Окно в камин.

Ближе к небу.

Часть первая.

Общество «Эпогей»: значение Тьмы… для современного образа жизни.

Темно… будто на дне океана. Льет как из ведра, и темно-серый туман плывет по земле. Каменные высотки по обеим сторонам мостовой теряются в черной мгле. Крупные капли дождя с шумом разбиваются об асфальт. Где-то недалеко, где наверняка тепло, уютно, и есть стакан теплого чая под рукой, звучит фортепьяно. Мелодия очень занятная и слегка мрачноватая, что отлично подходит под окружающую обстановку. По середине улицы движется одинокая фигура с черным зонтом над головой. Это девушка. Несмотря на ужасную погоду на ней надето красивое черное платье, широкими каскадами падающее на мокрую землю. На голове широкопольная черная шляпа, украшенная шелковыми узорами. Она торопливо идет прямиком в огромное облако пепельного тумана в самом конце улицы, тревожно прислушиваясь к странной игре на фортепьяно где-то неподалеку. Облако уже совсем близко. Девушка закусывает губу и ускоряет шаг – подолы ее платья, порядком набухшие от воды, замедляли ее темп. В тот момент, когда ей оставалась всего пара шагов до тумана, с другой стороны улицы, бешено подпрыгивая на каменной мостовой, выехал черный автомобиль, походивший на Бенц двадцатого века. Девушка замерла и неторопливо развернулась к сияющим в ночной мгле фарам. Бенц приближался на сумасшедшей скорости, однако она не двигалась с места. Когда расстояние снизилось до нескольких метров, автомобиль резко развернулся, окатив девушку волной брызг и нелепо припарковавшись на тротуаре. Она немного сморщилась, но все же осталась стоять на месте. Дверь машины распахнулась, наружу вышли трое людей в черных плащах и высоких цилиндрах на серых макушках. Они медленно приблизились к девушке, со странным видом осматривая ее.

-Черты, сводящие с ума, — сказал первый, усмехаясь.

-Садись в машину, — сказал третий.

Девушка посмотрела на троих со странным безразличием, словно догадываясь о подобном исходе.

-Давай быстрее, — поторопил ее первый.

-Он придет за тем, что принадлежит ему, — сказала девушка, захлопывая зонт, — и на вашем месте я бы вообще не лезла во всю эту трясину.

Она снова закусила губу и только сейчас заметила, что на фортепьяно уже не играют несколько минут. Трое подождали пару секунд, пока девушка не скроется в темном салоне машины, а затем сели туда следом за ней.

-Возможно, он действительно придет за тобой, — сказал второй после продолжительного молчания, — возможно, ему действительно небезразличны твои сводящие с ума черты и его красивый зонт. Но он – всего лишь тень. А мы – будущее этого города. У нас даже тачка есть.

Машина завелась и на бешеной скорости въехала в облако тумана.

1.Окно в камин.

День: первая стадия.

Память начинает изменять мне. Воспоминания подобны легким облачкам тумана в последние предрассветные мгновения. Они легки как паутина: кажется, стоит только слегка подуть ветру, и от них не останется даже следа. И я из последних сил стараюсь удержать их в своей голове. Воспоминания – все, что у меня есть. Они поддерживают мою жизнь. Раз за разом. Вокруг меня тесные бледно-розовые стены, мертвые, неестественные, запирающие меня в тесной комнате пустоты. Белый неуютный пол, покрытый слоем пыли. Моя рука поглаживает кожаный подлокотник красного кресла, на котором я успел изучить каждую морщинку, каждый дефект. Его яркий ядовитый оттенок встает у меня перед глазами, даже когда я засыпаю. И это вселяет в меня отвращение… и ужас.

Некоторое время рука остается на кресле, пытаясь уловить хоть что-нибудь новое на его сухой поверхности. Как всегда, это оказалось тщетно.

-Браво, — проговорил я хриплым голосом, — предки гордились бы тобой. Ты – носитель их мудрости. И твой путь – нести очищение страждущим от их имени. Твое имя произносят с уважением и почитанием. Тебя любят и верят в твои решения. Ты – достойное продолжение славного рода. Испей водички.

Рядом с креслом стоял крохотный деревянный столик на одной ножке. Единственное, что уместилось на нем – стакан, доверху наполненный водой. Привычным движением моя рука тянется к нему, тонкие пальцы слегка касаются холодного стекла, а потом крепко сжимают его. Я подношу стакан к глазам (пара капель падает на пол и оставляет темные пятна среди пыли) и некоторое время изучаю его содержимое. Вода была чистой, только внизу виднелся небольшой осадок.

-Заслуженно, — сказал я и поднес стакан ко рту. Пить мне совершенно не хотелось, но я заставил себя опустошить стакан, а затем вытер губы тыльной стороной руки. Рука вернула стакан на место. И все. Таков мой день. Дальше я обращаюсь к единственному, что у меня осталось. Моему спасению, моей смерти. Я слегка прикрываю глаза, расслабляюсь. Бледно-розовые стены растворяются, сменяясь красноватой дымкой. Границы исчезают. В нос ударяет резкий запах пота, кожа ощущает долгожданное тепло…

Бурый туман окутывает меня. Где-то рядом слышатся тяжелые удары молота, шипение раскаленного металла, тихие голоса людей. Я делаю несколько шагов вперед, босые ноги ощущают под собой твердую гладкую землю, очень приятную на ощупь. Над головой раскинулся пещерный свод, с которого свисали каменные сталактиты и железные сетки. Из бурой мглы медленно выплывает фигура мужчины с густой рыжей бородой. В своей мускулистой руке он сжимал огромный молот.

-Ксини, — проговорил он с улыбкой, — твой отец начал беспокоится. Не пропадай надолго.

Я торопливо кивнул и выдавил из себя слегка испуганную улыбку. Мужчина рассмеялся и, потрепав меня по волосам, пошел дальше навстречу грохоту молота. Его крупную фигуру мгновенно проглотила рыжая дымка. А я вновь продолжил свой путь в противоположном направлении. Через несколько шагов дымка немного рассеялась, открыв мне огромную каменную печь, возвышающуюся надо мной на несколько метров. Я стал медленно обходить ее по кругу, с восторгом касаясь рукой горячей каменной поверхности. Пальцами рук я пробегал все трещинки и выступы. Мимо прошли двое кузнецов, о чем-то громко споривших между собой. Когда они поравнялись со мной, я замер и стал терпеливо ждать, пока они пройдут мимо.

-Я говорю правду…Иногда можно почувствовать на своей коже ветер… Увидеть яркую радугу на фоне неба.

-Не в этом мире, друг… не в этом мире.

Они говорили о чем-то, а я со странным чувством внимал их речи, пока высокие силуэты двух кузнецов не растворились в красноватой мгле. В тот момент я услышал из их уст свое любимое слово, и это навело меня на приятные раздумья. Я любил думать о небе. Для меня это все равно, что думать о счастье. Но, наверное, даже лучше.

-Счастье… оно такое далекое, — проговорил я тихо, — а небо… оно ближе.

Кто-то сзади потрепал меня за плечо. Я торопливо оглянулся и встретился с восторженным взглядом Сона.

-Чего тебе? – спросил я, с опаской поглядывая на его веселое выражение лица. Он ухмыльнулся в ответ на мой вопрос и причесал торчащие в разные стороны волосы.

-Пойдем со мной, — сказал Сон вполголоса и побежал прочь от печи. Я тут же побежал за ним, стараясь не отставать, однако Сон бегал гораздо быстрее меня, и уже через несколько секунд его юркая фигура растворилась в красном тумане.

-Сон! – крикнул я, — не убегай!

Я прерывисто задышал и ускорил бег. Впереди показался Сон, терпеливо ждущий меня около другой печи.

-Ты бегаешь, как черепаха, — насмешливо сказал он. Я остановился рядом с ним и, схватившись за бешено стучащее сердце, попытался отдышаться.

-Я не знаю, кто такие черепахи, — ответил я немного виновато.

-Глупый.

Сон отвернулся и стал изучать каменную печь перед собой.

-Что ты хотел мне показать? – спросил я, надеясь перевести разговор.

-Идем, — проговорил Сон и повел меня вдоль гигантской печи. Невдалеке послышалось громкое шипение пара и чьи-то яростные крики.

-Сон, — с опасением прошептал я, — кажется у кузнецов проблемы. Может уйдем и не будем путаться у них под ногами?

-Если хочешь, уходи, — ответил Сон, не оборачиваясь. Я не нашелся, что ответить, а только ускорил шаги.

-Мы пришли, — сказал Сон, — а ты хотел уходить на самом интересном моменте.

Он осторожно приблизился к стенке печи, что-то высматривая. Я встал рядом и тоже стал высматривать что-то, сам не зная что.

-Вот! – воскликнул Сон, указывая на трещину в камне.

-И чего? Всего лишь трещина в печи?

-Подожди, — сказал Сон с улыбкой. В метрах четырех справа послышался командный голос:

-Самое время! Заливай масло!

Снова шипение пара. А затем в трещине вспыхнуло пламя, наружу вырвались красные языки. Я испуганно отстранился назад.

-Глупый! – рассмеялся Сон и подошел поближе к трещине, подставляя под жар свое смуглое лицо.

-Если будешь так долго стоять, то поджаришься, как лепешка, — сказал я.

-Ты лучше сам попробуй.

Я нахмурился и осторожно приблизился к трещине, слегка касаясь своим плечом Сона.

-Чувствуешь жар? – спросил он, — этот жар отсеивает слабых и рождает сильных.

Я кивнул и, пыхтя, подставил голову к трещине. Жар был невыносимый. Я даже почувствовал, как мои волосы медленно опаляются. В конце концов, я не выдержал и отошел в сторону. Сон не обратил на меня ни малейшего внимания. Он так и остался стоять перед печью, зажмурив глаза от напряжения.

-Через пол стадии от тебя останется горстка пепла, — сказал я и продолжил свой путь вдоль печей. Сон, стоящий около трещины скрылся во мгле уже через несколько секунд, превратившись в еще одно воспоминание. А я все так же шел по гладкому полу мимо бородатых кузнецов в серых рабочих робах, пока, наконец, не достиг груды брошенных клеток, в одной из которых любил прятаться от взрослых и сверстников. Отсюда была видна до боли знакомая и даже родная печь с тремя кривыми трубами сверху. Она была в виде буквы Г, и на стыке двух частей стояла наковальня, над которой склонилась крупная фигура моего отца. Он будто что-то рассматривал на ней, а секунду спустя он выпрямился и со всего размаху опустил тяжелый молот вниз, выдав из металла целый сноп искр. Я обошел груду клетей и медленно приблизился к отцу, с немым восторгом наблюдая за его могучими ударами. Печь слева от него содрогалась от бушевавшего в ней пламени, из покосившихся железных труб беспрерывным потоком валил рыжий дым. Вся эта картина запечатлелась в моей голове циклопической громадой: высокая фигура отца с мощным молотом, раскаленная печь, пылающая изнутри нестерпимым жаром. Именно эти ключевые образы потом формировали большую часть моей жизни. Это – самое дорогое мне воспоминание.

-А вот и Ксини, — сказал отец, с добродушной улыбкой глядя на меня и вытирая пот со лба.

-Прости, отец, я немного задержался у гейзеров…

-Ничего страшного, — отмахнулся он, — теперь-то ты тут. Опти кстати тоже сейчас придет, так что не скучай.

Я кивнул и со вздохом сел на пол, с интересом наблюдая за работой отца.

-Что ты куешь? – спросил я с любопытством. Отец поднял на меня голову и, стряхнув с лица курчавые волосы, ответил:

-Ничего особенного, сынок. Небольшая партия деталей дляМалькольма. Помнишь дядю Малькольма?

Я помнил. Иногда он спускается сюда, чтобы сделать заказ или закупить стали. С виду он веселый и добродушный, но узнав его поближе, я понял, что он ненавидит детей. При их виде на его лице возникает раздражение и какая-то странная брезгливость. Я не любил разговаривать с ним. Один раз я подошел к нему, чтобы спросить про то место, откуда он пришел. Но я не успел задать ни единого вопроса. Малькольм просто громко поздоровался со мной и, швырнув мне под ноги соевый леденец, скрылся в буром тумане. Леденец оказался совсем не вкусным.

Малькольм был человеком в возрасте с довольно большим брюшком, но, несмотря на это, он имел очень мускулистые руки и двигался с большой проворностью. Он был единственным из всех, которых я знал, взрослым без бороды, и поэтому, когда Малькольм появлялся в этих огненных пещерах, вид у него был донельзя нелепый. Что уж говорить о его широченном красном пиджаке с золотыми узорами и блестящем монокле на правом глазу. Он сжимал монокль так сильно, что из кожи под стеклом нередко сочилась кровь, которую он вытирал рукавом своего широкого пиджака. Все же, невзирая на все эти странности, я любил, когда Малькольм спускался сюда. Он неизменно подходил к печи отца и, бывало, они заговаривали о мире сверху. Так я узнал о многих вещах. О белом тумане, об алом закате во время черных ночей, о высоких башнях и темных стенах высотой больше, чем сто печей, поставленных друг на друга. Я узнал о загадочном театре за этими стенами, о дворце дома Саако. Малькольм любил рассказывать подобные вещи моему отцу, потому что тот всегда слушал очень внимательно, непременно удивляясь новым вещам. Однако некоторые из этих вещей внушали мне ужас. Ужас настолько огромный, что я после этого неделями не мог заснуть по ночам.

-Да, отец, — ответил я, — я помню его.

Отец оторвался от работы и удивленно посмотрел на меня.

-Чудеса, — сказал он с улыбкой, — Ксини, ты как будто летаешь где-то в облаках. Я спросил тебя об этом десять минут назад.

-Летаю в облаках?

-Это выражение такое.

Отец вернулся к работе. Вскоре к печи подошел Опти и стал терпеливо ждать, пока отец обратит на него внимание.

-Та-ак… А ты где был так долго? Я же просил вас обоих к началу работы быть здесь.

-Прости, отец, — виновато ответил Опти, опустив голову, — я просто… понимаешь, близнецы хотели мне показать их молоты.

-Я могу понять твою радость за друзей, но решительно не понимаю, почему любование молотами должно длиться больше, чем пол стадии. Ты ведь знаешь, что у тебя работа.

-Еще раз прости, отец. Подобного не случится больше.

-Надеюсь. Но как бы там ни было, сейчас мне ваша помощь не нужна. Можете отдохнуть, но до конца работы не смейте отходить от наковальни.

Опти уселся рядом со мной, подобрав под себя исцарапанные ноги, и стал вместе со мной наблюдать за работой отца. Мы вдыхали облака пара и рыжего дыма, любовались ударами молота, с блаженством подставляли лица навстречу летящим искрам. Это было счастье – быть рядом со своей семьей и не думать ни о чем. Помнится в тот день я спросил отца, зачем люди растут. Не помню, какие мысли натолкнули меня на этот вопрос, помню лишь острую необходимость в удовлетворении своего детского любопытства. Отец на секунду оторвался от работы и, с улыбкой глядя на меня, сказал:

-Чтобы быть ближе к небу, Ксини.

День: четвертая стадия.

Я задумчиво облизнул свои сухие губы, протянул руку к столику рядом с подлокотником кресла и, подняв с него стакан, доверху наполненный водой, вылил его содержимое себе в рот. Затем шумно вздохнул, прочистил горло и поставил стакан на место. Мой взгляд рассеянно прошелся по грязно-розовым стенам и, не найдя там ничего нового, вернулся к созерцанию подлокотника кресла.

-Экскурсия, значит, — проговорил я с усмешкой и со вздохом поднялся с кресла. Сделал пару шагов вправо и коснулся рукой гладкой поверхности стены. А потом просто пошел вдоль стены вокруг ненавистного кресла, пока не дошел до узкого коридора, в который можно было пролезть только встав боком. Существование этого коридора в пустой комнате являлось для меня верхом антилогичности, хотя, признаться, я ни за что бы не отказался от него. Протиснувшись в узкую щель, я направился к концу прохода. Стены здесь были оклеены в такой же бледно-розовый цвет, хотя из-за более тусклого освещения они казались зеленоватыми. Коридор этот не имел смысла. Общая длина его не больше десяти метров, он заворачивался внутрь себя и заканчивался тупиком. Именно этот последний поворот и стал моей святыней в пустынной комнате. Толстые каменные стены будто ограждают меня от всех опасностей внешнего мира, и на секунду я будто вновь становлюсь самим собой, беззаботным ребенком.

Дойдя до самого конца коридора, я уселся в турецкой позе перед тонкой стенкой и окинул взглядом сокровища, которые когда-то давно принес в эту пустынную комнату. Старая книга с дряхлой серой обложкой, которую я никак не могу дочитать до конца. Покосившаяся восковая свеча на коричневом блюдце. Три спички и обрывок бумаги, исписанный странными символами (если память мне не изменяет, он был здесь, уже когда я пришел в пустынную комнату с бледно-розовыми стенами).

Выйдя из коридора, я вернулся к креслу и некоторое время постоял на месте, касаясь его сухой обшивки. Взгляд мой на этот раз задумчиво блуждал по потолку надеясь отыскать источник света в этой комнате (глупость, ведь я пытался сделать это уже миллион раз), и как всегда в ходе решений подобных проблем мой взор обращался на небольшое оконце внизу левой стены, почти на уровне пола. Аккуратная деревянная рама, вделанная в розовую стену, а за ней черная пустота. Это было окно в камин. Именно через него я попал в эту проклятую комнату. И именно через него я мог выбраться отсюда бессчетное число раз. Но не сделал этого.

-А ведь там, наверное, многое изменилось, — проговорил я и осторожно приблизился к окну.

Помнится, в тот день я просидел у гейзеров дольше обычного. Просто загляделся на вырывающиеся из каменного пола струи воды и пара, вероятно задумавшись о каком-то пустяке.

Возвращаясь по окутанным бурым туманом тропам домой, я ожидал нешуточного наказания от отца. Однако, он, казалось, даже не заметил моего отсутствия. В тот день он не стоял как обычно у наковальни, без устали работая молотом. Он широкими шагами пересекал огромные пещеры, ходил от одной печи к другой, говорил о чем-то с другими кузнецами, а они горячо кивали или наоборот, спорили. А я с любопытством наблюдал за его действиями, усевшись рядом с кучей клетей. Мимо прошел Опти вместе с близнецами, запрокинувшими свои молоты за плечи.

-Опти! – тихо позвал я, взволнованно шевеля руками.

-А я тебя ищу, — проговорил он с усмешкой, — где ты пропадал, братишка?

-Опти, что творится с папой? Он меня пугает.

Опти обернулся к близнецам и взмахом руки сказал им идти дальше. Подождав, пока они скроются в рыжем тумане, он подошел ко мне и присел рядом.

-Отец сказал, что хочет отправиться в мир наверху, — проговорил Опти. Мои глаза расширились от изумления. Опти улыбнулся и приложил палец к своим губам.

-Ничего такого, братишка. Он ведь бывал там уже раньше. Просто в этот раз он хочет зайти немного подальше вместе с другими кузнецами.

-Подальше? – выдавил я. Опти кивнул.

-Ты ведь слышал о гигантском дворце с черными как ночь стенами? Так вот, один принц хочет устроить там небольшой праздник. Можно будет бесплатно пройти к глубинным комнатам, ведущим к самой высокой башне города, выше которой нет ничего на свете. Папа очень хочет побывать там.

-Не надо, — пролепетал я плаксивым голосом, — я помню, как дядя Малькольм говорил о страшных монстрах наружи. Они огромные!

-Ксини… — сказал Опти устало, но я сорвался с места, не дослушав его. Я бежал сквозь оранжевый туман, пока не наткнулся на огромную белую печь. Отец стоял около нее, о чем-то задумавшись. Я тут же подбежал к нему и обхватил за огромную руку. Он опустил голову и, увидев меня добродушно улыбнулся.

-Папа…

-Ты уже знаешь, да? Признаться, я ожидал другой реакции.

-Папа, не уходи. Помнишь желтокожих демонов? Они найдут тебя и съедят.

-Успокойся. Желтокожие монстры ловят только тех, кто за что-то провинился. А я ничего плохого не делал, значит и наказывать меня не за что.

-Правда?

-Да.

-Но зачем ты хочешь идти во дворец?

Отец вздохнул.

-Не думаю, что ты поймешь меня сейчас. Возможно в будущем…

-Скажи, пожалуйста!

-Хорошо…

Этот разговор запомнился мне особенно хорошо. Как сейчас помню… Отец присаживается, чтобы быть на одном уровне со мной. Я чувствую его теплое дыхание на своей коже, с любопытством гляжу в его серые глаза.

-Ксини, — начал он, — ты никогда не думал о том, что где-то есть другая жизнь?

-Верхний мир? – спросил я.

-Нет. Совсем другая. Для тебя такие слова, наверное, звучат странно. Ты ведь еще ничего не увидел толком в этом мире, чего уж о других говорить… Но это пока. Пока ты живешь счастливо и беззаботно, но, поверь, скоро это закончится. Скоро ты узнаешь обо всем, что творится наверху, снаружи. Ты познаешь истинную суть вещей. И тогда ты ужаснешься своему открытию. Мир снаружи… он ужасен, Ксини. То, о чем говорил дядя Малькольм, по большей части прекрасно, но дядя Малькольм и сам закрывает глаза на многое. Потому что все ужасно. Все страшно. И бояться этого правильно.

-Я не понимаю, отец.

-Я бы хотел найти место, где был бы уверен в безопасности. Где можно не бояться. Где некого бояться.

-И есть такое место? – спросил я с любопытством.

-Есть. Достаточно просто посмотреть наверх, туда, куда ни за что не доберется даже самый огромный желтокожий демон. Туда, где живет красота и спокойствие.

-Ты говоришь о небе, — догадался я с улыбкой.

-Да, Ксини. Я говорю о нем.

-Но что ты хочешь сказать? Невозможно взлететь, как столб пара и полететь на небо.

-Я бы не был так поспешен в выводах, Ксини. Мне кажется, я нашел выход из этой адской ловушки. Отыскал лазейку… Мне пришла в голову мысль, что если забраться на самую высокую башню в мире, а потом спрыгнуть вниз, у земли не хватит сил притянуть меня обратно. Только прыгнуть надо очень высоко и завязать себе глаза, чтобы не чувствовать страха. Страх сковывает твои крылья, Ксини. И, конечно, самое главное – быть как можно ближе к небу. И тогда возможно нам удастся взлететь навстречу облакам и солнцу.

-Здорово, — протянул я, — но ведь если ты уйдешь, то улетишь без меня.

-Не бойся, Ксини. Я сперва попытаюсь, а потом сразу же вернусь за тобой и Опти. Может мы даже позовем других кузнецов.

Я зажмурил глаза и на секунду представил, как это здорово – летать на небе.

-Возвращайся скорее, отец, — попросил я, — мне очень хочется увидеть небо.

Отец улыбнулся и ласково потрепал меня по голове.

Ночь: вторая стадия.

Дневной свет постепенно сменился на тень, и все это время я неподвижно сидел на подлокотнике кресла, напряженно уставившись в окно в камин. Примерно на начале второй стадии в ней появилось слабое белое мерцание, из-за стены донесся шорох. Я залпом выпил воду из стакана и, вернув его на место, быстрыми шагами вошел в узкий коридор. Не оборачиваясь, я повернул несколько раз, пока не оказался всвятая святых своей обители. Здесь меня уже ждала зажженная свеча, две спички и книжка, раскрытая на четыреста сорок третьей странице.

-Итак, посмотрим, — пробормотал я, усаживаясь перед книгой. В комнате послышался скрип открываемого окна, но я нарочито не обращал на это внимание.

-Глава тридцать вторая, — уверенно пробормотал я, — радуга над носорогом.

Шорох усилился. Послышалось подозрительное шипение.

-Этот носорог ничем не отличается от других, — продолжил я тем же тоном, — он вместе с другими ходит на водопой, он, как и другие ест в положенное носорогу время. Его рог такой же большой как и у других носорогов. Но вот проблема…

В комнате послышались шаги. Я вздрогнул. В какой-то момент показалось… что они направлялись к коридору.

-…Он безумно боится радуги. А радуга…

Снова шаги, и на этот раз я с уверенностью мог сказать, что они прозвучали в коридоре.

-…А радуга – дело весьма нечастое в зоопарке в центре леса, так что носорог прожил долго и счастливо, — протараторил я и, положив книгу на пол, осторожно выглянул из-за угла стены. В коридоре стоял мерцающий белым светом человек с длинными пальцами и узкими хищными глазами. На голове его покоилась прозрачная шляпа-треуголка. За его спиной в комнате маячили еще две такие же фигуры.

-Глупый призрак, — испуганно пробормотал я, усаживаясь на место, — ты не можешь заходить в коридор.

«Почему не может? – спросил я у себя, — потому что никогда не делал этого? Так будет тебе известно, что все бывает в первый раз».

-Ладно, — сказал я с неестественной усмешкой, — просто день сегодня не удался. Всякое в жизни бывает.

Я поднял книгу с пола и снова принялся читать.

-А радуга, как известно, любит появляться в самые неожиданные моменты, нередко пугая бедного носорога… Вам ясна суть, мой друг? Мы должны разобраться с этим делом, уверенно заявил мой коллега Ричи Хопкинс.

Шаги за стеной приближались ко мне. Я сжал пальцами обложку книги и зачитал еще громче и отчетливее.

-Ведь неясно, что еще может натворить эта опасная личность, когда небо снова осветится радугой! Что если он и был причиной убийства нашего горячо любимого…

Я прищурил глаза, пытаясь разобрать фамилию, но тут в каком-то полуметре от меня послышался отчетливый шепот:

-…не узнает, никто не увидит, никто не услышит, пока я буду убивать. Надо мной никого нет. Мне никто не служит. Я свободен как призрак, свободен, чтобы убивать.

-Возможно, друг мой, — громко зачитал я словно молитву, едва различимые в полумраке буквы, — мы стоим на пороге величайшего открытия! И никто не вправе нам мешать!

Свеча потухла, и в этот момент на стене ясно проявилась мерцающая рука с растопыренными пальцами, тянущаяся ко мне. Я закусил губу и, схватив с пола вторую спичку, снова зажег свечу. Рука исчезла. Но я знал, что призрак все еще стоит там, за тонкой стеной, и его тонкие глазки взволнованно рыщут по темноте. Он что-то заподозрил. И если не сегодня, то завтра он рискнет зайти дальше. И я знал, что это лишь вопрос времени.

-Нет. Простите? Я сказал нет. Я не собираюсь даже задумываться над этим идиотизмом. Я буду распутывать действительно стоящие дела, а вы делайте, что хотите. Вы – глупец! Это была ваша последняя ошибка! Пых-пых!

Я отложил книгу в сторону и оперся спиной о стену, наблюдая за пламенем свечи. Призрак прошептал что-то, а затем направился обратно в комнату.

-Уходите, — пробормотал я, закрывая глаза, — спички скоро кончатся, и вас уже ничто не остановит. Вы сделали свое дело. Теперь я все осознал.

Прошел день, второй, третий, а отца все не было. Каждый раз, засыпая в клетке, за секунду перед тем, как закрыть глаза я видел его улыбающееся лицо. Я скучал по нему, но скучал, как по потерянной игрушке, потому что знал, что он скоро вернется. Однако он все не возвращался. Мое сердце тогда еще не ведало о беспокойстве. Ведь я был уверен, что с отцом ничего не могло случиться. Я просто ждал и ждал.

Люди, проходящие мимо меня, как-то странно смотрели на меня. Улыбались слегка натянуто. Я не понимал, почему они смотрят и улыбаются. Даже Сон больше не смеялся надо мной, а все смотрел и улыбался. Дурак. Только Опти не улыбался. Он всегда ходил задумчивый. Он стал слегка прищуривать глаза, когда думал о чем-то. Раньше я не наблюдал за ним такой странной привычки.

Однажды он подошел ко мне, когда я стоял у трещины в печи, показанной мне Соном, и подставлял под жар свое лицо. Обернувшись и увидев его серьезное лицо, я подумал, что он накричит на меня за такую глупую выходку. Но он не сделал этого. Он подозвал меня мановением руки и повел вдоль ряда пылающих огнем печей.

-Пришли, — торжественно сказал Опти, заводя меня в небольшую темную пещеру, — не знаю, откуда здесь эта штука, но спасибо тому, кто придумал ее сделать.

Мы подошли вплотную к стене пещеры, и он указал мне на вделанное в камень небольшое круглое стеклышко.

-Что это такое? – спросил я.

-Посмотри туда.

Я сделал шаг вперед, но тут же остановился.

-Ты опять хочешь разыграть меня, да? Там что-то страшное? Или стекло какое-то не такое?

-Стекло какое надо, поверь мне.

Он вздохнул и сам заглянул в стекло. Постоял несколько секунд и вернулся на место.

-Видишь? Глаз на месте, а я все еще жив. Не думал я, что ты такой пугливый.

Я наморщил лицо и, наклонившись вперед, заглянул в стекло. Сперва я не понял, что увидел. Какое-то черное марево с красной подцветкой. Оно медленно двигалось и было не сплошным облаком, а будто из множества облаков.

-Это какой-то туман?

-Так кажется, потому что мы под землей. Но если бы ты был на поверхности, то не задавал бы таких глупых вопросов. Это небо, Ксини.

-Оно такое? – изумленно спросил я, еще раз вглядываясь в стекло, — оно просто уродливое. Я бы ни за что не захотел бы жить в таком ужасном месте.

-Не бойся, братишка, — сказал Опти с улыбкой, — это оно просто снизу страшное. Но если заглянуть повыше, за эту черную мглу, то ты увидишь истинную красоту.

-Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил я.

-Говорят, иногда бывают дни, когда это черное одеяло рассеивается. Но такое бывает очень-очень редко.

-Может мне удастся заметить этот момент? – спросил я, пожимая плечами. Опти рассмеялся.

-Может быть.

-Могу я… и завтра прийти сюда, чтобы посмотреть?

-Конечно. Приходи, когда хочешь.

И я приходил. Каждые три стадии я приходил к этому круглому стеклу, но так и не дождался того самого дня.

Ночь: четвертая стадия.

-Итак, я пережил еще одну ночь, — подвел я итог, выходя из узкого коридора. Комната нисколько не изменилась после пребывания в ней полуночных призраков, что в прочем меня не удивило. За исключением необычайной смелости духа в шляпе, все проходило как обычно.

-Но это и пугает, — проговорил я в пустоту, обращая взгляд на окно в камин, которое призраки тщательно закрыли за собой, — они приходят каждую ночь. Уж не знаю зачем. Но придет момент, и спички закончатся. Придет момент, и они заглянут за угол. И что тогда? Что они сделают со мной? Кто они вообще такие?

Я невольно вспомнил свою первую ночь в пустынной комнате. Ух и здорово я перепугался, увидев, что окно отворяется и оттуда вылезает мерцающий человек с длинными пальцами! Если бы не было этого бессмысленного коридора, возможно я бы погиб в первую же ночь.

-Как бы там ни было, пустынная комната больше не сможет оберегать меня, — решил я и коснулся рукой окна в камин.

-Забавно, — хмыкнул я, — я даже не представляю, сколько времени я провел в коконе. Многое изменилось, наверное.

Я потянул за дверцу. Окно со скрипом открылось. Я сглотнул и, просунув голову наверх, увидел железную лестницу, прикрепленную к внутренней части каменной трубы. Труба утыкалась в люк. Я не помнил люка.

-А собственно, какая мне разница? – спросил я у пустоты и нырнул в окно…