Вдоль и поперек

29.11.2011

Чем шире ты открываешь объятия, тем легче тебя распять.

Фридрих Ницше

Тусклый свет падает на операционный стол… Еще вчера я бы и не заметил, насколько этот свет тусклый и желтый. А теперь — теперь он освещает твои пожелтевшие косточки, твой скелетик, словно, не косточки, а ты сама здесь лежишь… Воробышек мой! И черепок похожий на воробьиный, только с маленьким отверстием во лбу… Я не выдерживаю этого и отворачиваюсь, сползаю на половик, а в ладони — часть Тебя, моя дочурка. Я знаю, Ты меня поймешь…

Сижу на полу. Мои пальцы сжимают твою плечевую косточку. О, да, в тот вечер я увидел Зло и победил Его. Зло — это Страх, он есть в каждом из нас. Научитесь управлять Страхом — научитесь управлять людьми, ибо Страх руководит нами, сковывает и подчиняет нас. Страх — это грех. Бесстрашие — благодетель. Бояться Смерти и Тьмы — проявлять слабость. Смерть — всего лишь смена физического тела. Я провел обследование, получил-таки лекарство от рака…

Пару дней назад ты мне махала ручкой… Но я сохранил, сохранил твою первозданную душу! Так… как же это было… Как же было… раньше…

Ко мне, смеясь и не чуя ног, бежит звонкая непоседа, всегда чуткая, всегда улавливающая: папа закончил работу в лаборатории — папа свободен! «Папа! Папа!» — кричит моя девочка и повисает у меня на шее. Чему ты так радуешься, хохотушка? Но спрашиваю: «А где твой Мишка, Лина?» — «Он меня ждет на лавочке! Ну же, пап, отнеси меня туда! Он соскучился!» Огромные, всепоглощающие детские глаза и невинная улыбка! Как же я могу не верить тебе? Не улыбнуться в ответ? Тут же исчезает вся моя серьезность. И кропотливая работа, исправление ошибок — точнейшая рецептура — вслед за этим постоянное, хроническое напряжение спадает и забывается лаборатория с микроскопами. Я — папа! Но я и медик. Мне нельзя расслабляться: от этого может зависеть чья-то жизнь!

Моя работа протекала не в узких кругах — обычные пациенты — порой всякий сброд. Зарплата низенькая, хотя прожить можно. Чаще всего вызывали на передоз наркотой. Не знает наш народ меры ни в чем, ни в чем себе не откажет. Закончив институт, еще зеленой соплей, в помощниках у врача я набрался опыта. Видел не самое лицеприятное. Наш главврач частенько ходил «под мухой». В первый же день практики меня стошнило. Пришлось спасать одну шлюшку, у которой неудачная попытка аборта чуть не привела к летальному исходу. А главврач в эту смену спит себе мертвецким сном. Я справился, намучился в ту ночку, руки мои тряслись. А жизнь продолжалась.

Женитьба, рождение дочери. Ничто не предвещало беды. Автокатастрофа. Смерть жены. Она умерла мгновенно, не мучилась. Моя дочурка — все, что у меня осталось от той прежней счастливой семейной жизни. И я стал работать с удвоенным рвением. Не все получалось так, как хотелось: быстро и легко. На одном мероприятии, ко дню медика, меня на аудиенцию пригласил сам мэр. При встрече, он сказал, что заинтересован мной и моими успехами в больнице, пригласил сотрудничать в проекте одного НИИ.

Моя страсть к опытам и изучению законов природы была удовлетворена: действовала муниципальная программа развития науки в области медицины и биологии, финансирование из бюджета города. Я трудился со всем вдохновением, в азарте алчущего знаний… Меня вдохновляла моя дочурка и благодарные горожане — те, кому я волей случая и по долгу службы не раз помогал — не боялся самых тупиковых диагнозов, побеждал неизлечимые болезни. К тридцати годам я снискал уважение и в мои двери мог постучать кто угодно, прийти за мной, если что случится.

Многие богачи нашего города побаивались меня и называли «Алхимиком», не зря: я применял на практике то, на что столичные врачи не решались. Не в их правилах считаться с бедняками и сектантами. Мой близкий друг — Воцлав, священник в Солнечной секте. Я хорошо знал эту семью, знал Элен, его жену, всегда любовался их старшей дочерью Офелией… После смерти жены Офелия была первой, кто затронула мое сердце. Разница с ней в возрасте — пятнадцать лет. Ее гордость, дурное влияние ее кота служили преградой для наших отношений. В общем, не мой вариант: слишком юная и своенравная она, дочь сектанта…

Да и богатые и сильные нашего городка отворачивались от сектантов, считая их связанными с «чистильщиками» — народным трибуналом. «Чистильщики» были извечными врагами Ночной секты, детей Луны, в которой процветал каннибализм. Полиция преследовала «чистильщиков», те — каннибалов, а последние — не жалели своих жертв — просто убивали на Лунных жертвенниках. Все, как обычно. Издавались новые законы, один из самых ярчайших предоставлял Большим Игрушкам статус гражданина города, если Игрушка обитает среди людей и работает наравне с человеком. Некоторые влюблялись в Кукол, жили с ними. Я же влюбился в свою работу и был женат только на ней.

Этой зимой дочурка, ради которой я и старался, начала хворать. Пропал аппетит и сон, появилась слабость. Частые инфекции измучили ее — рвоты, простуды, высыпания на коже, лихорадки не давали спать, вскоре отказали почки. Она жаловалась на жуткую боль в костях. Линочка ломала их, как спички! Рак костного мозга — myeloma multiplex. Я забросил работу, вызовы и пациентов. Денно и нощно сидел с ней. Не спасали никакие лекарства и никакая магия! Она таяла, как свечка. Моим глазам было больно на это смотреть, хоть я и держался. Я чувствовал, как в ней угасает жизнь.

— Нет, не дождешься, Дьявол! — крикнул я в тишине. — Найду, я найду способ тебя обмануть!

И я нашел…

— Папа!

Что-то мягкое… вроде когтистой лапы… теребит меня за плечо.

— Папа! К тебе пришла какая-то девушка-а!

Я не поворачиваюсь — я знаю: это моя дочка. Это то, что я с нею сотворил!

— Пап, а почему она так странно смотрит на меня?!

Я не должен ее напугать. Встаю, улыбаюсь и вижу перед собою — большого плюшевого мишку, примерно метрового, набитого опилками. Звуковой механизм, в который заложен голос дочери, воспроизводил речь, а зрительный аппарат — замаскированный под пуговки — позволял ей видеть меня.

— Подожди, моя девочка. Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо, папулечка! У ме-н-ня ничего н-е-е болит! — все же звуковой механизм немного искажал ее слова и дикцию… А вот признать это существо своей дочерью я не решаюсь. Конечно, можно было использовать и механическую куклу. Во-первых — я не доверяю этой механике. Во-вторых, после того, как одна кукла по имени Лидия зарезала своего хозяина — честнейшего из всех часовых мастеров — мастера Алека и знаменитую шлюху Стеллу — Лидию принародно сломали… Молодец кукла, у которой было все, интеллект, чувства-эмоции, друзья, любимая работа… И чтобы на мою Линочку так смотрели?! Да ни за что! Разве что, возможно, и подыщу куклу или… или живую девочку.

На меня смотрит живой плюшевый медведь. Как у пуговиц может быть человеческое выражение… глаз? Но это так… и даже слезы проступили на ткани. Мерещится! Я не дал Линочке умереть и захватил ее душу. Наверное, сам Дьявол потешается надо мной. Не раз он хотел ее забрать у меня!!! Дважды я находил у малютки спички, ей и четырех годков не было. Тогда чуть не сгорела детская. И я стал прятать спички подальше, потом — был паяльник. Забыл закрыть лабораторку… Сейчас тоже голова уже не соображает ни черта…

В комнатку входит Ольга — дочь мясника — у нее отец смертельно болен, очень хороший человек. Опечаленное, испуганное лицо Ольги не требует слов. Мясник умирает. Я хватаюсь за сумку и вылетаю вслед за Ольгой, не успев оглянуться, ничего не забыл ли я выключить, плотно ли закрыта дверь лабораторки? Горелка, посылая в потолок тонкую струю дыма, предательски поблескивала в полумраке…

Обошлось, старик крепкий оказался. Возвращаюсь домой усталый и разбитый.

Горят витрины магазинов. В них — Куклы. Красивейшие, есть и такие, как моя Линочка! Решил было присмотреться — на витрину глазела маленькая замарашка — девочка лет семи. Жадный детский взгляд так и хотел, чтобы одна из этих кукол стала ее. Потом уставилась на меня.

— Дяденька, подайте на пропитание! — жалобно протягивает грязную ручонку. — Надо будет — отработаю.

— Не нужно, — улыбаюсь я, доставая деньги из нагрудного кармана плаща. — Возьми! Хочешь, я покажу тебе говорящего мишку?

— Да, — кивает ребенок и доверчиво берет меня за руку. Идем ко мне. Ее участь — уже предрешена. Морфий. Два разреза на затылке — вдоль и поперек. Аккуратнее надо с головой — где в текстах описывается третий «глаз» — необходимо проделать отверстие… Хирургическое вмешательство — лоботомия… А из отверстия — вылетает душа, живое сознание. И если сознанием Лины наделить тело этой девочки! Если бы! Я ускоряю шаг и сжимаю покрепче ладошку Лининой «спасительницы».

— Уважаемый господин! Предъявите документы!

Полицейский останавливает нас. А мы — всего-то в полквартала от дома.

Пролистав мой паспорт, полицейский недоверчиво поглядывает на девочку. Пробежавшись взглядом по ветхому, истрепанному платью бродяжки, он презрительно морщится, изучая мое испуганное лицо:

— Доктор, это же не твоя дочь! А не староват ли ты для нее! В борделе — в официальном порядке для таких извращенцев, как ты, торгуют и малолетками. Там у мадам Тесю все легально, и страсти удовлетворяются именно там. Так что — оставьте девочку, мы ее отведем к родителям!

Мои надежды рухнули! Бессильная злоба! Полицейский увел девочку. Вечерние сумерки разразил крик страха и отчаяния. Голос дочки с помехами звуковой записи! Ей страшно! Я бегу на зов. Вот — мой дом. Окна шестого этажа охватило дьявольское… адское пламя. Пожар! Ненадежная материя. Лечу по лестнице — бросаюсь в огонь. Очертание горящего мишки… Плач Линочки. Моя малышка нашла-таки спички! Горят звездным жаром мои труды, спасение для таких, как Линочка! Мне дурно… Я куда-то плыву… Ко мне летит со всех ног любимая доченька! Я не Бог… Я проклят, заклеймен.