студентов с тех самых пор, как они поняли ставки в игре. Весь экзамен был построен по методике, пришедшей сверху.

Немногие догадывались, что слухи о серьезности экзамена сильно преувеличены.

Запускали по двое, не позволяя даже заглянуть за дверь. Это только накручивало нервы ожидающих, хотя суть испытания знали все — нужно доказать свою способность владения лимфой. Но что за этим скрывалось? Если к обычным квартальным экзаменам готовились всем скопом, причем преподаватели разжевывали по пунктам каждое задание, то здесь — гробовая тишина. Серьезность мероприятия сводила с ума.

Будущие мастера заняли весь предбанник зала, ожидая своей очереди. Во взглядах, которыми они обменивались, сквозило недоверие и опаска. Кто-то подпирал стену, кто-то сидел на подоконнике, кто-то — прямо на полу. Они практически не разговаривали, и даже старые товарищи взвешивали каждую фразу в настороженном обмене репликами.

Девариан мерил шагами коридор, заложив руки за спину и глядя себе под ноги. Он пытался вспомнить самые основы науки, в которую так долго вгрызался. Астрономия, математика, философия, география. Шелуха!

Метафизическая алхимия сущего — магия! — вот что лежало в основе всего.

Девариан вспомнил, как попал на первое занятие по дополнительным разделам алхимии в закрытом зале библиотеки. Лекции проходили только там, и чтобы попасть в аудиторию, — на самой вершине башни, — приходилось преодолеть длинную винтовую лестницу, вызывающую ненависть одним своим видом. Девариан тогда опоздал, был вспотевший и тяжело дышал. Он бездумно, чисто механически переворачивал страницы очередного учебника. Может, поэтому не сразу понял, что бубнит лектор, и все же, его слова каким-то чудом проникли в память и закрепились там.

“Ихор, или как говорят в простонародье “ведьмин ноготок” или “вороньи слезы” — полезное ископаемое, впервые обнаруженное Вильгельмом Бауме, исследователем из Короны, не много ни мало три века назад. Давайте поглядим, что он пишет про нее в своем учебнике. Прочитайте нам, сударь.”

Девариан отреагировал не сразу — он совершенно пропустил обращение, и вздрогнул, встретив пронзительный взгляд из-за очков. Затем начал рассеянно листать страницы.

— “Шестая страница, Девариан. Если бы вы потрудились прийти вовремя… “

Ференц кашлянул и начал выразительно читать:

— “Ихор — это маслянистая, бесцветная, иногда мутная жидкость без запаха и вкуса, используемая в иных агрегатных состояниях как источник энергии, а также инструмент для влияния, а подчас и полного изменения свойств материи, в том числе и живой….” — Ференц запнулся. — “Иными словами, потенциал, скрытый в лимфе, способен изменять самую суть материальных объектов.”

С задних рядов послышался смешок. “Он ее на вкус пробовал, что ли? А этот Бауме с фантазией мужик был. Ихор, пф-ф… ”

— Орфант Вильям и Ференц Девариан, прошу!

В дверях они едва не столкнулись, и Девариан пропустил сокурсника вперед, неприязненно отдернув руку от двери — пускай идет вперед. Они не обменялись ни словом и даже ни разу не взглянули друг на друга. Девариан поглядел через его плечо внутрь зала и удивленно поднял брови. Незнакомцев не было, только магистр Дагандр и несколько ассистентов.

— Проходите, молодые люди, — благожелательно пригласил магистр.

Он сидел за столом вместе со своими помощниками — у дальней стены. В центре пустого зала лежало две подушки, а перед ними — подносы с браслетами, клубки проволоки, жаровни, детские куклы и еще какой-то хлам. В другом конце зала стояла странная зарешеченная коробка, от которой протянулись затянутые в металлическую оболочку шнуры. В ее стенках чернели стеклянные линзы. Присмотревшись к одной из них, Девариан обнаружил, что эта линза очень похожа на глаз. Под ней поворачивалась другая линза, темная, но с прозрачным отверстием в центре. “Глаз” взглянул на Девариана и его зрачок сузился. От неестественности увиденного Ференца передернуло. Он отвернулся.

Магистр подбодрил студентов:

— Ну же, на подушки. Покажите нам, молодые люди, как вам пошли на пользу практические занаятия. Вас, Девариан, только они и заставили проявить интерес к обучению.

Ференц натянуто улыбнулся и неловко опустился на подушу. Вильям быстро поклонился экзаменаторам, не проявив ни капли эмоций. Эту скованность, — наверняка продиктованную неуверенностью, — нельзя было не заметить. Девариан крепко сцепил зубы и поглядел перед собой. Ему нужно сосредоточиться и показать лучший результат. Это почти дело чести.

Какая ирония, что его вызвали вместе с Вильямом. Интересно, какой шутник составлял списки?

— В самом деле, прочь шутки. Браслеты перед вами оснащены камнями на пятьдесят Бауме — этого как раз хватит, чтобы показать, чему вы научились, господа. Все остальное используйте на ваше усмотрение. Даю вам пять минут чтобы освоиться.

Девариан натянул браслет на ладонь и прислушался к ощущениям. Руку охватило покалывание, как будто Девариан отлежал ее. Металл быстро нагрелся и неприятные ощущения прошли. Теперь студент присмотрелся к подносу. Сверток ткани, стеклянные шарики размером с грецкий орех, чаша с водой, глиняная куколка с выемкой в животе — она лежала среди прочих вещей как выпотрошенный труп. На жаровне поблескивало несколько угольков. Наконец, маленький сверток медной проволоки.

Ференц вдруг почувствовал, что ничего не знает. Ничегошеньки… А ведь сейчас он должен показать себя, доказать… доказать что способности, его способности на первом месте!

Ференц скосил глаза на сокурсника. Тот уже освоился с перчаткой. Он сжимал и разжимал пальцы, вокруг которых разгоралось теплое сияние. Вильям прекрасно знает теорию, конечно он освоил все доступные учебники, но практика? Нет-нет-нет, в его жилах вряд ли бегает хоть капля крови древних, о каком сродстве с лимфой может быть речь? Пускай он будет знать хоть все тексты и формулы, это не даст ему способность извлечь столько же энергии из камня, сколько может извлечь Девариан.

— Начинайте.

Девариан уставился на предметы перед собой. Господи, да он же не раз проделывал подобные вещи, к чему волнение и эти переживания, и каша в голове, господи боже мой, откуда это все взялось и куда это все убрать? Ференц закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он не мог вспомнить ни одного упражнения из тех, которыми их пичкали в коллегии. Тогда Девариан протянул руку вперед и нащупал… куколку.

И открыл глаза.

Тогда, как во сне, будто наблюдая за собой со стороны, Ференц снял перчатку и разогнул металлические крепления, державшие камень лимфы.

— У вас осталось две минуты.

Проклятая манера давить на нервы!

Ференц поместил камень внутрь куколки, но тот вывалился. Тогда он взял моток проволоки тщательно обмотал куколку. Все! А теперь… Контакт? Верно, их всегда учили что нужен прямой контакт. Но ведь он способен изменять самую суть материальных объектов. Не камень. Он, Девариан способен.

Способен.

Девариан коснулся пальцами головы куколки и поднял руку выше. Словно приклеенная, куколка поднялась за ним. Покалывание вернулось в руку, пальцы остыли, но Девариан не терял чувство контроля. Скрипнули шарнирчики, куколка стала ровно, а затем — шагнула вперед.

Больно. Ференц вдруг понял, что кончики пальцев ноют от холода. Почему так больно?

Еще шажочек…

— Стоп!

Зазвенел колокольчик.

Ференц отдернул руку и куколка упала, не подавая больше признаков жизни. Резкий вдох — Девариан, оказывается, забыл дышать. Мокрая рубаха неприятно прилипла к спине. Ференц повернулся к магистру в поисках… оценки? Поддержки?

А может, восхищения?

— Прекрасно, Вильям. Я вижу мэтр Голдбери хорошо вас натаскал — исполнение просто блестящее. Должен сказать, что если бы все старались так как вы, мы бы давно шли в ногу с Короной…

И это все?

Ференц повернул голову к Орфанту и его неприязненный взгляд упал на жаровню. Угольки разгорелись ярко-ярко, трескучий огонь казался таким жарким, словно в него плеснули масла. Длинные языки пламени лизали руку Вильяма, словно питаясь от камня в металлическом ложе перчатки. Ференц заглянул в глаза бывшего товарища и непроизвольно напрягся. Он давно не видел его таким довольным. Нет, лицо Вильяма оставалось серьезным, но Ференц все же заметил скрытую в глазах улыбку. Что его так радует?

— Что ж, благодарю вас за усилия, господа, на сегодня вы свободны. Результаты оценивания можно будет узнать после выпуска. И, сударь, верните камень на место, будьте добры.

Девариан вздрогнул и выполнил просьбу. Что же должны были заметить экзаменаторы? Как должны были его оценить, если то, что он сделал, не было прописано в брошюрах по стандартным упражнениям?

Ференц молча поклонился и покинул зал.