ГЛАВА 3. В ГЛУШИ

Из Комаровского я выбрался той же дорогой, какой и пришёл в него. Теперь стало понятно, где был выстроен подземный комплекс — то место, где располагался вход в объект, было началом Уральских гор. Стало быть, предстояло свернуть направо, и идти вдоль хребта на север.

Мне удалось достичь северного края гор за пару дней. Шёл я быстро, не чувствуя ни усталости, ни голода. Даже спать не хотелось. Это невольно воодушевляло. Такими темпами, я доберусь до цели гораздо быстрее, чем планировал.

Двинувшись было на запад, я вдруг решил немного изменить маршрут, свернуть на юг и дойти до Воркуты. Ведь нельзя же судить о ситуации по одному лишь городу, может, в Воркуте всё будет несколько по-другому? Путь туда займёт не больше двух дней, а информация сейчас нужна была как никогда. Наконец, там можно было бы раздобыть что-нибудь полезное.

Приняв решение, я отправился в путь, но, как оказалось, сделал это зря. Воркута встретила меня той же картиной, что и Комаровский. Полуразрушенные дома, заросшие улицы, следы давнего пребывания людей, переживших неведомую катастрофу. Переживших, но ненадолго...

Я быстро осмотрел город, но ничего более-менее полезного, кроме нескольких больших кусков плотной прорезиненной материи, не подвернулось. Закинув их в рюкзак, я вытащил оттуда карту, планируя дальнейший маршрут. Я решил пойти по линии Инта-Усинск-Печора. С моей скоростью передвижения, этим маршрутом я доберусь до Архангельска с разницей всего в несколько дней.

В Инте ничего интересного не оказалось, в Усинске же повезло чуть больше. Осматривая останки гаражного кооператива, мне удалось разжиться парой неплохих зипповских зажигалок, старой ветошью, и ещё относительно живыми инструментами. Найденную в дальнем углу одного из гаражей канистру с бензином я осторожно разлил по прихваченным в Комаровском пластиковым бутылкам. Взвалив немного потяжелевший рюкзак, я двинулся дальше.

А дальше была Печора. Ещё на подходах к городу, я заметил, что земля под ногами начинает хлюпать, всё больше превращаясь в болото. Но мне, можно сказать, повезло: температура с каждым днём опускалась всё ниже, и неплохо подмораживала грязь. Так что идти было более-менее комфортно. Когда впереди наконец показались очертания города, мне вначале почудилось, что город стоит то ли на полувысохшем озере, то ли на огромном болоте. Не иначе, это разлилась река Печора. Но когда? Осенью?! Этого не могло быть.

В сам город я не пошел. Едва заметив полупритопленные дома, я сразу свернул южнее, обойдя особо вязкие территории стороной. Когда же я вышел к реке, всё сразу стало на свои места: она сильно расширилась, выйдя из берегов. А сейчас, видимо, немного сошла, оставив после себя заболоченные территории. Но почему осенью? На этот вопрос ответа не было.

Перебравшись на ту сторону, я тронулся дальше. Как и до Печоры, мой путь в основном пролегал через дикие леса и поля. И с ними явно было не всё в порядке. Деревья были скрюченными, болезненными, с трухлявой корой, кое-где обглоданной животными. А ещё всё зарастало какой-то дрянью. Не раз мне попадались колонии желтоватой или чёрной плесени, и пятна лишайника на стволах. А на полянах целыми семейками росли отвратительные на вид вонючие грибы белесого цвета.

В один из дней я заметил, что солнца больше не видно совсем. Смог закрывал собой небо, и я пропустил момент, когда появились облака. Начался небольшой снег — грязный и бурый. Он шел с перерывами, то заканчиваясь, то возобновляясь. Через несколько суток я уже оставлял в коричневом ковре отчётливые следы. Зато стало видно, что жизнь ещё присутствует в этих местах: Мне попадались отпечатки то лисьих, то волчьих, то заячьих лап. Но их было немного, и все они вели в южном направлении. Видимо, животные мигрировали, спасаясь от надвигающихся холодов.

Спустя полторы недели бесконечного похода, я наконец остановился, чтобы передохнуть. Но не потому, что устал физически. Легкая слабость ощущалась в мышцах, но её можно было и не замечать. Отдыха требовал мозг. Десять суток безо всякого сна и остановок — к такому тяжело было привыкнуть. Это находилось за гранью моего понимания. Человек просто не был способен на такие “подвиги”. Я решил устроить привал и отсидеться, лишь только чтобы не сойти с ума.

Найдя подходящую поляну, я скинул с плеч рюкзак и оружие, вытащил свернутые куски резиновой ткани и соорудил из них что-то вроде лежанки. Она мне, конечно, была ни к чему, но так получалось хоть какое-то подобие привала.

Я уселся на импровизированный лежак и прислонился спиной к стволу дерева. Вытянув перед собой ноги, я подумал о том, как сильно не хватает сейчас костра. Впрочем, это была плохая идея. Поди знай, кого приманит к себе запах дыма и блеск пламени. Увиденное за последние полторы недели не давало мне гарантии того, что в округе нет людей с нехорошими намерениями.

Я откинул голову назад и закрыл глаза, ровно и размеренно дыша. Я вслушивался в лес, в звук ветра в полуголых ветвях, в скрежет старых деревьев, вдыхал густой, холодный воздух, пропитанный запахом гнилого дерева и букетом других, не самых приятных “ароматов”.

Не знаю, сколько прошло времени. Может четыре часа, может больше. Но в какой-то момент, до моего слуха донесся отдалённый звук шагов. Сперва я подумал, что мне померещилось. Но шаги становились всё громче и отчётливее. Звук четырех ног приближался из-за дерева, у которого я сидел.

Адреналин бросился мне в кровь. За всё время я ещё ни встретил ни одной живой души, ни человеческой, ни звериной. Осторожно, старясь не выдать себя, я подтянул к себе лук. Без единого звука я вынул из колчана стрелу, вложил её в лук и плавно натянул тетиву. Шаги приближались, но вдруг затихли совсем недалеко от меня. Не выдержав, я резко выпрыгнул из-за ствола, прицелившись в мелькнувшую перед взглядом крупную тушу животного.

Это был олень, крупный, с грязной, местами облезлой шерстью. Всё его тело подрагивало странной мелкой дрожью. Видимо ему было тяжело удерживаться на своих уродливых, кривых ногах. Опустив голову, олень неспешно щипал серую жёсткую траву, не обращая на меня никакого внимания.

Я опустил оружие, с интересом рассматривая нежданного гостя. Меня немало удивило, что зверь не боится меня. Казалось, он и вовсе не замечает чужака. Только приглядевшись внимательнее, я понял, в чём было дело — олень был слеп. Белая пелена застилала его глаза. Но если он не может видеть меня, почему же не слышит? Я медленно подошёл к животному, разглядывая его голову. Уши у него были в порядке, правда только внешне. Вытянув слегка дрожащую руку, я громко щелкнул пальцами прямо рядом с его ухом. Но олень никак не отреагировал на звук, всё также спокойно поедая траву. Я долго стоял напротив несчастного животного, молча разглядывая его. Стоял и думал, отчаянно желая понять.

Насытившись, олень поднял голову и посмотрел на меня незрячими глазами. А затем развернулся и дрожащей походкой отправился куда-то на восток. Я молча смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась в смоге. И вдруг нехорошая мысль посетила мой мозг: если такое произошло с животным, то что сделалось с людьми, если, конечно, кто-то ещё дожил до сегодняшнего дня?

Мрачный и подавленный я вернулся к лежаку. Машинальным движением, я достал из рюкзака коньяк, но быстро одернул себя. Не время было впадать в уныние. Следовало идти дальше.

Собрав своё барахло, я поспешил вперёд и через неделю вышел к побережью Двинской губы. Западнее того места, где я стоял, виднелось устье широкой реки. Там должен был стоять Архангельск. Но его не было. Город оказался под водой. Но почему? Единственной причиной, которую можно было назвать, было повышение температуры на всей планете. Ледники растаяли и уровень воды поднялся, затопив берега. Но почему же тогда так холодно? Или сейчас вовсе не осень, а середина зимы?

В этот момент я понял, что мои надежды найти ответы в Тромсё могут не оправдаться. Насколько я помнил, город находился на острове. А если так, то его постигла та же участь, что и Архангельск. Впрочем, место доставки сообщения находилось вдали от Тромсё, и могло быть не затронуто стихией. А значит, надежда ещё оставалась...