Сеанс 7

Досье №7. На папке стояло имя: Санаев Никита Павлович. Но листов в папке не было, ни одного…

— Где досье? — спросил холодный голос.

— Его нет, его нигде нет…

— Дура!..

У Кости была беспокойная ночь — вместо снов перед глазами всё время было несчастное, измождённое страданиями лицо Ивановой. Промучившись до утра, он собрался и, не дожидаясь начала рабочего дня, отправился на работу.

— Ну что, поздравляю? Такое дело!.. — услышал он: Виктор, дежуривший на проходной, широко ему улыбнулся. — Все уже знают, что вы раскрыли!..

— Ну да… — быстро бросил Костя, опустив голову и торопливо проходя мимо. Ему было неприятно.

Он вошёл в пустой офис. Постоял немного у своего рабочего места, но не присел и, развернувшись, снова вышел в коридор. Здесь никого не было. Он походил по коридору и снова вернулся в офис. Тут было душно. Он открыл пару окон и, когда в помещение повеяло свежестью, ему стало немного лучше.

Наконец, Мадаев сел на стул. Перед собой на стол он положил свой дипломат, но даже не стал его открывать, и просидел так какое-то время. В голове его как будто проматывался фильм, но не с целой киноплёнки, а с порванных кусков слайдов… Бледная, растерянная Валентина, как он увидел её в первый раз; её светлая улыбка, когда он был у неё в гостях; радость Светы от раскрытия дела, невозмутимость Зверева, беспечность Зосимовой, устраивающей вечеринки с незнакомцами, её квартира, шантаж Бердникова… Фрагментов было так много, жизней людей, вплетённых в эту безумную порванную картину, было так много, что он и не заметил, как прошло несколько часов и в офис стали приходить коллеги.

— Константин Михайлович, мы с вами такие молодцы! — услышал он довольный голос. Подняв голову, Костя увидел Кузьмину: она сияла, как и вчера. Но её радость не подняла ему настроение, и он хмуро посмотрел в ответ.

— Знаешь, Света, — негромко сказал он, — ты вчера была жестока по отношению к Ивановой. Даже если она сделала всё, о чём говорила, она этого не понимала. Раздвоение личности — это серьёзное заболевание, и таково стечение обстоятельств, а не её вина. Разве ты не видела, как она мучилась от сознания того, что сотворила? Или тебе не знакомо чувство сострадания?

— Хм, а вы совершенно правы, Константин Михайлович! — гордо ответила она, прямо смотря в его лицо. — Я действительно не могу ей сочувствовать — мне ведь сразу было ясно, что она притворяется в том, что делала всё несознательно. Она — отличная актриса, и продолжает играть даже сейчас, когда всё выяснилось, — уже чтобы уменьшить себе наказание. Это ведь признак безумия, да? — раздвоение личности. Наверняка, хочет, чтобы её признали невменяемой.

Она немного свысока посмотрела на него и отошла к своему столу.

— Ну как, нас можно поздравить? — забежал в офис Михаил. — Раскрыли с блеском такое запутанное дело, да ещё и перераскрыли одно из прошлых?

Он был явно в духе и, довольно хлопнув Костю по плечу, уселся на своё рабочее место. Тот промолчал, сдерживая всё закипающие эмоции. Но когда вошёл Дима Лосев и демонстративно развёл руками, привлекая к себе внимание и собираясь громко поздравить весь отдел, Костя не выдержал и, подскочив, быстро вышел в коридор. Потоптавшись здесь с минуту, он твёрдым шагом отправился к начальству.

— Виталий Маркович, а отпусти меня сегодня домой! — сказал он сходу, войдя в кабинет и забыв даже поздороваться.

В общем-то он и не ждал, что его так просто отпустят, но не мог не попробовать — видеть сейчас коллег было невыносимо: каждый встречающийся, как назло, был осведомлён об итогах расследования, каждый поздравлял и считал важным подчеркнуть, с каким запутанным делом ему пришлось разбираться и что его не сбило с толку милое лицо свидетельницы, оказавшейся убийцей…

«А она всего-то хотела узнать правду о себе… Узнала на свою голову!», — со злостью подумал он и не заметил, что произнёс это вслух.

— Знаешь, а тебе, наверное, и впрямь лучше отдохнуть — выглядишь неважно. Ступай, поспи денёк! — внимательно посмотрел на него начальник. — Тем более, такое дело раскрыл!..

Костя не дослушал — его физиономию после этих слов перекосило, и он поторопился уйти, чтобы отправиться домой, забрав со своего рабочего стола дипломат. Он даже не стал его разбирать, хотя в нём до сих пор лежали отчёты по делу, досье и его записи…

Дома он подошёл к боксёрской груше, висящей под потолком, и критично уставился на неё. Поняв, что не может сейчас переключиться даже на тренировку, быстро достал из дипломата всё, что там лежало, решив заново всё просмотреть. Он пролистывал бумажки из отчётов и досье, читал, что-то выискивал, чего и сам не знал… Так он и провёл весь день, вечер и почти всю ночь — раскладывая перед собой фотографии, рассматривая цифры, читая заметки и иногда забегая на кухню, чтобы сделать новую порцию крепкого кофе.

Утром Костя явился на работу и первым же делом зашёл к начальству. Разговор их был долгим, но всё же, наконец, им удалось прийти к какому-то решению, и Мадаев отправился в свой отдел, чтобы сообщить новости — Виталий Маркович согласен с ним, что нужно провести ещё один гипнотический сеанс с Ивановой.

— У нас нет цифровой записи. И хотя информация, полученная на сеансе гипноза, не может считаться доказательством, думаю, всё равно лучше иметь запись под рукой… — объяснил он коллегам, и Света понимающе кивнула.

— Да, мы ведь только узнать что-нибудь хотели, не ожидали тогда такого поворота, не подготовились… — почти благосклонно приняла она на себя вину за такой недосмотр.

— Но это, конечно, если сама Иванова согласится… Потому что и доказательств её вины в обоих случаях пока нет, — хмуро посмотрел на неё Мадаев, — кроме её спонтанного признания, которое можно не принимать во внимание, учитывая её психическое состояние и то, что она недавно пыталась отравиться.

— Уверена, когда мы плотнее этим займёмся, доказательства найдутся, — благодушно ответила Кузьмина, не замечая его взгляда.

Вскоре в кабинете Зверева, которому пришлось отменить несколько запланированных сеансов с клиентами, собралась следственная группа. Несколько сотрудников устанавливали аппаратуру для записи. Кроме Мадаева и Зверева, здесь также были Света и тот молодой человек Никита, которого она видела в прошлый раз. Два человека сопровождали растерянную, несчастную Иванову. Они подвели её к креслу, а сами молча замерли у стены.

— В прошлый раз мы ничего не зафиксировали механически, — ещё раз сказал Звереву Костя то, что сообщил ему по телефону, — поэтому придётся повторить такой же сеанс, только уже под запись. А проведёт его Никита Павлович, который вам уже знаком.

Он указал на молодого человека, и Зверев немного удивился.

— Разве он способен?.. Стоит ли вам рисковать, когда это могу сделать я?

— О, Никита Санаев — это ваш коллега, он гипнотерапевт, — поторопился объяснить Костя. — Мы ведь и так сильно вас потревожили своими просьбами проводить сеансы гипноза с Ивановой. Это было удобно, когда она была вашей клиенткой, но сейчас, после того, как она призналась в убийстве, она наша обвиняемая, и мы можем воспользоваться своими силами. А вы нам здесь нужны в качестве поддержки Ивановой — ей всё же привычней участвовать в сеансах с вашим присутствием.

На миг в лице Зверева мелькнуло недовольство, и он посмотрел в сторону Никиты. Но не сразу отвёл взгляд, зацепившись за его взор: ему показалось, что Санаев слишком пристально глянул на него в ответ. Впрочем, Зверев сразу забыл об этом, увидев, что тот переключился уже на Валентину.

— Расслабьтесь, — негромко сказал он, вперив взгляд в съёжившуюся в кресле девушку.

Несмотря на некоторую мягкость в голосе, взор его казался пронзительным, как у ястреба, словно хотел проникнуть вглубь подсознания без использования техники гипноза, и Зверев вдруг почувствовал какую-то зависть и даже неприязнь к нему.

— Спроси про Бердникова, — шепнул Никите Мадаев, но тот от него отмахнулся.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он у Валентины.

— Плохо, — тихо ответила она.

Зверев подошёл к столу и из верхнего ящика достал, было, одну сигару. Но воспользоваться ей ему не позволили. «В моём же кабинете мне запрещают!..», — подумал он недовольно, но пришлось смириться.

— Почему? — уточнил Санаев.

— Плохо… — повторила она, будто не имея возможности ответить иначе.

— Вы помните, как в прошлый раз вас погружали в гипноз? — видя, что по какой-то причине она не может объяснить, решил он начать по-иному.

— Да.

— Вы готовы ещё раз ответить на те же вопросы, что задавались вам тогда?

— Да, — в голосе Валентины послышалось страдание.

— В тот раз вы говорили, что это вы явились причиной гибели Екатерины Зосимовой. Это так? — он прекрасно помнил всё, что было сказано на прошлом сеансе, но даже если б это было не так, то Мадаев всё равно не отходил от него, чтобы напоминать всё, что нужно.

— Да, мне очень жаль… — тихо сказала она.

— Вам жаль, но вы готовы повторить ещё раз то, что вы её убили?

— Да, — надтреснутым голосом ответила она так тяжело и медленно, будто не желая открывать рот, но не имея на это сил.

— Вы также готовы подтвердить, что некоторое время назад встретились с Иваном Бердниковым и стали причиной его гибели?

Ответ раздался не сразу: Иванова долго пыталась разжать губы, будто нежелание отвечать сковывало их. Но всё же все услышали тихое: «Да».

«Для человека, который сделал, что хотел, отвечать так нерешительно?.. — задумался Никита. — Если она действительно слаба и нервна, как расписывал Костя, то под моим гипнозом давно была бы расслаблена, но она как будто борется… Словно находится во власти чего-то, что мешает… в капкане или в паутине. Может, в паутине безумия? Кузьмина уверена в этом… Да, она могла совершить преступление, не зная и не запоминая этого, но подсознание-то знает всё! А если я сейчас говорю всё ещё не с ним?..», — внезапно подумал он и резко поменял тему.

— Вы помните, у вас было какое-нибудь безопасное место?

— Да, море, — устало ответила она.

— Вы можете сейчас туда вернуться?

— Это так далеко… Мне было очень мало лет.

— И всё же вы можете это сделать. Вернитесь туда, вернитесь в безопасное место! — приказал он.

С лица Ивановой стала исчезать удрученность, так характерная для неё в последние дни. Вскоре она почти улыбалась.

— Я вижу, вам удалось, вы — у моря. Сколько вам лет? — уточнил Никита.

— Девять.

— Прекрасно! Я рад, что вы в безопасности, а вы?

— Тоже, очень, — она почти пропела эту фразу.

— Хорошо. Скажите мне, пока вы ребёнок, вы чего-то боитесь?

— Нет.

— Может, вы часто болеете, у вас плохое здоровье?

— Нет.

— Конечно, вы всегда веселы и добры?

Валентина сразу согласилась — она явно была рада находиться у моря, быть в том времени, и Кузьмина недовольно шепнула, дёрнув Костю: «Вот видите? Я же говорила — просто притворяется несчастной!..».

Впрочем, ей никто не ответил — внимание окружающих было направлено только на Валентину и Никиту. Даже Зверев так увлёкся происходящим, что не заметил, как всё-таки сунул в рот не раскуренную сигару и даже немного пожевал её.

— А когда вы стали жить самостоятельно, вы также были добры и веселы? — продолжал Никита. — Вспомните тот момент, когда вы в первый раз почувствовали беспокойство, которое мешает вам в вашем настоящем возрасте, — приказал он. — Когда это случилось?

Она нахмурилась.

— Три года назад.

— С каким событием это было связано?

— С приходом к врачу.

— К какому врачу? Вы помните его имя? Назовите.

Зверев уронил сигару на пол, но почему-то не стал поднимать, а развернулся и направился к двери. Но не успел дойти, как имя прозвучало вслух:

— К Звереву Дмитрию Никифоровичу.

Все уставились на него.

— Куда-то собрались? Сеанс ещё не окончен, — отметил Мадаев, пронзительно глядя на него.

— Хотел отдать Анастасии пару распоряжений, — ответил тот спокойно.

— Придётся подождать… — вежливо, но строго сказал Костя. Дмитрий ещё, было, засомневался в его словах, но тот недвусмысленно кивнул сотрудникам, стоящим у стены, и те сразу подошли и встали у двери. Звереву пришлось вернуться обратно к столу, где он немного грузно уселся в кресло.

— Вы пришли к нему на приём? — невозмутимо продолжал Никита, нисколько не отвлекаясь на происходящее вокруг.

— Да.

— Это был первый сеанс у этого врача?

— Нет, третий.

— И что произошло, отчего у вас возникло беспокойство?

Голос Валентины задрожал от обиды и страха.

— Он проник в мою голову.

— Зачем?

— Хотел выяснить, насколько я богата.

Свидетели с недоверием переглянулись, а Света всплеснула руками, собираясь громко возмутиться, но Костя на неё шикнул, и ей пришлось прикусить язычок и оставить своё мнение при себе.

— Для чего?

— Хотел, чтобы я выдала ему денежную премию за эффективное лечение.

— И потом вам было плохо?

— Да.

— Вы пытались сопротивляться?

— Нет. Я ничего не понимаю в таких вещах. Он показал мне красивые часы, приказал уснуть… Потом велел, когда проснусь, помнить только то, что я решила перечислить ему большую премию в благодарность.

— Это был единственный подобный случай?

— Нет.

— Как часто Зверев использовал этот метод в работе с вами, чтобы получить дополнительную оплату?

— Пару раз в месяц.

Следователи ахнули, Светлана воскликнула: «Вот ведь как лжёт!», а Звереву, казалось, было всё равно — он не только не помрачнел после таких обвинений, но вроде бы даже усмехнулся.

— Он объяснял вам эти свои поступки?

— Иногда смеялся, говорил, что я дура, что мне не нужны такие деньги и что он найдёт им лучшее применение, — грустно ответила она.

— Хорошо. Я хочу, чтобы сейчас вы оказались в своём прошлом — три года назад, когда вы были в безопасности, до вашего беспокойства, до сеансов с психоаналитиком, — медленно, проникновенно сказал Никита, наблюдая за её дыханием. — Вы там, вам спокойно?.. И вы готовы к моим вопросам?

— Да, — мягко улыбнулась она.

— Вы уже знакомы с Екатериной Зосимовой?

— Да, она моя подруга и родственница.

— Она вам нравится?

— Очень! Она — моя единственная кровная родственница, кроме моей дочери…

— Вы хотели бы её убить?

Валентина охнула.

— Нет, конечно! Я хочу, чтобы она жила и была счастлива.

— Хорошо… Вы знаете Ивана Бердникова?

— Да.

— Он вызывает у вас симпатию?

— Нет, наверное…

— Почему вам неловко? — заметил Никита её смущение.

— Кате он действительно нравится, поэтому жаль, что мне он неприятен. Я стараюсь этого не показывать, чтобы ей не было обидно.

— А вы готовы были бы убить его, чтобы ваша любимая Катя могла найти себе более достойного партнёра? — уточнил он.

— Нет, вы что! — возмутилась она. — Разве можно убивать?..

— Я вас понял, не беспокойтесь! Тогда помогите мне: через три года вы скажете, что убили их. Я хочу, чтоб вы вспомнили тот момент, когда у вас в голове появилось знание о том, что это сделали вы.

Валентина, занервничав, не ответила.

— Вы помните тот момент, когда у вас в голове появилась информация, что вы убили Катю и Ивана, вместо информации о том, что вы точно этого не делали? — жёстко повторил Никита, и она тихо произнесла: «Да…». — Я хочу, чтоб вы рассказали мне эпизод, который предшествовал этой замене информации, — приказал он.

— Ну это же просто бред! — раздался голос Зверева, поднявшегося, было, с кресла, но снова посмотревшего в сторону конвоя у двери и севшего обратно. — Давайте выведем её из гипноза, всё ведь уже доказано, а такой длительный сеанс может плохо на ней сказаться… Вы же видите, что всё это её сильно беспокоит!

— Продолжай, Никита! — не ответив ему, строго бросил Костя и мельком посмотрел в сторону двери. Поняв его, охрана отошла оттуда и ненавязчиво приблизилась к ним.

— Расскажите эпизод, предшествовавший этой замене информации! — вновь приказал Санаев Валентине. — Где вы находитесь?

— В клинике, — прошептала та.

— Вам страшно?

— Нет, я всегда спокойно прихожу сюда.

— А уходите тоже всегда спокойно?

— Не всегда.

— Вам становится неуютно, когда врач самовольно вводит вас в гипноз?

— Да, — прошептала она.

— Вы пришли спокойная и что происходит дальше? Зверев опять подчиняет вашу волю?

— Да, — ещё тише ответила она.

— Он хочет денег, ещё?

— Нет.

— Что тогда?

Иванова вдруг стала задыхаться. Никита грозно сказал:

— Сейчас я рядом, и он не причинит вам вреда! Но вы должны сказать, что именно желает Зверев в этом эпизоде. Что он вам приказывает?

Дмитрий подскочил, но тут же сел на место — охрана, оказавшаяся за его спиной, предупредительно хлопнула его по плечу, останавливая. А Валентина, дрожа, продолжала:

— Он говорит, что сейчас придёт следователь и что я должна… делать вид, что не нахожусь под гипнозом. А потом, когда он прикажет: «Усните!», я должна показать, будто нахожусь под гипнозом, чтобы сообщить… следователю, что Иван Бердников позвонил мне в день своей гибели. Он так смеялся… Сказал, что это будет хорошая шутка…

— Это неправда? На самом деле Бердников не звонил вам в день своей гибели? — уточнил Никита.

— Да, он никогда мне не звонил, мы не общались кроме тех редких встреч после прогулок с Катей.

— Зачем Зверев так поступил с вами?

— Он сказал, что это будет смешно… А ещё — что я очень слабая и сама виновата. Он всегда говорил, что я слабая и потому недостойная богатства, которое мне досталось…

Присутствующие дружно посмотрели на Дмитрия, устало растёкшегося в кресле. Только Света кусала губы, мысленно проклиная Иванову за ложь. «Ну ничего, я выведу её на чистую воду!», — пообещала она себе, нервно сминая в руке блокнот.

— Потом он отпустил вас, убрал с вас своё влияние, да? Почему вы не рассказали об этом следователю? — спросил Никита, и Валентина печально ответила:

— Он отпустил меня, но приказал всё забыть…

— После рассказанного вами случая Зверев ещё вводил вас в гипноз?

— Да.

— Зачем?

— Он велел сказать… — её губы едва шевелились, — что я столкнула… заснувшего Бердникова в пруд…

Она задрожала. Никита переглянулся с Костей.

Дмитрий же в это время пытался остаться равнодушным и невозмутимым, но мысли всё лихорадочней метались в его голове.

— Успокойтесь! Вы этого не делали? — продолжал спрашивать Санаев.

— Нет, — её открытые влажные глаза блестели.

— Почему после сеанса вы не сообщили следователю правду?

— Зверев запретил мне об этом помнить.

— Что ещё он приказал вам в тот раз? — уточнил Никита.

— Чтобы я сказала, что это я вытолкнула Катеньку из окна её квартиры, предварительно усыпив…

— Вы действительно сделали это или это также неправда?

— Я никого не поила снотворным и не убивала.

— То есть то, что вы в прошлый раз сказали следователю Мадаеву в состоянии гипноза и после, когда вам попросили подтвердить эти слова, было ложью?

— Да, — устало ответила Валентина.

— Нет, это она лжёт сейчас! — не выдержав, подскочил с места Дмитрий, но его усадили обратно.

— Значит, Зверев приказал вам себя оклеветать и забыть о том, чего вы на самом деле не делали… — подытожил Никита. — Но вы ведь боролись? Вы пытались вспомнить?

— Да, но я слишком слаба… В этом он прав.

— Вы злитесь на него?

— Нет, — она устало передёрнула плечами. — Он несчастный… Не знает, что такое любовь…

Зверев внезапно захохотал.

— Нет, вы только посмотрите! — теперь уже не выдержала раскрасневшаяся Света. — Сама кидается на моего Диму, бегает к нему на сеансы чуть ли не каждый день, а теперь ещё и поклёп на него делает!..

Её возмущению не было предела, но Санаева это не трогало, как и Мадаева.

— Сейчас вы помните, что с вами произошло, — твёрдо сказал Никита, — и знаете, какая информация в вашей памяти действительно правдива. Теперь вы проснётесь и не будете ни под чьей волей. Вы поняли меня?..

Его рука, вытянутая ладонью вперёд, медленно опустилась вниз перед открытыми глазами Валентины. Через секунду та закрыла их, спокойно дыша. А вскоре резко открыла. Вцепившись напряжённой рукой в подлокотник кресла, она обвела комнату усталым взглядом.

— Зачем?.. — негромко произнесла она, найдя глазами Зверева. Тот, подскочив, вскричал:

— Прошу избавить меня от наговора! Да как можно было доверить столь важный сеанс какому-то проходимцу?! Константин Михайлович, я от вас такого не ожидал! Привести ко мне в кабинет неумёху, который решил поиграть в следователя: позадавал глупые вопросы той, которая уже полностью призналась в своей вине! Снова пошатнул её только наладившееся спокойное самочувствие! Теперь она опять не будет понимать, чему из своей памяти верить. Она снова встанет на путь безумия, и всё потому, что вы привели какого-то непрофессионала, дешёвого гипнотизёра! — брызгая слюной, кричал он.

Но ответ старшего следователя его обескуражил.

— Из того, что вы сейчас сказали, правдой является то, что Никиту Павловича сюда действительно привёл я, — усмехнулся он. — Что до остального, то всем присутствующим моим коллегам, или почти всем, потому что Светлана пока стажёр и знакома ещё не со всем коллективом, известно, что Никита Санаев — внештатный сотрудник следственных органов, гипнотерапевт высшей категории. И думаю, чтобы доказать, что вы не правы в своих суждениях насчёт него, необходимо, чтобы он погрузил в гипноз вас. И вы нам расскажете, зачем поступили так с Валентиной Осиповной, зачем заставили её взять всю вину на себя.

Никита быстро посмотрел на Мадаева. Но он был знаком с ним уже давно и сразу понял по жёсткому взгляду, что тот не изменит своего решения. «Что ж… — подумал он о том, что это незаконно, — это его выбор; да и такая ситуация…».

Дмитрий замер, открыв рот и не зная, что сказать. А Санаев тут же поднял левую руку, очень пристально и пронзительно глядя на него.

— Нет, это запрещено! Я не позволяю, вы не имеете права! — вдруг испугался тот. Он, задыхаясь, размахивал руками, словно пытаясь найти потерянную точку опоры, и ему вторила подскочившая с места испуганная Света. Но коллеги сдвинули её к окну, где она и замерла в ужасе от происходящего, а Зверева усадили в кресло.

«Всё равно я услышу, зачем он взвалил это на неё, а там пусть хоть выговор, хоть…», хмуро подумал Костя о том, что действительно не имел полномочий так поступать. Но иного выхода он перед собой теперь не видел.

Дмитрий сопротивлялся гипнозу. Очевидно было, что дело затягивалось: с ним всё происходило не так, как с Валентиной. Она безмятежно позволяла погрузить себя в это состояние, сама желая найти ответы в своём подсознании, но Зверев, казалось, этого не хотел больше всего на свете! Его разум яростно, отчаянно боролся, но молодая кровь всё же была сильнее: вскоре его судорожные движения смягчились, и Никита, напряжённый до такой степени, что обозначились мышцы на его руках, смог чуть-чуть расслабиться.

— Слишком силён… — сквозь зубы отметил он. — Придётся сначала спустить его глубоко в детство…

Он медленно провёл рукой перед потускневшими глазами Дмитрия. Тот глубоко вздохнул и нехотя положил сжатые кулаки на подлокотники кресла.

— Вы меня слышите? — не опуская руку, мягко спросил Никита, но в глазах была твёрдая решимость держать его под контролем.

— Да, — сквозь зубы проговорил тот.

— Вы помните, кто вы?

В ответ раздалось неразборчивое пыхтение: Зверев явно пытался выбраться из плена чужой воли. Тогда Никита посмотрел на него ещё жёстче, и тот вдруг, в порыве резко сжав губы, также резко их разжал, как и кулаки, и лицо его наполнилось безмятежностью, присущей тем, кто беззаботно спит.

— Я хочу, чтобы вы были спокойны. Вы спокойны? — медленно, как ни в чём не бывало, продолжал Санаев, будто ведя обычную беседу.

— Да, теперь мне почти хорошо, — негромко ответил тот.

— Вы сейчас находитесь в безопасном месте. Где вы? — уточнил он.

— В маленьком углу, под столом.

— Что это за стол? — спросил он, пока остальные удивлённо переглядывались.

— Это старый стол на чердаке. Под ним темно и меня никто не сможет найти.

— Вы часто тут прячетесь?

— Всё детство, — Дмитрий немного съёжился в кресле.

— А от кого?

— Ото всех!

— Вас кто-то пугает?

Зверев молчал, сжав губы, как напуганный мальчик.

— Кого вы боитесь? — перефразировал Никита вопрос.

— Отца — он часто меня бьёт. И мальчишки во дворе дразнят слабаком и тоже бьют… Я прячусь, чтобы меня не нашли. Вы слышите? — вдруг вздрогнул Дима, ещё больше сжавшись, будто пытаясь забиться в самый маленький уголок. — Отец внизу опять кричит! Он будет искать меня и опять побьёт!.. — в голосе появилось дрожание слёз.

— Успокойтесь! — приказал Никита. — Вы в безопасности, вас никто не тронет. Вы в чём-то провинились или он просто вас не любит?

— Он никого не любит!

— А вы его?

Лицо Дмитрия из испуганного превратилось в озлобленное.

— А я их ненавижу! Их всех! Но это ненадолго… — чуть не крикнул он, задыхаясь от злости и обиды.

— Почему? Что вы собираетесь сделать?

— Я стану сильным и умным, отомщу им всем! Всем! Меня больше никто никогда не тронет! — со слюной выплёскивая ненависть, крикнул Зверев.

— Успокойтесь! Я хочу, чтобы вы вспомнили, что потом вы стали старше — начали самостоятельную жизнь и стали свободны. Сейчас их нет рядом и мстить некому.

Зверев сипло засмеялся.

— Почему вы смеётесь? Вас насмешило это воспоминание? — уточнил Санаев.

— Их нет рядом, их нет! — почти запел довольный Дима. — А мстить можно всем!

— Вы уже взрослый. Разве ваша ненависть не утихла?

— Мстить можно всем, можно всем!.. — беззаботно продолжал тот. — Главное, знать — как.

— Разве у вас ещё есть враги?

— Все люди, все люди… Но меня больше не тронут! Я сильнее их, умнее…

— А ваши пациенты? Вы ведь врач, вы призваны помогать им?

— Они мне дают деньги. А иногда я и сам беру… — хрипло засмеялся он.

— Вы действительно умны, — спокойно отметил Никита, пока свидетели шептались, качая головами. Только Мадаев смотрел с каким-то странным чувством отвращения, смешанного с жалостью, да Валентина глядела с ужасом. Света всё ещё была в каком-то ступоре и лишь иногда молча заламывала руки, мечтая, чтобы этот эпизод скорее закончился. — А как вы их берёте?

— Я говорю, сколько они должны мне принести, и они несут. И это не за сеанс! — радостно оскалился он вдруг.

— А за что?

— Просто так, потому, что я так хочу! Потому что я сильнее.

— И много денег вы уже так получили?

— Да, очень!

— Вы умный человек! А сеансы вы проводили, как нужно?

Зверев засмеялся.

— Как мне нужно, — самодовольно подчеркнул он. — Достаточно наплести с три короба, чтобы глупые люди остались довольны и пришли ко мне в следующий раз со своими деньгами, и ещё, и ещё!..

— Разве никто из них не вызывал вашего уважения?

— Нет.

— Может быть, всё-таки кто-то вызывал желание помочь? — уточнил Никита, внимательно глядя в его лицо.

— Нет.

— Спроси уже про Иванову! — нервно шепнул Костя Санаеву на ухо.

— А Валентина Осиповна? — уточнил тот.

— Она — слабонервная дура! — резко сказал Зверев.

— Она вам настолько не нравилась, что вы решили свалить на неё два уголовных дела? — немного ласково спросил жёсткий гипнотерапевт.

Дмитрий захохотал, а потом резко перестал смеяться и грубо добавил:

— Она — слабая, невозможно слабая. Таким нельзя жить в этом мире. Они убийцы! Моя мать была такой же, слабой. Она никогда не пыталась защитить меня от отца! Никогда! — он брызгал слюной от переполнявшего его гнева.

— Успокойтесь, это в прошлом… Вам удалось отомстить Валентине за слабость — она приняла на себя чужую вину, её взяли под стражу. Вы довольны?

— Очень! — чуть не зашипел он, оскалив зубы от радости.

Валентина, казалось, утопла в своём кресле, так сильно она вжалась в него, от ужаса схватившись за голову.

— То есть Валентина Иванова не убивала ни Ивана Бердникова, ни Екатерину Зосимову? — ещё раз произнёс Санаев, на что получил утвердительный ответ.

— Можно заканчивать? — тихо спросил он у Мадаева, но тот что-то быстро зашептал ему, и он снова обратился к Звереву. — А как же Зосимова? Она вам нравилась?

Зверев нахмурился.

— Она злая. Она предала меня.

— Как «предала»? Вы были знакомы с ней до того, как она пришла к вам на сеансы? — Костя торопливо нашёптывал Никите вопросы, боясь упустить момент.

— Нет.

— Как вы с ней познакомились?

Зверев снова недовольно заворчал, но Санаев, напряжённо глядя в его открытые глаза, заставил его продолжать.

— Она пришла ко мне на сеанс.

— Кто ей посоветовал?

— Лидия Матвеева.

— Родственница?

Зверев засмеялся.

— Какая она родственница! Если бы не я!..

— Вы что-то придумали, чтобы их породнить? — с интересом спросил Санаев, и тот гордо продолжил:

— Я приказал Зосимовой стать крёстной для дочери Матвеевой.

— Вам хотелось помочь Матвеевой?

— Мне очень хорошо заплатили. А Зосимова мне совсем не нравилась: вычурная особа, много о себе думала! — зло добавил он.

— А как вы ей это приказали?

Зверев запыхтел, пытаясь выбраться из-под чужого гнёта, но снова неудачно.

— Она пришла на сеанс, и я велел ей уснуть, а затем внушил, что было нужно, — недовольно буркнул он.

— Вы погрузили её в гипнотическое состояние? — уточнил Никита после того, как Костя, прошептав ему что-то, указал на записывающее устройство.

— Да. Она сопротивлялась, но я сильнее!

— Это был единственный раз, когда вы так с ней поступили?

— Нет.

— Для чего вы погружали её в гипноз потом?

— В следующий раз я приказал ей написать завещание на имя её крестницы.

Свидетели переглянулись. Мадаев ощущал какой-то озноб ожидания и даже трепет: скоро он мог узнать о причинах самоубийства Зосимовой! «Это не может не проясниться, — подумал он лихорадочно. — А если выяснится, что Матвеева причастна к её гибели, можно будет заново разворачивать это дело, можно будет найти убийцу, если Зосимова всё же не сама…».

— Это опять попросила сделать Матвеева? — немедленно уточнил Никита.

— Да, она, за очень хорошую плату.

— Вы не беспокоились, что Матвеева могла вас потом выдать?

— Нет, — усмехнулся Зверев. — У неё самой рыльце в пушку. Она помнила, что я это знаю и в любой момент могу сдать её властям.

— Что вы имеете в виду?

— Она подстроила гибель своего мужа. Хотела выйти замуж за другого, но не желала терять деньги первого мужа.

— Как вы это узнали?

— Погрузил её в гипноз, — удивился Зверев, будто все вокруг уже должны были запомнить его метод.

— Вы со всеми клиентами так работаете? — спросил Санаев.

— Почти. Я владею многими тайнами, о которых остальные даже не подозревают. Они забывают, что хранится в их памяти, а я могу прочесть всё, что они сами давно забыли! Я могу заставить вспомнить их страхи, могу заставить вновь пережить боль и разочарование… Я — сильнее их всех! — чуть не крикнул он, будто стремясь перекричать толпу неверующих.

— Вы читали в их сознании прошлые страдания, видели их ошибки, которые они скрывали внутри себя от других людей, и вам никогда не было их жаль?

— Нет! — чуть не засмеялся он, а потом вдруг злобно плюнул на пол. — Они никогда, никогда не спрашивали, как дела у меня, как моя жизнь. Они все, все, все — чёрствые, злые люди! Они бы били меня, если бы я был слабее их; никто бы мне не помог, никто! Но я их перехитрил: теперь я — сильнее, и меня больше никто не тронет! Теперь только от меня зависит всё, что будет с ними! Я могу приказать им сделать всё, что захочу!

— Что ж, вы сказали, что Зосимова написала завещание на имя своей крестницы по вашему требованию. Вы знали, что перед гибелью она сняла все деньги со своего счёта?

— Да.

— Откуда?

— Я сам приказал ей.

Света от неожиданности ойкнула и прикрыла рукой рот.

— Зачем?

— Чтобы взять их себе.

— Это была большая сумма? — продолжал Никита. Костя, не надеясь на записывающее устройство, торопливо заносил данные в блокнот.

— Сто двадцать один миллион, — нехотя ответил Зверев, снова неудачно попробовав выпутаться из плена чужой воли.

— Эти деньги или часть их находятся у вас? Сколько?

— У меня тридцать миллионов из них.

— Где остальная сумма? — уточнил Никита, но тот молчал, стиснув зубы, и он подсластил вопрос. — Вы умный человек! Как вам удалось получить такую большую сумму?

— Приказал Зосимовой снять все деньги и отдать мне.

— Но она сняла только семьдесят миллионов, это верно? — Костя всё также быстро нашёптывал Санаеву вопросы, но этого и не требовалось — тот и так вошёл во вкус. — Почему?

Дмитрий съёжился, как провинившийся ребёнок.

— У меня немного не получилось. Но это не беда, не беда… Я всё исправлю, исправлю…

— Успокойтесь! Вы умнейший человек, вам всё удаётся, — ободрил его Никита, но тот и сам продолжал, пытаясь оправдаться в бывшей беспомощности:

— Она дурная! Она пыталась сопротивляться…

— Зосимова сопротивлялась гипнозу?

— Она всё время пыталась выйти из-под контроля! Мне даже пришлось сопровождать её в банк, но и там она всё чуть не испортила! — почти плакал он от злости. — Не хотела снимать деньги! Пришлось сказать, чтобы сняла только половину — это убрало часть напряжения с её мозга и усилило моё влияние.

— Она сняла семьдесят миллионов из ста двадцати. Это и есть та половина?

— Да, вместе с процентами. Остальные она перевела на другой счёт.

— На счёт Ивановой?

— Тогда этого не было видно. Дрянь! Даже вслух не произнесла, кому! — только сказала менеджеру, чтобы перевёл деньги на счёт, куда она в последний раз что-то переводила, и он просто подписал у неё лист!

— Это обидно? — вдруг с каким-то внутренним удовлетворением спросил Санаев.

— Да! — всё ещё чуть не плача, ответил Дима, но губы его тут же исказил злой оскал. — Ничего, зато, когда я отомщу, займутся владельцем этого счёта!

Он замолчал, всё также зло улыбаясь.

— Нет, я не могу на это смотреть! — не удержавшись, вскрикнула Света. — Зачем вы это с ним делаете? Видите, какое у него лицо? Он же страдает, перестаньте!

— О, это моя крошка! Моя глупая девица! — вдруг ухмыльнулся тот.

— Что? — вырвавшись из рук коллег, она подбежала и схватила его за руку, широко раскрыв глаза, чтобы впитывать каждое слово. — Что?

— Вы о Светлане? — спросил заинтригованный Никита.

— Эта дурочка думает, что нравится мне… — захихикал Зверев. — Совсем голову потеряла.

Она ойкнула и выпустила его из рук, ошеломлённо всматриваясь в его лицо.

— Разве вы не ухаживали за ней? Не приглашали в кафе?..

— Конечно! А где бы ещё она мне показала ваши отчёты?! Не у меня же в кабинете — секретарь сразу бы заметила, что та ко мне что-то носит!

В комнате воцарилась тишина. Казалось, даже кондиционер стал работать немного тише, чтобы не нарушить изумление следователей.

— Света?.. — не поняв, переспросил Костя.

— А что я?! — вспыхнула она. — Я ничего плохого не делала!

— Ты носила документы не сотруднику органов и это, по-твоему, ничего?! — чуть не задохнулся он от удивления.

— Я не сделала ничего плохого! — ещё громче повторила она. Сердце её трепетало. — Разве от этого прочтения кому-то могло стать хуже?!

Зверев хрипло засмеялся, отчего в комнате вновь воцарилась неприятная тишина.

— Дима, скажи ведь, что ты пошутил? Я тебе нравлюсь и я ничего дурного не сделала? — спросила у него испуганная Света, но он продолжал смеяться.

— Почему Светлана приносила вам документы? — уточнил Санаев, настороженно глядя на него.

— Дурочка такая слабая! Мне даже не пришлось трудиться: она так легко поддалась гипнозу… Я внушил ей, что вынести из отдела какие-то бумажки, чтобы показать мне, — это не плохо, а хорошо, и она была уверена, что это её мысли… До смешного слабая и глупая!.. Она носила мне ваши документы, досье, как только я намекал ей на это… — зашёлся он от неудержимого смеха, пока вдруг снова не помрачнел. — Только не принесла досье на вашего Никиту!

Света заплакала от обиды. Ей было очень стыдно, но Костя мягко похлопал её по плечу.

— Не принимай это близко к своему сердцу. Просто у этого человека его вообще нет. А ты ещё встретишь того, кто действительно будет тобой дорожить.

— Я из-за него даже расследование не вела, — всхлипнула она. — Я — не следователь, я не гожусь…

Зверев опять засмеялся.

— Вам нравится то, что вы сделали? — спросил у него Никита.

— Конечно! Вы ведь слышите, как она волнуется. Слабая и любопытная. Когда я ей в следующий раз прикажу, она опять сделает всё, что я захочу!

Она снова вспыхнула, но теперь промолчала. Быстро стерев остатки слёз, она подняла свой брошенный мятый блокнот, чтобы, наконец, взяться за работу. Слёзы ещё какое-то время падали на листы бумаги, но она торопливо смахивала их, больше не произнося ни слова.

А Санаев всё ещё держал Зверева под гипнозом.

— Итак, — ласково, но одновременно со стальной ноткой в голосе обратился он к Дмитрию, когда Мадаев продолжил говорить ему вопросы, — вы невероятно умны! Вам удалось приказать Зосимовой снять накопления. Что же произошло потом? Как вы получили от неё деньги? Это было после выхода из банка?

Тот рассмеялся, расслабившись от сознания своего могущества, и ответил, но пока говорил, его лицо снова изменилось, превратившись в гримасу чёрного удовольствия.

— Я довёл её до самой квартиры. Она не хотела, но всё равно впустила меня внутрь. А там не составило труда заставить её отдать снятые деньги.

— И потом вы ушли… Почему после вашего ухода она никуда не сообщила о случившемся?

— Я обернул пакетом книги из её шкафа и внушил, что это и есть её деньги. Я приказал спрятать их в квартире подальше, чтобы никто не нашёл, и самой пока не брать и не проверять. Мне удалось поселить в ней мысль, что всё находится у неё, — это немного успокоило её, и она всё ещё была под моей властью.

— Но когда-нибудь она бы вышла из-под вашего влияния. Разве это не было рискованно? — настороженно уточнил Никита.

— Я учёл её силы и способность сопротивляться, — зло усмехнулся тот. — Я много, много потрудился над ней!.. Купил ей новый сотовый, приказал не выносить его из дома и отвечать на все звонки. Каждый день я звонил ей и укреплял свою власть, как и на сеансах, куда она продолжала приходить по обычному графику. А потом приказал выключить телефон и выкинуть в мусорный пакет, а тот вынести в мусоропровод, а когда вернётся в квартиру — шагнуть в окно.

Окружающие охнули. Светлана на миг даже перестала записывать, хотя делала это уже вполне добросовестно, но тут же очнулась и продолжила торопливо водить ручкой по листу.

— Это вы махнули ей рукой с улицы? — хрипло спросил Костя.

— Пришлось усилить влияние… Она так сопротивлялась!..

— Зачем вы это сделали? Ради денег? Откуда вы узнали, что у неё большое состояние? Проникли в сознание и спросили? Или это рассказала Матвеева, прося, чтобы вы велели Зосимовой написать завещание на имя её дочери? — спросил Костя, забыв, что это сеанс гипноза, а не обычный разговор.

— У меня и без неё было достаточно денег! А она сама виновата. Она и так должна была умереть, и деньги бы ей не понадобились. А я их достоин.

— Кто решил… — начал Костя, но Санаев перебил его возмущение быстрым жестом.

— Почему Зосимова должна была умереть? — осторожно перефразировал он.

— Она злая. Она хотела предать меня, — лицо Дмитрия опять исказилось злобой и страхом.

— Как Зосимова хотела вас предать?

— Она видела, как я сказал клиентке, погружённой в гипноз, уговорить её слабохарактерного мужа перечислить мне премию за эффективное лечение, и обещала рассказать обо всём, что узнала.

— Расскажите подробнее! — приказал Никита. — Как всё произошло? Зосимова вошла в кабинет, когда та была в состоянии гипноза?

— Нет, она не заходила. У меня была последняя клиентка в этот день, вечерний сеанс. Зосимова подъехала, чтобы сходить в бухгалтерию, и решила зайти ко мне. Секретарь отпросилась и ушла раньше, а дверь в кабинет оказалась не заперта, и она всё услышала…

— Вы её заметили, и она рассказала о том, что теперь знает?

— Нет, я её не видел, она просто ушла.

— Тогда как вы об этом узнали? Она сказала об этом позже?

— Нет, мне рассказал Бердников, — зло произнёс Дима.

Присутствующие переглянулись. «Вот так дела!», — подумал Мадаев.

— Он объяснил, откуда это узнал?

— Зосимова рассказала ему. Как и то, что собирается сообщить об этом в соответствующие органы, — вновь с детской обидой произнёс Зверев.

— Почему он пришёл к вам?

— Хотел денег — сказал, что уговорит Зосимову молчать.

— Вы заплатили?

— Нет.

— Почему?

— Не поверил, что ему это удастся. Она была слишком… своевольной.

— Что вы сделали потом?

— Позвонил Зосимовой и пригласил на внеочередной приём.

— Почему на внеочередной?

— Эта дрянь отменила все запланированные сеансы и забрала деньги!

— Она приняла ваше приглашение?

— Да, она пришла. Я предложил ей хорошие деньги, очень хорошие! Но она засмеялась. Сказала, что выведет меня на чистую воду…

— Что вы тогда сделали?

— Ввёл её в состояние гипноза. Она сопротивлялась, сильно. Я никогда… не встречал такой воли… И всё-таки мне удалось, — на его лице появилась улыбка, и Валентина, увидев её, снова поёжилась. А Зверев вдруг устало растёкся по креслу. — Это было легко: знать, что она больше никогда не сможет меня предать или ударить.

Он замолчал. Выглядел он так, будто долго интенсивно работал и только сейчас смог присесть отдохнуть. Окружающие тоже молчали, глядя на него. Только Никита продолжал задавать вопросы ненасытного Кости, да Кузьмина, торопливо делая записи, прерывала тишину шуршанием переворачиваемых листов.

— Но на этом ведь не закончилось? Наверняка Иван Бердников что-то заподозрил?

— Да, он сразу позвонил мне. При встрече сказал, что понимает, куда пропали деньги Зосимовой, и догадывается, почему она сама вдруг шагнула из окна. Обещал, что удовольствуется частью её состояния. И я дал ему двадцать миллионов с тем, чтобы он навсегда покинул Петрозаводск.

— Значит, у вас осталось пятьдесят?

— Нет, Матвеевым пришлось отдать ещё двадцать.

— Их устроила такая сумма?

— Учитывая обстоятельства, да. И они не хотели со мной ссориться… — усмехнулся Дмитрий.

— Но почему Бердников не мстил за Зосимову? Ведь он делал ей предложение? — не удержался Мадаев.

— За такие деньги любой сделает предложение! К тому же она чётко ответила, что не выйдет за него! Она сама говорила мне это на сеансах… Ему нечего было ждать от неё больших денег, а обычных подачек он уже не хотел, да и не получил бы даже их.

— А вы? Вы тоже делали ей предложение? — уточнил проницательный Никита, мысленно даже улыбнувшись своему предположению.

— Она только усмехнулась! Но ничего, я отомстил…

— Вы ведь могли приказать ей выйти за вас?

— Вы дурак?! Зачем мне такая обуза в виде жены, вечно ходящей под гипнозом? — он опять со злости плюнул на пол.

— Понятно. А вы видели Ивана Бердникова двадцать второго числа?

— Да, — буркнул тот.

Костя чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Зачем вы с ним встречались? — не дав спрашивать Никите, влез он в разговор.

— Этот проходимец осмелился снова требовать денег! Идиот, впустую истратил такую сумму!..

— Как он с вами связался? Он звонил на офисный телефон? Вы ожидали его звонка?

— Я не ожидал, когда он позвонил в первый раз — ещё пару месяцев назад. Тогда он сказал, что собирается приехать и хочет ещё денег, так что ко второму, этому недавнему его звонку, я был готов. А из-за Бердникова мне пришлось даже уволить своего секретаря.

— Коротышеву? Разве она не сама уволилась?

— Конечно, я ведь ей приказал! — ворчливо буркнул Дмитрий.

— Но она ничего не сообщила мне о его звонке.

— Потому что она о нём и не помнила — я приказал ей забыть, что Бердников мне звонил, и уволиться, чтобы потом, когда бы он приехал и погиб, она не вспомнила о его звонке в мой офис!..

— А, гипноз… — понял Костя и быстро продолжал. — Так как Бердников с вами связался, когда сюда приехал?

— Когда не дозвонился в кабинет, в регистратуре узнал мой домашний телефон и позвонил из гостиницы.

— И вы назначили ему встречу?

— Я сказал, что очень занят, и предложил встретиться через два дня ночью у прудов. Я объяснил, что согласен дать ему ещё денег, и он успокоился и поверил, что всё в порядке. При встрече мы выпили пива. Он вылакал всё, что я ему дал, и не понял, что там было снотворное!.. А когда заснул, мне оставалось только немного подтолкнуть ногой, чтобы свалился в воду. Так что я и не виноват: снотворным я Бердникова не травил, а в воде он сам захлебнулся, — радостно закончил Зверев.

— А потом вы решили всё свалить на Валентину Иванову? — снова добавил Мадаев.

— Глупые следователи! — зашёлся тот от смеха. — Незачем было приходить в мою клинику — тогда ничего бы и не случилось! Сами подкинули мне идею, обратив внимание на её растерянность. А она всегда была такой после моих сеансов — и всё потому, что я частенько проникаю в её маленький мозг! Она слабая и ни разу не пыталась защититься! А вы решили, что ей есть, что скрывать!.. — захохотал он в полный голос. — Вот я и перечитал её медицинскую карту, и сделал там записи о том, что она якобы приезжала в Петрозаводск, когда её тут на самом деле-то и не было — просто чтобы вы, если догадаетесь заглянуть туда, убедились, что у неё проблемы с памятью. А значит, и Бердникова она могла убить да забыть.

Он помолчал и вдруг вздохнул.

— Но вы… всё испортили, всё!..

Его голос затих, и в комнате воцарилась тишина.

— Достаточно, — кивнул Костя Санаеву, и тот, поняв, что сеанс можно заканчивать, подошёл к Звереву ближе, чтобы, приказав всё помнить, вывести его из гипноза.

Вскоре тот очнулся. Но он не спешил это показать — он обдумывал, как теперь, прямо теперь поступить, чтобы выиграть время… Над собой, над этим роскошным креслом, когда-то вызывавшим у него ощущение собственного могущества, а сейчас — только мерзкую тошноту от страха, он чувствовал терпеливое дыхание ждущего его конвоя и не спешил открывать глаза.

Старое записывающее устройство щёлкнуло — закончилась лента. Но новую уже никто не вставлял. Света первая очнулась от бездействия и медленно полезла её доставать. Потом зашевелились остальные сотрудники и Звереву, так ничего и не сумевшему придумать, приказали подняться. Он встал и казался теперь гораздо старше своих лет, а в глазах его продолжал бегать детский страх. Но он всё-таки сумел взять себя в руки и странным взглядом посмотрел на Мадаева.

— Почему вы сделали это? Всё ведь было так… выверено, — хрипло спросил Зверев, настырно всматриваясь в него, будто желая самостоятельно прочесть ответ, который он собирался услышать.

— Случайность, Дмитрий Никифорович, случайность… — устало усмехнулся Костя. — Вы говорили, что никогда не бывали в квартире погибшей и не давали ей своих вещей. А на одной из фотографий, снятых в квартире Зосимовой после её гибели, я заметил маленькую необычную стрелку от часов.

Он открыл ящик стола и достал оттуда, как раньше делал сам Зверев, его оригинальные часики.

— От этих часов, — сказал он и негромко добавил, — но я не ожидал, что вы могли так ненавидеть людей… Я просто думал, что вы лгали мне и контролировали память Валентины Осиповны, которая могла что-то знать о произошедшем.

Дмитрий медленно, будто не веря, взял часы в руки и немного помолчал, что-то обдумывая.

— Вы ведь понимаете, что у вас нет никаких доказательств? — неуверенно усмехнулся он вдруг, но взгляд его остался напряжён. — Показания, данные под гипнозом, недействительны… А то, что вы без моего согласия погрузили меня в это состояние, вообще незаконно…

— Конечно… Но, уверен, судья примет во внимание и улики.

— Какие это? — спросил Зверев, глядя на него недоверчиво, как ребёнок, которому взрослые говорят, что его игрушечный мир — не настоящий.

— Во-первых, запись вашей рукой о том, что Иванова приезжала к вам на сеанс во время гибели Зосимовой. Достаточно будет поднять документы из бухгалтерии и убедиться, что денег от неё не поступало, а значит, сеанса не было. К тому же и экспертиза подтвердит, что эта запись в её карте была сделана гораздо позже — не тогда, а уже после наших с вами встреч. Ну а во-вторых…

Он замолчал, и Зверев нервно спросил, видя, что он не спешит продолжать:

— Что?

— Во-вторых, стрелка от ваших часов. Наверняка, найти мастера, который чинил их, удастся быстро — всё-таки редкая вещь… Покажем ему вас с вашими часами, он подтвердит, что вы приходили к нему их чинить.

— Но это ничего не доказывает…

— Ну, кроме того, что вы нам постоянно лгали… Да и забываете — теперь я могу взять ордер на получение записей всех ваших разговоров. Вы общались с Бердниковым по одному из ваших телефонов, так что достаточно будет просто всё проверить. Докажем, что была назначена встреча, и на фоне всех этих обстоятельств, возможно, будут приняты во внимание и результаты нашего с вами сеанса гипноза, так что, сами понимаете… — Костя развёл руками, демонстративно показывая конец истории, но радостно ему не было. И Зверев, не найдя в его лице ни капли усмешки или гордости, вдруг опустил взгляд на недвижимую декоративную стрелку в часах в своей руке и тяжело вздохнул.

— В её квартире… Зосимова сопротивлялась, я их выронил. Стекло разбилось, но я собрал осколки. А то, что слетела стрелка, заметил только в мастерской, когда показывал мастеру фотографию часов, какими они должны быть, — с обидой в глазах тихо произнёс он. — Я думал, от неё не будет вреда. Ведь всё было так… легко…

Мадаев кивнул. В глазах его было что-то сродни пониманию, но участия в нём не было, и тот отвёл взгляд. А Костя ощутил вдруг, что рядом с ним стоит Валентина. Он не торопился оглядываться, понимая, что она сейчас смотрит не на него — её внимание, как и всех, было приковано только к одному лицу. Но Зверева вскоре увели, и она проводила его долгим взглядом, не произнеся ни слова.

Валентина вернулась к себе домой, Костя отправился обратно в офис, и дни потекли, как обычно. Теперь ему не было неприятно слышать удивлённые возгласы и поздравления с раскрытием дела непосредственных коллег и сотрудников других отделов, и он спокойно мог ходить по этим коридорам, ещё недавно приносившим ему мучения от неразрешенной задачи.

Света походила на работу ещё несколько дней. Она казалась более серьёзной, чем обычно, и даже грустной. А вскоре она поблагодарила старшего следователя Мадаева за потраченное на неё время и, забрав документы, покинула эти стены, рассчитывая больше никогда сюда не возвращаться.

— Не выдержала, — как-то разговаривая с Михаилом, подытожил он, складывая в свой дипломат бумаги уже по новому делу. — Жаль — хороший следователь бы вышел, подучись она немного!

— Да, наверное… Что ж, хотя бы в эту клинику тебе больше ездить не надо, — ответил тот, откусывая большой бутерброд, и заметил, — а ты торопишься куда-то? Даже чаю не выпьешь?

— Ну, меня обещали угостить кофе. Дружеская встреча… — чуть улыбнулся тот, заметив высветившееся на дисплее зазвеневшего сотового имя: «Валентина». — Так что тороплюсь. И да: в клинику «Твоё Я» — больше ни ногой! — с удовлетворением отметил он и вышел.

А Дмитрий Зверев в это время сидел в одиночной камере и ожидал, когда ему принесут еду. Нет, кушать он не хотел — аппетит совсем покинул его от беспокойства, что ему снова не удастся… «Но я попробую…», — как в бреду, вновь лихорадочно подумал он и, услышав долгожданный шум, подскочил. Окошко на двери открылось, и он увидел человека.

— Хочешь, я расскажу тебе всё, как было? — странным взглядом, в котором мелькнула надежда, произнёс Дмитрий, подняв вверх левую руку с зажатым самодельным маятником, сделанным из нитки и маленького камешка.

— Нет, — не глядя на него, тот равнодушно сдвинул к нему миску с едой. «Ещё один безумный!», — подумал он и закрыл дверное окошко металлической створкой.