Первая записка

Меня разбудил будильник, причём сделал это без разрешения. С ним бывает такое. Стоит один раз поставить на определенное время и забыть, как он может сам по себе выставиться вновь и заиграть через несколько дней, неожиданно и подло. Из динамика этого маленького подлеца играла непонятная мелодия, что-то, что в тридцатых считали не то классикой, не то последним хитом. Я поворочался несколько минут, надеясь, что музыка прекратит играть, однако надежды не оправдались. Ещё несколько минут ушло на отключение будильника, так как сенсорика не желала подчиняться ни голосовым командам, ни прямым нажатиям пальцев. Пришлось просто выдернуть мини-реактор из гнезда и, испустив последнюю трель, будильник умолк.

На часах половина десятого, на работу мне не надо, потому мог бы поваляться до двенадцати или до часа. Но раз оторвал голову от подушки, то придется заниматься бытовыми повседневностями. Зарядка, зубная щётка, утюг и гладильня доска. Затем тостер, микроволновка и вот уже я стою одетый в стильный пиджак темно-серого цвета с отражающими черными отворотами на балконе восьмого этажа, взираю сверху вниз на Нью-Сити и потягиваю из кружки ароматный кофе. Внизу копошатся жители, кто-то спешит на работу, кто-то после ночной смены возвращается домой. На окраине города виднеется столб дыма, а это значит, что полиция опять столкнулась с митингующими в трущобах. В центре и крупных районах все вели себя спокойно: митингующие скандировали что-то, полиция со стороны наблюдала. Но стоило обеим сторонам перейти границу трущоб, как в ход пускались бейсбольные биты, бутылки с зажигательной смесью, ультразвуковые винтовки малой мощности и нейропарализующие гранаты. Подобные столкновения давно перестали интересовать журналистов, периодические взрывы и пожары на окраинах превратились в данность, никому не интересно, сколько ежемесячно людей гибнет или становится калеками в этих потасовках.

Допиваю кофе, закидываю кружку в робота-посудомойщика и включаю головизор. Пока я спал, в мире могло произойти всё, что угодно. Новая война с мусульманами, очередная смена власти в России или смерть сынка какого-нибудь медиа-магната от передозировки нейротропными наркотиками в европейском притоне. Европа потихоньку становилась похожа на музей древностей, русские завязли в гражданской войне, Африка заявляла о готовности запустить свой первый ядерный реактор, мусульманские страны вновь объявляли джихад какой-нибудь передовой державе. Только Америка по-прежнему выглядела молодцом. Жизнь становилась дороже с каждой объявленной акцией по принесению демократии в какую-нибудь страну третьего мира, количество митингующих всё больше уравнивалось с количеством полицейских на улице, а в аэропорте тебе приходилось терпеть, то, как огромные пальцы охранника проверяют, не проносишь ли ты на борт оружие массового поражения. Да, США с виду казались сильными, но внутри представляли собой старый рояль с порванными струнами. И как мы до такого докатились?

Голограмма ведущей рассказывала об очередной попытке штата Техас отделиться от страны и стать самостоятельным государством. Затем появилась трёхмерная картинка с места событий. Солдаты национальной гвардии сновали по домам заговорщиков, на улицах ездили бронетранспортёры, а в небе над городами штата порхали беспилотники. Почувствовал запах пота в квартире, принюхался к себе. Да нет вроде, не успел ещё, да и репортаж из Техаса не мог меня настолько взволновать. Репортаж… Точно! Протягиваю руку к головизору и отключаю передачу запахов. Потные ароматы постепенно исчезают, а в новостях опять появляются митингующие на улицах люди. Выключаю трансляцию, ничего интересного.

С тумбочки раздается трель мобильного телефона. Поднимаю телефон, смотрю на номер. Только его сейчас не хватало!

— Слушаю, — трель обрывается, по ту сторону раздается голос моего редактора.

— Гарри, сукин сын, ты почему не показываешься? — что ещё можно ожидать от любимого шефа вместо приветствия.

— У меня же двухнедельный отдых. Разве забыли?

В трубке слышны томные вздохи. Опять, значит, порнушку на рабочем месте смотрит. За время пока работаю журналистом на гражданке, убедился, что у американских начальников есть два любимых дела, которыми они обязаны заниматься в рабочее время. Есть пончики, и смотреть порнушку.

— К чёрту твой отдых! Немедленно приезжай в редакцию, у меня есть для тебя уникальный репортаж.

Прокручиваю в голове возможные варианты. Если не поеду, то придется искать, чем заняться до нового отхода ко сну. Если поеду, то вполне смогу занять себя до вечера, а потом провести время в баре.

— Гарри, ты ещё здесь? — хриплый голос начальника врывается в храм моих размышлений и перебивает находящихся там жрецов сомнения.

— Да, шеф, скоро буду, — отключаюсь, так как не жду тёплых слов на прощание.

Перед тем как покинуть жилище осматриваю себя в зеркало. Подключенные к системе управления квартирой камеры позволяют повернуть отражение и рассмотреть себя под различными ракурсами. В общем, выгляжу неплохо для своих тридцати трёх. Брюшка ещё нет (а если и появится, то тут же побегу в косметический салон убирать его), мускулатура пока что не расплылась, в черных волосах отсутствует седина, карие глаза полны решимости и азарта. Среднестатистический американец моего возраста уже весь заплывает жиром, страдает одышкой и умирает лет через десять-пятнадцать от сердечного приступа. Однако среднестатистический американец подобно мне не качал мышцы, уворачиваясь от пуль и осколков гранат, не получал ультразвуковой волной в бронежилет, не потел, ощущая нож из атомарной стали на горле. Ах, что за времена были…

Но у любого военного журналиста есть сроки. Как только они наступают нужно выбирать: либо ты остаёшься и можешь получить промеж глаз от более прыткого снайпера, либо уходишь и ищешь работу на гражданке. Так как современные войны стали ещё более мобильными и солдат на поле становилось всё меньше, то в скором времени я перестал получать удовольствие от снимания полевых цветочков, примятых многотонными ступнями шагающих разведмашин. Знакомые помогли не остаться на обочине и устроили в известное информационное агентство. За два года я заработал на квартиру в престижном районе Нью-Сити, приобрёл быстрый автомобиль на водородном топливе и могу даже проводить уикенды на островах в Тихом океане. Чтобы я делал, если бы выбрал не объектив голоаппарата, а винтовку? Наверняка после окончания войны меня бы списали в запас, и оставшуюся недолгую жизнь я бы провёл в центре реабилитации военнослужащих в Калифорнии. Умереть от передозировки антидепрессантами или своей смертью в роскошной квартире? Свой выбор я сделал и ни разу не пожалел.

Лифт отвёз меня на подземную стоянку. Услужливый робот-швейцар желает приятного дня, а через мгновение грузовая платформа доставляет из хранилища мою детку. Автомобиль в форме капли воды, с электромагнитным приводом для езды по скоростным шоссе, работающий на водороде и, в случае необходимости, на солнечной энергии. Я купил эту красавицу за восемьдесят миллиардов, и потом долгое время не мог заставить себя сесть за руль. На такую красоту хочется смотреть постоянно.

— Добрый день, мистер Хьюман, — голос бортового компьютера как всегда позитивен и должен внушать оптимизм водителю. — В рамках плановой проверки я отрегулировала расход топлива, оптимизировала расход солнечной энергии и обновила контроллер интерфейса. Желаете познакомиться с отчётом о проделанной работе?

Роботы хороши только в качестве слуг. Те, кто стремятся создать робота для общения или создания семьи полные кретины. Механические супруги хороши только для настоящих извращенцев. Приходишь с работы, а на столе уже дымится ужин, теплые тапочки ждут тебя у кровати, а миссис Хьюман уже готова отдаться тебе, поскольку ты сам неделю назад корректировал модель её поведения. Брр… Стремление роботизировать людей ни к чему хорошему не приведёт.

— Нет, спасибо, — в ответах роботу лучше быть вежливым, а не то тут же пошлёт отчёт о твоей нервозности лечащему психиатру, которого обязали иметь каждому американцу путём издания соответствующего указа Президента.

— Зададите маршрут сами или желаете выбрать ранее запрограммированный?

— Отвези меня на работу, — в памяти электронного мозга хранятся записанные выражения, которые ассоциируются с заданными маршрутами.

— Слушаюсь, — дверь авто закрывается и мы плавно выезжаем со стоянки.

Бортовой компьютер предлагает по пути ознакомиться с последними новостями или послушать расслабляющую музыку. Отказываюсь от обоих вариантов. Новости я уже смотрел, расслабляющую музыку привык слушать только в одном случае: когда спину массажирует симпатичная девушка. Снимаю тонировку окон и наблюдаю за мелькающими пейзажами. Хотя назвать то, что вижу пейзажами невозможно. Крупные американские города давно утратили красоту в привычном смысле этого слова. Транснациональные компании каждый день строят по три-четыре офисных помещения или торговых центра. Для того чтобы поверхность под городом выдержала нагрузку пришлось рыть туннель и устанавливать опоры из атомарной стали. С каждым воздвигаемым зданием обычное население города отходит всё дальше к окраинам. Либо у тебя есть толстый кошелёк, чтобы купить землю, на которой ведётся строительство, либо убирайся ко всем чертям. Таковы законы, по которым живёт это государство. У меня нашлись деньги, чтобы остаться, а о тех, кто не смог купить себе место я не хочу думать.

С улиц практически исчезли люди. Их заменяют машины. Если на улице видите человека, то он либо выбрался из трущоб и относится к митингующим, либо просто сошёл с ума. Опускаю стекло, в салон врываются звуки Нью-Сити. Шум двигателей, музыка строек, запах ионизированного воздуха, который остаётся от машин с водородным топливом. Когда я в первый раз приехал в Нью-Сити, то такого воздуха тут не было. Город задыхался от огромного количества выхлопных газов. Машины были с бензиновыми двигателями и американские водители с завистью смотрели на японских. После того, как в ходе революции к власти в Японии пришли военные они закрыли сношения со всеми странами и стали готовиться к войне. Но на одних роботах не проживёшь и спустя три года правительство сняло все барьеры и в обмен на разработанные технологии предложило закупать у Запада продукты питания. Даже сейчас, спустя десять лет после снятия собственноустановленной блокады японцы продолжают поставлять в западный мир роботов и автомобили с маркировками военных заводов. На моей машине, например, имеются отсеки для загрузки бомб с газом. Правда, храню я там выпивку на чёрный день.

Тем временем машина подъезжает к въезду на скоростное шоссе. Высовываю руку, и робот-охранник считывает персональный код на запястье. Единая информационная служба тут же запрашивает данные по полученному номеру и спустя пару секунд, с моего банковского счёта списывается двести долларов — плата за проезд по шоссе в один конец. Сумма по местным меркам не то, чтобы огромная, но заставляющая иногда думать о том, а стоит ли дело таких денег. Ходят слухи о том, что люди, находящиеся на вершине финансовой пирамиды Нью-Сити за один день тратят около полумиллиона на поездки. Лишь президент, члены правительства и приближенные к ним люди могут ездить по шоссе бесплатно. Шутят, что когда проезжает президент, то ему даже зачисляются двести долларов. Хотя в каждой шутке, как известно… Защитный барьер исчезает и авто заезжает на скоростную линию. Колёса исчезают в днище салона, устройство для езды по скоростным шоссе подсоединяется к линии, и вот я уже мчусь со скоростью близкой к скорости звука. Вокруг свистит воздух, но стёкла я оставил незатонированными, потому наблюдаю за тем, как мелькают точно такие же водители, спешащие по делам.

Спустя три минуты вижу стоэтажное здание, полностью занимаемое агентством «Фёст Ньюс». На тридцать третьем этаже в просторном кабинете сидит мой начальник и, наверняка смотрит очередную порноэпопею. Чувствую, что не задержусь здесь надолго, потому оставляю машину на обычной стоянке и направляюсь к входной двери.

— Гарри, эй Гарри, — слышится слева от меня, — Куда так спешишь?

Поворачиваю голову и вижу Тимми Сандерса, ведущего вечернего выпуска новостей. Тимми никогда не оставляет авто на обычной стоянке и всё время боится, что восторженные поклонницы распишут машину признаниями в любви. Хотя на самом деле, думаю, что Сандерс гей, а машину прячет на подземной стоянке, потому что жмот.

— Привет, Тимми, — пожимаю протянутую руку и вновь убеждаюсь, что он пидар, так как рука влажная, а рукопожатие слабое, как у женщины. — Шеф снял с отдыха и сказал немедленно явиться. Какой-то срочный репортаж.

— А что это ты так вырядился? — окидывает меня взглядом Тимми.

Я смотрю на его бежевый пиджак, на швах покрытый стразами, широкополые штаны с отражающей плёнкой и высокие ботинки больше похожие на ковбойские сапоги. Не могу понять, то ли он прикалывается надо мной, то ли всерьез недоумевает.

— А ты шутник, — в голову больше не приходит мыслей, и я оставляю Тимми с идиотской улыбкой на лице в холле, а сам спешу к лифту.

По пути встречается пара «коллег». На самом деле это хитрые засранцы, которые подсиживают тебя и готовы в любой момент ткнуть в твоём направлении пальцем и что-то шепнуть на интересующиеся ухо. Из всей многотысячной армии сотрудников «Фёст Ньюс» я доверяю только пяти или шести. С остальными манера поведения проста: мило улыбайся, но держи за спиной кинжал и будь готов в случае чего сбросить ублюдка в пропасть. В лифте играет что-то похожее на инструментальную музыку. Последнее введение психологов компании. По их мнению, так мозг успевает отдохнуть и настроиться на новые рабочие задачи. Как только кто-нибудь застрелится в таком лифте, они придумают что-то новое. Предыдущие технологии расслабления продержались всего месяц. Уборщик не вынес того, что стены лифта постоянно меняли цвет и выпил чистящего средства. Пора всех уборщиков заменить на роботов, меньше хлопот будет.

Двери лифта раскрываются, я делаю шаг вперёд, и в это же мгновение мои начищенные ботинки обмывает половая тряпка. Правильно всех малоимущих выгоняют на окраины. Давно пора выселить всех, у кого на банковском счету меньше десяти тысяч долларов. Потому что эти ущербные лишь хотят получить как можно больше денег, ничего при этом не делая.

— Простите, сэр, — уборщик от волнения путает американский и испанский языки, — Я не специально…

— Говори на американском, чёртов беженец, — бросаю я ему и, не желая больше тратить время на недотёпу, направляюсь в сторону кабинета.

После начала войн с мусульманами многие испанцы бросились в Америку. В скором времени они полностью смешались с неграми, латинос и русскими. Получилась шикарная многонациональная смесь белых, говорящих на испанском и слушающих нигерский рэп.

В приёмной мне улыбается секретарь и по совместительству любовница начальника, Дори. Из уха торчит антенна, а на шее виднеется уплотнение. Опять что-то вживила. Эта мода пришла из Японии. Только в отличие от нас, японцы давно уже пришивают железные ноги и пересаживают искусственные сердца с атомным источником питания. Мы пока что балуемся.

— Привет, Дори, — указываю пальцем на антенну. — Что это?

— Привет, Гарри, — улыбка появляется на лице Дори. — Я вживила себе портативное устройство связи. Теперь шеф всегда может вызвать меня. Он кстати тебя ждёт.

Слово «всегда может меня вызвать» отлично звучит из уст любовницы. Подмигиваю ей и исчезаю за дверью. Меня встречает необъятное пространство кабинета. Здесь хватило бы места для целого отдела, но шеф любит всё большое. Где-то вдали виднеется стол. На нём поставлено около шести мониторов, так как шеф, во-первых, любит старину, а во-вторых, любит, когда сексуальные сцены можно смотреть с различных ракурсов. Подхожу ближе и уже слышу, как стонет очередная актриса.

— Гарри, подожди немного, — шеф не отрывает взгляда от монитора и жестом указывает на кресло.

Я пытаюсь сесть, но в кресле лежит тюбик с кремом для рук. Что ж, хорошо, что не использованные салфетки. Осторожно поднимаю тюбик за горлышко и сажусь. По звукам понимаю, что актриса вот-вот закончит. Идут первые десять секунд, вторые… Наконец шеф удовлетворенно выдыхает и обращает внимание на меня.

— Итак, Гарри…, — его взгляд падает на зажатый между моими пальцами тюбик. — Это что за чертовщина? Выбрось куда-нибудь, опять Дори своими кремами разбросалась. Ты, кстати видел, что эта сумасшедшая опять вставила себе? Я охренел, когда увидел. Мало того, что вставляю ей я, так она ещё и ко всякой электронике питает страсть. Чёрт возьми!

Когда шеф возмущён, он закуривает. И вот рука начальника тянется к коробке с сигарами, а через секунду нос улавливает запах крепкого табака.

— Что там за уникальный репортаж? — дожидаюсь, пока босс насладится сигарой, и задаю вопрос, терзающий меня с самого утра.

— О, мой мальчик, это не просто уникальный репортаж, — ухмыляется лицо с торчащей изо рта сигарой. — Это бомба.

Чувствую, что начинает пахнуть жаренным. Когда шеф начинает так ухмыляться, то стоит расслабить мышцы ануса, так как он готовится тебя отыметь за какой-то проступок.

— Сегодня мне позвонили из психиатрической лечебницы «Брэйв Ярд». Оказывается, туда поместили юбилейного пациента, представляешь? И сейчас ты отправляешься в лечебницу и делаешь репортаж об этом важном событий.

Клубы табачного дыма, долетающие до меня, означают, что произнесенные слова не шутка. Но всё же надежда умирает последней.

— Вы шутите? — я пытаюсь непринужденно развалиться в кресле, и, как обычно, закидываю ноги на стол.

— Дьявол, убери ноги со стола! Никаких шуток. Ты отправляешься в лечебницу, и делаешь чёртов репортаж. Что-то не нравится? Можешь проваливать, но целый месяц не получишь работы.

Мда, где-то я серьёзно напортачил. Можно конечно послать шефа куда подальше (так уже не раз бывало), но на следующий месяц у меня запланирована романтическая поездка на южные курорты в компании нескольких цыпочек. Пару секунд жую собственное самолюбие, потом выплевываю и засовываю подальше.

— Хорошо, вы получите этот репортаж, — я встаю из кресла и иду к выходу.

По пути на глаза попадается выброшенный ранее тюбик. Аккуратно, но жестко наступаю на него и под чертыханья шефа выхожу из кабинета. Пусть теперь мозолит руки, жирный боров.

— Дори, что с шефом? Чего он взъелся на меня? — Дори глаза и уши компании, потому всю информацию можно узнать у неё.

Она для виду ломается, пытается наморщить носик, но желание посплетничать, наконец, берёт верх.

— Не знаю, причастен ли ты к этому, но позавчера шеф вернулся с игры в кибергольф. Пришёл такой недовольный, наорал на меня из-за пустяка. Подумала сначала, что из-за проигрыша, но прежде чем скрыться в кабинете он проворчал о каких-то ставках и повышении.

В мозг ударяет мысль, но не сильно. Начинаю понимать, в чём дело.

— А с кем он играл, не знаешь? — нужно проверить появившуюся догадку.

— Точно знаю, что были Грис Мун, Макс Дильберт и Стефан Подольский.

Уже уверенный на все сто, прощаюсь с Дори. Внутри начинает кипеть ярость. Теперь список лиц, которым я доверяю можно уменьшить наполовину. Две недели назад я и три этих ублюдка выпивали в баре для VIP-клиентов. На пьяную голову я завёл разговор о том, что шефа собираются повысить и ввести в совет директоров. Начали обсуждать, может ли это случиться, а если да, то кого назначат вместо босса. Беседа быстро переросла в спор, и я предложил сделать ставки на то, получит ли наш любимый шеф так нужное ему повышение. Стефан, хитрый поляк, поддержал спор и предложил ещё поставить на того, кто займёт освободившееся кресло. Тогда это казалось мне веселым, да и к тому же поутру, протрезвев, даже не вспомнил о ставках. А «хорошие знакомые» видимо не забыли. И даже не просто сохранили пьяный разговор в памяти, но и поведали о нём. Но вряд ли Подольский рассказал о тех ставках, которые предложил он.

Спускаюсь на лифте и погруженный в планы мести иду к выходу. Меня кто-то зовёт. Поднимаю голову и понимаю, что справедливость не покинула эту планету. Ко мне на встречу широко улыбаясь, несётся Стефан Подольский. Дааа, справедливость есть… Слегка отступаю в сторону, переношу центр тяжести на опорную ногу и с огромной радостью отправляю кулак навстречу лицу Стефана. Костяшки обдаёт тупой болью, слышится легкий хруст и по лицу ублюдка стекает кровь. Его нос сворочен в сторону, тело корчится на полу, а я вновь в хорошем настроении перешагиваю через Стефана и, не обращая внимания на взгляды «коллег», покидаю здание «Фёст Ньюс».

Снаружи всё также светит солнце, город продолжает оглушать механическими симфониями. А настроение брошено на дно самого загаженного на свете унитаза и смыто дрожащей рукой испанского уборщика-беженца. Лучше бы дома оставался. Прибежал, как щенок по первому приказу хозяина. Тяв, тяв, слушаю мой господин, тяв, тяв. Совсем расслабился тряпка, стал послушной куклой в руках засранцев. Да и шеф слишком резко поступил. Мог, как обычно, извалять в проклятиях и матюгах и выпнуть из кабинета. К чему эти комедия, звонок и приказной порядок? Военных журналистов на гражданке если не уважают, то хотя бы остерегаются. У нас, видите ли, преимущество перед обычными: мы жизнью рисковали и кровью омывали каждый репортаж. Потому раньше мог позволить и наорать на шефа, и послать подальше. А теперь? Подленько наступил на крем для дрочки и убежал с поля боя, оставив знамя полка врагу. Сдаю что-то…

Пытаюсь вспомнить, в каком из боковых карманов лежат настоящие сигареты. Сую руку в левый и, конечно же, ошибаюсь. Наощупь узнаю твердые фильтры электронных сигарет. Рука уходит вправо и извлекает пачку с маленькими солдатами смерти. Слегка мну сигарету в начале, разламываю засунутую в табак ампулу с воспламенителем и затягиваюсь. Благодать! К чёрту утверждения врачей, о том, что курение убивает. Если оно действительно опасно, то нужно запретить продажу сигарет, а политиков, которые лоббируют интересы табачных компании усадить на электрический стул. Однако в каждом магазине полки ломятся от обилия пачек, а большинство сенаторов даже не пытаются скрыть связи с представителями крупного бизнеса. А что вы хотели от капитализма? Кто девушку ужинает, тот её и танцует.

Сажусь в салон с сигаретой во рту. Датчик курения начинает противно пищать, а из динамиков раздается «полный возмущения» механический голос:

— Рекомендуется срочно погасить сигарету! Повторяю: срочно погасите сигарету!

В машине запрещено курить, так как, во-первых, могут воспламениться пары водорода, а, во-вторых, по исследованиям учёных курение отвлекает водителя от происходящего от дороги. Казалось бы, какое к чёрту внимание, если каждое авто давно оснащено системой автоматического управления. Но стоимость датчика входит в стоимость автомобиля, потому задавать такие глупые вопросы бесполезно. Всё, что приносит прибыль, является необходимым. Голос тем временем сменяется на «угрожающий».

— Срочно погасите сигарету! В противном случае будет отправлен отчёт в отдел безопасности фирмы-производителя.

В теории каждый датчик регистрируется на водителя и если тот нарушает правила, то система отправляет данные в компанию, продавшую машину, а из компании отчёт уходит в полицию нравов. И спустя какое-то время со счёта списывают добрых полтысячи долларов. Но несчастному бортовому компьютеру невдомёк, что он произведен в Японии. Представляю, как какой-нибудь японец получает сейчас сообщение о том, что я курю в салоне.

Выбрасываю окурок и он, упав на асфальт, испепеляется точечным разрядом электричества. В больших городах любят чистоту во всём: бумажки, прочий мусор уничтожает электрический ток, каждый житель обязан иметь робота-уборщика, а за выкинутую мимо урны банку из-под газировки тебя могу посадить на несколько часов за решётку. Учитывая, что места временного заключения переполнены митингующими, то вполне можешь оказаться в одной камере со жлобами-пидарами. И ощущая смрадное дыхание над ухом, сотрясаясь от толчков в задницу, ты будешь давать клятвенные обещания, что в следующий раз будешь метким. Мне кажется, что камер временного заключения американцы боятся больше, чем ядерной войны с русскими. Включаю зажигание и бортовой компьютер, ещё недавно проклинавший за курение в салоне, приветствует милым голоском:

— Добрый день, мистер Хьюман. Зададите маршрут сами или желаете выбрать ранее запрограммированный?

— Поиск информации. Клиника «Брэйв Ярд», — отодвигаю водительское сиденье назад, наклоняю его и пытаюсь расслабить тело.

Компьютер несколько секунд молчит, связываясь с Единым центром информации и статистики. Затем возникшую тишину резко нарушает отточенный справочный тон:

— Частная психиатрическая клиника «Брэйв Ярд». Лоу-Сайд, корпусное здание восемь. Директор Алекс Стоун, сорок лет. Контингент клиники: две тысячи стандартных пациентов, полторы тысячи «отказников». Желаете запросить подробную информацию?

— Нет. Проложить маршрут до клиники «Брэйв Ярд», в память не заносить.

Машина трогается с места. Принимаю почти горизонтальное положение и пытаюсь переварить полученную информацию. Лоу-Сайд это практически на окраине города. Там живут люди, которые находятся на грани выселения в трущобы. Они вынуждены работать в двух или трёх местах, иметь одну машину и вставать на работу с утра пораньше. Незавидная перспектива. Некоторые не выдерживают нагрузок и уходят к митингующим. Самых настырных ловит полиция и, поскольку тюрьмы переполнены, отправляет в лечебницы наподобие «Брэйв Ярд». «Отказники» — здоровые люди, которым не хватило места в тюрьмах. Содержат их строже, чем обычных пациентов. В медицинских карточках пишут диагноз «Отказ от реального мира, неспособность сосуществовать в социуме» и добавляют несколько психиатрических терминов. И готово: вчера ты вкалывал на двух работах, чтобы удержаться на плаву, а сегодня признан сумасшедшим и отправлен в дом скорби. Психиатрия стала новой религией Америки. Вместо храмов строятся психиатрические клиники, диагностические центры и просто открываются офисы практикующих врачей. Если надоел родственник или знакомый, мешает коллега по работе, то анонимно подаёшь жалобу в диагностический центр, и через пару дней ненавистную личность уводит пара крепких ребят. Вероятность того, что он вернётся, не велика. Особенно, если перед тем, как написать жалобу, ты пополнил благотворительный счёт клиники и не забыл упомянуть об этом в личном письме директору. Имеются специальные организации, которые за небольшую стопку хрустящих бумажек быстро избавят от ненужного человека, заперев его в заведение подобное «Брэйв Ярд».

Несмотря на новые поглотители всё равно чувствую, что авто подъезжает к трущобам. Специальное дорожное покрытие на основе молекулярного каучука сменяется обычным асфальтом. Гул снаружи становится меньше, а потом и вовсе смолкает. Это значит, что дорожный поток остается позади и теперь только изредка пролетающие на огромной скорости в сторону Нью-Сити машины говорят о том, что ждёт впереди. На приборной панели загорается синий индикатор: включился воздушный фильтр. Жителям трущоб не на что купить экологически чистый автомобиль, потому они продолжают разъезжать на бензиновых двигателях. Изредка в кадры новостей попадает какая-нибудь шайка, проносящаяся по районам трущоб в раздолбанном гидрокаре (старое, но ещё пока не забытое название транспорта на водородном движке). Это значит, что кто-то, либо лежит с пробитой головой неподалеку от окраины, либо вынужден опустошать банковский счёт для покупки новых колёс. Воздух в трущобах неприятен, он с трудом попадает в легкие, но без возражении оседает в них свинцовой микропылью и прочими химическими элементами. Те, кому часто приходиться здесь бывать носят защитные маски, которые, по правде говоря, не хрена не защищают. Обычный ход медицинских центров: всучить нуждающимся что-то плохо сделанное, а потом заставить покупать это каждый раз.

По воле денежных богов (или мешков?) город поделился на два мира. В светлом мире всё хорошо, там накормят, напоят и за отдельную плату даже прочитают сказку на ночь. Темные окраины могут порадовать лишь ножом под рёбра. Журналисты с гражданки вынуждены начинать карьеру здесь. Если за четыре года останешься жив и не будешь искалечен, то имеешь право вступить в мир богатых. По статистике из выпускников журналистских факультетов лишь треть работает на вершине. Оставшиеся две трети приходятся на убитых, раненных, перешедших в газетёнки митингующих и просто сменивших профессию. Интересно, что хуже: убегать от выстрелов ультразвуковой снайперской винтовки или от толпы опьяненных наркотой нигеров? Второго мне, к счастью испытывать не пришлось и надеюсь, не придется.

Два мира разделены линией полицейских КПП. Если хочешь покончить жизнь самоубийством, то можешь объехать КПП стороной и проникнуть в трущобы через плохо контролируемые участки. А если хочешь, чтобы спину тебе прикрывал легкий бронетранспортер с парой крепких ребят, то лучше всего выдавить из себя улыбку вместе с парой сотен долларов и попросить сопроводить до нужного места. Услуги сопровождения не входят в обязанности полиции, но охрана на КПП быстро сообразила, как можно подзаработать на богачах, которых нужда вынуждает совать денежный зад в трущобы. Я не смертник, потому велю компьютеру остановиться перед ближайшим КПП и, опустив окно, протягиваю запястье уже немолодому офицеру. Просьбу можно не произносить вслух, достаточно не убирать запястье после сканирования личности. Бывалый полицейский сразу поймёт, что к чему. Пока идёт проверка личности, осматриваюсь вокруг и замечаю, что трущобы за последние годы стали больше.

— А окраина-то стала шире, — если мило поговорить с офицером, то вместо обычных двух человек сопровождения могут предоставить трёх-четырёх и добавят абсолютно новенький БТР. — Раньше не так выдавалась в сторону города и…

Попытку установить контакт прерывает сигнал тревоги. Офицер уже начавший снимать деньги с моего счёта, хватается за винтовку и бежит к будкам, в которых находится пульт управления шлагбаумом. Я вытягиваю голову и смотрю, что произошло. Взгляд утыкается в мальчишку лет тринадцати, который попытался перемахнуть через заграждение. Попытка, как и можно, было ожидать, оказалась неудачной, и тело мальчонки простирается на земле под весом одетого в полную боевую выкладку полицейского. Трое других защитников правопорядка встают кольцом вокруг беззащитной жертвы и достают из-за поясов электрические дубинки. Замечаю взгляд мальчишки, и память отбрасывает прочь от Нью-Сити.

Вокруг улицы Барселоны, на шее болтается новенький голоаппарат, а в ушах шумит бой. Я, как и учили, передвигаюсь из укрытия в укрытие, делая удачные на первый взгляд голографии. Впереди раздается рёв мотора, звук бьющегося об асфальт металла и странное бульканье. Выглядываю из укрытия и вижу, как удачно начатое наступление сминает единственный танк противника. Улица была подобрана неудачно и её малая ширина сыграла злую шутку с теми, кто, опьянев от вида крови, ринулся догонять бегущих мусульман. Самые быстрые попрятались во дворах, а большинству просто не повезло: смотрю на красные гусеница танка с намотанными кишками, и понимаю от чего слышится бульканье. В общем, я поддался общему страху и собственному благоразумию и убежал во дворы. Около часа я бегаю от одного разрушенного дома к другому, но никого не встречаю. Солнце клонится к закату, я не знаю, где теперь находится штаб американских войск (и есть ли он вообще), а впереди маячит перспектива провести ночь в развалинах домов. Неожиданно слышу несколько голосов на втором этаже сохранившегося здания. По едва целой лестнице поднимаюсь наверх, и вижу, как барселонского мальчишку окружили несколько американских солдат. Парнишка видимо родился в смешанном браке, потому что в большей степени походил на араба, чем на испанца. Потому солдаты и приняли его за маленького врага. По ощетинившимся солдатским мордам понимаю, что просто расстрел или избиение до смерти ему не светит. К тому моменту из Барселоны убежали все жители, в армию мусульман женщин не брали, медсестры, и офицерши снабжения приелись до мозолей. Мальчишка заметил меня и умоляюще начал смотреть в мою сторону. Губы его несколько раз безмолвно открывались, повторяя лишь одно слово «Помогите». И глаза… Глаза с одной стороны наполнились страхом, но с другой в них виднелись искры злобы. Именно этот взгляд я и запечатлел на голоаппарат и оставил мальчишку на утеху солдатам. Голография потом заработала несколько престижных премии. Я возвращаюсь на КПП в Нью-Сити. Взгляд мальчишки, по которому скоро пройдутся электрическим током напоминает того барселонца. Тогда я ничего не сделал, чтобы помочь. А сейчас?

Дверь открывается от удара ноги. Бегу к кольцу полицейских, по бокам слышу крик других охранников поста, но на это можно наплевать. Подскакиваю к офицеру, что уже заносит над мальчишкой дубинку и перехватываю руку. Правая нога летит в направлении паха, полицейский скрючивается и проклинает себя за то, что не надел защитную ракушку. Двое разворачиваются, слух улавливает щелчок предохранителя и в тело врезается волна ультразвука. В глазах темнеет, во рту раздается металлический привкус. Ноги становятся ватными, я оседаю на землю. Изо рта выплевываю приличный сгусток крови. Конец.