Третья записка

— Despierta, chico guapo, — раздаётся надо мной голос, заставляющий вернуться из забытья. — Despierta[1].

Если бы не ужасный испанский и запах кубинских сигар, что ударил в нос, можно было и представить, что меня зовёт симпатичная chica[2].

— Энрике, из тебя отвратительный будильник, — я открываю глаза, и в них ударяет свет от включенного интерактивного экрана. — Такой же отвратительный, как и твой испанский.

— Cómo te sientes, hermano?[3] — латинос продолжает добивать испанским мой, ещё не готовый к таким потрясениям, мозг.

— Muy bien[4], — только и могу произнести я.

Психотроп действительно попался отличным. Ничего тяжелого, только расслабляющий тело эффект сдобренный отличными видениями. Передать словами то, что я ощутил невозможно, понять меня сможет только тот, кто сам попробовал этот психотроп.

— У этой штуки есть какое-нибудь название? — я почти пришёл в себя, но вставать пока что не хочу, уж слишком мягкая постель.

— Mil placeres[5], — отвечает Энрике, и я ощущаю в его голосе любопытство.

— Чёрт, с тебя нужно содрать треть суммы, — пытаюсь изобразить на лице недоумение. — Я испытал только триста тридцать три удовольствия.

— Viejo lecher[6], — разражается хохотом Энрике, — подымай задницу и проваливай из моего салона, у меня есть дела поважнее, чем обихаживать такую развалюху, как ты.

— Сколько на твоих «Ролексах»? — встаю и надеваю пиджак, проверяя, не помялись ли сигары.

Гонсалес один из немногих знакомых, которые продолжали носить наручные механические часы. Большинство уже имплантировало электронные часы напрямую под кожу или в мыслительный микрочип. Мне же хватало и часов в автомобиле.

— Это «Бреге», запомни «Бреге», — Энрике демонстрирует браслет и придаёт лицу важности. — И ты получал тысячу удовольствий ровно два с половиной часа, скоро наступит половина седьмого.

Что ж, совсем неплохо, свободное время потратил практически полностью. И потратил его, получив море положительных ощущений. Подхожу к зеркалу, что появляется в интерактивной стене и осматриваю себя со всех сторон: в общем и целом совсем неплохо, никто и не скажет, что два часа я провёл лёжа на кровати в массажном салоне Энрике Гонсалеса. Если не учитывать торчащие из внутренних карманов кубинские сигары, я выгляжу точно также, каким и зашёл в салон.

— Pues bien, como un mujer[7], — брезгливо бросает латинос. — Пошли уже!

Мы спускаемся на первый этаж, и Энрике приглашает напоследок зайти к нему в кабинет и выпить стаканчик рома. Правда одним стаканчиком дело не ограничивается и за совместными подколками и шутками мы пропускаем на двоих бутылку. В голове начинает шуметь, а мир вокруг покрывается яркими красками.

— Не забывай Энрике, брат, — Гонсалеса тоже слегка штормит. — En esta ciudad maldita permaneció sólo dos chicos normales. Tú y yo.[8]

Он протягивает руку, которую я с радостью и, наверное, уважением пожимаю. Как только наши руки разжимаются, я быстро убираю две капсулы в карман рубашки.

— За счёт заведения, — одними губами произносит Энрике.

Меня провожают до выхода и желают приятного вечера. Понимаю, что охранник говорит это лишь потому, что его так натаскали, но, чёрт возьми, как он наверняка прав — вечер и вправду будет приятным.

— Добрый вечер, мистер Хьюман. Зададите маршрут сами или желаете выбрать ранее запрограммированный? — даже шаблонный вопрос бортового компьютера не может вывести меня из себя.

— Список самых дорогих ночных клубов, — словно заправский генерал я отдаю приказы электронному солдату.

Чуть подумав, компьютер выводит на монитор десять заведений. В восьми из них я уже бывал, а вот оставшиеся два пока что незнакомы. Наугад тыкаю в один из них.

— Ночной клуб «Парадиз», владелец.., — откликается на прикосновение искусственный интеллект.

— Отменить, — отдаю я новый приказ. — Проложить маршрут, в память не заносить. Поехали.

Вечерний Нью-Сити кардинально отличается от дневного. Если ранним утром и днём улицы наполнены какофонией технических звуков, то вечером механическая трель смолкает. Жители разбредаются по ночным клубам, кто-то устраивает вечеринки прямо у себя дома, даже жители окраин выходят к зажжённым в бочках кострам и поют песни. С крыш высоток раздаются басы и веселые крики девушек, в небе проносятся частные вертолёты, на дорогах практически нет машин. Сотни и миллионы долларов, заработанных за несколько дней, спускаются в раз, без какого-либо сожаления.

«Парадиз» находился в паре десятков кварталов от салона Энрике. Там всё ещё проходила граница запрета на строительство высоток, но сюда либо редко добирались проверочные комиссии, либо от них было проще откупиться. После того, как окраина взбунтовалась мэрия массово начала выдавать разрешения на строительство ночных клубов, массажных салонов (которые, по сути, являлись либо точками продажи психотропов, либо публичными домами), игорных заведений и всего того, что помогает простым смертным отвлечься от внешних проблем. Помню, как журналистов-новичков гоняли на очередное открытие какого-нибудь клуба — бедняги напивались вдрызг, подсаживались на психотропы и чаще всего скатывались в первые полгода. Если через шесть месяцев журналист оставался в строю, то значит, проверку прошёл и может вливаться в коллектив. Для меня, как военжура, сделали поблажку и убавили срок вдвое. Три месяца ошивания по клубам, казино и прочим храмам потребительства — я запомнил это надолго. В некоторых видел такое, чего никогда не встретишь среди вояк.

Авто остановилось возле невысокого здания, напоминавшего распластанный гриб с белой ножкой и светло-коричневой шляпой. Больная фантазия архитекторов и дизайнеров полностью оторвалась на «Парадизе», каждый смог привнести максимум извращений во внешний вид клуба. Впрочем, на то, как клуб выглядит со стороны мне, честно говоря, было плевать, лишь бы внутри оказалось море выпивки, красивых девушек и отличной музыки. Стоило покинуть салон, как ко мне подбежал швейцар (назвать иначе парнишку в выглаженной белой рубашке и зализанной назад причёской у меня не получалось) и, твою мать, отвесил небольшой поклон.

— Рады приветствовать вас в «Парадизе», — голос мальчонки слегка дрожит, но глаза при этом профессионально сканируют меня на предмет наличности.

— Ага, — я протягиваю купюру в сто баксов и иду к входу. — С машиной аккуратнее, она новая.

В каждом автомобиле встроена функция так называемой «сторонней парковки». Каждый такой вот швейцар регистрируется в Едином центре информации и статистики и бортовой компьютер знает, что противиться подобному водителю не стоит.

У входа стоят два охранника. Окидывая их оценивающим взглядом — до амбалов Энрике им ещё расти и расти. Ну, хоть выглядят опрятно и из боков не торчат стволы.

— В клубе запрещено использование ультразвукового, огнестрельного и холодного оружия, распространение психотропных наркотиков и иных запрещённых средств, — монотонно докладывает охранник, сканируя меня. — Прикасаться к девушкам на сцене разрешено только после предварительной оплаты, также для вас доступны VIP-кабинеты.

И сборник правил, и реклама в одном флаконе. Только профессионализм отсутствует — просканировал меня не полностью, сканер психотропов и вовсе не включил, чип в запястье не проверил — в общем, дилетант. Те же парни из салона Гонсалеса вылизали бы зад, прежде чем пустить внутрь, при этом сделали бы всё молча. Такому даже чаевые давать не хочется. Захожу внутрь, и тут же меня накрывает волна неуправляемого отрыва. С виду невзрачный клуб оказывается изнутри огромной танцплощадкой, по краям которой выплясывают полуголые танцовщицы. Вот это я понимаю отдых!

Первым делом нужно найти бар и накидаться спиртным. А потом уже и танцы, и знакомство с девушками, которых вокруг довольно прилично.

— Не желаешь расслабиться, красавчик, — передо мной всплывает девица в прозрачном топике на голое тело и мини-юбке.

— Сколько? — ради интереса спрашиваю я.

— Всё зависит от того, что выберешь, — она подходит ближе, чувствуя аромат денег.

— Тысяча удовольствий есть? — пытаюсь сдержать улыбку.

— Впервые слышу, — лицо слегка вытягивается от удивления.

— Ну, тогда извини, красавица.

Отодвигаю продавщицу в сторону, не забывая при этом рассмотреть её сзади, и спускаюсь на танцпол. В каждом клубе есть продавцы психотропов, работающих на хозяина. За одну ночь такие вот девицы приносят клубу несколько сотен тысяч дополнительного дохода, с обратной стороны весов — два или трупа в месяц от фейков. Встречаются, конечно, и сторонник торговцы, но с такими быстро разбирается охрана. Пусть досматривают они не ахти как, но калекой сделать могут.

Вокруг происходит вакханалия. Под музыку, льющуюся из акустических систем, пьяные люди содрогаются в танцевальных конвульсиях, лижутся, никого не стесняясь, или открыто закидывают психотропами. Для того, кто впервые попадает на подобные мероприятия, всё может показаться мерзостью и неуправляемым хаосом, для уже привыкших к вечеринкам всё естественно и организованно. Вся площадь танцпола поделена на три условных части: в первой находятся любители танцев, вторая предназначена для страстных любовников, а третья отводится для психотропщиков. Такое деление сделано на случай облавы. Неизвестно когда мэрия прекратит терпеть рассадник наркотиков у себя под боком и когда хозяин потеряет кредит доверия у властей. В случае появления полиции обитатели первой части остаются на местах и создают видимость паники, психотропщики покидают клуб через чёрный вход, а любовники мгновенно разбавляют танцоров. Под шумок вполне может скрыться и хозяин клуба, прихватив с собой заработок за ночь.

Я, наконец, нахожу бар и сразу заказываю три коктейля. Растягивать удовольствие не особо люблю, чем быстрее помутнеет в голове, тем скорее начну трогать женские тела вокруг. В желудок отправляются один за другим три алкогольных смеси, однако ожидаемого эффекта не наблюдается.

— Есть что-нибудь покрепче? — спрашиваю у бритого наголо бармена.

Он может дать фору Дори в плане вживленных электронных средств. Помимо антенны за ухом парень может похвастаться железными зубами, объективом вместо левого глаза и телескопическим щупом, заменяющим указательный палец правой руки. В общем, фрик полнейший. Тем не менее, он знает свою работу и через несколько минут передо мной возникают два стакана, в которых, по выражению бармена, находятся бомбы. В одном стакане виднеется мутно-зелёная смесь с тёмно-красной шапкой сверху, во втором вообще ничего не разглядеть, потому что коктейль имеет чёрный цвет. Сомнения занимают лишь сотые доли секунды, и рука уже хватает первый стакан и отправляет содержимое в рот. Не медля, туда же отправляется чёрный коктейль. Горло не просто обжигает — испытываемые ощущения невозможно передать словами и даже навернувшиеся на глаза слёзы не способны описать то, что я испытал в тот момент. Кто-то взял гигантский гвоздь и прибил меня к стулу.

— Повтори, — раздаётся из глубин гортани мой голос.

Ухмылка, что появилась на лице бармена после того, как я выпил оба коктейля, сменяется вначале непониманием, затем удивлением, переходящим в уважение. Такие клиенты, как я — редкость в «Парадизе». Выпитое, конечно, термояд, но ни что не сравнится с подожжённым чистым спиртом, который пьют солдаты перед боем и занюхивают потом порохом. Спирт может и найдётся у фрика, но вот порох…

[1] Просыпайся, красавчик. Просыпайся (исп.)

[2] девушка (исп.)

[3] Как ты себя чувствуешь, брат? (исп.)

[4] Отлично (исп.)

[5] Тысяча удовольствий (исп.)

[6] Старый развратник (исп.)

[7] Ну, прям, как баба (исп.)

[8] В этом проклятом городе осталось только два нормальных мужика. Ты и я. (исп.)