5.

— Мы побеспокоим вас ненадолго. Это чистая формальность.

Колдун быстро выкладывал свои приборы на инкрустированную яшмой столешницу. Почти кидал, спеша завершить нудную процедуру, и герцогиня морщилась, воображая трещины на своем любимом столике. Сколько денег она выложила за эту заморскую яшму!

Два гвардейца за спиной колдуна любопытно оглядывали приемную. Ковры, шпалеры, золотые канделябры, тяжелые тканые занавеси, мягкие кресла. Так и тянуло присесть: процедура предстояла не такая быстрая, как обещал королевский переписчик. Колдун тем временем достал несколько рулонов пергамента и разложил их рядом с приборами.

— Начнем с вашего превосходительства. Затем вы, герцогиня, и ваша дочь, — пробубнил он.

— Это наша воспитанница, — герцогиня слабо улыбнулась.

Королевский переписчик нагрянул внезапно. Свадебная церемония была назначена на полдень, и Тайлин уже причесывали, готовя платье. Однако действо пришлось отложить. Менестрели со скучающим видом плевали в фонтан, повар истерично сновал меж очагов, следя, чтобы жаркое не успело остыть, но при этом и не умудрилось подгореть, распорядитель в четвертый раз поправлял цветы в вазах вдоль парковой дорожки, по которой должна была пройти невеста.

Сама Тайлин спустилась в приемную, набросив на корсет и нижние юбки шелковую домашнюю накидку. Приодеться ради переписчика, пусть и королевского, не позволила прическа, над которой прислужницы трудились все утро и которую могло разрушить любое неосторожное движение.

Ее жених уже возлежал на кушетке. Он смерил принцессу тусклым взглядом, зевнул и равнодушно уставился на прибывшего колдуна. Кажется, Тайлин его интересовала меньше всего.

— Двадцать восемь кварт, выращен в садах Иллирии, — пробормотал переписчик и сделал первую запись.

Алый дракон герцога недовольно клацнул зубами и наступил одной лапой на свиток, пытаясь увернуться от жужжащих приборов колдуна. От них к дракону тянулись дрожащие нити света: они шарили по его броне, затягивались вокруг его крыльев, хвоста, лап.

— Все правильно, — кивнул герцог. — Хотя при рождении показывал всего три.

— Приобретен семнадцатого числа месяца сонных ветвей, четыреста тридцать девятого года… — продолжал бубнить свое переписчик. — Мужество — десять аркидов, здравомыслие — двенадцать, стойкость…

Ардаор встряхнулся на плече Тайлин.

Скрупулезный сухарь. Копается в голове, что в свежей землице. Сейчас родник накопает.

Тайлин прыснула.

— Скрывать нам нечего, — шепнула она.

Дракон мотнул нетерпеливо хвостом.

— Выраженная линия света… Тридцать четыре и сорок… — колдун выписывал строку за строкой.

Приборы жужжали громче, зубчатые колесики в стеклянных колпаках вращались быстрее, выбрасывая искры. Дракон герцогини прошел осмотр быстрее.

— Осевая линия — светлая, двадцать четыре. Теперь вы.

Колдун кивнул Тайлин. Гвардейцы не сводили любопытных взглядов с легкой шелковой накидки юной принцессы. Та шагнула к круглому столику, Ардаор спрыгнул с ее руки к приборам. Переписчик взялся за перо.

— Амантийский дракон, сила… — начал он, и тут же нахмурился. — …пятьдесят девять кварт…

Герцогиня ахнула, жених приподнялся на кушетке, сменив сонный взгляд на слабо-любопытствующий. Гвардейцы стиснули эфесы шпаг.

— Пятьдесят девять кварт, — колдун поднял внимательный взгляд на Тайлин. — Вы знали об этом?

Та помотала головой. Она порядком побледнела.

— Когда мы его покупали, — подал голос герцог, — речь шла о десяти квартах. Торговец говорил о пятидесяти — если постараться. Но не больше…

— Амантийский дракон, — повторил колдун себе под нос и вернулся к записям. — Хм. Приобретен седьмого числа…

Что-то не так.

Ардаор забеспокоился.

Я чувствую, что-то не так.

— Что? — одними губами спросила Тайлин, подаваясь вперед.

В приборах что-то хрустнуло, и мерное жужжание сменилось тревожным гулом. Сияние, окутывающее дракона, чуть померкло.

Не получится.

Ардаор помотал головой, силясь стряхнуть с себя нити света.

— Выраженная линия… — твердил свое переписчик, не замечая ничего вокруг.

Не получится!

— Что с тобой? — Тайлин бледнела все больше.

Вопроса она могла и не задавать. Она чуяла смятение дракона. Внутри у него все переворачивалось, когда цепкие нити колдовского прибора прошивали его тело. Они тисками обхватывали его грудь, сжимали кокон сильнее, сдвигались все ближе к сердцу, и он ощущал — еще мгновение, еще одно — и они проткнут, пронзят его сердце насквозь… Ярость заливала до самых краев существа, поднималась звериная злоба, и когти вцепились в столешницу, раскрошив драгоценную яшму герцогини в пыль. Крылья развернулись, смели свитки переписчика, опрокинули приборы. К самому горлу подступал темный чад, черная мгла цепляясь острыми шипами, выбиралась наружу, выплывала, вырывалась прочь, и густой туман клубами разрастался из пустоты. Бешено бурлила кровь, закипала в венах, бросалась толчками от сердца и обратно, и дрожали пальцы, трепетали кончики крыльев. Круговерть перед глазами обернулась буйством красок, поплыли вон и шпалеры, и белые свечи, распахнутое окно с бьющейся от ветра занавесью метнулось прочь. Цвета мешались, закручивались в спирали. Вытягивались в бесцветное полотно, и его тут же заливало черным. Будто опрокидывались чернильницы — расплывались темные пятна безобразными бесформенными фигурами. И только одна мысль колотилась в сознании Тайлин и в голове Ардаора.

Наброситься. Опалить чистым огнем. Сейчас. Уничтожить. Наброситься. Опалить чистым огнем.

— Выраженная линия тьмы, — прошептал колдун перед тем, как Ардаор на него накинулся.

— Что ты делаешь! — уловила Тайлин голос герцогини сквозь гулкую вату в ушах.

Но она уже не могла удержать своего дракона. Она и не хотела.

Только когда наваждение спало, когда черный туман рассеялся, расслышала она крики гвардейцев:

— Взять их!

У Ардаора больше не оставалось сил. Все пятьдесят девять кварт своей ярости он выплеснул на колдуна. Он не мог потерпеть, чтобы его сердце разорвали в клочья.

Не мог допустить, чтобы из него сделали безвольную тряпку.

Алый дракон герцога и бурый ящер герцогини с бессмысленным видом следили за тем, как гвардейцы опутывают обмякшего Ардаора, как заламывают руки Тайлин, белой как лебединый пух.