Глава 2

Лэйси вернулась домой и закрыла ногой дверь. Из ее рук выпал кочан капусты и белый пакет. Она скинула туфли и все же подняла покупки, перенеся их на кухню. Она слушала музыку, и я подумала, что врываться во что-то настолько прекрасное было кощунством. Так что я подождала, пока наушники легли на стол рядом с ножом и полотенцем, смятым в неправильный шар. Из духовки уже шел запах мяса и картошки, и Лэйси в нетерпении ходила рядом, покусывая ногти. Попытка утолить голод? Нервозность? Кто-то грызет ногти просто так, по привычке. Так что здесь?

— Привет? — позвала я, врываясь в беспокойство вечера Лэйси. Та застыла, вздохнула и села на стул, вытаскивая шпильки из волос.

— Это ты? — спросила она.

— Да. Я здесь. Не помешала?

— Это все еще смешно, — она не смеялась. — Можешь потом подойти? Я хочу поесть в тишине. Ты была со мной на работе?

— Нет, а нужно было? Я могу сходить.

— Ну сходи. Там все равно каждый день одно и тоже.

Я сходила назад, зависнув на пару часов на работе Лейси, четко печатающей бесконечные документы в какой-то каморке. Иногда к ней заходили люди и интересовались делами, обедом — обычная вежливость нормального коллектива, и Лейси улыбалась, покачивая головой. Только после смены она пошла рядом с коллегой до остановки, а потом одна дошла до дома, выпустив улыбку с губ. Это тоже была должная вежливость, и капуста, выпавшая на пол, являлась лишь частью общеунылого дня.

Я прошла еще назад, а потом вернулась. Тоже самое.

— Да, ты права, — согласилась я. Лэйси кивнула, противень из духовки и остужая на вилке одну картофелинку.

— Сейчас умру от голода, — пожаловалась она. — Зато с каким кайфом ешь после рабочего дня, дня полного компа и мыслей об его окончании, ммм… Тебе нравится картошка?

— Картошка вкусная с пиросом.

— Что такое пирос?

— Ну… У вас такого нет.

— А у вас есть? Типо национальное блюдо?

— Типа того. Соус.

О его дополнительных свойствах я не стала говорить.

— Перейдем к моим вопросам, — сказала я. — Как только мы закончим — я уйду и ты будешь жить, как жила. Спасибо за внимание, кстати.

— Ты очень вежливый соцопросник. Как зовут?

Я замялась. Никто еще не спрашивал моего имени.

— Инанна.

— Буду звать Ниной, — тут же парировала Лэйси. Я хотела сказать, что это не мое имя, но промолчала, засмотревшись, как от мяса клубится дым, и девушка, медленно складывая губы в трубочку, сдувала жар горячей плоти.

— Хорошо… Ты в порядке? Я со многими общалась, у людей много проблем, но не хочу лезть не в то время.

— Лучшего ты и не найдешь. Если только не сменишь объект.

— Понятно, — пробормотала я, перебирая листы. Я не совсем поняла, что конкретно она имела в виду. Вычеркивает дополнения к дополнительным вопросам, лучше быть краткой. — Мои вопросы могут быть странными, просто отвечай, хорошо?

— Без проблем.

— Хорошо, — я чувствовала странное волнение, опрашивая почти что живую куклу. Я не была уверена, что она вообще думала в тот момент. — Начнем с пространства. Три измерения и время, верно?

— Типа того. А что, не видно? Было бы четвертое, было бы прикольнее.

— Зря ты так. Тогда бы гравитация действовала тем меньше, чем больше расстояние меж объектами, но в данном случае ее значение могло бы стать столь малым, что планеты сошли бы с орбит и обрушились на солнце или разлетелись… В общем, для вас это было бы плачевно.

— А есть те, для кого это не опасно?

— Конечно. Но там другая система, другое все и четвертое измерение является условием всего этого. Все учитывается, знаешь ли. Это все тут не от балды взорвалось. И не от балды хлопнет.

— Кто ты такая? — насторожилась Лейси. Она перестала есть, сжав вилку в руке. Я слишком много сказала, но она все забудет. Главное, пусть отвечает. — Инопланетянка?

— Что?.. Хм, фактически нет, ведь я не с другой планеты. На самом деле мой отец создает все эти вселенные и мы исследуем их. Собираем данные, как я сейчас. Но только обычно это делают только путем наблюдения, а я вот ввожу новшества.

— Почему ты говоришь мне это все? — ее железный голос, несмотря на мою шутку, не исчез. Кажется, я еще плохо шучу.

— Ты все забудешь потом. Я сделаю так, чтобы ты жила дальше как обычно.

— Какое нафиг обычно?! Я не хочу забывать, может это самое важное что я узнаю в своей жизни!

— Но тогда ты скажешь кому-то и люди узнают или обозлятся на тебя… Папа будет в ярости, если узнает, что я тут творю!

— Я никому не скажу. Ты же видела как я работаю. Меня это не интересует. Серьезно, если ты правда есть и я не сошла с ума, и ты говоришь правду, — не надо стирать мне память. Я хочу знать.

— Я… не ожидала такого. Обычно люди по-иному реагируют. Они пугаются и я успокаиваю их тем, что даю забыть. Но ты не хочешь этого… Я никогда не нарушала свои правила.

— У нас говорят: все бывает в первый раз. Погоди, щас положу все в тарелку, — а то как варвар ем, — и поговорим.

Так я познакомилась с Лэйси. Именно в тот момент когда она скидывала картофель и мясо на тарелку, бросая сверху россыпь мелких капустных листов и кукурузы, застывшим взглядом ползая по фартуку кухни. Она спрашивала: здесь ли я еще? И я отзывалась, терпеливо ожидая конца этой странной подготовки. Сквозь меня прошли тысячи миров, в сотне из них я нарушала главное правило, и лишь в одном из них — такой казус. Возможно я выбирала не тех людей. Возможно, я сейчас выбрала не того человека. Но в любом случае я хотела рассказать все, что происходило. Передать всю свою мудрость, если так можно сказать. Во мне выросла волна волнения, первый опыт общения без преград. Я не знала, почему, но мне хотелось перейти этот рубеж. Раскрыться.

Это было запрещено, хуже, чем спрашивать, было только говорить, говорить…

Я отошла от окна, пытаясь выдохнуть и расслабиться. Затем вернулась. Не может быть, что это происходит. Что я вдруг… расскажу.

Лэйси села на диван, удерживая тарелку на весу. Она приготовилась. Ее волосы улеглись на один бок, переливаясь на свету, уже гаснущем на закате.

— Ну что, ты не передумала? — уточнила Лэйси.

— Я думаю нам стоит закончить опрос, и уже затем в качестве награды я все расскажу.

— Я не верю тебе.

— Справедливо. Хорошо. Я скажу тебе часть, как залог.

— Идет. Спасибо, что идешь навстречу. Ты очень вежливый голос в голове.

— Да и ты не грубиянка и очень спокойная.

— Аналогично.

— Мы все такие. Исследователь должен быть беспристрастным и взвешенным. Мы как раз исследователи. Отец создает вселенные по различным схемам. Какие-то вселенные умирают, как его самые первые, сырые, с несбалансированными законами. Но большинство выживают, появляются даже успешные проекты. У нас в коллекции сотни народов, что развиваются и деградируют. Там животные, растения, бабочки, атомы и так далее. В зависимости от условий. Вы родились такими: со временем, тремя пространствами, водой, атмосферой. Но дополнительные условия, являющие следствием исходных данных, выяснять надо нам, детям отца. Каждому выделено пространство и миры. Вот и собираем информацию.

— Только наблюдением? Это разве так эффективно?

— Думаю, достаточно эффективно. Люди склонны и сами себя изучать, поэтому у нас есть база, остальное мы досматриваем сами.

— Но ты идешь иным путем?

— Просто… Из первых уст приятнее узнавать. Мне интересно слышать ваши ответы.

— Однако это запрещено?

— Да. Вмешиваться в жизнь других нельзя. Это грозит бедой.

— То есть вы не посылали мессию? — усмехнулась Лэйси. Я поставила галочку напротив категории «Религия».

— Нет. Это запрещено.

— Но почему?

— Это повлияет на эксперимент. Нам необходимо получить чистый результат, плюс запрещено влиять на развитие конкретного человечества, искусственно толкая его к…

— По другому спрошу: у вас были неприятные инциденты, да?

Я замолчала.

…Это правда так очевидно? Вообще эта тема — табу даже в семье. Черный день календаря.

— Да, — сказала я, ожидая дальнейшего вопроса. Задай его, задай! Но Лэйси тоже молчала с бегающими глазками. — Да, — повторила я. — Отец вмешался как-то раз. Был один мир. Отец создавал его с большими надеждами. Тогда… родилась я. И это должен был быть мой подарок. Отец думал, это будет хорошая попытка. Он создал вселенную, в которой вместо звезд были другие миры, и солнце, и луна…

— Звезды, Луна — это что? — перебила Лэйси.

— Оу, у вас такого нет? Это… красивые горящие точки на ночном небе, если смотреть с земли. Вообще же это вроде планеты в космосе, но безжизненной и светящейся. Они разные бывают, забудь.

— Поняла. Продолжай.

Как жаль, что она не видит звёзд. Может, если бы она видела их, ей было бы легче? Людям обычно помогает смотреть на звезды.

— Эти миры были частью загробной жизни людей. Сами люди поселились на планете, огражденной плотной атмосферой. Они не могли попасть в космос, чтобы не нарушить порядок отца. Зато им была дана магия. Первый дар отца. Особый закон физики. Правда и помимо него мироустройство оказалось таким сложным, что отец создал сопровождающий звездные миры персонал, но и он не справлялся. Миры разрушались и приходили в беспорядок. На земле также творился хаос. Магия дала силу, что не поддавалась контролю. Чтобы исправить эту ошибку и не дать такому красивому проекту погибнуть зря, отец решил выступить в виде бога и дать людям шанс спастись. Он устроил состязание, избрал лучшего мага и дал ему власть управлять самой планетой людей и мирами. Так он мог больше не вмешиваться, но при этом оставить авторитетного человека вместо себя.

— Наивно.

— Нет, все шло неплохо. Этот человек разделили силу, появилось сначала три, потом четыре великих рода, но вследствие ошибки равновесие почти пало. Люди оказались неспособны справится с властью. Они оказались слишком слабы и прошли через многое, чтобы восстановить свои позиции.

— Человечество всегда ошибается.

— Не все ошибаются. Но никто так и не получил больше такого дара от отца. Он просто разочаровался в идее помощи человечествам и принял закон заповедника: только естественное развитие. Это был ужасный эксперимент. Отец очень расстроился.

— Но мир не погиб, значит все не так плохо, — возразила Лэйси.

— Что?

— Он выжил и функционирует. Конечно, он мог бы выжить и без вашего дара и без магии — и почему вы не дали магию нам?! — но саморегуляция заработала же! Значит, твой отец должен гордиться тем, кто все вернул на место.

— Я никогда не думала об этом, — пробормотала я. — Мы не обсуждаем эту тему. Знаешь, это что-то из разряда «обошлось» — и ладно.

— Какие вы послушные. Жертвы патриархальной семьи. Навестили бы хоть тот мир. Он звучит интересно!

— Да, я сделаю это…

— Так зачем твой отец все это делает?

Лэйси допрашивала меня. Должно было быть наоборот.

— Он ищет идеал.

— Идеал чего.

— Человека.

— Что такое «идеал»?

— Подобие нам.

Лэйси рассмеялась и отставила тарелку, готовясь к долгому разговору.

— Я скептично отношусь к подобным заявлениям. Они зарождают поток новых вопросов. Почему идеал именно вы? Кто вас так оценил? Кто дал вам основу для того, чтобы быть идеалом? Что нужно делать, чтобы соответствовать такому идеалу? Как его достичь? Возможно ли это? И существует ли этот самый идеал, или вам так кажется, пока вы не найдете новый потолок? Идеала не существует.

— Но это мы создаем ваши миры. Мы были тут всегда. Мы глава, мы — все, что у вас есть!

— У нас вас нет. Вы даже не смотрите за нами. Вы нас бросиили. Столько людей молятся и просят помощи, складывают руки, жгут свечи, посылают жертвы. Но вам не нужны дефективные дети. Вот как это выглядит. Но нам нужен отец. Его забота и внимание. Твой отец даже не общается с нами. Чтобы мы не делали, мы потеряли его еще до того, как обрели.

И я сделала шаг, два, десять назад. Я отошла к моменту, когда только пришла к окну. Лэйси еще не вышла на балкон. Она спала. А мне нужен был папа. Сломя голову я бросилась к нему в кабинет, пробегая по золотым лестницам. В меня врезался Антон, но мы оба удержались на ногах. Он не сказал ни слова, и я подумала, что он мог слышать Лэйси, но ничего не предпринять.

— Папа, папа! — прокричала я, вбегая в кабинет. Отец залез руками в окно и тормошил координаты и датчик температуры. Похоже, жизнь заставляла себя ждать. — Ты мне нужен.

— Да? — сказал он, вытирая черные от пыли руки. На его широкие плечи был накинут халат. Он только встал после череды раздумий и я отвлекала его от важного дела, но мне не терпелось. Я могла пройти немного вперед, но уже отвлекла его, не подумав хорошенько.

Однако папа не злился. Он любил меня, как и моих братьев и сестёр.

— Я должна спросить у тебя. Зачем это все?

— О чем ты? Что случилось?

— Я просто спала. Зачем это все? Миры, вселенные? Что мы ищем?

— Я говорил тебе, что спать вредно, чем ты занимаешься? — забурчал отец.

— Папа! Зачем? — по слогам произнесла я.

Он вытер руки, уходя к столу и сметая бумаги. Отец не был зол, он просто не хотел или не знал, что отвечать, поэтому я ждала, застыв на месте. В моем вопросе не было ничего плохого. Я знала про идеал, но про «зачем» и правда не хватило ума спросить.

— Тебе не одиноко здесь? — спросил он, передвигая свечу.

— Нет. Почему должно?

— Не должно. Я спросил, потому что так не может длиться вечно. Наш дом растет, но все имеет свои законы. Когда мы умрем, и дом схлопнется, должен кто-то заменить нас. Стать нами.

— Нами? Умрем?..

— А ты не надеялась же, что все будет вечным. Столько миров погибло на твоих глазах!

— Ты никогда не говорил об этом. Ты говорил работать, искал идеал, искать кого-то как мы, но замена…

— Замена нужна всегда.

— Мы бросаем их. Людей. Которые нам не подходят.

— Мы их не бросаем. Мы и не нужны им! Они должны расти сами, развиваться сами! Почему им нужно ждать помощи свыше, когда у них есть все для жизни?! Я не собираюсь принимать их веру, если ты об этом. Я ничего им не должен. Но и они мне ничего не должны. Ни войны, ни жертвы, ни молитвы. Это чистая наука и ничего более! Ничего! Меня не склонить к милости просто так, и не подкупить как кучку бюрократов! Я не бог, я же говорил. Меня интересует потенциал, а не амбиции.

Я молчала, не зная, достаточно ли этого для ответа Лэйси. Она… вроде не верующая, бог ей не нужен, но замена нам…

— Это все лишь для продолжения цепи действий, — заключила она. — Вы ищите белок для колеса. Это ничего, многие живут просто чтобы жить. Это достойная цель.

— Я не понимаю. Тебя удовлетворил этот ответ или нет?

— А тебя?

— Я знала, что отец не будет играть в богов. Ему не нужна ваша вера. Но я не знала, что он ищет замену. Что это когда-нибудь кончится.

— Что ты чувствуешь?

— Я… не знаю. Странно.

— Для вас это вообще нормально — чувствовать?

— Я не привыкла к этому. У меня ничего не происходит, одно и то же, проверки и счета. Но вы… интересуете меня. И я начинаю понимать, что это такое. Сейчас я в смятении. Мне даже грустно, что я участвую в планировании мира после своей смерти. С другой стороны, это не расстраивает меня. Мне абсолютно все равно. Моя задача выполнять свою работу, удовлетворять свой интерес, жить… И я справляюсь с этим, когда мы найдем нам замену — мне будет не стыдно передать им дело и отчитаться о своих трудах. Возможно, где-то я постаралась даже лучше, чем могла бы.

— И как ты живешь? Какой твой мир?

— Он не такой разнообразный как ваш. Здесь нет травы. Нет деревьев. Звезд. Это сплошной дом, полный стен и закоулков, зеркал и поверхностей, углов и изломов. Он все время растет и меняется, наполняется искажениями. Здесь всегда интересно.

— Ты живешь взаперти?

— Когда ты «на улице», ты же не думаешь, что ты заперта.

— Но это улица, это природа!

— Моя природа такова, что мой дом растет вширь и меняется. Стены — моя природа. И я довольна.

— Мы называем это «взаперти".

— А мы называем это мировое разнообразие. К тому же солнце вредно для нас, — призналась я. — Я абсолютно белая. Ни капли меланина, который есть у вас. Солнце убьет меня.

— Как вы выгляд…

— Хватит. Больше не нужно. Моя очередь.

Я хотела почувствовать солнце. Как тот, что живет в горах, мечтает о море. Как тот, что парит в космосе, мечтает о земле, а земляне — о жизни космоса. Кто грезит о звездах не удовлетворяется водой. В эволюции живые организмы идут туда, где лучше — по их мнению! Но иногда лучше остаться на месте. Не порождать порочный род. Не начинать бедствия. Не брать в руки палку.

Не выходить из комнаты.

Вот мне лучше не выходить. Иногда я думаю, что живу «взаперти», но вижу я больше тех, кому знакома «воля». Но и не замечаю я достаточно. Сколько бы не было измерений, всегда найдется новое, еще недоступное, но усложнение не ведет к ясности. Порой достаточно и трех, чтобы жить счастливо.

— Что такое счастье?

— Чувствовать себя счастливым.

— А что нужно, чтобы чувствовать себя счастливым?

— Уметь быть счастливым.

— Перестань.

— Это правда. Радоваться — это серьёзный талант. С возрастом его можно растерять. Когда в жизни куча вещей, в которых ты не разбираешься, счастье исчезает. Но то, что возвращает его, крайне разнообразно и индивидуально. Разговор о счастье, сущности человека, труда, воле, смысле жизни, — это дело философов и социологов. Я не скажу тебе ответа. Я не знаю, и, как видишь, для этого достаточно. Для того, чтобы жить, вообще мало надо.

— Ты в порядке?

Лэйси осела и посерела. Закатное солнце окрасило ее лицо в рыжий, что превращался в земляной цвет. Рука вертела стакан, полный прозрачной жидкости. Вода. Вопрос о счастье всегда больной, но это так, к слову пришлось.

— Да, все окей, — но Лэйси тут же оправилась и выпила воду залпом. На ее лице заиграла улыбка. — Клишированный диалог, клишированный ответ.

— Ладно, дальше.

Я отвлекала Люйси диалогом, выясняя мелочи системы измерений, наименований, денежных систем. Мы обсудили философию, историю. Солнце закатилось, а затем вогрузились сумерки, и Лэйси устало заснула на диване, чтобы проснуться утром на работу. Но она проспала, будильник не сработал. Тогда я сделала пометку о выходных, потом расспросив ее о праздниках, еде, одежде, атомной системе, биологическом устройстве и животных. Водные, воздухшные, земляные. Кроты милые, но я не была бы готова увидеть такое утром, смотрящее на меня… Не смотрящее на меня, как мне объяснила Лэйси. И тем ужаснее. Но и милые животные у них были: собачки, кошечки, манускины, лаборы, воробьи… Прелесть!

Меж тем я устала до безумия, постоянно пялясь в окно. Мне нужно было повидать Антона, разузнать его мнение. Поэтому я быстро добила свой опросник, оставив ему… все остальное.

Привет, братишка, — примирительно, но не без страха и раболепия произнесла я, отвлекая его от его окна. — Как успехи с этим миром?..

Привет, Инанна. Все нормально. Я взял пробу воды, воздуха, определил состав почвы и атмосферы, сделал расчеты по коллапсу и выяснил, что скоро этот мир накроет черная дыра, что так удачно притягивается то одним, то другим объектом прямо к их горящей звезде.

Что? Там даже нет видимых звезд! Куда она летит?

По зову сердца, — пошутил Антон, поправляя очки. Он обычно не шутит. Работа портит его. — Просто притягивается серединой вселенной. Силы расширения не тянут, очень жаль, хотя судя по всему, они все равно безнадежны.

Что? Эх, и эти… долго ли?

Пара миллионов.

Ладно.

Ты же не привязалась, да? — насторожился Антон.

Нет нет, я знаю его всего пару дней, все в порядке. Просто опять… Одни неудачи.

Неудачи лишь признак попыток. Мы пытаемся. Или ты не согласна с чем-то? Слышал ваш разговор с отцом.

Да нет, все в порядке. Я просто устала. Пойду посплю.

Не надо. Не злоупотребляй.

Хорошо, — привычно согласилась я. — Тогда поем. И да, ты же не сдашь меня, да?

Ты не желаешь зла, — пожал плечами братишка. — Просто… не зли отца. Не спрашивай. Не светись. Будь осторожна.

Отец не будет зол, — возразила я. — Он поймет, что я ничего не делаю плохо. Слова ничего не решают, я…

Нет. Отец не будет зол, но я, — Антон положил руку мне на плечо, — просто не хочу, чтобы ты оторвалась от семьи. Привяжешься к людям — и не сможешь работать. А без этого помрешь со скуки.

Помру…

Тут ужасно скучно, если ты не замечала.

Сказав это, Антон ушел, роняя и поднимая листы на ходу. Я не поняла о чем он, но впервые в жизни, почувствовала себя не в безопасности. Я столько времени провела здесь, за графиками, расчетами, я учила формулы и работала, ела и работала, собиралась с братьями и сестрами и работала, не чувствуя устали. Это было чем-то для семьи, но я правда радовалась своей пользе. В детстве отец радовал меня планетами, я играла с сестрами в те миры, что видела, я представляла себя кем-то другим, изучая историю и культуры, чтобы стать достойным судьей тем мирам, которые создавал отец. Мы делали платья, типа писали книги, говорили на несуществующих языках и прыгали с кроватей, будто летали. Как будто в этом и была забота о том будущем, в которое мы однажды зашли. Этот путь, с детства до сегодняшнего дня, был мгновением, и я выросла, думая, что все окей. Но Антон… почему он так сказал? Он не самый мой любимый брат, но… но он сказал, что знал. Мне надо быть осторожной и завязывать с Лэйси. Несмотря на свои правила, я не изменю ей память.

И мне надо будет сделать еще кое-что.

Я вернулась назад и снова заговорила с Антоном,

Ну что еще? — раздражился он.

Ты знаешь архив миров, да?

Предположим, — по слогам произнес он. — Только не нарушай законы еще больше!

Я просто, хочу проверить сохранность одного мира. Кажется я немного… ошиблась в расчетах, — пробормотала я, ударя указательными пальцами друг о друга. Я не делаю расчетов.

Я не спрашивал тебя, хорошо? А ты не ходила восточнее Западного поворота к серебрянному окну, минутах в пяти от двенадцами. И я не замечал, что отец там бывает около двух часов, не пересекись, не предупреждал я тебя.

Да, конечно нет, — закивала я, пряча скрещенные пальцы за спиной. Будто мы снова стали детьми и прятались в кабинете отца. — Ну пока.

Антон не говорил мне путь и не останавливал — идеальный сын и идеальный брат. Никаких вопросов. Никаких лишних движений. Но неужели ему правда не интересно, зачем мне туда? Поверил в ложь? Не смешите. Хотя не мог же он догадаться к какому из сотни миров я пойду, да? Или…

Почему он не остановил меня?

Он всегда так спокоен. Он покрывает меня.

Иногда я думаю…

Что он ходил далеко. По времени.

Он заходит дальше, чем следует и просто знает, куда мы придем. Тогда значит ли, что его поощрения — знак оправдания меня будущим?

И все-таки кто-то создал дороги, по которым нельзя идти. То есть были и до нас люди, что выбрали нас вместо себя. Но почему осталась только наша семья? Ведь в мирах столько людей.

… когда мы найдем замену, мы не оставим их всех?

Я испугалась. Зачем я начала думать об этом? Нет, зачем? Стоп, стоп, хватит. Никаких Западных поворотов, я иду спать.