Глава 8

За два последующих дня мы перешли перевал Ослиного Черепа, и вновь спустились из пояса влажных лугов и кедровых рощ в предгорья. Последнюю стоянку перед пустыней мы разбили у какой то оставшейся от прежних обитателей планеты призматической стеллы из невероятно прочной силикатной массы, высотой больше километра

Дозорным удалось подстрелить нескольких страусов и шейх обьявила суточный отдых. Как обычно, мы лакомились свежим мясом, неторопливо попивали кофе и вели непринужденные беседы .

Я, как главный в окрестностях знаток культуры Восточной Азии, удовлетворяла любопытство третьей по старшинству наложницы шейха, Хасибы аль Кут, рассказывая о буддисткой философии ...

— Итак, мантры буддистов это не молитвы? — удивлялась она

— Нет… это что то вроде техник тренировки психики для того что бы лучше почитать Одина. Потому что Одину молитвы не нужны

— Ему нужны жертвы! — дружно воскликнули собравшиеся

Я принялась цитировать по памяти :

Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации "или-или" без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации "или-или" практически невозможно. Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь Подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своем поприще.

Фон Аслани бросила задумчивый взгляд на склоняющееся к закату солнце

— Мудрые слова… Все мы любим жизнь и не желаем смерти, но… будем делать то что должны ...

Той ночью мы с Алие предавались особенно нежным и страстным ласкам, и моя милая призналась что хочет от меня ребенка

— Я тоже не против, крошка… Вот только разберемся со всем этим

— Разберемся! — уверенно провозгласила девушка

Я уже прекратил сообщать соратницам о все сильнее мучающих меня видениях нашей жалкой гибели. Во всяком случае это будет достойная смерть во славу Одина ...

Дальше начались ужасные дни и ночи нашего марша по лавовым полям, раскалявшихся на солнце не хуже камней в сауне. На нашем скорбном пути изредка попадались скелеты животных и людей, а однажды — и изьеденный ржавчиной остов "Атомного Паровоза". Фон Ясуни до минимума сократила время остановок, что бы экономить воду. Особенно тяжело приходилось пехотинцам фон Айзенах, которых пришлось привязывать к верблюдам — настолько они обессилели. На восьмые сутки капитан предложила бросить часть тяжелого вооружения, что бы ускорить марш, но я заметила, что тогда наше предприятие лишается всякого смысла — мы не сможем противостоять солдатам губернатора. Из последних сил, едва шевеля почерневшими губами, мы начали обсуждать тактику предстоящего сражения, и как ни странно, это действовало ободряюще .

К исходу девятых суток мы прошли зону лавовых полей и оказались у колодцев Последней Границы, как прозвали эти гиблые места кочевники. Вода была затхлой и солоноватой, но мы были на седьмом небе от счастья .

Шейх фон Аслани обьявила что об нашем походе будут слагать легенды многие тысячелетия, потому что еще никому не удавалось пройти эти лавовые поля в разгар сухого сезона. Моджахеды разразились радостными воплями .

Я немного остудила их эйфорию, предложив почтить Одина и поблагодарить его за то что он дал нам возможность умереть в битве у Гадеса .

Мы страстно и искренне молились несколько часов подряд, пока силы окончательно не оставили нас .

Как только забрежжил новый рассвет, мы скромили верблюдам остатки муки и фиников, что бы восстановить их силы и помчались к желанной цели, до которой оставалось не более шести часов быстрого галопа ...