Глава 6

Прохор созвонился с ребятами, объяснил суть мероприятия и, главное, для чего это нужно. Каю сейчас предстояла другая, уже взрослая жизнь, где не будет рядом Прохора и всех их, чтобы оберегать и защищать его. Поэтому его друг должен это увидеть. Ведь всякое может быть. Он должен это понимать и знать, что имеют в виду мужчины, говоря ему такое.

Братки все поняли и сказали, что к завтрашнему вечеру организуют такую развлекаловку. Тем более, есть один претендент — держатель палаток, который слишком борзо себя ведет, не понимает их намеков на сотрудничество. Да ко всему прочему решил сдать их властям, заяву накатал. Хорошо в этом отделении свои — предупредили их. Так вот с этим пид***м они и решили поступить, как он того заслужил.

Следующий день Кай провел в их общей квартире с пацанами. Он отвлекся от грустных мыслей, участвуя в общих разговорах, просматривая телевизор и играя в комп.

Вечером Прохор сказал, что нужно съездить кое-куда. Кай как всегда без вопросов пошел с ним. Ехали долго — это было Подмосковье, вокруг — заброшенная стройка, заборы, деревья, полуразрушенные строения.

Приехав, все пошли внутрь одного из строений, поднялись на второй этаж. Зашли в комнату. Там стоял стул и, чуть в дали, стол. В комнате было достаточно светло, на потолке горела небольшая люстра, чудом сохранившаяся в этой разрухе.

Прохор обернулся к Каю.

— Ты мне доверяешь? — странным голосом спросил он.

— Конечно, — Кай смотрел по сторонам, не поняв вопрос Прохора.

— Нет, посмотри на меня. Ты мне полностью доверяешь?

— Да, — он посмотрел ему в глаза.

— Ты можешь сделать то, о чем я тебя попрошу, без вопросов?

— Да, — твердо ответил Кай.

— Хорошо. Сядь, пожалуйста, на тот стул.

Кай подошел к стулу и сел на него, поняв, что железный стул приварен к выпирающей арматуре из пола.

— Я сейчас надену наручники на твои руки и прикую тебя к этому стулу. Это моя просьба, разреши мне сделать это.

Кай удивленно посмотрел на Прохора, потом на стоящих в комнате братков.

— Хорошо, — выдохнул он.

Прохор увидел несчастное лицо своего друга, остановился, опустился рядом с ним на колено.

— Просто поверь мне. С тобой ничего не будет, — Прохор застегнул наручник на его запястье, потом на втором, — ты слишком хорошо дерешься. Я не хочу драки с тобой, и ребята не хотят. Понимаешь?

Кай понимал, что теперь его руки лежат на подлокотниках стула, прикованные наручниками. Прохор продолжил:

— Помнишь, ты вчера задал вопрос, я сказал, что потом отвечу на него. Так вот, я хочу, чтобы ты это увидел. Увидел то, что может быть… знаешь, от такого никто не застрахован… ты должен знать, как это бывает. Поэтому просто смотри.

Кай непонимающе смотрел на Прохора, потом повернул голову на шум. В комнату двое ребят затащили парня лет двадцати пяти. Он сопротивлялся, пытался вырваться. Его бросили в центр круга.

Братки принесли водки и закуски. Стали пить прямо из бутылки, передавая ее друг другу и закусывая огурцами, которые доставали пальцами из банки. Батон колбасы отламывали и тоже передавали по кругу.

Испуганный парень затравленно озирался по сторонам. Поскольку он был в центре круга, Кай понял, что освещение расположено так, что он не видит его и Прохора, стоящего рядом с ним.

Затем уже подвыпившие ребята стали подходить к парню, который попытался бежать, но его схватили, и тогда Кай увидел, что они не бьют его, как он предполагал, они его лапали — везде, всего. Даже начали целовать, держа за подбородок, затем с него стали срывать одежду.

Кай дернулся и вспомнил, что намертво прикован к стулу.

— Прохор, за что так с ним?

— Ты же сказал, что веришь мне. Так вот верь, как обещал, — равнодушно ответил Прохор. Таких картин, которая сейчас разворачивалась перед ним, он предостаточно наблюдал, и она его не впечатляла.

Несмотря на все сопротивления парня, его раздели полностью, продолжая лапать и целовать. Он отбивался и пытался кричать. Но один из братков, зажав ему горло, стал что-то говорить в ухо. Парень запищал, а потом испуганно закивал головой. Тогда браток отпустил парня и толкнул его вниз. Тот упал перед ним на колени. Браток расстегнул свои штаны и достал уже возбужденный член. Парень помедлил, а потом взял его в рот. Браток схватил парня за волосы и подсказывал ему ритм движения, то насаживая его на член, то отстраняя. Парень задыхался, из его глаз катились слезы, но он сосал, а потом проглотил то, что оказалось у него во рту.

Не дав даже отдышаться, во рту у парня оказался следующий член и все повторилось, и так еще и еще раз.

Кай попытался еще подергаться, но стул даже не двигался. Смотреть на Прохора он сейчас не мог, только ощущал его присутствие у себя за спиной. Его начало мутить от того, что перед ним происходило.

Когда он подумал, что это все, оказалось, что это только начало. Очередной браток, самый большой из всех — его все звали в шутку громилой — оттолкнул стоящего перед ним на коленях парня, снимая его рот с своего члена, и, грубо подняв того, бросил животом на стол. Сразу несколько человек схватили руки жертвы и звездочкой растянули его на столе.

Кай в ужасе увидел, что они собираются делать дальше.

— Прохор, не нужно, пожалуйста. Хватит!

— Ты мне веришь? — Прохор положил руку на плечо Кая, который продолжал дергаться на стуле, и вдавил его в этот стул, — сиди и смотри, — холодным голосом произнес он.

К этому моменту после пахабных комментариев и тыканья пальцев в задний проход парня, к его анусу громила приставил свой член, который затем с размаху ввел в него. Парень закричал. Громила начал двигаться, резко, жестко, наращивая темп. Парень орал и плакал. Через несколько минут громила изогнулся, зарычал, замер, а затем вышел из него. Кай видел, как из полураскрытого отверстия того течет бело-красная сперма. Сразу место громилы занял следующий, потом еще один.

— Прохор, хватит. Пожалуйста, — Кай опустил голову и закрыл глаза, и сразу почувствовал, что его резко дернули за волосы, поднимая голову.

— Если ты не станешь на это смотреть, завтра будет следующий, и так до тех пор, пока ты все представление не досмотришь. Ты это понял? — Кай не узнал голос Прохора — сейчас это был голос незнакомого ему человека, жесткого и беспощадного.

— Я буду смотреть, — выговорил он.

Прохор отпустил его волосы, продолжая наблюдать, чтобы Кай не закрывал глаза.

Парня перевернули на спину, он уже слабо сопротивлялся и даже не кричал, а только всхлипывал. Следующие несколько человек тра**ли его, пока он лежал на спине, задрав ему ноги и положив их себе на плечи.

Затем его сняли со стола и тра**ли, поддерживая под живот. Один входил в него сзади, другой — спереди в рот. Затем тра**ли по два члена — два в задний проход, два в рот по очереди. Парень задыхался, из его рта текла слюна, а по внутренней стороне бедра стекала кровавая сперма. Он уже был как безвольная кукла — не сопротивлялся. Его крутили, поворачивали, вставляли — он принимал.

Сейчас его лицо, тело, бедра и ягодицы были в бело-красных разводах. Затем у него из зада потекла коричневая жижа.

— Вот дерьмо, — ругнулся один из братков, перепачкав в ней свой член, — нужно было промыть пид**нка перед этим.

Парня бросили, он лежал на полу, подтянув коленки к подбородку. Из развороченного зада продолжала вытекать красно-коричневая жижа.

— Все, ребятки, хватит. Наигрались, — подытожил громила, подошел и вставил в развороченный зад парня практически целиком пустую бутылку водки.

Прохор понял, что Кай потерял сознание. Это увидели и другие.

— Последнее было лишним, — зло через плечо бросил Прохор, расстегивая на Кае наручники и обеспокоено смотря на его бледное лицо.

— Ты сам просил, чтобы он увидел, как бывает, — растерянно произнес громила, — дай я его до машины донесу.

Громила подошел к Каю и, легко подняв на руки, понес на выход.

— Он у нас вообще что-нибудь ест? Я вообще его веса не чувствую, — озадаченно сказал громила, проходя мимо братков с безжизненно висящим на руках Каем.

— Ест. Ты неси аккуратней, — зло бросил Прохор, видя состояние своего друга.

На свежем воздухе Кай пришел в себя, открыл глаза и увидел, что находится в руках у громилы. Он закричал, оттолкнулся, выпал из его рук и стал отползать. Громила застыл, ребята тоже. Прохор подбежал к нему.

— Кай, это я, слышишь, все нормально, — он сгреб его и обнял. Затем помог подняться. Внимательно посмотрел в его бледное лицо, — ты как?

— Тошнит, — Кай отстранил Прохора и, пошатываясь, отошел к куче битого кирпича, где его начало выворачивать.

Тошнило долго. Он столько и не ел, сколько его выкручивало. Прохор стоял рядом с бутылкой воды, остальные молча курили. Так же молча сели в машины.

Прохор опять забрал Кая к себе. В эту ночь Кай спал, просыпаясь от кошмаров и воспоминаний увиденного. Прохор несколько раз прибегал к нему, слыша его крики, поил чаем, горячим молоком, затем каким-то успокоительным. Он ругал себя за то, что довел своего друга до такого. Он и не предполагал, что его друг настолько впечатлителен, думая, что жизнь его уже закалила. Но он понял, что ошибся — Кай был чист душой и сознанием, и поэтому так тяжело ему все давалось — а здесь он еще с показательным обучением, хотя все равно Кай должен это знать, убеждал себя в этом Прохор.

Он сидел на кровати наконец заснувшего после лекарства своего друга, смотрел на его лицо, освещенное тусклым светом ночника и думал о том, что больше всего на свете хотел бы защитить его от жестокого мира, в который тот попадет, но это уже было не в его власти.

На следующее утро, приехав в квартиру к пацанам, Кай шарахался от всех и, наконец забившись в угол, сидел там с ногами на диване и играл в игру. Прохор бросал на него обеспокоенные взгляды. Ребята тоже, да к тому же они узнали у Прохора, что пол ночи тот отпаивал его успокоительными.

Наконец, Прохор подошел к нему.

— Ты теперь так и будешь там сидеть?

— Я просто играю. Я сейчас нужен?

— Ты всегда нам нужен. Ты теперь не с нами после вчерашнего?

Кай помолчал, его мучил вопрос к Прохору.

— Я хотел тебя спросить. Прохор, ты тоже это делаешь с теми, кого нужно наказать?

Прохор обдумал вопрос, затем холодным равнодушным тоном, смотря на Кая, сказал:

— Да, делаю. Все, что ты вчера видел, делаю и я, — пацаны удивленно посмотрели на Прохора, но промолчали, — теперь ты все знаешь. Ты вправе отказаться от такого друга.

Кай пристально разглядывал его лицо.

— Прохор, ты всегда будешь мне другом, я всегда приму все, что ты делаешь. Мне не важно какой ты. Ты мой друг.

Внутри у Прохора болезненно заныло, он стоял, потрясенный услышанным, затем сел рядом с Каем на диван, обнял его, прижав к себе.

— Я наврал. Я никогда этого не делал. Не из жалости, ты это должен понимать, и не из-за гуманных чувств. Просто у меня на парней не стоит. Даже напившись. Даже когда парень берет в рот. Меня это не возбуждает, понимаешь? Это просто не мое. Вот и все, — затем он опять прижал к себе Кая, — спасибо, что не отрекся от меня. Ты мой единственный настоящий друг.

В глазах у Кая светилась радость. Да, он принял бы Прохора любого, но ему было приятно осознавать, что Прохор не делает то, что он вчера увидел.

— Ну что, мир? Ты пацанов простишь за то, что они делают? Кстати, с тем парнем все будет нормально. Он сейчас в больнице. Ничего страшного. Пару недель задница поболит — и все пройдет, — обыденно сказал Прохор.

— Хорошо, что с парнем все в порядке… я ни на кого не обижался, просто громила напугал, я не ожидал его увидеть после всего, — ребята рассмеялись, вспоминая, как Кай кричал, вырываясь от громилы — у меня еще один вопрос… я обязан это делать, чтобы быть с вами?

— Нет, только по желанию, — ответил Прохор.

Кай выдохнул и улыбнулся.

— Да, еще, — Прохор помолчал, — ты должен знать это и понимать, — опять замолчал, — ты едешь туда, ты там будешь один… всякое может быть, понимаешь? Ты, конечно, за себя постоять можешь, но бывает, что не справиться со всеми. Так вот, знай: если что-то произойдет подобное с тобой — только без глупостей! Ты меня понял?! Посмотри на меня, на ребят — мы тебя любого примем, что бы ни произошло. Запомни это. Никто осуждать не будет и винить и, тем более, считать, что ты после этого петухом стал. Короче, ты должен знать, что бы ни произошло — возвращайся к нам. Мы тебя очень все ждать будем, и я буду ждать!

— Спасибо, Прохор. Я понял тебя…

Пацаны, тоже смотря на Кая, давно заметили, какой он становится. Они знали, что он настоящий пацан, да еще как дерется, он круче их всех вместе взятых, но его внешность… Они тоже видели это. Какой он, такие нравятся, на таких задерживают взгляды и на Кая смотрели — смотрели, когда он был на улице, был с ними в ресторане, когда он был с ними на встречах. Братки это видели и видели, что Кай не замечает этого, не понимает. Они оберегали его, огораживали от такой стороны жизни. Но сейчас уже не смогут. Им тоже было тяжело и больно это понимать.

Прохор решил сменить тему.

— Сегодня на вечер другая программа, — весело сказал Прохор, видя, что от слова "вечер" Кай уже напрягся, — девок пригласим, пьянку закатим!

— Прохор, — Кай стал серьезным, — мне нужно сейчас на сутки в другое место уехать. К отцу Николаю. Я ему уже звонил, он ждет меня. Не обижайся, хорошо? Мне это сейчас очень нужно.

— Хорошо. Ребята тебя отвезут и скажешь, когда забирать, они за тобой приедут.

— Спасибо.

***

Отец Николай его ждал. Они вместе зашли в церковь, долго стояли перед иконами — молились. Потом он отвел Кая в трапезную, где послушники монастыря подали скромную вечернюю еду. Он ел с аппетитом. Только здесь, в церкви, ему нравилась еда. Она была такой удивительно вкусной. Он съел постную гречку, чуть ли не вылизал тарелку, вовремя удержался. Увидел из-под седых усов улыбку отца Николая.

— Может, еще?

— Нет, — сдержал себя Кай, подавляя в себе свои плотские желания.

Вечером они много говорили, вернее, говорил он, а отец Николай его слушал и лишь потом заговорил.

— Ты знаешь, что означает твое имя? Имя Кай означает предрасположенность к жизни подвижника. А подвижник — это человек, способный на жертву даже не ради какой-то высокой цели, а просто потому, что «может себе это позволить» — оказаться от личного счастья ради счастья другого человека. В жизни подвижника должен быть кто-то, к чьим ногам можно «бросить весь мир», а иначе жизнь не будет иметь смысла, — отец Николай помолчал, давая ему осмыслить сказанное, — вот такое у тебя имя, мой мальчик. Ты отказался от себя ради счастья своей семьи, ради жизни своего друга… Прими все, что тебе посылает господь, и запомни: он никогда не дает не по силам. Все, что у тебя будет происходить, ты все вынесешь и выйдешь из этого победителем. Прими испытания достойно и верь, что он любит тебя и сохранит твою душу...

В ту ночь, лежа в общей келье с послушниками, Кай не мог заснуть, думая о разговоре с отцом Николаем — о Боге, о вере.

В его семье к вере относились странно: с одной стороны, все верили и регулярно посещали церковь, с другой, относились к этому как к определенной дани традициям. Кай чувствовал, что в их душе нет той глубокой веры, искренности, чувств.

Даже имя своему последнему ребенку дали не православное. На этом имени настоял отец. Он не мог простить ему подорванное его рождением здоровье своей жены и настоял на этом имени. Потом, когда Кая крестили, его крестили под другим именем, но то имя он так никогда и не узнал. Отец не говорил ему и запретил это делать и его матери. Кай смирился с этим. Пусть так, ведь главное, что он искренне верил, ведь это главное.

Когда он был совсем маленьким, он боялся гнева божьего и относился к Богу, как к суровому родителю, который карает за все проступки. Потом вера отошла на второй план в его жизни. Учеба, друзья, вхождение во взрослую жизнь. Он вспоминал о вере, но уже не так часто, хотя его духовник отец Николай регулярно просил привозить к нему Кая на духовные беседы. Родители были рады этому, но в этот период жизни он особо не нуждался в духовной поддержке. Только сейчас, когда его жизнь нанесла ему такой удар, он вспомнил, что в его жизни есть человек, который искренне к нему относится и всегда помогал ему советом и поддержкой, — это был отец Николай.

То время, проведенное в стенах монастыря в молитве и беседах с отцом Николаем, дало ему многое. Вот и сейчас, лежа на песке и смотря в звездное небо, Кай читал молитвы, те, которые помнил, и ему становилось легче, он вспоминал слова отца Николая, их последний разговор. Он принял все, что происходило в его жизни, как испытания, зная, вернее, веря в то, что он все преодолеет…

Даже когда его отправили на три месяца в далекий закрытый Тибетский монастырь, где из него делали воина. Он помнит тот ад, через который ему пришлось пройти. Нечеловеческие условия, помои в виде еды и постоянная боль от ударов. Били палками. Ему тоже дали палку для защиты, а дальше правил не было. Он, полуголый, в каких-то остатках порванной одежды, весь липкий от пота и крови пытался там выжить. Там были и обучающие тренировки, на которых показывали технику и приемы, но потом такая тренировка перерастала в бой и Каю приходилось отбиваться от одного, двух, трех, десятерых и более противников. А когда он падал и проваливался в забытье, приходил в себя от холодной воды, которую на него выливали и опять продолжал бой. Тогда там, валяясь на грязном полу в собственной моче и блевотине, облепленный мухами, которые постоянно садились на его раны, он вспоминал слова молитвы и читал ее. И силы возвращались, он продолжал жить, выживать, и он выжил. Там у него открылись какие-то странные способности практически не спать, вернее, спать, но при этом слышать и контролировать все вокруг. Там он приобрел невероятную гибкость, выносливость и нечеловеческие способности по выживанию. Там он приобрел такую технику боя, которая спасала в дальнейшем его жизнь. Но это все потом, а тогда он выживал, заставляя себя есть эти вонючи помои, заставляя вставать и продолжать биться с теми, кто нападал. Он не сломался, он не просил пощады, он это прошел.

Правда, потом его еще три месяца лечили в закрытом госпитале, восстанавливая отбитые внутренние органы и их жизнедеятельность. Его организм был молодым, он справился с этим.

Зато после больницы ему дали две недели для восстановления и разрешили поехать в Москву. Кай понимал, что дома его не ждут. Он знал, что его мама выписалась из больницы и теперь восстанавливается дома. И еще он знал, что все без него живут вполне счастливо, чтобы не разрушать эту идиллию, он решил, что не поедет домой. Это был уже не его дом. Хотя ему было очень больно это осознавать. Дом, в котором он вырос, его комната, библиотека, его учитель японец — как он хотел сейчас все это увидеть. Его душа рвалась туда, в родные стены, к родным людям. Но там его не ждали, он до боли сжал кулаки, заставляя себя пересилить это желание.

Кай поехал к Прохору. Позвонил, дверь открыли. Это был громила, который замер, а потом, закричав, бросился обнимать Кая, который чуть не задохнулся от его объятий.

Громила затащил его в квартиру, где на шум прибежали остальные и буквально облепили его. Затем все расступились, Кай увидел Прохора, они обнялись. Прохор положил ему руку на плечо и повел в их гостиную.

— Ты как-то изменился, — задумчиво сказал Прохор, смотря на Кая.

Прохор не стал говорить, что Кай стал еще привлекательней — этот золотистый загар, более взрослый взгляд, его глаза… еще более пластичные движения…

Кай грациозно сел на диван и закурил, придвинув к себе пепельницу.

— Как ты, друг мой? С тобой все в порядке? — в голосе Прохора слышалось беспокойство.

— Что тебя волнует? Трах**ли меня или нет? — зло огрызнулся Кай, затем осекся, голос его смягчился, — извини, нервы.

— Я не обиделся. Тебе, видно, не легко там было все это время.

— Да. Сначала было несколько вылетов пострелять в горячие точки. Знаешь, я теперь спокойно убиваю людей. Так что если нужно, обращайся, — Прохор промолчал на этот выпад, — а затем они меня на обучение отправили… три месяца обучали… потом еще три месяца лечили, хотя особо поболеть не давали — все равно теорией грузили.

— Что с тобой было? — Прохор сел напротив Кая в кресло.

— Ничего смертельного, так, отбили все, что можно, но врачи сказали — организм молодой, все восстановится. И вот, видишь — все нормально. За это даже отпуск дали — две недели. Только вот ехать некуда, дома меня вряд ли захотят видеть.

— Тебе налить?

Ребята принесли коньяка, легкой закуски, разлили на всех по стопкам.

— За возвращение, — Прохор поднял стопку.

Кай выпил, задохнулся — он давно не пил, и сейчас коньяк больно обжег горло.

— Твой дом здесь. Пока у меня поживешь это время.

Прохор замолчал и сверлил глазами Кая, который опустил голову, лихая бравада с него уже сошла, и сейчас ему было плохо, очень плохо. Прохор пересел к нему и обнял за плечи.

— Я ничем не могу тебе помочь, друг мой. И от этого мне очень больно. Больно знать, что они делают с тобой, через что тебе приходится приходить… но сейчас я бессилен что-либо изменить… прости.

— Я не должен был все это говорить. Ты прости меня.

— Тогда, может, просто отметим твое возвращение? — Прохор тряхнул друга за плечи, — погуляем. Ты ведь поправился?

— К чему ты клонишь? — Кай знал, что этот блеск глаз у Прохора ни к чему хорошему не приведет.

— Именно к тому… ты там вряд ли бабу имел за это время, правда, а? Ну, сознавайся? Что глаза отводишь? Вот сейчас все организуем и к девчонкам поедем. Тебе это нужно после всего…

— Может, не сегодня? Я сейчас…

— Знаю — не готов, не могу и все такое прочее. Ты совсем не изменился, все та же скромность, — Прохор засмеялся. — Так, братаны, давайте, все организуйте нам на сегодня — поедем гулять по-полной!

Кай знал, что сопротивление бесполезно. Поэтому смирился с этой участью. Действительно, все это время у него никого не было, да и желания не просыпались. Не до того. А в том аду он вообще решил, что импотентом стал — так все отбито было. Он сейчас даже сомневался, сможет ли, после всего.

Но оказалось, что еще живой. Все сложилось: девушки были опытными, Кай был пьян и все срослось. Гуляли три дня. Все отрывались по полной.

На второй день, уже к вечеру, когда все кутили в большом загородном особняке, Прохор положил руку Каю на плечо.

— Спой, друг мой.

Ребята, услышав это, оживились, зашумели. Кай не стал отказываться. Он видел глаза Прохора. Его просил друг, он споет для него и для всех. В зале, где они сидели за столами, была небольшая сцена, там сейчас играли музыканты и пела девушка.

Прохор подозвал управляющего заведением и объяснил, что его друг будет петь для них. Кай, быстро переговорив с музыкантами, вышел на сцену. Заиграла музыка, освещение стало более мягким, появились огоньки света, мелькающие по сцене и залу.

Кай запел. Он первый раз пел для Прохора в зале на сцене под настоящий оркестр. До этого он только пел в их компании под гитару.

Прохор не ожидал, как и все остальные — сейчас они видели его другого: голос, манера исполнения, слова песни, то, как он гармонично смотрелся на сцене, такой хрупкий, красивый и такой голос — серебряный.

Прохор видел, что другие посетители этого заведения, разбредшиеся по большому особняку, стекаются в зал, чтобы услышать того, кто поет. Даже персонал, забыв обо всем, замер и стоял, смотря на Кая.

Пацаны тоже заслушались, один из них достал зажигалку, поднял огонек пламени и стал в такт раскачивать рукой. Это подхватили все остальные. Сейчас все были в едином порыве, увлеченные и завороженные словами песни:

Я не знаю, что сказать тебе при встрече,

Не могу найти хотя бы пары слов.

А недолгий вечер, а недолгий вечер

Скоро станет ночью темною без снов.

А недолгий вечер, а недолгий вечер

Станет ночью темною без снов.

И снова седая ночь, и только ей доверяю я.

Знаешь, седая ночь, ты все мои тайны.

Но даже и ты помочь не можешь, и темнота твоя

Мне одному совсем, совсем ни к чему.

Знаешь ты без слов, тебе давно все ясно…

Допев песню, его голос растворился в залах и затих…

В тот вечер Кай больше не пел. Прохор бросал на него восхищенные взгляды, Кая это смущало, и вскоре он предпочел пойти спать в номер, чем выслушивать очередные комплименты о своем пении.

Песня: "Седая ночь"