Арка I. Расстановка. Глава 1. Интерлюдия "Планета океанов".

Жидкость сочилась сквозь мою рубашку, из-за чего вся моя одежда прилипала к моей коже. Я чувствовал легкий озноб, невероятно адский холод, что пронизывал меня до костей и не давал придти в чувства. Наконец, я начал осознавать, где нахожусь. И в то же время я ни черта не понимал. Где-то вдалеке звучал размеренный, механический ход часов.

Я сидел за круглым деревянным столом. Да, это было, черт возьми, очевидно. Свет заливал комнату из огромных окон, что стояли по обеим сторонам — посмотрев на них, я обомлел. Небо с невероятной скоростью проносилось назад, в мою сторону, облака, как будто соревнуясь в быстроте, пролетали мимо. Это выглядело так, как будто в комнате время двигалось медленнее, чем снаружи. Но я нашел в себе силы подвигать рукой — и убедился, что я не прав. Время тут двигалось нормально, но одно я нашел странным в его течении — оно двигалось рывками, как во время ночного кошмара, когда ты убегаешь от самого большого страха своей жизни, но время скачкообразно то ускоряется, то замедляется. Как раз ощущение сна, искусственности, “неправильности” этого места первым бросалось в глаза. Эта комната и вправду была не из этого мира.

Где же я нахожусь? Что это за место? Если это сон — то вряд ли бы я спал на этом моменте, ведь поговаривают, что если осознать свой сон, то ты можешь свободно проснуться. Но этого не происходило. Странный синтез реальности и сновидения проносился в моей голове и в этой комнате, соединяясь в единое целое. Я не чувствовал себя человеком — скорее духом, бесплотным существом, что цеплялось за свое существование редкими движениями из стороны в сторону, доказывая, что оно здесь, рядом.

Мне все же стало интересно, где я нахожусь. Я повернул голову, моя голова поддавалась моим мыслям на удивление туго — я как будто находился в невидимом киселе, что сковывал мои движения. Я повернул голову налево — и, хотя неведомая мне сила так и желала вернуть мою голову в нормальное положение, я воспротивился ей и все таки осмотрел комнату. Весь пол был выстелен черно-белым кафелем, что, несомненно, приковывало взгляд — хоть на нем и был изображен стандартный квадратный паттерн, мне казалось, что они двигались наподобие фракталов, переливаясь и сливаясь вместе, каждый следующий квадрат состоял из тысяч других, маленьких, и, казалось, если сфокусировать свой взгляд и пытаться посмотреть вглубь кафеля, то можно увидеть точно такой же рисунок, как и во всей остальной комнате.

Я перестал смотреть в пол и отдался силе, что вернула меня в стандартное положение. Вдалеке я увидел сцену, она была настолько далека, что измерить расстояние до нее можно было лишь футбольными полями, но я прекрасно видел все, что на ней происходило — открылся занавес, и из него посыпались актеры — какие-то худощавые высокие люди в черных обтягивающих костюмах, как на одно лицо, с белой, драматической маской каждый, каждая маска отображала отдельную эмоцию — какая-то — радость, какая-то — печаль, какая-то — гнев. Они прыгали, бегали, показывали различные сценки перед друг другом. Понять, что происходило в этой вакханалии, было решительно невозможно. Их было настолько много, что глаза разбегались, если я пытался смотреть за каждым, но все таки я смог сосчитать все эмоции, что показывали их маски. Я уже открыл рот, чтобы спросить, где я и что я здесь делаю, как вдруг я получил чем-то тяжелым по голове. От этого удара, казалось, мне должно было снести полголовы, изображение затряслось, расфокусировалось, и только через несколько секунд я вернул себе самообладание.

— “Мчлатоь! Прелвнетаисде нетиснаачя!”

Из-за моей спины вышла, покачиваясь и дергаясь, фигура. Это был горбатый, лысый карлик, хотя понять это было очень трудно — эта фигура очень трудно поддавалась определению “человек”. Вся кожа, которую я мог видеть на нем под большими слоями грязной, засаленной одежды, была покрыта кучей различных дырок разного диаметра, от больших до очень маленьких — через некоторые из них я мог видеть его внутренние органы. Эти дырки не кровоточили, его кожный покров очень сильно напоминал сетку, что навесили на каркас. Там, где не было дырок, росли руки — их размеры тоже варьировались, от маленьких пальцев, что росли у него из лба и из ног, до больших ручищ, что он не мог прятать под одеждой, из-за чего его рубашка и штаны были порваны в самых различных местах. Карлик обвел меня взглядом, заглянув мне в глаза, я увидел, что его очи тоже были изрешечены дырками. Он поднял уродливый палец, из которого росло еще несколько пальцев, и несколько раз прислонил его ко рту, слюнявя его. Было видно, что из-за этого уродства он даже не мог держать слюну внутри рта — длинная дорожка спускалась из его рта, падая на пол. В руках он держал половник, засунув его прямо в самую большую свою дырку в ладони, тем самым он мог даже не сгинать свои пальцы, чтобы держать его.

Он обошел меня, а затем медленными шажками прошел дальше, в сторону сцены, и открыл поодаль какой-то люк в полу. Он несколько раз щелкнул пальцами, и из темноты внизу начала появляться еще одна фигура. Она шагала вверх, как по ступенькам, и через секунду я мог увидеть ее воочию — это был странный, высокий человек в смокинге и циллиндре, что, встав в полный рост, казалось, доставал до самого потолка, хотя сам потолок находился невероятно высоко — расстояние до него было меньше лишь расстояния от меня до сцены. Он поправил пенсне на носу, покрутил ус и проскандировал, как зазывающий на ярмарке:

— “Вы, наблюдатели планет,

сгорбтесь под тягостью неба!

Вы, что дали нам обет,

Посмотрите, как сущность свирепа!”

Он повернулся на месте, а затем начал делать пасы руками в разные стороны, как бы отгоняя актеров в закулисье. Они послушно, как щенки, разбежались в разные углы, а затем занавес закрылся. Человек в смокинге повернулся ко мне, очень низко поклонился, и, когда он уже собирался встать и повернуться обратно, послышался невероятно громкий шум, что доносился откуда-то сверху, над потолком. Это были удары, как будто кто-то сверху стучался к нам, пытаясь выбраться. Это продолжалось на протяжении десяти секунд и человек в смокинге, что до этого стоял с невозмутимым лицом, резко поменял свое выражение на крайнее негодование, подняв глаза к потолку. Сыпалась крошка, казалось, что еще немного и потолок рухнет под тяжестью этого нечто, что рвалось внутрь. Все это время доносились вопли, крики, плач, их громкость можно было соотнести лишь с ором какого-нибудь великана. Наконец, после нескольких таких ударов, что проносились по комнате, как землетрясение, с потолка упал кусок штукатурки и дерева, обнажая чьи-то белые зубы. Они были невероятно большими, в их эмали отражалась вся комната, и в то же время они были настолько человеческими, насколько это возможно, а рот, что окружал эти зубы, был абсолютно черным. Никаких других частей тела этого существа в дырке не было видно. Человек в смокинге пошел в сторону сцены быстрым шагом, было видно, что подобный инцидент в его планы не входил, оставив карлика в недоумении. Он так и остался пялиться в эту брешь. Актеры, что высовывали свои лица из-за кулис, комично разглядывали дырку и издавали кучу высоких звуков, в них было слышно лишь удивление и страх.

Наконец, рот открылся и заговорил равномерным, громогласным басом:

“Я был похищен много миллионов лун тому назад.

Звезда, что дарила этой планете свет и благоденствие, иссохла.

Это сделали они, чтобы выкурить меня из дома.

Они удерживают меня в этом вечном плену, я уже давно чувствую лишь холодную гладь бетона и непрерывные механические звуки часов, секундная стрелка которых, кажется, остановилась.

Я не могу сказать, что сейчас — день и ночь, я уже давно забыл, что это такое.

Мои глаза сожрала тьма.

Иногда, прислоняя свое ухо к полу, я могу услышать, как сверху меня наполняет черная, тягучая жидкость, как в аквариуме, я удерживаю воздух внутри, пытаясь в ней не утонуть.

Мой скелет уже давно видоизменился от постоянного нахождения здесь, мои ноги срослись с грудью, а руки согнулись под несколькими углами.

Они хотят, чтобы я рассказал им тайну.

Но я сам ее не знаю.

Я могу лишь помочь им найти ее, но они не верят.

Каждый день в течении нескольких лет мою комнату сотрясают землетрясения, и моя коробка рушится.

Но я не думаю, что без звезды я смогу протянуть долго.

Жидкость уже заменяет мне кровь, я могу чувствовать, как она циркулирует внутри меня. Я чувствую лишь угасание, что течет по моим венам. Я заламываю себе руки и перетягиваю сосуды, чтобы она не пошла дальше по кровотоку.

Если она доберется до сердца — мне конец.”

Этот долгий монолог прекратил человек в смокинге, что появился также внезапно, как и исчез. В руках он держал длинную палку, что доставала до потолка. Он был в гневе — пенсе было перекошено, а сам он был запыхан. Он бил по потолку, пытаясь попасть в рот великана. Наконец, человек в смокинге ударил палкой прямо по зубу существа сверху, он откололся, после чего из него полилась черная жидкость, что падала на пол. В месте, куда она падала, сразу же вспыхивал огонь, и тут же угасал. Великан закряхтел и завопил, убрав свой рот от дырки. Удостоверившись, что он больше не высовывается, человек в смокинге щелкнул пальцами, и потолок вновь затянулся, став как будто новеньким. Он сделал довольное лицо. Крики и удары прекратились. Великан замолк. Зуб существа, что упал на пол, сгорел за считанные секунды, как будто его и не было.

Человек в смокинге прокашлялся и хлопнул в ладоши, привлекая мое внимание.

— “А теперь, позвольте изволить, чай

Наш уют скорей получай!”

Карлик вновь появился за моей спиной, держа в своих несовершенных пятернях кружку. Он поставил ее на стол передо мной и несколько раз окунул палец внутрь.

— “Врдое не хоноыдлй.” — сказал он в легкомысленном тоне, облизнув сразу несколько своих пальцев.

Я поднял эту чашку своими почти что онемевшими руками и заметил, как в горячей, почти что кипящей воде не было моего отражения — я был пустым местом. Отражался лишь потолок надо мной. Я сделал глоток из чашки, а затем поднял голову — и тут опять что-то поменялось. За столом, что раньше пустовал, появились какие-то люди, где-то, наверное, штук пять. Они сидели с закрытыми глазами, положив руки прямо на стол. Отсюда я не мог разглядеть их лиц и их внешность. Просто не мог.

Человек в смокинге опять повернулся к сцене. Он щелкнул пальцами и занавес раскрылся. Вышли актеры, но в этот раз того хаоса не было — из-за кулис вышло лишь несколько человек. Они встали в шеренгу, ожидая команды от человека впереди.

— “Попрошу внимания,

Простите за опоздание!”

Дружно кивнув на эту фразу, актеры хором крикнули. И тут вперед вышел самый, видимо, главный из них, с абсолютно гладкой маской, в которой вообще не было прорезей для глаз и рта, и невероятно визгливым тоном продекламировал:

— “Этюд первый!”

Они разбежались по сцене кто куда, вставая в различные позы, сражаясь друг с другом за место на сцене, тот самый, главный из них, остался стоять в середине сцены. Он громко рявкнул своим высоким голосом, и они встали в более организованную кучу. Всего их было пятеро. Маска без прорезей, разноцветная маска, маска, у которой изолентой был заклеен рот, маска с усиками на лбу, из-за чего он напоминал насекомого, и еще один человек, чья маска совершенно не походила на другие: вместо пластиковой маски на его голову был одет большой, белый носок с прорезями для глаз и рта. Они все выстроились в круг, и первым тишину прервала усиная маска — она рявкнула в молчание, всем своим телом обращаясь к “пустой” маске:

— “Ты, что отринул обычай, должен быть повержен моим Дамокловым мечом, предатель!”

Пустая маска повернулась лицом к усиной, все остальные же повернулись к пустой и начали показывать на нее пальцем, всем своим видом изображая смех. Пустой же, прождав какое-то время, вышел в центр воображаемого круга, встал на одно колено и, воздев руку к своему обидчику, сказал ему:

— “Я служу для высшей цели, а не для вашего псиного кодекса! Я был создан, чтоб просверлить небеса и достать Господа, а вы же, черви, лишь буравите бедну землю; вам воздастся за содеянное!”

Началась наигранная драка — усиная маска и пустая начали хватать друг друга, отыгрывая трудное сражение — другие актеры даже разошлись в стороны, чтобы зрителям было легче увидеть, что там происходит. Через некоторое время разобрать, что происходит в этой куче-мале, было невозможно — они слились в один единый черный шар, что начал кататься по всей сцене, уже перейдя от безобидных хватаний до полноценного мордобоя, до сражения не на жизнь, а на смерть — наконец, пустая маска смогла, наконец, побороть усиную, и, сев на колени прямо над его животом, продолжил его избивать, глядя ему прямо в лицо.

Наконец, подбежала та самая “носочная” маска с откуда-то появившимся двуручным мечом, что занесла его над головой и резким, отработанным движением кинула его вниз, прямо на шею лежащей маски; этот сильный удар хоть и помог мечу войти в середину шеи усиной, сильно повредив трахею, но отрубить голову он не смог — усиная маска закряхтела, держась за рану, из которой хлестала фонтаном рубиновая кровь, захлестывая всю сцену и всех актеров. Носочной потребовалось несколько замахов, чтобы полностью отрубить усиной маске голову. Наконец, она быстрыми скачками отлетела от тела, и пустая маска подняла ее высоко над головой, как Геракл, что добыл голову Медузы Горгоны, чтобы все могли видеть. Из обрубка шеи этой головы вылетел какой-то белоснежный предмет, что, сверкнув, свалился вниз, на землю. Носочная подбежала к этому предмету, подняла его и осмотрела, не веря своим глазам.

— “Наши поиски были не напрасны. Он был здесь, с нами!”

Носочная маска кинула этот предмет куда-то в нас, в зрителей, и он приземлился прямо в центр нашего круглого стола. Предмет закрутился, завертелся, обнажая мне свою природу — это была ракушка со спиралью в середине, что, я клянусь, имела бесконечное количество витков — центр этой ракушки было невозможно найти, даже я, когда всматривался в середину этой ракушки изо всех сил, замечал, что точки, в которой сходятся эти линии, нет. Идеальная спираль. Идеальное золотое сечение.

Что-то стало выглядывать из ракушки. Улитка. Она выползла из своего домика, огляделась по сторонам и начала ползти. В мою сторону. Человек в смокинге, что до этого стоял, не шевелясь, резко захохотал, эхом отразившись во всей комнате. Он не умолкал. Улитка все ползла ко мне, от нее веяло отчаянием и погибелью. Я всем естеством не хотел, чтобы она ко мне приближалась. Чертов кошмар. Проснись, прошу тебя, проснись!

Смех человека в смокинге становился все яростнее и громче. Откуда-то со стороны сцены послышались литавры, что отбивали четкий, смертоносный ритм, казалось, что если они остановятся, то мне придет конец. Я хотел закричать, но, как только я открыл рот, я снова почувствовал резкий удар по затылку. Это был карлик.

— “Прмии совю сбдуьу”

Наконец, послышался единственная осмысленная речь, она шла как раз со стороны той сцены.

— “Ответь себе на три вопроса.”

Человек в смокинге не затыкался, он смеялся, указывая на меня пальцем. Послышался грохот сверху, что добавлял динамики литаврам.

— “Кто ты?”

Улитка ползла, уже почти добравшись до моих пальцев. Она высунула свою голову, чтобы ей легче было взбираться. Я же не мог пошевелить даже языком — неведомая сила держала меня в одном состоянии. Худший кошмар, что только возможно вообразить.

— “Кто выше нас?”

Улитка залезла на мою руку, затем стала сливаться с ней — невероятная боль пронеслась по моей руке, как будто из меня выдирали мои нервные окончания без какой-либо анестезии. Через несколько секунд улитка стала бородавкой на моем теле, а еще через три секунды — она полностью слилась с моим телом. К звону адской агонии, что проносился в ушах, как тиннитус, прибавлялись сумасшедший смех человека в смокинге, литавры поодаль и грохот великана сверху. Ткань этого сна рвалась, уже показывая мне действительность. Это мое спасение!

— “И… что такое Латералус?”