Глава 8

— 8-

Давно забытое чувство, которое окутывает крепко спящего человека, после полутора лет бессонницы было в диковинку. Маркус это осознал, когда его стали тормошить. Он же спит! Спит! И хочет еще! Дэнвуд попытался отмахнуться, уж больно благостными были ощущения вязкой, сладкой сонливости, а так бы придушил гада!

— Мистер Дэнвуд, просыпайтесь! — послышался настойчивый шепот.

Кто это? Незнакомый голос. Марк перевернулся на бок и приоткрыл глаза. Секунды хватило, чтобы понять, где он.

Анна почувствовала, что совершает преступление, когда Дэнвуд открыл глаза, в которых застыла мольба и укор. Невыносимая усталость лежала на худом, аристократического вида, лице. Можно было бы списать это на стандартную утреннюю хандру, но это было не избитое представление, которые привыкли ломать многие люди по утрам, когда приходится рано вставать.

— Знаю, что рано, но мне надо заехать кое-куда, а потом я отвезу вас в Чепкроут. Извините, что вчера не предупредила. Хотя это ровным счетом ничего не изменило бы, — Анна сидела около дивана на журнальном столике, рядом дымилась большая кружка с кофе.

— Одеться то можно? Или прямо в одеяле прыгать в машину? — с кривой усмешкой спросил Марк и посмотрел на окна. — Благо темно, меня никто не увидит!

Анна удивилась, что он еще шутит, чего-чего, а этого она никак не ожидала. В голосе слышался сарказм и издевка, но мягкое выражение глаз указывало на отсутствие злости. Марк адресовал ей многозначительный взгляд и кашлянул.

— Но могу устроить стриптиз прямо сейчас, если вы не желаете оставить меня одного на несколько минут. Может успею и кофе отхлебнуть, главное не обжечься!

От выражения его лица Анне стало не по себе и подскочив, она поспешно направилась к входной двери.

— Обжечься — никогда! А вот подавиться — запросто! — сказала Анна не оборачиваясь, но таким голосом, который бывает только тогда, когда люди довольно улыбаются.

Марк нехотя поднялся, спустил ноги на пол и оперся локтями на колени, обхватив голову. Единственным желанием было улечься обратно. Голова требовала подушку. Ему стало чудно из-за того, что вообще удалось заснуть. Диван что ли особенный?! Назойливый аромат кофе привлек внимание.

— Главное не подавиться, — улыбаясь, пробубнил Дэнвуд и осторожно сделал первый глоток.

Кофе был восхитительный, с сахаром и гвоздикой. Тишина гладила уши, а полутьма — глаза, кофе — горло. Единственным источником света была настольная лампа, стоявшая на комоде у входной двери. Отсюда не хотелось уходить, запросто можно было начать завидовать человеку, у которого такое жилище. Очень легко…

Марк порывисто встал и пошел в ванную комнату, умылся. Холодная вода расшевелила лицо. Можно было начинать проживать этот день. С вечера он аккуратно сложил свою верхнюю одежду на стул и она не помялась. Неопрятность он сильно не уважал. Перед выходом, он замялся и подбежав к столику, на котором стояла теплая чашка, в несколько глотков осушил ее. После этого с нежностью посмотрел на широкий диван, расплылся в улыбке, щелкнул выключатель на лампе, захлопнул дверь и уже вприпрыжку по лестнице спустился на первый этаж.

Анна услышала громкий топот и мгновенье спустя в зал влетел мистер Дэнвуд. Похорошевший и сияющий, хоть очки надевай. Анна щелкнула выключатель и зал погрузился в темноту.

— Вы переживете, если завтрак я устрою вам примерно через час или полтора? — Анна хорошо ориентировалась в полумраке и чтобы Дэнвуд не разбил себе свой ровный нос, взяла его под локоть и повела через кухню к служебному входу.

— Экономите электроэнергию? Ценю рвение и понимаю, — Дэнвуд явно получал море удовольствия от этих поползновений во тьме и не сопротивлялся. — Я переживу все, если вы пообещаете мне одну вещь!

Она отперла дверь и пропустила его вперед. На заднем дворе загорелся фонарь, заливая все ярким светом.

— Какую?

Дэнвуд резко обернулся, так что Анна чуть в него не врезалась. Откуда такая подвижность по утрам?! Не на его ли лице, пять минут назад, отражалась вся мировая скорбь и усталость?

— Продать мне ваш диван. Предлагаю любые деньги!

— Клад в нем нашли? — Анна ухмыльнулась.

— Подумайте хорошо. Можно будет всласть пользоваться электричеством, да и на травматологе сэкономите! Признайтесь, сами — то сколько синяков себе заработали, играя в свой «форт Байярд»?

Анна начала сомневаться с этим ли человеком она познакомилась в Руане. Там сидел, словно кочергу проглотил.

— Представьте себе, ни одного!

Пришлось покривить душой и цыкнуть на свою совесть, которая, растормошив подружку Память услужливо подсунуло воспоминание о прошлогоднем Дне Рождении Кейт. Той ночью, поддерживаемая только своим энтузиазмом Анна, также самоуверенно отказалась от безопасной освещенности помещений и лихо расшибла в кровь несколько пальцев на ноге, наткнувшись на стол. Но синяков ведь не было! Море крови и сильный ушиб, но не синяки!

— Откройте ворота, пожалуйста, я выгоню машину!

Марк положил вещи на заднее сиденье и послушно выполнил просьбу. Анна осторожно выехала на дорогу, припарковалась у обочины и вышла, оставив двигатель включенным, чтобы прогрелся. Подошла к Дэнвуду, который ждал ее, держа деревянные створки. Начинало светать и Анна заметила, что за всей его бравадой пряталась странная рассеянность.

— Так что там с моим диваном? — легко просила Анна, защелкнула замок и направилась обратно к машине, ожидая очередную порцию колкого юмора. Ответом была тишина.

Марк уселся на переднее сиденье, пристегнул ремень безопасности и уставился отсутствующим взглядом в пасмурную серость улицы.

— Я почти забыл, это ощущение, — послышался глухой голос. — Когда засыпаешь не под утро в агонии удушливых, назойливых мыслей, а сразу, едва коснувшись головой подушки.

— У вас бессонница? Давно?

— Полтора года. Прошедшая ночь исключение…

У Анны от потрясения расширились глаза. Она сама, бывало, страдала от недосыпа, это было смерти подобно. За полтора года можно было бы просто сойти с ума.

— Простите еще раз. Если бы я знала… не посмела бы разбудить. Вполне могла бы вернуться за вами позже.

Искреннее сожаление и неподдельное сочувствие смутили Марка. Возникло неловкое молчание. Он знал только один способ разрядиться обстановку.

— Так диван мой?

Анна рассмеялась.

— Всякий раз как будете в наших краях.

— Что ж, теперь буду знать, куда отправиться в отпуск.

— А он у вас бывает?

— Гипотетически. А сейчас куда направляемся, если не секрет? — Марк с любопытством впитывал панорамные картины городского пейзажа и во всю вертел головой по сторонам.

— На местный рыбный рынок.

— Что-то будете покупать?

— Нет. Всего-навсего собираюсь дать взятку! — Анна немного вытянула шею вперед и приподнялась над сиденьем, чтобы вписаться в крутой поворот.

— И вы еще нас, с ангельским видом, обвиняли в махинациях?!

— Внешность обманчива. Вам ли этого не знать? Тем более у меня размах не тот. Доплачиваем немного сверху поставщику, чтобы рыба и морепродукты были откалиброваны на совесть и первой свежести.

— Уверен ваши посетители, рыдали бы от умиления, зная на какой риск, вы идете и в какую рань, чтобы им угодить.

— Блаженны в неведенье! Там пусть и остаются. Переживу! Ведь все окупается и такая цена меня устраивает. Все довольны, а это главное.

— Уступка совести?

— Уж лучше ей в этом уступить, — Анна въехала на стоянку около рынка и припарковалась. Не смотря на ранний час, деятельность на территории рынка была весьма оживленной. Во всю шла разгрузка контейнеров с замороженной и свежей, во льду рыбой.

— А в чем поблажек не будет? — Марк с интересом рассматривал, представшую перед ним картину. Такое впечатление, что он едва сдерживался, чтобы не пройтись по рядам и много чего из представленного товара не потрогать пальцем.

— В алчном желании продать вам свой диван за бешенные деньги, — Анна заглушила мотор и вышла из машины.

Дэнвуд оценил то, как она ушла от ответа, ее искусная непосредственная манера общения подкупала. Она не старалась ему понравиться, не позиционировала себя как «правильную» по всех отношениях, что указывало на то, что с ней легко найти общий язык. Поражало еще и то, что, проделав кропотливую работу и вытащив на свет хорошо замаскированные махинации будущих партнеров по бизнесу ее семейства, она вела себя так, будто ей глубоко на это наплевать. Анна Версдейл, не смотря на некоторую дотошность, определенно начинала ему нравиться.

Анну же удивила та непринужденность, с которой она себе позволила, в сущности, перед чужим человеком вывернуть на пару мгновений свою душу. Они, словно пара школьников, склонившихся над препарированной лягушкой и копошащихся в ее внутренностях, с интересом обсуждали теперь кажущуюся сомнительной, важность самоограничений, смело, вывернув наизнанку умозаключения, к которым их привел жизненный опыт.

Марк вышел из машины и закурил. Пагубная привычка вот уже пятнадцать лет участливо была свидетелем его самых жестоких поступков и радостных моментов. Попыток бросить, никогда не было. Марк развернулся и задумчиво пнул подвернувшийся под ноги камешек. Отправляясь в эту «командировку» он рассчитывал на холодный прием и смертельную скуку. Еще в детстве Англия показала ему свою чопорную, каменную морду и полное безразличие. Бесконечные правила выводили из себя и его свободолюбивая сущность настойчиво требовала нарушить каждое. Вне всякого сомнения, бесшабашная и загульная Франция была ему намного ближе.

Ловко миновав ряды, уставленные ящиками с рыбой, Анна даже немного замерзла. Сотни фунтов льда понижали температуру градусов на пять, а то и больше. Она привлекла внимание нескольких грузчиков и вслед, послышался фривольный свист. Не оборачиваясь, Анна дошла до обитой пластиком конторы рынка и вошла внутрь. Там ее уже ждал неопрятного вида мужчина, в теплом синем комбинезоне, темной фланелевой рубашке и вязанной шапочке, он хмурым взглядом окинул ее с ног до головы и кивнул.

— Вы Анна?

— Да. А вы… э-э-э… мистер…Аклин?

— Оклин. Фрэнк Оклин. Я тороплюсь, поэтому ближе к делу.

Анна кивнула, достала из кармана конверт и протянула мужчине.

— Я надеюсь, что накладок не будет. Нам нужно лучшее! В противном случае это вознаграждение будет для вас последним.

— Не подведу. Груз прибудет через неделю. Я отберу все в соответствии с вашим заказом. Вы сможете лично все проверить, — мужчина принял конверт и заглянул внутрь, довольно крякнул и протянул ей засаленную визитку с номером своего телефона. — Я позвоню.

— Буду ждать. До скорого.

Анна поспешно пошла обратно. Ей абсолютно не нравилась идея со взяткой, но другого выхода не было. В последнее время ресторан получал не рыбу, а какое-то костлявое месиво. Честной быть, конечно же, красиво и приятно, а вот нечестной быть заставляла жизнь.

Ее мобильный задрожал в кармане. Анна взглянула на экран, звонил отец. Неужели!

«Сейчас за гостя «предупредит!» — подумала Анна.

— Да, папа! Привет!

— Анна, совсем вылетело из головы! Дэнвуд вчера приехал?

— Да. Как можно было забыть?!

— Мы весь день вчера были в доме у Оскара Пенкреста.

— Понимаю, что дедушка жить не может без своего ненаглядного сослуживца, но это не…, — Анна чуть не сорвалась на крик, но отец не дал ей договорить.

— Анна он умер вчера от сердечного приступа! Мы помогали с организацией похорон. Кларисса не отходила от Джоан.

— Бог мой! Папа, прости! Я не знала. — Анна прикрыла рот рукой и на глаза навернулись слезы.

— Милая, через час погребение. Я попрошу тебя занять чем-нибудь Дэнвуда. Как только сможем, мы приедем.

— Да, — Анна была огорчена. В горле стоял ком.

Она помнила Оскара Пенкреста столько, сколько помнила себя. Будучи лучшим другом Бена Версдейла еще со времен службы в армии, тот практически являлся родственником. Анна выросла на глазах у Оскара, а он на ее глазах состарился.

Ему было семьдесят семь лет. На год старше ее родного деда. Анна мотнула головой, прогоняя тяжелые мысли, ее накрыла новая волна раздражения. Она не могла проводить в «последний путь» друга семьи, потому что надо нянчиться с «дорогим гостем». И откуда он только взялся?!

Еще издали Анна заметила Дэнвуда, который стоял прислонившись к машине и курил. То-то мама обрадуется! В коем то веке ей будет компания. Анна нейтрально относилась к курильщикам и по этому поводу не кривила душой — табачный дым ей нравился. Но в меру! Стыдно было признавать, но Дэнвуду эта пагубная привычка как не странно шла. Он держал сигарету, прикрывая ее ладонью, слегка щурился от дыма, что придавало ему весьма экстравагантный вид. Она не успела отвести глаза, невольно залюбовавшись зрелищем. Ну, как можно было «красиво» курить?! Марк поднял голову и встретился с ней взглядом, застав тем самым врасплох.

— Удачно? — он затушил окурок и не найдя поблизости мусорного бака с тяжелым вздохом бросил его под ноги.

— Весьма! Садитесь! — Анна ответила более резко, чем хотела.

Какое-то время они сидели в тишине, каждый погруженный в свои мысли.

— Мисс Версдейл, как можно быть столь нетерпимой к чужим ошибкам, а затем столь безмятежно ступать на скользкий путь, который приведет вас к совершению подобных?

— Это вы про ваши сомнительные дополнительные виды деятельности и мое взяточничество?

— Допустим!

— Хм, — Анна позволила себе усмехнуться, было видно, что ему хотелось поболтать. — Во-первых, моя нетерпимость ограничивается рамками работы, которую мне доверил провести дед. Поверьте, я прекрасно осознаю, что закидывать камнями вашу компанию бессмысленно и бесполезно, когда вокруг творятся дела и посерьезнее. Меня волнует лишь вероятность угрозы семейному делу Версдейлов. Не более! Бить себя в грудь и лезть на баррикады я не собираюсь. Более того, скажу, что каждый выживает как может, главное в нужный момент показать зубы, чтобы другие не загрызли. Согласны?

— Допустим! — Дэнвуд был в восторге, но странная натуга в ее голосе указывала на ее недовольство. «Неужели кривит душой?»

— А во-вторых, безмятежность моя, несколько показная относительно скользкого пути. Меня вовсе не радует перспектива спотыкнуться на мелком правонарушении. Люди, знаете ли, разные попадаются… Я же, по большей части, трусиха до мозга костей. Как только останусь с собой наедине, не пройдет и часа, как мысленно посажу себя в тюрьму! Хотя, положив руку на сердце надо признать, что многие так поступают. Слабое оправдание? Да? Не хочу относить себя ко многим, но идеалисты идут на дно первыми. Ничего не поделаешь! Нравы катятся к чертям собачьим! Скрипя сердцем перестраиваюсь!

— Вы в этом уверены? — Дэнвуд вздернул брови, а на лице плясала усмешка.

— Скажите, нет? Для вас общепринятые добродетели лишь пустой звук? Хотя не удивительно. Повсеместно молодежь и не только, яростно отрицают, все, на что раньше люди молились!

— Неужели деньги?! — в притворном ужасе прошептал Дэнвуд.

— Да уж. За ярким примером далеко ходить не надо. Между прочим, в Англии разрешили пропаганду атеизма. Что вырастет тогда из нынешнего поколения? — Анна помотала головой. — Таким образом, они считают себя свободными, а средство достижения этой свободы — отказ от основ морали.

— Боюсь, современная молодежь и впрямь достойна сожаления, если они считают себя свободными в своих отношениях с добродетелью, по сравнению с тем, что творилось во времена «Сапожка».

— Куда же без Калигулы! — воскликнула Анна и осеклась, Дэнвуд с укором посмотрел на нее. — И?

— И Франции времен Де Сада…Но я в этом вижу очищение. Как не удивительно… Террористическая политика Калигулы, уничтожающая все традиции и возвышающая правителя, вызвала самую естественную из реакций… Высшие круги власти поняли, что единственный способ покончить с тиранией — это убить императора. Те, кто дойдут до края упадут сами без посторонней помощи. Все, что творится сейчас, это лишь тень былых событий, которые вершили историю. Современная молодежь для этого, боюсь, страдает недостатком воображения. Апатия — вот незаметная удавка для современного мира. Убивает бездействие и безразличие! Говорите о морали? Но, ведь даже вы не похвастаетесь чистой совестью!

— Да! Над моей совестью также висит «дамоклов меч», — Анна горько усмехнулась. — К примеру, мне нужно уволить одного из моих работников. При чем самого тихого, мирного и трудолюбивого из всех кто у меня работал. В противном случае, на понравившиеся мне до дрожи в коленках стулья от Машерони, я буду откладывать деньги не два месяца, а пять! Хотите, знать, что еще конкретно мучает мою совесть? Пожалуйста! Я не могу отправиться на похороны одного хорошего человека. Друг семьи вчера умер… Родители, дед мой брат сейчас у его жены дома. Мне же наказано «развлекать» вас до их приезда!

«Так вот в чем дело!» — подумал Марк.

— Много же совести вы себе отрастили, — ничуть не смутившись, сказал Марк, словно мимо ушей пропустив тираду на счет похорон.

Анна поразилась полному отсутствию сочувствия в его голосе. Дэнвуд смотрел на нее, затем он немного наклонился, уголки рта дернулись в ироничной усмешке, которая сильно противоречила тому, что выражали его глаза. Анна поймала себя на том, что задерживает дыхание и ее сердце пугливо сжалось от такой непознанной глубины человеческих чувств. Ей много еще придется пережить трагедий, в сотни раз превосходящих ее дилемму с тихим китайцем, прежде чем она в полной мере поймет «что» в это мгновенье выражали глаза Маркуса Дэнвуда.

— А мне посоветовали вырезать само это слово из своего словарного запаса… И операция прошла успешно, — Дэнвуд хитро улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. — Относительно похорон скажу следующее… Люди всегда умирают вовремя! Как бы жестоко это не звучало. И не надо из меня делать монстра! Жестокости во мне не больше чем в вас! Вот, к примеру, чья смерть трагичнее: молодого человека или пожилого? Многие ответят, что молодого. Как никак, вся жизнь впереди, нереализованные планы, мечты и так далее! То есть старикам, после их смерти, конечно же, достанется законная порция слез, но горе это, вполне ожидаемо, поэтому будет перенесено легче и быстрее. По моему личному убеждению, разным людям, приходящим в этот мир, нужно разное количество времени, чтобы осознать цель своего существования. Называйте это предназначением, если хотите! Кто-то исполняет свое предназначение в двадцать лет, а кому-то нужно восемьдесят… Но и в том, и в другом случае смерть должна восприниматься одинаково. И трагичность должна опираться вовсе не на возраст… Кто-то в двадцать может умереть с улыбкой на губах, а кому-то и века мало будет, чтобы допустить саму мысль о смерти. Порой предназначение многих заключается непосредственно в их кончине. Так происходит в тех случаях, когда этот мир исчерпал все возможные варианты и другим способом не может достучаться до людей, которым необходимо изменить свой образ жизни и мыслей… И видеть в этом только жестокость нельзя. Никто не отнимает право на горе, и никто не стыдит за его проявление. Главное не обесценивать смерть людей, ограничиваясь лишь душевной болью и тоской. Лучшее, что мы можем сделать — это начать ценить каждый день, а не призрачное «завтра» и отказаться от самой сладкой иллюзии — планов на будущее и благих намерений в отношении всего мира, прежде чем, не перестанем врать самим себе. Так что, проститься с вашим другом вы можете хоть прямо сейчас, хоть завтра, поехав на кладбище, если вам при этом обязательно лицезреть надгробие. Ему уже все равно…

Откровенность и убежденность Дэнвуда в сказанных словах ошеломили Анну. Но не меньше чем, то, что она поняла и разделила ход его мыслей, от которых веяло некой внутренней свободой, которая так часто встречается у лишенных всяческих «табу» людей.

— Дадите телефон своего хирурга? — Анна почувствовала, что ее злость улетучилась и дала понять это Дэнвуду. Все таки его заслуга!

— Непременно!

До Чепкроута оставалось ехать минут пятнадцать. Больше не было произнесено ни слова и так как оба были голодны, то переваривать пока пришлось ранее высказанные в слух мысли.