Глава 4

Вскоре после возвращения Кая отец вызвал его к себе и рассказал, как теперь будет строиться его новая жизнь. Что кроме учебы он будет посещать специальный закрытый тренировочный центр, где продолжит подготовку по своей будущей специальности, а именно — стать профессиональным военным.

Этот центр он должен посещать по вторникам, четвергам и субботам. В эти дни у него будут сокращенные занятия с преподавателями, а потом его будут отвозить туда и забирать оттуда. Кай понимал, что неотвратимое приближается, это его поглощает и все его попытки, мечты и надежды на другую жизнь разбиваются в дребезги.

Он стал возражать отцу, яростно, ожесточенно. И тогда в первый раз его отец признал его силу — он пошел на компромисс. Он понимал, что сына не переубедить, но с ним можно договориться. Договор был прост: в остальные дни он может после занятий уходить к Прохору.

От такого предложения Кай растерялся. Он понял, что отец сейчас с ним договаривается. Не действует жестко, а пытается выработать совместную договоренность. Почему? Наверное, потому что он взрослел и его характер, воля и решительность пугали его отца. Его отец как взрослый и мудрый решил, что с таким подростком проще договориться, чем вступать в открытый конфликт.

Поняв это, Кай выдвинул свое условие о том, что у Прохора он официально остается с ночевками и только утром возвращается на занятия.

Отец внимательно посмотрел на него. Кай смущенно отвел глаза, он понял, что его отец как мужчина понимает, зачем его сыну нужны эти ночи, и отец согласился. Согласился, потому что понимал, что его сын взрослеет, и он хотел, чтобы период взросления прошел быстрее. В Прохоре он не ошибся — это даст его сыну хорошую школу жизни, которая ему потом пригодится.

Внеся такое дополнение в их соглашение, они пришли к обоюдовыгодному компромиссу.

Вот только мама Кая еще долго спорила с отцом, считая его еще маленьким и не понимая, зачем мальчику разрешать ночевать не дома, а у каких-то сомнительных друзей.

***

Так началась его новая жизнь. Каждый день к ним в дом приезжали его личные учителя, а во второй половине дня его отвозили в этот центр. Это закрытое заведение было оборудовано по лучшим канонам шпионского боевика.

За большим забором, под охраной, на огромной территории располагалось несколько корпусов. В них было все: модуляторы управления воздушным судном, модуляторы боя, причем в любой стихии. Залы для силовых тренировок, классы для теоретических занятий. Во дворе стояли все виды техники: от современной до исторической.

Здесь Кая обучали всему. Очень много времени уделялось теории, в том числе психологии. Кай понимал для чего это. Это работа в разведке, для нее его готовили. Понимание человека, «чтение» его мыслей, сокрытие своих. Ведение допроса, запоминание информации и еще многое. Эти занятия Каю нравились, в отличие от беготни с автоматом по пересеченной местности.

Каю выделили инструкторов, которые занимались только с ним, лишь небольшую часть занятий он прослушивал в общих аудиториях — в основном у него были индивидуальные занятия и личные преподаватели.

В этом центре он встретил Сеню, Вадика и Мишку, которые были очень рады его видеть, и только они хоть чуть скрашивали его пребывание здесь.

В первый раз, когда они, наконец, смогли улизнуть на перекур из-под постоянного контроля, обнявшись с ребятами, Кай закурил, а Сеня, смотря на него спросил:

— Тебя сюда на сколько упекли?

— Не знаю, я здесь по вторникам, четвергам и субботам отбываю.

— Не худший вариант, — Сеня внимательно посмотрел на Кая, — ты еще не передумал? Может, хочешь как мы — стать профи? Неплохая специальность, — не совсем уверенно закончил он.

— Нет, это не мое.

— Тогда что ты здесь делаешь? — раздраженно спросил Мишка.

— Заставили, вернее, с отцом на компромисс пошел: он мне в другие дни доступ к друзьям не перекрывает.

— Ты понимаешь, насколько все это серьезно? Тебе от них уже не уйти. Потом они закрутят гайки так, что ты полностью будешь им принадлежать, — Сеня смотрел на Кая, говоря это.

— Я понимаю, но я найду выход, обязательно найду!

***

Но выхода не было. Он просто жил, смиряясь с тем, что происходит.

За все это время он так и не нашел в себе силы отыскать свою первую любовь. Он много думал об этом: о ней, о том, что тогда между ними начало зарождаться и так грубо все было растоптано. Тогда он понял, что, пока он не властен распоряжаться собственной жизнью, он не может ломать жизнь другого человека. Что может у них быть? Краткие встречи, болезненные расставания — и все. Будущего с ней у него нет, ему это просто не позволят, построить такое будущее, которое он хочет. А значит, и результат будет плачевным. Он принесет боль ей. Он заставит ее страдать, он разрушит ее жизнь. Нет, он этого не хочет, наверное, он действительно полюбил ее, поэтому сейчас не готов причинить ей боль. Пусть лучше так, она наверное уже переболела их любовью за это время и не стоит все возобновлять, как бы ему ни было тяжело от этой мысли. Он сильный, он справится, он переживет эту боль.

Так прошел год. На каникулы его опять отправляли в подмосковный лагерь. Там он пребывал две недели осенью, две недели зимой и еще две недели весной. В остальное время, его жизнь шла по утвержденному с отцом плану: до обеда он учился, а потом уходил к друзьям.

И здесь начиналась жизнь, благодаря которой он сносил и выдерживал все то, что приходилось ему принимать. В его жизни были друзья, настоящие пацаны. Сейчас это уже была взрослая компания. Кай в ней был самым младшим по возрасту, но то, как он сейчас стал драться и вести себя, вызывало уважение у всех. Кай и раньше не уступал в мужестве и во всех драках выходил победителем, но сейчас эти занятия в спец центре повлияли на него. Теперь он бил, как выразился Прохор, «без души», просто бил, четко контролируя себя и своего противника, убирая любые проявления чувств. Кая боялись и уважали. Прохор гордился своим другом, но понимал в то же время, как ему плохо жить той жизнью, которой он не хотел жить. Прохор предлагал ему выход — уйти из дома, но Кай на это не шел. Хотя финансовая часть вопроса давно их банду не волновала. Сейчас они делали серьезные дела, и у них появились серьезные деньги. Теперь они полностью сняли всю их коммуналку под себя. Вернее, выкупили у всех жильцов их комнаты, расселив их тихо и мирно.

Правда, сначала они хотели купить более достойное жилье, но здесь им нравилось, прикипели душой. Поэтому ограничились хорошим ремонтом и новой мебелью. Теперь это была огромная квартира с комнатами, кабинетом Прохора, общей гостиной и огромной кухней. В комнатах кто-то постоянно жил, в гостиной тусил, на кухне готовил. В квартире всегда было многолюдно, шумно и весело. Каю здесь нравилось. Нравилось быть, тусить со всеми, общаться, ночевать в одной из комнат, а утром со всеми завтракать на кухни.

Самое любимое его время было с вечера субботы, когда он приезжал сюда после центра, здесь он мог провести все воскресенье и только в понедельник с утра уехать к себе на занятия.

Несмотря на такой график жизни, Кай успевал быть с Прохором на его выездах и разборках. Все это Каю не нравилось, но он очень переживал за Прохора и поэтому был с ним рядом.

Прохор чувствовал его заботу о себе и понимал, почему он едет с ним. Прохор видел, что все это его другу претит, но он едет только из-за их дружбы. Прохор это ценил, ценил настоящую дружбу, ценил такого друга, который готов был за него и в огонь, и в воду.

В один из таких выездов, приехав на «стрелку», началась разборка, переросшая в стрельбу. В какой-то момент, Кай выбил из рук одного из нападавших пистолет, направил на него, но не выстрелил. Еще секунда — и замешательство Кая дало бы преимущество над ним его противнику, который, достав второй пистолет, направил его на Кая. Прохор выстрелил первым. Парень повалился. Кай так и стоял с пистолетом в руке.

Ребята тоже это видели, но сейчас было не до этого. Когда все закончилось и они вернулись в квартиру, Прохор схватил Кая за плечи и, встряхнув его, зло сказал:

— Не можешь стрелять — нечего с нами ездить. Сиди тут. Нам с собой такие не нужны.

Он отпустил его и, не оборачиваясь, ушел к себе в кабинет. Ребята не стали что-либо говорить, сделали вид, что его не замечают, пошли в гостиную, по дороге бурно обсуждая сегодняшнюю разборку.

Кай остался один в прихожей. Он постоял в полутемном коридоре, затем взял куртку и вышел из квартиры.

Была весна, холодная весна. Тепло так и не пришло сюда после затянувшейся зимы. Накрапывал дождик. Было темно, мокро и сыро.

Кай просто шел в этом мокром пространстве, мимо проезжали машины, обдавая его брызгами из луж. Уже было поздно. Редкие прохожие спешили домой. Дождик усиливался.

Кай надел на мокрые волосы капюшон толстовки и плотнее запахнул кожаную куртку. Но сырость и влага уже проникли под нее — было холодно и мерзко.

Мерзко от понимания того, что сейчас он остался совсем один. Один в этом огромном мире. Его друг отвернулся от него. Но что он сделал не так? Неужели он должен был выстрелить? Выстрелить в живого человека? За что? За что он должен был убивать его? Убить человека. Как это страшно! Нет. Он не хочет это делать. Никогда и ни за что. Пусть даже ценой собственной жизни. Ведь он видел, как тот в него целится. Ну и пусть. Пусть стреляет. А он не будет стрелять. Никогда.

Кай чувствовал влагу дождя на своих щеках и ресницах. Ему было больно и обидно за непонимание Прохора. Да, Прохор сегодня спас ему жизнь. Но почему он не понял его? Почему не хочет понять, что он не будет стрелять? Бить, драться — это не убивать. Он не отнимет жизнь у другого. Никогда.

Впереди остановилась машина, из нее вышел Прохор. Подошел к Каю, перегородил ему дорогу и перехватил его руку.

— Стой, ты всю ночь гулять надумал? — миролюбиво сказал он, — да ты замерз, — Прохор взял в ладонь его пальцы, — поехали.

— Отпусти, — Кай попытался вырвать руку, — я домой поеду.

— Хорошо, вот домой и поедем, но только ко мне, — Прохор сгреб Кая в охапку и затолкал в машину.

Попав в теплый салон, Кай обмяк, понимая, насколько он замерз и промок.

— Куда мы едем? — стуча зубами и шмыгая носом, спросил Кай.

— Ко мне, я же сказал, — Прохор достал свой платок и, как маленькому, стал вытирать ему лицо и нос.

Кай слабо сопротивлялся, но понимание того, что Прохор простил его и вернул, лишало его сил.

— Ты простил меня? — неуверенно спросил он.

— За что? А, за то, что стоял и ждал пули. Нет, за это ты еще получишь! Ты что делаешь? Хочешь меня такого друга лишить?! И как я дальше жить буду?! Ты обо мне подумал?! — Прохор разошелся не на шутку. Сейчас он грозно кричал все это в машине, опять тряся Кая за плечи, — что забился в угол? Испугался? А я как испугался, когда тот придурок в тебя целился?

— Прости… но я не мог выстрелить… — прошептал Кай.

— Я знаю. Поэтому я это сделал за тебя.

— Приехали, — сказал братан с переднего сиденья, — завтра с утра как обычно за тобой заехать?

— Да, как всегда, — выходя из машины Прохор попрощался со всеми и потащил Кая в сторону подъезда.

Кай понял, что Прохор ведет его в свою квартиру. После появления денег Прохор купил себе свою квартиру и, как он сам потом сказал, завел там себе бабу. Прохор считал, что ему негоже ютиться в комнатах их общей квартиры.

Ему он тоже предложил купить квартиру, но он отказался, резонно объяснив, что там ему и жить-то некогда и она ему сейчас не нужна. И тем более, ему нравилось тусить с ребятами в общей квартире — там было весело и пообщаться было с кем.

— Прохор, — уже в лифте заговорил Кай, — ты ведь вроде не один живешь, зачем я вам там.

— У меня много комнат. Что я — своего друга, замерзшего мокрого, голодного, брошу что ли?

— Но…

— Никаких но, — улыбнулся Прохор.

На звонок в дверь открыла очень красивая высокая блондинка, одетая, как будто на выход в театр — даже в туфлях на каблуках.

Прохор, видя восхищенный взгляд своего друга на его выбор, гордо чмокнул блондинку в губы и объяснил ей кратко о Кае. Несмотря на весь свой кукольно-красивый вид, блондинка, которую звали Маша, оказалась очень милой и доброй девушкой. Она сразу взяла инициативу в свои рук. Затолкала Кая в ванну. Сама ее налила ему, сказала, что потом займется его мокрой одеждой, а пока принесла ему спортивный костюм, который на нем, правда, висел, но зато был теплым и удобным. Из ванной она его сразу привела на кухню, где был уже накрыт стол, и там на троих они пили водку. Причем Каю наливали больше — в исключительно лечебных целях.

Затем полусонного Кая Маша и Прохор отвели в его комнату, где была постелена для него кровать и где он быстро заснул в тепле и ощущении домашнего уюта.

***

Кай очнулся — это всего лишь воспоминания его той далекой жизни. Сейчас он здесь, в этой пустыне, один в этом бесконечном пространстве без шанса на спасение и только слабой надеждой на чудо.

В пустыне темнеет быстро, солнце садилось, жара спадала. Наверное, это зной навеял в его мозгу все эти воспоминания. Он опять перебрался в самолет, сейчас стемнеет и будет холодно. Нужно поесть. Зачем? Просто нужно, и попить, а потом завернуться в ткань парашюта и провалиться в забытье, переносясь опять в его прошлое, в Москву…

В Москве опять наступало лето, пыльное и жаркое. На лето Кая опять отправили в подмосковный лагерь, но уже другой. В этом лагере не было подростков, здесь все было уже по-взрослому. Опять казарменный образ жизни, ранние подъемы, а затем занятия в классах. Вот здесь пошло настоящее обучение всему. Кроме военно-шпионской науки, как Кай про себя называл эти занятия, его обучали и дополнительному, расширяя его знания и способности. Много внимания уделяли иностранным языкам, светскому этикету, даже музыке и танцам. Хоть это Кая порадовало. Он с детства любил занятия музыкой и хорошо играл на пианино, но здесь на его способности так насели, как будто он готовился к мировому турне с концертной программой.

Были еще занятия танцами, которые его тоже порадовали, преподаватель оказалась милой девушкой, старше него на несколько лет. Пластичному Каю любые танцы давались хорошо, преподаватель была довольна его результатами. Вскоре их танцы стали перерастать во что-то более интимное между ними. А поскольку в танцклассе в основном занимались они одни, то дверь стала запираться, и тогда танцевальные движения между ними происходили совсем другие. Это скрасило пребывание Кая здесь.

В этом лагере он опять встретил неразлучную троицу — Сеню, Вадика и Мишку. С ними он бегал покурить и поболтать, поскольку все остальные были по определению Кая «настоящими» военными и могли, как роботы, говорить только обо всем, связанным с армией. Его троица была еще не настолько зомбирована, и с ними можно было болтать. Сеня быстро просек его роман с училкой танцев и потом регулярно подкалывал его на эту тему, но по-доброму. Они неоднократно помогали ему организовывать встречи и уединяться в разных частях корпуса с классами, а сами стояли на шухере. Обретя друзей и крутя любовь, это лето для Кая прошло даже не так напряжно, как предыдущие. На радость всем преподавателям он прекрасно учился, быстро впитывал все знания и радовал их на зачетах.

Кроме теории здесь было много практики. Здесь он прошел курсы военной хирургии, его возили в закрытый госпиталь, где лежали военные с горячих точек.

Кроме такой практики, они регулярно ездили на аэродром, где Кай впервые после тренажеров сам поднял в воздух вертолет, а потом и боевой самолет. У него это получалось хорошо. Он чувствовал машины, поэтому вел их уверенно и грамотно. Вот только ему это не нравилось: ни высота, ни полет, но кто его об этом спрашивал.

К концу лета, когда ничего не предвещало ничего плохого, их ночью подняли по тревоге и повезли на аэродром. Кай дремал в машине, воспринимая это как очередное учение. Всех погрузили в транспортный самолет. Самолет летел долго, по прилету их разместили в казармах, из которых нельзя было выходить. Дали поесть, отдохнуть. Потом опять подъем по тревоге, раздача оружия, всех предупредив, что оно боевое. Командир дал задание — уничтожить группу боевиков. Их посадили в вертолет, и он взлетел.

Он понимал, что это уже не игра, что он там, где все по-настоящему. Но он не хотел этого! Он не хочет стрелять — вот только выхода нет, вертолет летит, напротив него сидят Сеня, Вадик и Мишка. По их лицам он понял, что они тоже впервые на таком вылете и что они тоже поняли, что это не учения.

Их группу из пятнадцати человек высадили на горном склоне. Была ночь, они тихо передвигались куда-то, потом лежали в камнях.

Затем показались те, кого они ждали. Началась перестрелка. Кай не стрелял, он не мог, не мог видеть в прицеле автомата человека и нажать на курок.

Боевиков удачно «зачистили», их засада для тех была неожиданностью и позиция у них была невыгодная, они были как на ладони. Кай понял, что их вывезли пострелять людей. Он так и сидел, прислонившись к камню, вцепившись руками в автомат.

Все видели, что он не стреляет. Если бы не Сеня и его ребята, которые оградили Кая от презрительных насмешек, ему бы досталось от всех. Командир ничего не стал говорить, но Кай понимал его отношение к себе после сегодняшнего боя. Хотя ему было все равно. Он принял решение, что не будет стрелять!

Они шли обратно, уже рассвело. До вертолета было недалеко. Многие шли расслаблено, зная, что их сейчас заберут, и тут началась стрельба. Они сами попали в засаду. Причем сейчас их позиция была очень невыгодна — лишь небольшие камни, за которыми они смогли укрыться. По количеству автоматных очередей всем стало понятно, что противник превосходит их в силе.

Ребята отстреливались. Кай просто сидел за камнем и смотрел. Около него упал раненый, этот парень был из соседней казармы. У парня было прострелено предплечье, он корчился от боли. С другой стороны от него упал еще один, и Кай понял, что он мертвый, смотря в его открытые не мигающие глаза. А потом упал Мишка, Кай подбежал к нему, приподнял — его рука, держащая голову, была мокрая от теплой жидкости. Из Мишкиной головы вытекала не только кровь, он понял, что это еще и мозги. Прогремело несколько взрывов, двое ребят пробежали мимо него и зажались около камня. В их глазах он увидел страх.

Тогда он взял автомат и стал стрелять.

Он быстро перемещался и с открытой позиции перешел на боковой склон, там было больше камней и лучше обзор тех, кто стрелял в них. Перестрелка постепенно переросла в ближний бой. Кай дрался, когда на него нападали, и стрелял, когда это было возможно. Как долго это происходило и сколько человек он уложил — он не знал. Потом все стихло. Он вытер окровавленный нож, который вынул из тела убитого им боевика и осмотрелся. Несмотря на численный перевес боевиков, они уложили их всех. Вот только их потери тоже были ощутимы. Из пятнадцати человек пять было убито и семь ранены, трое из которых тяжело. На Кае не было ни царапинки.

Их командир был тоже ранен, сейчас он смотрел на Кая, который оказывал первую помощь своим товарищам.

Потом прилетели вертолеты, их забрали.

По прилету в казарму Кай плюхнулся на койку. Нет, у него не было ни стресса, ни шока, ни истерики. Просто в тот момент он осознал, что они заставили его перешагнуть эту черту — он стал убивать людей. Он осознал, что не распоряжается своей жизнью, что он всего лишь пешка в их игре.

Кай отказался от еды, отказался вообще от всего. Он просто лежал на койке. Тогда пришел его командир с перевязанной рукой, сказал, что за ним прислали самолет и его сейчас вернут обратно на базу.

Только тогда он встал с койки и пошел в самолет.

На базе он продолжил себя так же вести. Просто лежал и смотрел в потолок — потом сбежал. Он давно изучил всю систему охраны базы. Все посты, их смены и расположения, нашел слабые места в охране забора. Дождавшись ночи и рассчитав время прохождения караула, миновал все посты и перелез через забор.

Еще днем позвонил Прохору с телефона, проникнув в кабинет руководства. Прохору он ничего не стал объяснять, просто сказал, где его ждать на машине.

Машина его уже ждала. Там был Прохор, он обнял его и по его глазам понял, что что-то случилось. Ехали молча. В квартире их ждали все пацаны, никто не спал, когда узнали, что приедет Кай.

Они зашли в гостиную.

— Сбежал от них? — наконец, заговорил Прохор.

— Да.

— Рассказывай, или ты хочешь сначала со мной наедине поговорить?

— Нет, это должны знать все, — Кай помолчал, подошел к окну, стал говорить, не поворачиваясь, — вчера я убивал людей. Много. Даже не знаю, сколько их было. Они все-таки заставили меня это делать. Нас вывезли в горячую точку. Пока зачищали боевиков, я не стрелял, а когда возвращались обратно, попали в засаду. Тех было больше, рядом со мной падали мертвыми ребята, с которыми я прилетел на это задание, и тогда я начал стрелять…

— Коньяка налей, быстро! — скомандовал Прохор рядом стоящему пацану, а сам подошел к Каю, обнял его, — у тебя не было выбора — на, пей.

Прохор практически насильно стал заливать коньяк в приоткрытые губы Кая, понимая, что Кай сейчас не здесь.

Третью рюмку он уже пил сам. Прохор заставил его сесть за стол и пить. Он наливал ему еще и еще. Пацаны понимающе молчали, осознавая услышанное. А Прохор осознавал, что сейчас его друг убил людей больше, чем он за все это время. Вот только ему это все равно, а Каю — нет. Прохор знал, что все это его обучение сведется к такому результату. Только он надеялся, что не так скоро.

Сейчас Прохор не стал спрашивать у своего друга о его планах и что он решил делать. Прохор понимал, что сегодня самое лучшее для его друга — просто забыться.

Кай был одет в форму защитного цвета, естественно, перед побегом он не переодевался, да и не во что — вся гражданская одежда была заперта. Прохор впервые видел его в военном. Кай смотрелся по-другому, ему это шло, форма придавала ему агрессивности и строгости. Ребята тоже это увидели и даже чуть сторонились его. Сейчас здесь, хоть он был и младше всех по возрасту, но по всему остальному он превзошел их.

Только к обеду следующего дня Кай пришел в себя. Прохор, найдя его в ванной, забрал оттуда и повел в кухню, где один из пацанов уже приготовил суп и второе, и где под контролем Прохора он все это ел.

— Пить еще будешь? — Кай понял, что Прохор его спрашивает явно не о воде.

— Нет. Дай мне сейчас время подумать. Хорошо? Я пойду в комнату, — видя обеспокоенное лицо Прохора, он пояснил, — не переживай, я глупостей делать не буду. Но мне нужно все это обдумать. Я должен найти из этого выход.

— Хорошо, но ты скажешь мне о том что решил?

— Да.

Остаток дня Кай просидел в комнате, смотря невидящими глазами в окно. Сейчас ему было о чем думать. Его жизнь резко изменилась. Вернуть было уже ничего нельзя. Его руки были в крови, он это ощущал физически. Но будущее… он понимал, какое будущее ему приготовили эти люди. Значит, он должен подчиниться им? Нет, никогда! Он будет бороться! Он все изменит. Он сам будет строить свою жизнь, он не позволит ею распоряжаться. Он им не принадлежит.

И Кай принял решение.

Когда он вышел из комнаты, то по его лицу Прохор понял, что его друг все решил.

— Хочешь поговорить? — спросил его Прохор.

— Да. Это должны знать все, — он присел за стол в гостиной, — сейчас единственный рычаг давления на меня — это ты, Прохор, подожди, выслушай, ты же знаешь о договоре с отцом — о том, что я посещаю все эти военные занятия на разрешение в остальные дни быть у тебя. Отец сыграл на этом, я согласился. Сейчас игра стала другая. Сейчас они делают из меня убийцу, наемника, марионетку, которая будет по их распоряжению выполнять то, что им нужно. Я не хочу быть у них собакой на поводке, — Кай помолчал, посмотрел на Прохора, — я должен с этим покончить раз и навсегда. Я сейчас вернусь к отцу. Я хочу, чтобы они поняли, что больше нет рычага воздействия на меня. Я больше сюда не приду… пока не приду. Я не знаю, сколько потребуется времени, чтобы они поняли, что меня не переубедить и не сломить.

Прохор молчал, понимая, что сейчас это единственный выход.

— Я буду ждать. Столько, сколько нужно. Если будет нужна помощь, сообщи. Хорошо? — сухо и кратко сказал он.

— Да.

— Ты сейчас хочешь ехать домой.

— Да. Я не хочу, чтобы они сюда за мной приехали.

Прохор подошел и обнял Кая, затем и все пацаны по очереди. Затем они молча пошли к машинам. Кая довезли до ворот его дома. Там он вышел из машины и, не оборачиваясь, пошел к двери со звонком.

— Мы можем что-нибудь для него сделать? — спросил один из ребят у Прохора.

— Нет, сейчас нет. Только ждать…

***

Дальше для Кая начался ад. Когда отец понял, что шантаж в виде Прохора уже не проходит, он стал с ним проводить многочасовые беседы о его долге и чести. Мама тоже подключалась к этим темам. Два его старших брата сначала тоже увещевали о его долге и их семейных традициях, потом просто решили по-братски накостылять ему, но в этом они сильно разочаровались. Они и не ожидали, что Кай так дерется. Будучи выше и шире его в плечах, с хорошо развитой мускулатурой и тоже имея навыки рукопашных боев, перед его искусством отражать и наносить удары они оказались бессильны. Уже через пару минут они лежали, разбросанные по комнате. После этого они к нему уже больше не подходили.

Его семья поменяла тактику общения с ним. Если сначала они пытались воздействовать на него с помощью игры на семейных чувствах, то поняв, что Кай в своем решении непреклонен, они показали свое истинное отношение к нему — полное его презрение и игнорирование.

Кай был готов к такому, хотя это было больно и обидно, но он был готов.

В один из вечеров его опять пригласил к себе отец, опять попытался убедить, что его призвание — быть военным, а стрелять в противника — это долг и не более. Видя, что Кай непрошибаем, отец долго молчал, затем заговорил:

— Они не оставят тебя. Ты превзошел все их ожидания. Ты лучший, и они пойдут на все, чтобы ты работал на них. Понимаешь, на все.

— Мне все равно. Я не буду на них работать. Можешь им это передать, — Кай развернулся и вышел, понимая, что более с отцом ему не о чем говорить.

Через три дня в его мать стреляли, пуля попала в легкое; стреляли в центре Москвы, когда она выходила из машины, направляясь в магазин. Ее прооперировали, пулю извлекли. Но у нее было слабое сердце. Поэтому все боялись осложнений и последствий данной операции.

Кай хотел поехать к ней, он выбежал на улицу, когда отец садился в машину.

— Отец, я с тобой, — он подбежал к машине.

— Я тебя предупреждал, я тебя просил, ты меня не слышал. Ну что, добился своего?!

Отец хлопнул дверью машины перед его носом. У Кая подкосились ноги, только теперь он понял, кто и за что стрелял в его маму. Он еле дошел до своей комнаты, сполз по стене на пол, понимая, что не хватает воздуха.

Так он сидел и смотрел в пространство, но уже тогда он знал, что теперь для него все закончилось, ловушка захлопнулась — он полностью принадлежит им.