Глава 15 / Герой смутного времени. Книга вторая. Рождение империи. / Ли В.Б. (Владимир Ли)
 
Глава 15

— Батюшка, откуда ты все это знаешь?

Вопрос Панкрата заставил меня задуматься. Я готовил сына к своему уходу — подробно рассказывал и объяснял о государственных делах, отношениях с Сенатом, руководителями министерств и ведомств, о связях с другими странами, контактах с монархами и еще о многом другом, что должен знать правитель могущественной державы. Прямо, без обиняков, высказался Панкрату, что в ближайшие годы передам ему правление страной, так что нужно учиться всему, что может пригодиться когда-то, уже без меня. Он не стал выяснить, какие причины побудили к такому шагу, привык доверять мне — коль я так решил, значит так и должно быть. Но когда стал рассказывать о новых проектах и планах, которыми посоветовал заняться в будущем, сын не сдержался и задал свой вопрос. После, выжидательно глядя на меня, продолжил:

— Я еще мальчишкой хотел спросить, но не решался — откуда у тебя задумки, неведомые никому. Даже ближайшие твои сотоварищи — дядя Семен, дядя Яша, — только диву даются, слыша от тебя совершенно невообразимое. А, главное, все, что ты надумал — сбывается и пользы от того немало!

Заявлять о своем иномировом происхождении не стал — Панкрат дитя своего времени, такое просто непостижимо ему, подумает невесть о чем. Попытался объяснить более понятными словами:

— Наверняка не могу сказать, сыну, оно само берется в голове. Наверное, это божье провидение, ничто не случается без его ведома. Вот как у тебя — ты же рассказывал о своем наитии на поле боя, что в трудную минуту приходило тебе на помощь.

Панкрат минуту помолчал, думая о чем-то сосредоточенно, а потом ответствовал философски:

— Да, все от Господа Вседержащего.

А после добавил: — Но, как ты сам учишь, — на бога надейся, сам не плошай. Так, батюшка?

— Верно, сыну. Учись, вникай во все, а потом трудись, не жалея ни себя ни других. И тогда непременно у тебя все исполнится.

— Хорошо, батюшка, я постараюсь.

На таком поучительной ноте завершили тему с провидением, больше к ней не возвращались. После вводного курса Панкрат плотно занялся изучением властной системы — от структуры Сената до исполнительной вертикали на местах. Вместе со мной участвовал в совещаниях, приемах высших чинов и посольств, разбирался с законами и другими важными документами. Я давал ему поручения с контрольными и представительскими обязанностями по разным направлениям государственных интересов. Он объездил с ними самые разные уголки страны, выезжал в другие страны — от Европы до Китая и на юг в среднеазиатские ханства. Так шли месяцы, а затем год-другой, когда я понял своим чутьем — пришло время передавать сыну бразды правления державой, он уже должен справиться.

Не делал тайны для близких соратников и родных о своем намерении в скором времени отречься от престола в пользу наследника. На ожидаемый от них вопрос — что же случилось? — отвечал кратко: так нужно. Для понятливых их вполне было достаточно, иным же давал отворот — большего им знать не следует. Беспокойство окружающих вполне мне понятно — неизвестно, что ожидает страну и их лично после смены правителя. Кто-то пытался отговорить меня, как тот же Головин, другие искали подходы к Панкрату, надеясь сблизиться с ним. Сын же ясно дал понять всем, что не намерен что-то менять в налаженной системе правления, перемены последуют только при особой нужде. Конечно, какие-то перестановки будут — новый император выдвинет близких ему по духу мужей, но с теми, кто исправно несет службу, расставаться не намерен.

В сентябре 1640 года произошло примечательное для всех событие — я своим указом отрекся от престола, передал власть сыну. Сенат объявил о созыве Собора, на котором официально должны утвердить Панкрата императором Российской империи. В течении двух месяцев до его проведения вся страна бурлила, люди переживали за свое будущее. Закончилась целая эпоха в истории государства, жизнь многих менялась вместе с ним. У большинства к лучшему, надеялись и в последующем сохранить свое благополучие, гордость за великую отчизну. Кто-то тайно лелеял мечту о возврате к прежним порядкам. Таких тоже было немало — из бывших бояр и их потомков, а также части дворян, утративших сословные привилегия и безграничную власть над подневольными людьми. Хватало недовольных и среди служивых, лишившихся синекуры — при наших условиях всех нерадивых чиновников нещадно выметали из власти.

Имелась возможность узаконить статус Панкрата постановлением Сената, но все же решили прибегнуть к его признанию представителями всех земель обширной империи, тем самым дать новому императору большую поддержку в будущем. Сразу после передачи дел сыну я отошел от активной государственной работы. Освободил императорские покои в Кремле и выехал с семьей в Подмосковную усадьбу Измайлово — оставил ее за собой. Напрямую не вмешивался в распоряжения Панкрата, но не отказывал ему в советах и возможной помощи. Ко мне все еще обращались по каким-то служебным вопросам, но я отсылал к новому вершителю. Просьбам в содействии и протекции отказывал безусловно, даже самым близким людям — давить на сына в чью-то пользу считал не позволительным.

В конце ноября в Грановитой палате Кремля состоялся Собор. На него съехались выборщики со всех губерний страны, представляющие разные сословия. Пригласили на него высшее православное руководство во главе с патриархом Иосафом, а также Сенат в полном составе. Я тоже присутствовал среди почетных гостей по просьбе сына — больше для моральной его поддержки, чем практической. Огромный зал люди заполнили до отказа — яблоку некуда было упасть. Открыл собрание Головин, объявил известный всем вопрос об утверждении на императорском престоле Панкрата. Перечислил в красках его заслуги и достоинства, а потом передал слово желающим выступить. Таких нашлось немало, большинство из них призвали соборной люд признать наследника законным своим монархом.

Кто-то все же выступил с иными предложениями. Некоторые обратились напрямую ко мне с просьбой отказаться от отречения и продолжать вести страну, пока наследник не достигнет большей зрелости. Пришлось мне самому взять слово и выступить с заверениями, что сын готов к самостоятельному правлению. А насчет юного для государя возраста напомнил, что когда-то сам стал царем на четыре года моложе, чем сейчас исполнилось наследнику. Другие из выступающих, на словах поддержав Панкрата, поставили ему ряд условий, среди них возврат наследуемых привилегий дворян без обязательной службы, а также отмену наказания владельцам поместий за увечья или смерть крепостных крестьян. Эти речи вызвали противоречивую и бурную реакцию присутствующих — от возмущения и криков "Позор" до поддержки не менее громкими "Правильно!".

Для меня в какой-то степени стал неожиданным открытый ропот части дворянства на таком представительном собрании. Коль если ее люди не побоялись принародно высказать свое недовольство, то это значит, что чувствуют за собой какую-то силу. Я знал о подобных настроениях и боролся с ними возможными мерами, но, получается, что-то упустил, теперь Панкрату придется решать эту проблему. К чести сына, он не поддался давлению ретроградов, в ответном слове ясно дал им понять, что возврата к старому не будет. На следующий день Собора прошло голосование выборщиков, после нелегких споров и уговоров общим решением утвердили Панкрата императором великой Российской империи. Правда, недовольные им демонстративно покинули собрание без разрешения ведущего, не побоявшись осуждения остальных делегатов и Патриарха.

Не стали откладывать надолго коронацию, провели ее через неделю после Собора. Практически весь люд, признавший на всеобщем собрании Панкрата императором, чествовал его в Успенском соборе. Вел он себя на таком волнующей церемонии вполне выдержанно, с подобающим высокому званию достоинством. По моему примеру Панкрат короновался вместе со своей супругой — Маша стояла рядом, напряженно вытянувшись, на побледневшем лице легко читались охватившие ее эмоции. Но, слава богу, все обошлось без накладок, после литургии и помазания они приняли короны, произнесли нужные речи и вышли к людям, пришедшим к собору приветствовать императорскую чету. Стояли на Красном крыльце, а внизу, на площади, заполнив ее до отказа, народ скандировал — Слава императору! Слава императрице!

После торжеств и пира я с семьей вернулся в усадьбу. Большую часть времени проводил в ней, изредка выезжая к старым друзьям и соратникам на их семейные праздники. Иногда заезжал в Кремль навестить сына и его семью, с удовольствием возился с внуками — детей у Панкрата с Машей стало уже пятеро. Заметил перемены в себе — без постоянного напряжения государственными заботами душа размякла, стал внимательнее к родным и близким. А с детьми мог возиться часами, их заботы и увлечения захватывали меня. Занимался с ними играми, учил читать и писать, рисовать карандашом и красками. Рассказывал внукам сказки и всякие смешные истории, а они широко раскрытыми глазами следили за приключениями сказочных героев. Нередко к детям присоединялись взрослые, с интересом слушая мои небылицы — как-то незаметно у меня пробудился талант рассказчика и сочинителя.

В свободное от домашних забот время писал свои наставления и проекты — о них попросил Панкрат. Время от времени при встрече расспрашивал о моих видениях, чем надоумил боженька. Вот я и стал продумывать разные нововведения, с эскизами, подробными разъяснениями. Передавал сыну, тот внимательно просматривал мои наброски, расспрашивал о непонятном, а потом отдавал ученым мужам и инженерам на их разработку. Так появились на свет разнообразные новшества — от обычных спичек до динамита. Даже одеждой занялся — ввел свободный мужской костюм, женские блузку и сарафан, детские платья. Сам придумывал их силуэт и крой, жены и дочери помогали сшить. Вскоре от них такая одежда повелась среди придворных, она оказалась намного удобнее прежних пышных платьев. Помог женщинам еще бюстгальтером с лямками, заменив им сдавливающий грудь корсет.

Старался быть в курсе государственных дел — о них мне рассказывал сын, делились своим беспокойством друзья, но как-то влиять напрямую не пытался. Только в особо важных случаях давал советы Панкрату или обращал внимание на возможные опасности. Иногда он обсуждал со мной сложные ситуации, если испытывал сомнения, но чаще справлялся с ними сам. Серьезных нареканий к сыну у меня не было, хотя он и допускал ошибки, не всегда верно просчитывал последствия каких-то своих действий. Но они не носили фатальный характер, да и умел признавать их, исправлял по высказанным мною или другими сведущими людьми замечаниям без обиды и гордыни. Правда, случалось, что Панкрат проявлял твердость в своем заблуждении, если считал себя правым — упрямства у него хватало.

Как-то у нас с сыном случилось разногласие с отменой крепостного права. Я советовал не торопиться с ним, идти к нему постепенно и планомерно. Сначала надо выкупить крепостных крестьян всеми возможными путями — в убыточных поместьях за долги владельцев, дать откуп за беглых, а также мобилизованных на особо важные объекты государственного значения. Еще в мою бытность царем я издал указ о привлечении нужных людей на такие объекты, включая и крепостных крестьян. Кроме того, нужно подготовить приемлемые условия жизни освободившимся из кабалы людям — дать им землю и работу, помочь встать на ноги. Иначе они окажутся неприкаянными и неустроенными, внесут не нужную смуту на пользу недругам. Такую политику проводил я сам в течении многих лет. Многое к нынешнему времени достигнуто, но предстоит еще немало — почти половина крестьянства крепостное.

Панкрат же счел подобный путь излишне затянутым, уперся во мнении, что страна уже готова к решению вопроса с крепостничеством. Несмотря на мои предостережения, весной 1642 года он принял указ о повсеместной отмене крепостного права. Объявил всех крестьян свободными, обязал владельцев поместий передать им часть земельных угодий в аренду с правом последующего выкупа по установленными государством размером надела на душу и цене. О какой-либо компенсации помещикам за освобожденных крестьян речи не было, только за землю. Указ встретил яростное сопротивление поместного дворянства — от открытых выступлений до его бойкота. Создалась угроза мятежей — в армии и флоте, государственных органах оказалось немало противников проводимой реформы. Все чаще выявлялись факты прямого неподчинения на местах распоряжениям из Москвы.

Сорвались посевные работы, крестьяне в поместьях остались без хлеба и пропитания, начались голодные бунты. Для наведения порядка привлекли войска, но и в них пошло брожение, отказывались выполнять команды сверху. В центральных и западных губерниях создалась критическая ситуация, способная ввергнуть страну в хаос. Потребовались чрезвычайные меры для ее нормализации. И вот здесь сработала природная интуиция Панкрата, позволившая найти выход из трудного положения, созданного им самим. Он ввел во всех беспокойных землях прямое правление — направил наместниками своих доверенных людей, дал им право на самые крутые меры, вплоть до конфискации поместий у мятежных дворян и суда над ними. В их распоряжение предоставил государственные ресурсы — продовольствие, посевные материалы, рабочий скот и другие нужные на селе средства.

Последующие события напоминали фронтовую сводку — нередко столкновения верных присяге частей с мятежными отрядами заканчивались кровопролитием, но постепенно — волость за волостью, уезд за уездом, — центральная власть брала под свой контроль бунтующие губернии, разбиралась с дворянством и прочим недовольным людом. Государственные уполномоченные назначили управляющих в лишившиеся владельцев поместья. С их участием наделяли освободившихся крестьян земельными участками, предоставляли нужную помощь в проведении посевных, сенокосных и других работ. К маю справились с основными очагами неповиновения, жизнь на селе возвращалась в нормальное русло. В немалой мере помогло введение частичной компенсации поместным дворянам за крепостных. После ее объявления большая часть помещиков смирилась с происшедшим и прекратила активное сопротивление. По видимому, сделала правильный вывод — лучше получить хоть что-то, чем потерять все.

Проведение крестьянской реформы заняло не один год. Больше всего тяжб случилось из-за земельных наделов, выкупной цены и арендной платы — нередко помещики предоставляли удаленные участки или с неудобными подъездами, чересполосицу, а плату требовали как с лучших. Для разбора споров создали на местах земельные комиссии, но они не успевали за малый срок рассмотреть хлынувший на них вал претензий и жалоб. Не сразу решилось и с обустройством крестьян — предоставлением ссуды, строительстве жилья и хозяйственных строений, снабжении скотом, инвентарем и еще многого нужного. Государство взяло на себя часть издержек, но большая часть расходов легла на практические нищее крестьянство, только что получившее свободу и право своей собственности. Постепенно люди вставали на ноги — обзаводились добром, выкупали землю, расплачивались за ссуду, на этот нескорый процесс уходили годы.

Со временем я признал правоту Панкрата, не побоявшегося пойти на смелый ход с отменой крепостного права. Конечно, что-то он не учел, довел ситуацию в стране до кризиса, но в главном поступил верно — действительно, наступила пора решительных действий. Заметил, что с возмужанием и опытом сын приобрел лучшие способности государственного деятеля — прагматизм и целеустремленность, гибкий ум и расчетливость. Есть все надежды, что он в будущем приумножит наши достижения, удержит страну на завоеванной высоте. В душе стало покойнее и легче, тревожные события весны причинили мне немало сомнений — справится ли молодой император с выпавшими испытаниями. Теперь с умиротворением принимаю мысль — дело многих трудов и десятилетий не пропадет втуне, я передал его в надежные руки.

По-видимому, такое душевное состояние сказалось на произошедшем со мной позже. Однажды зимним вечером сразу после новогоднего празднества, когда я сидел в своем кабинете и расслабился от семейных хлопот, услышал в себе тихий голос, произнесший одно слово: — Пора. О чем он, когда — вопросов у меня не возникло, ответ сам пришел в голову — сейчас. Какой-либо боли или иных чувств не испытывал, как будто просто заснул. Видел себя со стороны — мое тело покоится в кресле, глаза закрыты, на лице застыла легкая грусть. В комнату вошла Оленька, о чем-то стала говорить, а потом замолчала, глядя недоуменно на меня. Окликнула, затормошила за плечо, не видя ответной реакции, закричала в голос. На ее крик вбежали Сашенька и старшие дочери, гостившие с детьми у нас. Все, что происходило позже, понятно без объяснений — плач, слезы, приготовления к отпеванию. Приехал старший сын с женой, стоял молча перед моим телом на одре. Его глаза оставались сухими, но я видел в них скорбь и жалость. Еще через мгновение свет в глазах померк, душа моя ушла в небытие.

 

Вместо эпилога

Проснулся от шума стреляющего мотора. "Опять у Степаныча троит" — спросонок подумал я. У соседа по даче доживал свой век древний "козлик" — ГАЗ-67, едва ли не с войны. Наверное, хозяин вездехода больше времени занимался его ремонтом, чем ездил на нем, но упорно не хотел поменять на что-то более путное. Открыл глаза — в комнате стоял полусумрак, солнечный свет едва пробивался сквозь плотные шторы. Присел на кровати, привычно ища глазами шлепанцы, а потом внезапно пришедшая мысль пронзила еще не проснувшийся разум: — Я же умер!

Так, сидя на кровати, невольно стал вспоминать последнее, что видел на том свете — или во сне? Запутался в своей памяти — я же здесь, на даче, со вчерашнего дня, все лежит на месте, как оставил перед сном, — и так же отчетливо вижу свое покоящееся на одре тело, собравшихся вокруг родных — жен, сына, дочерей. А память шла все дальше вглубь, как кинолента, которую крутят обратно. Я, оказывается, император, пусть и бывший! Такое и в самых смелых мечтах не могло прийти мне в голову, простому инженеру. Максимум, который предполагал в своей карьере — должность начальника отдела, мне руководство института осторожными намеками дало понять о подобном варианте.

Смотрел, как в кино, свою жизнь в том мире, все больше поражаясь — разве я на такое способен? Руковожу огромной страной, воюю со всякими ворогами, причем весьма успешно, строю какие-то проекты. А народ вокруг слушается меня, даже боготворит как помазанника, наделенного высшей благодатью! Так дошел до самого начала, когда я перенесся из своего мира в тот, заменив душу умершего Михаила. Только сейчас вспомнил о книге, прочитанной перед сном — вот она, лежит на табуретке у кровати. С любопытством взял ее в руки, перелистнул первые страницы — да, действительно, она произвела на меня немалое впечатление, прочитал одним дыханием. Конечно, по убеждениям я сугубый материалист, самый приземленный, но виденное воочию переворачивало с ног на голову привычные представления. Сомневаться в реальности происшедшего с моей душой не пришлось — слишком явственно представлялась та жизнь. Вот так невольно поверил в существование того, кто вел мою душу в глубь веков и миров.

Причем чувствовал себя тем, кем и был — Ивановым Сергеем Владимировичем, а вовсе не Михаилом Скопиным-Шуйским. По-видимому, во сне моя душа раздвоилась, одна половина осталась в родном теле, а вторая отправилась в неведомые дали. Сейчас же, после завершения своей миссии она вернулась обратно и прилепилась к первой, но еще не слилась воедино. При желании мог открыть память второй своей ипостаси и видеть ее как зритель, не принимая близко как свою. Что мне сулит двойственная душа, к чему приведет — не знал, но надеялся на лучшее. Не хватало еще проблем с психикой из-за раздвоения личности! Но пока вроде все обошлось, мой сожитель — если так можно выразиться о душе Михаила, — не давал о себе знать. К вечеру вернулся в город — завтра мне на службу, надо подготовиться к выходу на люди в новом состоянии.

Пошла привычная жизнь, но как-то постепенно со мной стали происходить перемены — в характере, привычках, манере поведения. Проявились властные нотки, большая решительность и целеустремленность. Даже спортом решил заняться — это в моем, совсем не юном возрасте! Но малоподвижный образ жизни, которым прежде вполне довольствовался, сейчас томил меня, душа просила физических действий. Стал каждое утро бегать — сначала вокруг дома, а потом все больше, по несколько километров. Записался в атлетический зал порастратить растущую силушку на тяжелых снарядах. Жена и дети поражались, что же со мной происходит — диванный лежебока вдруг стал заядлым спортсменом! Занимался с удовольствием, чувствовал, что жизнь наполняется новыми красками, делая ее интереснее и полнее.

Большая активность сказалась и в интимном деле — каждый день утром и вечером терзал жену вновь пробудившейся страстью. Вначале она только радовалась вернувшемуся пылу в наших отношениях, а после не выдержала напряжения, стала отлынивать от исполнения супружеских обязанностей — то у нее голова болит, то что-то не так по женской части. Поневоле из-за бурлящего либидо обратил внимание на окружающих женщин, готовых помочь в столь увлекательном плане. Заводил короткие связи, без взаимных обязательств, чисто для физиологической разгрузки. Хотя некоторые из партнерш прямо предлагали закрепить их надолго — наверное, чем-то я их устроил для подобных сношений. С такими рвал незамедлительно — все таки я ценил свою жену и не хотел изменять серьезно. Случавшиеся же интрижки считал небольшим грехом, вполне допустимым, коль супруга не справляется.

Через год не узнал себя в зеркале — крепкий моложавый мужчина в самом расцвете сил вместо прежнего заморыша, выглядевшего старше своих лет. И на работе произошли лучшие перемены — мои новые проекты стали гораздо продуманнее и оригинальнее, практически без ошибок. Заказчики сразу отметили их отменное качество, все чаще стали обращаться именно ко мне со своими заданиями. Начальство также заметило мое рвение, утвердило руководителем отдела, а вскоре выдвинуло замом директора по инновационным проектам. На административной работе чувствовал себя вполне уверенно, как с давно привычной. Сумел наладить нужные отношения как с вышестоящим начальством, включая министерское, так и с подчиненными, добиваясь от них приличных результатов в заданные сроки.

Так что о случившимся когда-то раздвоении души нисколько не жалел, напротив, захотелось самому испытать что-то подобное. Не замечал в себе прежде какой-либо авантюрности, а теперь обычная рутина стала тяготить меня. Нередко шел на рискованные шаги, предварительно хорошо продумав их, не избегал опасности везде, где бы они не встречались. Не раз ночью, возвращаясь от очередной пассии, вступал в схватку со шпаной, как повелось у них, требовавших от "дяди" закурить. Без сомнения вступал с ними в драку, пока они не бежали от меня, как от берсерка, не знающего страха и жалости. Доставалось и мне, раз даже получил ножевое ранение в живот, но зажило на удивление быстро — через две недели вышел из больницы.

Однажды случилось то, что я подсознательно ожидал. Голос свыше дал понять, что ожидает от меня — вернее, прежней души, но мы уже давно слились воедино, — нового подвига. Понадобилось в одном из множества параллельных миров в теле юного отпрыска князя русичей, умирающего, как и Михаил, от отравы, спасти их племя и весь народ от нашествия половцев. Я без раздумья согласился, только попросил на этот раз отправить в тот мир именно меня, а вторую половину души — Михаила, оставить в прежнем теле. Почувствовал от тени всевышнего теплую волну одобрения, через мгновение мое сознание окуталось светящейся сферой, а потом помчалось через мерцающее звездами пространство. Я затаил дыхание от восторга, если так можно выразиться о бестелесной душе, через долгие мгновения или часы вынырнул в темно-голубом небе мира, подобного Земле, полетел вниз навстречу своей новой судьбе.

 

Конец книги

 

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль