Глава 4.

Глава 4

Встреча дома вышла горячей некуда, даже больше, чем после боевых походов. Слезы счастья и объятия жен, они долго не могли оторваться от меня, грязного, заросшего, пропахшего дымом, своим и конским потом, с облупившейся на лице от мороза кожей. Дети тоже лезли под руку, особенно девочки, напрашиваясь на ласки. Малышка Танюшка не признала меня, заплакала, когда Оленька передала ее мне, тут же потянулась к матери. Когда я позже увидел себя в зеркале, сам поразился своему отражению, далеко не царственному, настоящий бомж, только глаза блестят от радости. Сразу после первых объятий и поцелуев направился в мыльню приводить себя в подобающий вид, долго отмокал в горячей воде, не раз менял воду, пока вся грязь не ушла. После вызванный срочно придворный цирюльник немало времени провозился с моими космами, убрал отросшую бороду, подправил усы, облагородил прическу.

Вышел к накрытому столу в горнице посвежевшим, в чистой одежде, сразу почувствовал привычный уют, давно забытый в походной обстановке. Мне дали спокойно поесть, после раздал приготовленные подарки, женам я передал выделанные шкурки черного соболя, хватит им на шубу и воротник, по довольному их виду понятно, что угодил. Пришедшей в гости маме подарил горностая и теплую шаль из козьей шерсти, она расцвела от удовольствия, обняла меня, хотя с детства не баловала особыми ласками. Наверное, сказывается возраст, ей уже шестьдесят с гаком, размягчилась, особенно с детьми, да и со снохами уже не столь строга. Долго рассказывал домочадцам о своем путешествии, своих впечатлениях, смешных случаях, происшедшими со мной или спутниками, они слушали меня, затаив дыхание, словно увлекательную историю. Да и я преподносил свой рассказ как по писанному, в привычной уже между нами манере, умалчивая о неприятных встречах и столкновениях.

Вечером, прознав о моем возвращении, пришли навестить Семен Головин и Яков Барятинский, после застолья я уединился с ними в своем кабинете. Рассказал им об основных впечатлениях и принятых решениях в ходе поездки, они в свою очередь поведали о происшедшем в мое отсутствие. Ничего особого за это время не случилось, все шло в установленном русле. Боевые действия на фронте практически прекратились, ни наши войска, ни неприятеля, не пытались изменить сложившееся положение, каждая из сторон оставалась на занятых позициях. В самой Европе полный раздрай по отношению к продолжению войны с нами. Из-за проведенных диверсий и последующей эпидемии выбыли из строя наши главные противники, им теперь не до нас, своих забот предостаточно. Во Франции, наконец, наша диверсия достигла успеха, погибли Ришелье и главные претенденты на королевский трон, подобная ситуация сложилась в Англии и Австрии, уничтожены их монархи — Карл I и Фердинанд II, между политическими группировками этих стран идет ожесточенная схватка за престол.

Наше участие в случившихся бедах не доказано, но версия о карающей руке Москвы стала расхожей в европейских столицах, судя по изменившемуся отношению к нашим послам, стало больше подобрастия и страха, но и ненависти также, даже среди тех, кто готов был заключить с нами мир. Мы для них стали монстрами, которых надо опасаться и избегать, но дружить с ними невозможно. Такая негативная реакция задела меня, но ее уже не исправить, мы на дружбу ни к кому не напрашиваемся, да и не может быть в политике друзей, есть временные союзники, пока в них есть нужда. Ни одна из стран Европы не обратилась к нам с предложением о возобновлении торговых и других связей, что потревожило меня больше. Каждой из них нужно развивать свою экономику, искать рынки сбыта, в этом плане огромная Россия представляет несомненный интерес, также как и нам выгодна торговля своей продукцией на европейском рынке. Можно считать, противник перешел от горячей войны к бойкоту России, все участники коалиции проявили единодушие в таком решении.

Коль Европа не хочет торговать с нами, будем искать других партнеров, с той же Османской империей, Персией или Китаем, об этом я высказал своим друзьям-соратникам. Они оба удивленно посмотрели на меня, переглянулись, а потом Семен выразил их общее недоумение:

— Миша, с Персией еще понятно, страна богатая, мы уже издавна привозим оттуда немало ценного, тот же шелк или ковры. Но с Портой у нас до сих пор еще война, даже если нет сражений. А что взять с нищего Китая, ведь он дышит на ладан, маньчжуры уже подмяли его под себя!

Разъясняю сложившееся после поездки мнение, раньше я считал также, как и мои друзья:

— Не совсем так, Семен, с османами хотя еще у нас война, но их купцы уже торгуют у нас, да и наши у них. Мы не трогают их, они также. Теперь надо взять в свои руки нужное дело, если понадобится заключить мир со своим извечным недругом, то пойдем на это, для нас сейчас торговля с ним выгодна, коль Европа не хочет связываться с нами. Китай же не столь разорен, как кажется, богатства в нем хватит не только на наш век. А с маньчжурами мы решим, не добром, так войной, не помешают нам, да и наступают в стране другие времена, восточный дракон еще покажет себя. С Персией тоже надо менять, не только везти от них, но и самим предлагать, у нас найдется многое, нужное персам.

Возможно, я их не совсем убедил, но они уже привыкли доверять мне, пусть пока на слово, приняли мое решение как безусловное указание, стали уже обсуждать практическое его исполнение. Через два дня после возвращения собрал Государственную думу, после своего доклада об итогах поездки по стране и отчета министров выдвинул им задачу подготовки к новым экономическим отношениям, сближению с азиатскими странами, Ближним и Дальним Востоком, поздравил с Новым годом и отпустил на Рождественские каникулы. Как и прошлый, нынешний, 1630 год, встретили салютом, елкой, Дедом Морозом и Снегурочкой, гуляниями и новогодними ярмарками. Народу понравился новый праздник, в его канун было не протолкнуться на улице, а в полночь все высыпали из домов и хором любоваться фейерверком. Мы тоже при первых залпах орудий поднялись из-за стола в терем на третьем ярусе, вышли на смотровую площадку — гульбище, отсюда как на ладони видны во всей красоте сполохи цветных огней, вылетающих из-за Боровицкого холма.

Артиллеристы не пожалели зарядов, дали тридцать залпов, а не двадцать, как в прошлом году, через каждые полминуты, за время салюта успели замерзнуть— вышли одетыми налегке, пришлось зайти в терем и смотреть уже из окна. После всей семьей, вместе с детьми, сошли вниз во двор, проводили матушку до ее хором, сами еще погуляли по Кремлю среди немалого числа таких же полуночников, уже издали кланяющихся нам. Смотрели при свете фонарей представление скоморохов, ряженых в разных чудищ, Деда Мороза, своим волшебных посохом изгоняющим нечисть. Вернулись в свои покои, уложили детей спать, после недолгих посиделок направились в спальню предаваться постельных утехам, заснули уже под утро. В последующие дни ходили в гости и сами принимали друзей и родных, в Рождество после службы в Успенском соборе провел в Передней палате праздничный прием чинов Государственной думы и Московской Управы, а после убыл с семьей на отдых в Измайлово до самой Масленицы.

Еще в январе, после Крещения, Грамотин отправил посольства в Османскую империю, Персию, Китай, Казахское, Кокандское и Хивинское ханства, Бухарский эмират с грамотами о заключении мира и взаимной торговле, подписанными мною, накануне отъезда я дал министру указания по каждой из этих стран. Они все представляют важность, но особо обсудил планы со среднеазиатскими ханствами и эмиратом, им я предложил войти в состав Русского царства с обязательством защиты и максимальной автономности края. В нашей мирной экспансии на юг Азии они представляют первостепенное значение в противостоянии с Англией, ее колониальными притязаниями от Индии до Средней Азии. Первым, с которым мы решили начать присоединение, Казахское ханство, сейчас переживающее упадок, теснимое своими агрессивными соседями — Джунгарским и Хивинским ханствами. Так что защита северного соседа с пусть и ограниченной долей самостоятельности будет привлекательна казахскому Есим хану и его окружению.

Год начался и тек без особых тревожных новостей, в Европе происходили свои события, не отразившиеся на нас, внутренние и межгосударственные разборы, прежде единая против нас коалиция распалась на конкурирующие группы. На границе с нею никаких активных движений противника не заметили, не стали дальше держать здесь все еще значительный воинский контингент, отправили в глубь страны, остались только пограничные отряды. Провели демобилизацию воинов по новому закону, отслуживших более пяти лет, взамен призвали ранее не служившую молодежь. Численность регулярной армии сократилась почти вдвое, но у нас уже есть стратегический резерв живой силы, так что в случае нужды можно за короткий срок восстановить прежний состав. Постарались привлечь уволенных в запас воинов всякими благами и льготами на новые земли в Сибири, особенно в восточную ее часть, вплоть до Забайкалья. Немалая их часть согласилась, получила существенные по сумме подъемные и отправилась в дальние края, кто-то в одиночку, больше с семьями.

Направили большие средства на строительство заводов в Сибири и на Урале, по всей стране набирали строителей и будущих рабочих для них, так же и с дорогами, мостами и каналами. Открывали новые школы, училища и университеты, научные центры, в первую очередь на окраинных землях, выплачивали учащимся и студентам стипендии, намного большим, чем прежде. Из-за бойкота Европы не хватало ученых мужей для ведения занятий, пришлось организовывать краткосрочные учительские курсы, а потом направлять мало-мальски подготовленных выпускников в учебные заведения. Учителям мы установили заработок как у мастеров на заводах, для нынешнего времени весьма существенный, намного больше, чем у служивых людей в управах и конторах, да и обеспечивали их бесплатно жильем с приусадебным участком. Подобными мерами нам удалось в ближайшие годы решить трудности с учительскими кадрами на осваиваемых землях, охочих людей с нужными способностями нашли в достатке.

К лету пришли вести от посольства из Порты, османы согласились на заключение мира. Правда, была немалая тяжба из-за их требования вернуть взятые приморские города на Днестре и Дунае, но наши послы сумели отстоять наш интерес, пообещав взамен немалые преференции в торговле и других связях между нашими государствами. Я подписал согласованный посольством проект мирного договора на двадцать лет, а также грамоту о торговле межу нами, отправил курьерами в Стамбул султану Мураду IV. Вернулись наши посольства из среднеазиатских ханств, ожидаемо успешно прошли переговоры с казахским ханом, во многом Есим-хан согласился с нашими предложениями, добавил свои условия с особыми привилегиями, не столь уж существенными для нас. Я утвердил подписанный посольством договор, по представлению Головина и Грамотина сформировал администрацию Туркестанского генерал-губернаторства во главе с Михаилом Менщиковым, дал ему свои инструкции. В скором времени он в составе 30-тысячного войска отправился в казахские степи выполнять принятые нами обязательства по охране от нападений воинственных соседей.

Хуже обстояло с другими ханствами, бухарский Имамкули-хан вообще отказался принять наше посольство, кокандский правитель Султан-Асыл-бий согласился только торговать с нами. Хивинский Исфандияр-хан проявил интерес к вхождению в Русское царство, но выдвинул абсолютно неприемлемые условия, включая снабжение современным оружием, помощь в захвате соседей, так что переговоры с ним прошли безрезультатно, если не считать торгового соглашения. Принимать меры насильственного присоединения этих земель я не стал, обойдется дороже возможной выгоды, начнем с торговли, будем исподволь налаживать отношения, продвигать своих ставленников, а дальше как судьба выпадет. Для ведения дел с ними, другими азиатскими странами я своим указом создал Восточный департамент при Министерстве иностранных дел, учредил подобные ведомства в других министерствах и Управлениях — обороны, разведки, транспорта и дорог, торговли, промышленности.

Уже зимой вернулось посольство из Китая, после месячного ожидания в Пекине оно встретилось с императором Поднебесной Чжу Юцзянь из династии Мин. Он благожелательно отнесся к нашему предложению о торговле и сотрудничеству, но попросил помощи в войне с Маньчжурией, вторгшейся в империю и занявшую добрую треть ее северной территории. В этой войне имперские войска терпели поражения, отступали в глубь страны, положение самого императора становилось все более шатким, с волнениями и смутой в провинциях. За помощь в выдворении из страны завоевателя Чжу Юцзянь обещал самые лучшие условия в наших взаимных отношениях, льготы в торговле, предоставление лучших ученых и мастеров для наших учебных заведений и мастерских, открытие новых для нас производств — шелка и фарфора, поставке сырья для них. Император подписал меморандум о принятых обязательствах и отправил с посольством, выпрашивая только скорейшее наступление нашего войска в Маньчжурию.

По-видимому, положение у Империи критическое, коль ее правитель готов передать нам хранимый веками секрет знаменитого китайского фарфора. Кроме предложенных преференций в пользу решения о вступлении в войну против маньчжурской династии Цин послужила закоснелость и варварство последней, уничтожившей лучшие достижения великого народа. После завоевания Китая она оборвала все связи с внешним миром, страна потонула в крови террора, любое несогласие или инакомыслие подавлялось с многочисленными жертвами покоренного народа. Да и у России с этой династией хватило проблем, Цины считали Приамурье своей исконной территорией, нередко здесь вспыхивали пограничные конфликты и войны, а нападения на нашу сторону стали практически постоянными, особенно поощряемых властью хунхузов. Считаю, что нельзя допустить кровавой победы маньчжуров, на срочно созванном совете Государственной думы после отчета Грамотина о посольстве в Китай обсудил наше вступление в войну.

Выслушал мнения своих соратников, их доводы в пользу и против подобного решения. Хворостинин высказался за немедленную отправку войска в Маньчжурию:

— Нам надо занять все Приамурье, не дать маньчжурам разбойничать на нашей стороне. Сейчас, пока они не взяли весь Китай и заняты войной с Империей, можно малым войском отбить нужные земли и укрепиться здесь. После будет гораздо трудней, понадобится во много больше сил.

Иное мнение выразил осторожный Селиванов, министр финансов и доходов:

— Война в горах может затянуться надолго, потерь от вражеских вылазок будет немало. А выгоды с этих скудных краев может и не стать, только разве что перейти на другую сторону, в равнину. Но это уже с Китаем решать, их земли.

Были и другие толкования будущих наших действий, подвел их итог своим решением:

— В войну мы вступим, отправим войско в Маньчжурию. Но оставаться там не будем, поможем Китаю справиться с нашествием кочевников, а уж дальше пусть она сама решат как поступить с опасным краем. Мы же займем только долину Амура по обе стороны и укрепим ее, идти в горы нет нужды, разве что в верхней его части, от Шилки.

После оговорили основные условия нашего наступления — численность войска, маршрут движения, контрольные сроки, определились с командующими армией и корпусов, общее руководство операцией возложили на Артемия Шеина. Поручили Генеральному штабу в двухнедельный срок представить детальный план выдвижения войска в Маньчжурию и перехода через горы Большого Хингана. Одновременно командующим надлежит сформировать войсковую группировку, подготовить ее к горным условиям предстоящих боевых действий, принять необходимое снаряжение и припасы и выйти в поход в течение месяца. Состав экспедиционной армии, отправляемой сейчас, определили в 70-тысяч бойцов, но по предложению Генерального штаба решили формировать и готовить вторую армию из полков с запада страны и резервистов численностью не менее 50-тысяч человек.

Она пойдет в Китай весной, через два месяца после первой, по другому маршруту — во Внешнюю Монголию через пустыню Гоби, обойдет противника с запада. Обе армии должны взять неприятеля в клещи, по возможности окружить и уничтожить если не все, то большую часть его войска. По сведениям, полученным от китайского руководства, в маньчжурской армии насчитывается около 300-тысяч человек, половину их них составляют монголы, потомки великого Чингис-хана. Правда, от былой славы не осталось и следа, орда распалась на племена и роды со своими ханами и беями, теперь под пятой маньчжурского хана Нурхаци из династии Цин, воюют под его флагом. Вооружение армии неприятеля архаичное, те же луки и пики, но не следует пренебрегать его силой, успешно бьет лучше вооруженное и многочисленное войско ханьцев — основного народа Китая.

Мы практически оголяем западные и северные рубежи, но риск разумный, опасности наступления с тех направлений нет. Как сообщают наши агенты, Европа не готова к продолжению войны с Россией, вновь погрязла в междоусобной войне католического и протестантского лагерей. В прошлом году морские державы даже отвели от наших портов свои эскадры после двухлетней блокады. Теперь наши корабли свободно выходят в Балтику, при встрече с неприятельскими нередко вступают в бой, чаще с победным результатом за счет лучшего вооружения и возросшего мастерства. Отношение к нам за минувший год заметно не изменилось, только первые попытки ближайших соседей наладить с нами контакт. Даже наш заклятый враг, Речь Посполитая, сделала такие подвижки, обратилась к нам с просьбой помочь продовольствием, у них трудности с хлебом, другими продуктами. Мы никому не отказывали, но и не торопились со своим предложением, особой нужды в таких партнерах у нас нет.

В Средней Азии взаимоотношения с ханствами складывались терпимо, по донесениям из Туркестанского генерал-губернаторства с казахскими родами особых проблем не возникло. Были небольшие трения с беями Старшего жуза, не очень считающихся с властью Есим-хана, даже нападения джигитов из этого рода на наши войсковые части, но после показательного наказания нападавших и их вожаков такие инциденты прекратились. Наши войска отбили наскоки джунгарцев на востоке и хивинцев на юге, не пропустили их в степь к казахским аулам. На жалобу хивинской стороны ответили, что казахи под нашей рукой, в обиду их не дадим, чем заставили ее призадуматься, стоит ли враждовать с нами и подопечными. Регулярная торговля с ханствами только стала налаживаться, пошли первые караваны с нашей продукцией, от бытовых предметов до промышленных изделий. Обратно они везли ковры, хлопчатые и шелковые ткани, парчу, кожу, золотые и серебряные украшения, рис, чай, сладости.

В гораздо больших объемах возобновились поставки самых различных товаров от нас в Османскую империю и Персию и обратно, в основном морскими путями, почти каждый день в наших портах швартовались их суда, как частных, купцов, так и имперских, подобным образом русские суда ходили в заморские порты. Общий товарооборот почти сравнялся с прежним, до войны с Европой, если еще прибавить будущую торговлю с Китаем, то превзойдет. Спрос на наши товары растет с каждым годом, их производство также увеличивается, новые заводы и фабрики растут по всей стране, особенно на осваиваемых землях. Небольшой спад, происшедший в начале войны с европейской коалицией, сменился новым ростом производства нужных товаров и изделий. Они большей частью расходятся по стране, покупательский спрос у населения растет с его доходами, а теперь широким потоком идут в южные и восточные страны.

С таким оптимистичном настроем встретил новый, 1631 год, в эти наступившие праздничные дни особо остро почувствовал стремительно летящее время. Казалось, только вчера вернулся из похода в Сибирь, а уже прошел год, произошли важные события, самое главное из них — союз с Китаем, вступление в войну против общего врага. Считаю, что принятый курс на сближение с Востоком правильный, несет большие перспективы, чем прежний, когда я ориентировался на запад, занимал новые земли, пробивал окно в Европу. В конце концов восставшая из разрухи, набравшая сил Россия стала изгоем в ее сообществе, диким варваром, представляющим угрозу всему просвещенному Старому свету. Конечно, на Востоке нас встретят немало забот, здесь свои нравы и устои, но нет того лицемерия и подлости, как в извращенной Европе. Надо только проникнуться его верой и мыслями, почувствовать сердцем душу пока еще экзотического для нас народа, тогда многие трудности станут преодолимы. Молва о присущей ему хитрости и коварстве в большей степени вызвана незнанием восточного менталитета, чем истинным предрасположением. Мои встречи в Сибирском походе с туземцами укрепили меня в таком мнении, да и в прошлой жизни немало общался с ними.

После Новогоднего и Рождественского праздников полностью отдался радости общения в семейном кругу, оставив в сторону мысли о планах и государственных нуждах. Мне пошел сорок пятый год, но с детьми я веселился как беззаботный юнец, даже жены поражались происшедшей перемене, Сашенька даже пошутила о пришедшей второй молодости (может, подразумевала, детстве?!). А детям в радость, барахтались со мной в снегу, бросались снежками, с криками от восторга и страха спускались на санках с крутой горки. Маленькая Танечка не сходила с моих рук, просила покататься снова и снова. Даже повзрослевшая Аннушка, глядя на меня, брала в охапку младших сестренок, мчалась за нами вдогонку. Панкрата с нами нет, он сейчас в лагере в Коломнах, готовится с войском к походу в Маньчжурию. Ему доверили командовать ротой, днюет и ночует в полку, со всем рвением занимается со своими подопечными. Пришел срок нашего возвращения в Кремль, чувствую в себе бодрость и переливающуюся энергию, отдых прошел превосходно.

В начале февраля ушла на восток армия Шеина, через два месяца за нею вторая армия по командованием Матвея Голенищева, нам оставалось только дожидаться от них вестей, дорога у них долгая, почти на полгода. Тем временем в моей семье произошли сразу два события, в конце февраля перед Масленницей Оленька родила сына, при крещении назвали его Владимиром, а двумя неделями позже выдали замуж Аннушку за ученого мужа из университета, Василия Чебышева, молодого и талантливого математика, уже завоевавшего авторитет в научных кругах. Оба семейных праздника отмечали с размахом, как подобает монаршей фамилии, со службой в Успенском соборе, пиром в Теремном дворце. Только молодожены попросили жить им отдельно, не в Кремле, а вблизи от университета на Воробьевой горе. Нашли им подходящие хоромы с двумя этажами и теремом на третьем, выкупили у прежнего хозяина, беспрекословно согласившегося освободить жилище царевне. После мы не раз проведывали молодых, радовались за них, в семье у них любовь и согласие.