Глава 8

Подводная лодка 'Наутилус'

Весной 1633 года пришли вести о событиях, по сути прервавших четырехлетнее перемирие на Западе. Зачинщиком их стала Англия, наш неугомонный недруг вот уже в течении семи последних лет. Все ей неймется, не дает покоя независимая и сильная Россия. Ради войны с нами замирилась с извечным противником — Францией, на пару с ней баламутит всю Европу против нас. Правда, на этот раз им не удалось поднять на войну наших соседей — Речь Посполитою, германские княжества и Австрийскую империю, решили досадить с моря. На исходе зимы два короля — английский Роберт I Сесил и французский Анри Бурбон, — сговорились с другими балтийскими монархами совместным флотом блокировать наши порты, пожечь корабли и прибрежные поселения. При удаче отхватить у нас кусочек побережья и создать плацдарм для последующего беспокойства наших северных земель.

Уже в начале апреля, едва море освободилось от ледяного покрова, флоты пяти стран — Англии, Франции, Голландии, Дании и Норвегии, — начали выдвижение из своих портов. Во второй половине месяца они собрались на внешнем рейде гданьского залива огромной армадой в восемьсот с лишним боевых кораблей — от гигантских линкоров и мановаров до юрких клиперов. Еще на трехстах транспортных галеонах, барках и флейтах везли десантом более двадцати тысяч стрелков-пехотинцев и пять тысяч кавалеристов. Командующие эскадрами разобрались между собой с распределением участков фронта и разошлись вдоль всего нашего побережья — от Финского до Куршского заливов. В первой декаде мая они полностью заблокировали судоходство и заперли русский флот в портах и гаванях, справились с первой поставленной им задачей.

Наша разведка вовремя прознала о враждебном сговоре и сообщила командованию. В береговых крепостях и фортах подготовились к осаде еще до прибытия флота неприятеля. На кораблях также доукомплектовали экипажи до штатного состава, полностью загрузились боеприпасами и другим снаряжением. А также очистили днища от наростов и зашпаклевали, привели в порядок противопожарные и противоосколочные средства. По численности наш флот на Балтике втрое уступал противнику, но имел несомненное превосходство по вооружению, оснащению техническими средствами ведения огня и навигации. А в выучке экипажи нисколько не уступали вражеским, в стойкости и мужестве опять же пользовались явным перевесом.

Кроме того наши судостроители и моряки подготовили "сюрприз" для противника. Выстроили пол сотни небольших подводных лодок с ручным, вернее, ножным движителем, оснастили их минами, специально приспособленными для подводного применения, а их экипажи потренировались с их установкой на судах и подрывом. Занимательно, но идея о таких лодках исходила не от меня. Еще пять лет назад, в ходе прошлой блокады русского флота на Балтике, подобное предложение высказал один из морских офицеров. Он задумался над задачей — как же поразить вражеские корабли, находящиеся на рейде вне зоны поражения наших крепостных орудий. Тогда и пришла к нему мысль подкрасться под водой, а потом подорвать. Командир корабля и командующий флотом с интересом отнеслись к задумке моряка, в рапорте на мое имя высказались в ее поддержку.

Я вызвал в столицу молодого изобретателя, Максимова Владимира, при встрече мы с ним подробно обсудили конструкцию предложенного им подводного судна, возможности его применения. В чем-то он напоминал известную из истории лодку "Наутилус": герметичный корпус сигарообразной формы, гребной винт с механическим приводом — ножными педалями и цепной передачей, экипаж из трех человек. Погружение и всплытие за счет подачи и откачивания забортной воды в баки. Воздух подавался через заборную трубу, а при глубоком погружении — из специального баллона, где он хранился под давлением. Мины Максимов предлагал хранить во внешнем отсеке или буксировать на тросе. Для ее подрыва требовалось подвести под днище корабля, при ударе она взрывалась.

Конечно, во многом конструкция представлялась еще сырой, но основные идеи в ней посчитал заслуживающим дальнейшей работы. Высказал свои замечания по материалу корпуса, гребному винту, рулям, средствам наблюдения и обнаружения. Они в принципе разрешимые, но главную проблему я видел в способе подрыва — лодка оказывалась в зоне взрывной волны, которую явно не могла выдержать. Практически получался самоподрыв, судно и экипаж шли на прямую жертву. Дал Максимову добро на проработку конструкции и изготовление опытного образца, дал указание продумать варианты дистанционного приведения заряда в действие на безопасном удалении. Передал в канцелярию предписание руководству Балтийского флота и судостроительного завода оказать всемерное содействие изобретателю.

В течении трех лет, пока шло проектирование и испытание лодки, следил за ходом работ. Максимов не раз приезжал ко мне с отчетами, чертежами и расчетами, обсуждал, иногда даже спорил в ответ на мои замечания, в запальчивости забываясь — с кем же он так непочтительно ведет. Но я сам увлекался, да и в словах молодого мичмана действительно было немало резонного, нередко соглашался с ним. Так, в спорах и совместных поисках лучшего решения рождался проект нашего детища. А когда построили опытный образец лодки, я не пожалел времени и съездил в Ригу, где проводились испытания. Закон о первом блине исполнился в полной мере — лодка при очередном погружении затонула, на моих глазах. Хорошо еще, что неприятность случилась на мелководье, экипаж сумел открыть аварийный люк и выбраться наружу.

Пробыл на заводе целый месяц, пока не разобрались с огрехом и не исправили его. Каждый день с утра в рабочей робе возился с капризничающим металлом, облазил и ощупал каждую деталь, стоял за кульманом с Максимовым и его помощниками, такими же молодыми и увлеченными. Но результат того стоил — лодка теперь уверенно маневрировала в испытательном бассейне, а потом на полигоне, чутко слушалась рулей, шла довольно ходко — со скоростью бегущего человека. Да и с герметизацией корпуса справились, даже при сильном волнении моря вода почти не поступала внутрь. Зато вышли другие недочеты: плохой обзор — лодка двигалась практически вслепую; малый запас воздуха при полном погружении, без забора через трубу — экипажу хватало только на час, еще какие-то огрехи. С ними разработчики справились позже, после моего отъезда в Москву.

Параллельно в соседней группе шла работа с миной и ее дистанционным подрывом. Отрабатывали варианты с запальным шнуром, на выносном шесте, буксирном тросе, а также прообраз будущих торпед — самодвижущиеся мины с приводом от сжатого воздуха. Рассчитали мощность заряда, необходимую для потопления крупных кораблей — линкоров и фрегатов, состав взрывчатого вещества. Спроектировали и испытали на списанных судах образцы мин, конструкцию взрывателей — контактных и гальванических. На основание испытаний остановились на нескольких вариантах, каждый из них для своих условий применения: заградительные — якорные и плавающие, подрывные — для атаки стоящих на рейде кораблей, самоходные — торпеды. Провели сотни опытов, пока не отработали надежную и более-менее эффективную конструкцию этих мин, передали их подводникам для практических испытаний на море.

В последующие годы освоили производство подводных лодок и мин, в каждой крупной гавани открыли базы для отряда подводников, ради секретности вынесенные за пределы акватории. Из числа лучших моряков сформировали экипажи, принялись за их учебу и тренировки. Командующим подводным флотом я назначил Максимова, присвоил ему звание капитана 1 ранга. Он также рьяно, как ранее с проектированием лодки, взялся за создание флота, сам отбирал командиров, проводил с ними и экипажами тактические учения и боевое слаживание. Придирчиво принимал каждое судно, проверял и заставлял устранять все огрехи. Не сидел на месте, инспектировал отряды, учил науке подводного боя, выводил в море. Во многом именно его стараниями подводный флот стал представлять грозную силу, способную в будущем радикально поменять расклад на Балтике.

Как и в прошлой войне, вражеские корабли держались на почтительном удалении от крепостных пушек, не старались прорваться в гавань к русскому флоту. Приняли другую тактику — оставив основную группировку на блокаде портов, остальной частью барражировали вдоль побережья, выискивали слабые места в обороне. Их пушечные мастера смогли перенять кое-что из наших новшеств, корабельная артиллерия существенно прибавила в дальности и точности поражения. Так что в разрывах между крепостями могли доставать огнем форты и поселения на берегу. Чем занялись линкоры и мановары противника, вступили в огневую схватку с береговой артиллерией в фортах практически на равных. Несли потери, но раз за разом повторяли атаку, уходя от ответного огня маневрами, одно за другим выбивали наши дальнобойные орудия.

Подавив большую их часть, тяжелые корабли принялись обстреливать все объекты на побережье на пределе дальности огня. Русским войскам, занявшим оборону на берегу, пришлось отступить и спешно оборудовать новую линию укреплений на безопасном удалении. Не смогли помешать высадке десанта из подошедших к самому берегу транспортных кораблей. Таким образом враг занял плацдармы у Мемеля, Пильтена, Риги, Ревеля, Нарвы, Выборга, подтягивая туда все новые силы. Идти вглубь наших территорий не позволили занявшие оборону войска, но и мы не могли выбить высадившиеся части противника, огонь с их кораблей не подпускал к ним. Наш флот, запертый в гаванях, оказался бессильными помочь сухопутным войскам, неприятель захватил стратегическую инициативу на побережье.

В такой критической для русской армии ситуации командующий Балтийским флотом адмирал Вяземский отдал приказ Максимову и его подводникам атаковать корабли противника, обстреливающие береговую оборону. Решение адмирала использовать подводные лодки стало вынужденным. По ряду причин они не планировались к применению в отрыве от своих кораблей. Как по малой дальности и низкой скорости автономного плавания, так и их уязвимости от огня противника в случае обнаружения. Да и запас мин у них слишком ограниченный, после каждой атаки нужно его пополнение. Но, несмотря на подобные резоны, подводники без каких-либо сомнений и боязни приступили к выполнению приказа. Каждый из отрядов действовал самостоятельно, общую координацию вел Максимов из основной базы в Рижском заливе.

Нагрузились минами и баллонами с воздухом до предела плавучести, ночью прокрались мимо блокирующих гавань вражеских кораблей и вышли в открытое море. Так ночами продолжили движение, только в надводном положении — берегли запас воздуха. Благо еще, что волнение на море в эти майские дни оказалось несильным, наши моряки без особых проблем за несколько ночей добрались к местам проведения операции. По приказу командующего главной целью атаки назначены тяжелые корабли, именно огонь их орудий доставлял наибольшее беспокойство нашим сухопутным войскам. На каждый отряд из десяти лодок приходилось от пяти до семи линкоров или, как их называли английские моряки, мановаров. Задача осложнялась тем, что нужно было вывести их из строя или хотя бы обездвижить в ходе первой атаки. По движущимся кораблям результат оказывался намного хуже, да и догнать их на тихоходных лодках просто невозможно.

Моряки пошли на серьезный риск, что поразить гигантские корабли наверняка, не стали подрывать мины дистанционно. Распределили между собой цели, подплыли под самые их днища и легли на дно, а потом по сигналу командира группы отпустили из минного отсека всплывающие мины, по несколько на каждый корабль. Часть из них не сработала при ударе о корпус, другие снесло подводным течением, но даже одного-двух попаданий разорвавшихся мин хватило незащищенным листовым железом днищам, они просто проломились огромными пробоинами. Прямо на глазах наших моряков атакованные корабли стали погружаться, а затем, набрав воды, быстро планировать на дно. Но и лодкам досталось, от близкого взрыва не выдержал корпус, вода хлынула внутрь. Часть лодок осталась навечно на дне моря, другие успели всплыть, моряки принялись срочно закрывать места течи пластырем, а затем откачивать ручными помпами проникшую воду, как тренировались на учениях.

На базы вернулись двадцать три лодки из пятидесяти, ушедших в море на первую боевую операцию. Кроме тех, что погибли сразу после взрыва собственных мин, еще часть попала под огонь вражеских кораблей, стоявших на рейде рядом со своими затонувшими лидерами. Надо отдать должное морякам противника, они недолго оставались в растерянности, принялись искать виновников настигшего их бедствия. Наши же лодки оказались на виду, всплывшие для ремонта в самой гуще судов противника, в свете огней их заметили и открыл огонь по ним. Кто-то успел уйти на погружение, другие своим ходом ушли в тень, третьим не повезло, затонули от полученных пробоин. На обратном пути еще несколько лодок не выдержали удара разбушевавшейся стихии — на море поднялся шторм. Но даже с такими потерями операция оказалась успешной — из атакованных тридцати с лишним линкоров больше половины затонули, остальным понадобился серьезный ремонт, их на буксире увели к местам базирования.

Подвиг подводников сказался решающим образом на последующий расклад сторон, противник потерял основную ударную силу. В течении июня наши войска опрокинули в море вражеский десант, отбили захваченные ими плацдармы. На восстановленных фортах огнем новых дальнобойных орудий отогнали оставшиеся на прикрытии корабли. Без своих лидеров они не могли противостоять нашей артиллерии и ушли в море, забрав малую часть выжившего десанта. Наши корабли начали вылазки против значительно ослабленного флота союзников, пошли прямые столкновения кораблей и эскадр. Свой вклад внесли подводники, не раз выходили в скрытую атаку на фрегаты и оставшиеся линкоры неприятеля. Правда, такого успеха, как в первой операции, не добились, но несколько крупных судов им удалось утопить. К ним на пополнение передали десяток новопостроенных лодок с экипажами, так что подводный флот восстановил в большей части свою силу, наводил на врага ужас и растерянность.

На море создалось какое-то равновесие сил — хотя вражеский флот имел более чем двукратное преимущество в общей численности кораблей, но такого доминирования как прежде уже не было. Не мог хозяйничать безнаказанно у нашего берега или держать в блокаде весь флот — дальнобойная артиллерия, вылазки русских кораблей, внезапные атаки подводных лодок заставили противника держаться подальше от подобных неприятностей. Но и наши корабли не шли безоглядно в наступление — противник объективнее был сильнее, бой с ним в открытом море, без поддержки крепостной артиллерии и лодок, вел к очевидному разгрому. Война между флотами перешла в пассивную форму с эпизодическими схватками отдельных кораблей, иногда группами. Страдали от такого противостояния наш торговый флот и купцы — и без того слабая торговля с прибалтийскими государствами вообще замерла, как только на горизонте появился объединенный флот союзников.

Я внимательно следил за событиями на Балтике, особенно на первом этапе, доставившем нам немало беспокойства. По моему распоряжению из штаба флота мне ежедневно передавали сводку о происходящем на фронте и море. Когда же пришла весть о подвиге подводников и последующем наступлении наших войск, у всех, и у меня тоже, отлегло на душе, гордость и радость переполняли нас. Издал указ о праздновании победы на море — во всех городах и селениях страны объявить о сем славном событии, провести салют и гуляния, а в храмах и церквях отслужить молебны в благодарность героям-морякам. Другим указом наградил отличившихся — от командующего флотом до рядовых матросов, — орденами, денежным и имущественным довольствием. Велел отдать воинские почести погибшим морякам, а их семьям — государственные пособия.

Еще весной, когда мне сообщили о предстоящем выступлении против нас объединенного флота, задался мыслью — как же наказать врага, посмевшего нарушить мир, отвадить его творить нам зло. Ясно понимал, что в прямом бою на море у нас пока недостаточно сил нанести ему разгром. Повторять же прошлую диверсию с отравляющим газом рука не поднималась — слишком непредсказуемой она стала, вызвала эпидемии и повальную смерть среди мирного населения. Тогда и возникла идея нападения на вражеские корабли с воздуха. У нас уже применялись аэростаты для воздушного наблюдения, но они были статичными, привязанными к местам базирования. Для поставленной мной цели требовался дирижабль, со своим двигателем для перемещения, пусть и на небольшое расстояние.

Возможное решение давал механический привод, как в разработанной подводной лодке, но посчитал предпочтительным установку компактного парового двигателя с достаточной мощностью. Уже шла работа с двигателем для паровоза и парохода, но он рассчитан на намного большую нагрузку, чем необходимо для воздушного аппарата, да и слишком громоздкий и тяжелый. Сам проработал компоновку и расчет силового агрегата и всего дирижабля, а после передал специалистам для детального проектирования и испытания. В июле они подготовили первый образец, но он оказался неподъемным, так и не смог оторваться от земли. Стали вылизывать каждую деталь, менять конструкцию машины и парового котла ради уменьшения веса, добавили в размерах корпус дирижабля. Вместо горячего воздуха закачали в него гелий — наши ученые научились получать его для своих целей перегонкой из нефтяного газа.

Первый полет совершили уже осенью, к тому времени флот неприятеля убрался от нашего побережья на свои базы. Дирижабль оторвался от причальной мачты, сделал пробный круг на небольшой скорости и высоте, а после опустился к причалу. Все десять минут полета мы наблюдали за аппаратом, затаив дыхание. Но обошлось — не упал, летел под пыхтение двигателя, слушался руля. Испытания и отладка конструкции продолжались до самой зимы. Выявили неполадки в силовой установке, слабые места обшивки и утечки газа, системе набора высоты, экспериментировали с тяговым винтом. Окончательный образец приняли перед самым Рождеством, я сам летал вместе со строгой комиссией в грузовом отсеке. Дух захватывало, когда вся махина поднялась в воздух и медленно поплыла против ветра на высоте трехсот метров — именно такую мы привели в задании, дабы не попасть под выстрелы ружей противника.

К началу весны на воздухоплавательном заводе выпустили первый десяток аппаратов, по моему указанию после приемочных испытаний их отправили на Балтику с прошедшими обучение экипажами. Я предчувствовал скорое продолжение противником военной компании, да и по донесениям разведки и дипломатов все шло к тому. Именно к боям на море стали тренироваться наши летчики, учились точно сбрасывать сначала макеты, а потом реальные бомбы на движущиеся корабли и другие цели. Один из аппаратов пришлось чинить — экипаж увлекся прицеливанием и опустился слишком близко к цели, осколки разорвавшегося снаряда пробили обшивку. Хорошо еще, что обошлось без жертв среди экипажа. После всем летчикам повторно провели инструктаж по правилам безопасного бомбометания. Дальше они работали без нареканий, сумели поражать цели с безопасной высоты.

Одновременно с началом производства дирижаблей принялись за доработку подводной лодки для установки паровой машины. Это уже была моя идея — снабдить субмарину двигателем. На ручном приводе дальние походы просто невозможны, лодки оказались привязаны к базам, действовали на небольшом удалении от них. Да и скорость слишком малая, вдвое-втрое меньше, чем у надводных кораблей, так что о их боевом применении в походе в составе флота речи не могло быть. Сразу после создания рабочей паровой машины для дирижабля поручил ее разработчикам установить совместно с конструкторами подводной лодки механизм на судно. Можно признаться, такое решение стало моей ошибкой — потеряли год, а задача так и осталась нереализованной. В первую очередь — из-за неверной моей оценки применимости подобного агрегата на подводном судне.

После бесплодных трудов с устранением серьезных проблем — от снабжения воздухом до перегрева и отравления угарным газом, — признался в своем просчете, отказался от тупиковой идеи. Задним умом вспомнил, что, в отличие от пароходов, паровые лодки так и не дошли до массового применения. Только с изобретением дизельного двигателя решилась задача дальнего автономного плавания подводных судов. Но пока о нем и мечтать бесполезно, слишком сложная технология для нынешнего промышленного уровня. Пусть и значительно продвинувшегося в этом мире, с моим и соратников участии. Пока же оставили в лодке прежнюю схему привода, попутно ввели некоторые усовершенствования — тот же перископ, разделили внутренний объем на отсеки, сделали корпус полностью из металла, снабдили трехдюймовой пушкой. Так что теперь лодка стала более живучей и способной огрызнуться на атаки небольших судов противника.

В июне 1634 года вновь собранный флот союзников подступил к нашим портам. Для меня остались непонятными резоны европейских монархов, раз за разом отправляющих дорогостоящий флот на войну с нами. Кроме потерь, они реально не добились каких-то выгод — ни новых территорий, ни трофеев. Посчитал подобное пристрастие маниакальным синдромом. Из ненависти к нам готовы идти на жертвы и убытки, лишь бы навредить, а в лучшем случае уничтожить нас — чем больше, тем лучше. Что же, если нужна жестокая порка, чтобы дать им понять суровую реальность, то мы пойдем навстречу, окажем подобную услугу. В таком русле напутствовал командование флота и приданных ему войск на совещании в Кремле перед началом компании. Я поставил им задачу максимального уничтожения вражеского флота у нашего побережья, а потом отправиться рейдом к берегам закоренелых недругов дать им показательный урок.

Наше командование выждало, пока вражеским кораблям приблизились и встали как обычно на рейде, а потом приступило к операции. Первыми пошли в атаку подводные лодки, немногим позже на воздух поднялись все дирижабли, их уже насчитывалось более двадцати. Дав им время приблизиться к неприятелю, вышли из гавани корабли во главе с линкорами. Действия русского флота, по-видимому, сбили противника с толку, посчитал — вместо безопасного отсиживания под защитой крепостной артиллерии русские сами идут к нему на верное поражение. На вражеских кораблях забегали, стали сниматься с якорей, когда в самой их гуще произошли взрывы, один за другим морские гиганты стали погружаться в пучину. Остальные суда стали метаться в поисках невидимого под водой противника.

И тут впервые вступила в бой наша воздушная армия, с неба стали снижаться до минимально безопасной высоты дирижабли, незамеченные прежде неприятелем. Да и некогда ему было смотреть вверх, когда под водой его искала смерть. Наши летчики, спокойно, как на учениях, выбирали цели, а затем сбрасывали из бомбовых люков разрывные и зажигательные снаряды. Часть из них падала в воду, но в основном шли по назначению. Наверное, выжившие после боя вражеские моряки вспоминали его Армагеддоном, сверху на них шла кара, более страшная, чем из глубин моря. Корабли в панике пытались разбежаться, сталкивались между собой, запутывались парусной оснасткой, огонь от одних передавался другим. О каком-то порядке в возникшей суматохе и не вспоминали, каждый пытался спастись из огненной и взрывающейся геены.

Подошел наш флот, обойдя кругом и взяв в кольцо дезорганизованную вражескую армаду. Русские корабли больше выжидали, блокируя разбегающиеся вражеские суда. Кто-то поднимал белый флаг, а кто-то пытался прорваться. Таких смельчаков ожидал дружный и точный огонь корабельной артиллерии, да и с воздуха охотились за ними, сбрасывали бомбы. Так происходило на разных участках морской обороны, ни один из вражеских кораблей не ушел из окружения, объединенный флот в ходе одного боя перестал существовать. Треть судов перешла к нам практически в целом виде, еще столько же нуждалась в различном ремонте, остальные сгорели или затонули. Спасшиеся экипажи сняли с борта, переправили под охраной на берег, захваченные суда отправили на базы и верфи для переоборудования и ремонта. Так закончилась крупнейшая за всю историю битва на Балтике, на долгие годы поменявшая расклад морских сил в Европе.

Первый дирижабль с паровым двигателем Анри Жиффара