Сеанс 6

Досье №6. Коротышева Инна Васильевна. Образование: медицинское. Последнее место работы: клиника «Твоё Я», секретарь Д.Н. Зверева (зачёркнуто). Характер взвешенный, нареканий со стороны начальства не получала.

Света с удовольствием жевала печенье и, запивая его кофе, иногда посматривала на старшего следователя.

— Всё-таки не понимаю я вашего подхода, Константин Михайлович. Всё, что мы до сих пор узнали, более всего наводит на мысль, что ко всем событиям этого дела причастна Иванова, даже к событиям этих двух дел — и Бердникова, и Зосимовой. Так, может, стоит к ней внимательней присмотреться? Почему мы до сих пор не допросили её саму? Вот где была она в ночь гибели Бердникова? Она ведь — знакомая Бердникова, и вполне вероятно, как я уже говорила, то, что он приехал именно к ней и встречался в ночь своей гибели с ней же, — произнесла она, докушав печенье и дополнив его последней конфетой.

— Глупости говоришь! — отрезал он, чуть повысив голос. — Ты видела её? Да если бы она кого-то убила, то так бы и осталась лежать рядом без сознания от ужаса того, что сделала. А ты видела рядом с Бердниковым её тело? — ехидно заметил он. — Да и как бы она оставила дочь одну дома ночью, когда она и днём-то её не оставляет?! А тебе пора бы уже заняться изучением психологии, чтобы начать, наконец, разбираться в людях. Это очень помогает в нашей профессии, если ты ещё помнишь, кем собираешься становиться, — назидательно помахал он пальцем.

— Вам легко говорить — вы уже старший следователь. Мне до вашего положения ещё очень долго карабкаться вверх, а девушке это сложно, — поджала она губы. — Тем более, я не считаю, что неправа. Ведь вы так и не можете опровергнуть все мои версии.

— А я и не стараюсь. Я просто знаю, что они неверны.

— Это нечестно…

— Знаешь, можно придумать уйму версий, и некоторые из них будет сложно или даже невозможно опровергнуть доступными средствами. Но на это у следователя есть ум и интуиция, знание жизни и психологии и очень много других, не менее важных в профессии помощников. И перед тем, как тратить время, нужно удалить из списка возможных версий самые фантастичные. А твои предположения как раз и относятся именно к таким. Иванова никогда не пряталась от нас. Наоборот, она нам и не была нужна, мы её не искали, но встретились с ней и теперь она нам помогает. А если мы будем хвататься за все версии и догадки, что приходят к нам в голову, — он легонько постучал по голове Кузьминой, будто пытаясь отшлифовать качество её мыслей, — то перестанем успевать ловить преступников и не сможем предотвращать незаконные действия.

Она что-то недовольно пробурчала в ответ, но Костя уже снова рылся в бумагах и не обратил внимания. Он всё пытался понять, что же такое он упустил в расследовании, отчего ему так некомфортно… — он слишком хорошо знал это состояние, когда кажется, что недостаёт только какого-то одного маленького кусочка, чтобы мозаика сложилась. Но этот кусочек скрыт, будто перевёрнут, не видно ни его цвета, ни краёв, и Костя даже понять не мог, с чем или кем это было связано. «Но это точно не Валентина», — поймал он себя на том, что всё продолжает мысленно отвечать Свете, защищая Иванову.

Сама же Валентина в это время была у себя дома и не подозревала, что вызвала столь бурное обсуждение. Впрочем, ни о каких других людях она сейчас вовсе не думала — с тоской, грустью и странными опасениями она размышляла о том, что же происходит с ней самой, с её мыслями и памятью…

Раздался стук в дверь. Звонок не работал уже второй день, но ей было всё равно: гостей она не ждала, а следователя Константина Мадаева консьерж уже знала и могла и так пропустить, если бы он снова внезапно решил прийти, так что о сломанном звонке Валентина не беспокоилась. Да и никакие дела, никакие иные мысли не могли теперь привлечь её внимания, когда она была так расстроена всем — и гибелью Бердникова, и восставшими воспоминаниями о Зосимовой, которые теперь почти не оставляли её, и самой собой…

«А если у меня — раздвоение?.. Вдруг я хожу куда-нибудь, что-то делаю, но не забываю, а просто не знаю об этом?», — с ужасом думала она, не торопясь подойти к двери.

Настойчивый стук не прекратился, а стал громче, будто кто-то был уверен, что она дома, и желал немедля увидеть её, и Валентина всё же вяло поднялась с дивана и направилась к двери. Её настроение в последние дни стало таким переменчивым, что за это время, ушедшее на обдумывание — «открывать-не открывать», ей уже даже захотелось открыть — чтобы отвлечься на какую-нибудь бытовую проблему.

«Может, труба в какой-нибудь комнате потекла?», — рассеянно предположила она, что за дверью соседи, и отворила. Но увидеть того, кто перед ней оказался, она не ожидала.

— Инна?.. — удивилась она. — Что вы здесь делаете?

Перед ней была бывшая секретарша Зверева Инна Коротышева, та, что работала до Анастасии. Но взгляд её был таким злющим, что Валентина машинально отодвинулась чуть назад.

— Как вы могли? Как посмели?! — воскликнула Инна, неотрывно глядя на неё. В квартиру она не прошла и, сделав только пару шагов по направлению к Ивановой, ухватилась за косяк двери.

«Похоже, она чертовски пьяна», — рассеянно мелькнуло в голове Валентины.

— Что-то случилось? — устало спросила она.

— Издеваетесь?! Да вся клиника уже знает, что вы убили Бердникова! — чуть не плюя ей в лицо, прошипела та.

— Что?!

— Вы думали, это не откроется?! За что вы убили его? Я так его любила, так любила… Наверняка, он приехал, чтобы забрать меня к себе, а вы!.. Убили его, потому что он никогда вам не нравился!

Валентина, едва дыша, оперлась на открытую дверь.

— Я не понимаю… — тихо проговорила она, — ничего не понимаю… С чего вы взяли, что я кого-то убила?

— Да в клинике уже все знают, что следователь сразу начал вас подозревать, потому и устроил эти ваши сеансы гипноза… И они с Дмитрием Никифоровичем каждый раз говорят вам забывать всё, что вы говорите, чтобы вы не заподозрили ничего о том, что они уже знают. Но теперь всё! — теперь все знают, какая вы! Я даже сама вас трогать не буду — вы всё равно заплатите за гибель моего Вани! — Инна передумала и, не став плевать в неё, с силой ударила кулаком по косяку двери и ушла. А Валентина так и сползла по нему на пол.

Обессилевшая, она сидела там, но ни рыдания, ни стона не вырвалось из её души, измученной так, что на них просто не хватало сил.

«Я — убийца. Убийца… Свершилось — я действительно не та, кем была… Я делаю то, чего не помню… убиваю…».

— Валечка, дорогая, что-то случилось? — через какое-то время раздался голос над её головой: проходя мимо, старушка увидела, что молодая соседка сидит на полу.

— Нет, ничего, — медленно, на автомате, ответила та и, держась за дверь, поднялась на ноги. — Мне просто нужно отдохнуть…

Старушка кивнула в ответ и пошла дальше, к своей квартире.

Валентина же вернулась в зал, в свой большой красивый зал, обставленный с определённым вкусом, без излишних вещей, которые накупает человек, неожиданно получивший богатство. Бессмысленным взором она окинула пространство, но не нашла ничего, за что зацепился бы её взгляд — кроме одной фотографии, где они были вместе с Зосимовой. «Это мы в ресторане… а теперь она там, одна…», — как в беспамятстве, прошептала она. «Можно ли быть на земле убийцей?.. Ангелом в небе, ангелом в небе… И это не так страшно, как убивать и знать только то, что уже убил…», — бормотала она, бессмысленно бродя по квартире.

Вскоре она остановилась. Подняв глаза, увидела, что стоит в ванной, перед полкой с лекарствами. «А для чего мне так много?», — глядя на бутылочку в своих руках, она не могла вспомнить, для чего ей вообще нужно было снотворное — она ведь всегда так спокойно спала!

«Спокойно… — прошептала она, словно наслаждаясь самим этим словом, — без тревог…». Она высыпала содержимое в стакан с водой и медленно поднесла ко рту…

Присев на пол, Валентина закрыла глаза, чтобы ощутить покой. А в голове её вдруг проявилась, а потом всё сильнее стала пульсировать мысль о дочери: «Машенька… Разве я могу её оставить?.. А как она будет жить с убийцей?.. Но разве я могу причинить ей вред?.. Если бы я контролировала себя! Если бы была уверена, что не причиню ей вреда… Но ведь она меня любит, ей нужна моя любовь, нужна…». Сквозь немыслимую усталость и какое-то странное ощущение отчуждения от этого мира Валентина вытащила из кармана сотовый и нашла в контактах телефон Мадаева…

Вскоре она уже была в больнице, с промытым желудком, лежала в отдельной палате. В коридоре, жутко нервничая, топтался Костя.

— Как она? — быстро спросил он, увидев вышедшего из палаты врача.

— Вовремя привезли — доза была слишком большой… Но скоро всё нормализуется. Вам же стоит пойти домой — сегодня её лучше не беспокоить.

— Да, конечно…. — ответил он, не торопясь уходить. — Вы правы: я приду потом.

Он пробыл здесь ещё несколько часов, пока ему не позвонила Света. Нужно было возвращаться на работу и, мрачный, он ушёл.

Вернулся он сюда через день. В руках его был небольшой букет ромашек, который медсестра сразу взяла, чтобы поставить в вазе на тумбу рядом с Валентиной.

Увидев Мадаева, та попробовала слабо улыбнуться, но улыбка получилась плачевной.

— Зачем вы это сделали? — негромко спросил он, осторожно присев рядом.

Она поблекла ещё больше.

— Я не должна жить… Вы ведь тоже знаете, что это я убила…

— Кого вы убили? — переспросил озадаченный Костя.

— Ивана Бердникова. Вы же сами это сказали…

— Когда я вам такое говорил?!

— Не мне, вы говорили это в клинике.

Он помолчал, недоумевая над её словами, но недолго.

— Знаете, Валентина Осиповна, — сказал он, — я не понимаю, о чём вы говорите, и такие ваши странные слова могу списать только на ваше самочувствие: вы явно не в себе. Догадались выпить столько снотворного! Вы вообще соображали, что творили?!

— Я не очень хорошо помню тот момент, — покраснев ещё больше, будто собираясь плакать, ответила она. — Мне казалось, что так правильно…

— А что произошло перед этим, что случилось?

— Ну, Инна сказала, вы считаете, что это я убила Бердникова, и вся клиника тоже…

Он от неожиданности замер, открыв рот.

— Это кто там за меня говорит, какая-такая Инна? — изумился он, обретя дар речи.

— Ну, Инна Коротышева… Она ещё была секретарём Дмитрия Никифоровича…

— И что с ней? Она пришла к вам? Зачем, чего хотела?

Валентина всхлипнула.

— Ничего. Пришла, раскричалась… Сказала, что я убила Ивана Бердникова и что вся клиника об этом знает, и что вы знаете, и Зверев, но от меня скрываете, чтобы я не догадалась, что вы всё знаете… Сказала, что это я убийца, что я призналась в этом на сеансе гипноза…

Она разразилась рыданиями, и Костя, не зная, что делать, только растерянно похлопал её по плечу.

— Значит так, Валентина Осиповна! — так резко сказал он вдруг, что она даже, перестав плакать, посмотрела на него. — Я уже говорил и повторю ещё раз, что не считаю вас убийцей кого бы то ни было. И если бы считал иначе, давно бы вас допросил и опросил бы ваших знакомых… А насчёт этой женщины… Во-первых, на сеансах ничего подобного вы не говорили, во-вторых, об этих сеансах знаем только вы, я, Зверев и моя помощница Светлана. Никто другой к этой информации доступа не имеет, и откуда о них узнала эта Инна, мне неизвестно… Но я с этим разберусь. А вы должны забыть об этом инциденте и спокойно ждать, пока я не найду настоящего убийцу. Если он, конечно, существует и мы не имеем дело просто с неблагоприятным для Бердникова стечением обстоятельств, — твёрдо добавил он.

— Но я боюсь, что это могу быть я… — очень тихо произнесла она.

— Ну вот опять! Почему вы на себя наговариваете?! — воскликнул Костя, не удержавшись.

— Я не помню многих вещей… Вдруг я — не та, кем себя представляю?.. Вдруг убиваю и не знаю этого?

«Так недолго скатиться до безумия…», — настороженно подумал он, но вслух ответил:

— Валентина Осиповна, у меня не было причин допрашивать вас по делу Бердникова, но раз вы так настаиваете, я задам один простой вопрос, который вам самой откроет глаза: где вы были в ночь с двадцать второго на двадцать третье число?

— Дома, спала.

— Ну вот! — удовлетворённо произнёс он. — Это же есть, кому подтвердить: Маша, например?

Валентина задумалась и вздохнула:

— В тот раз она ночевала у отца, я была одна. Могла ли я выйти из дома, чтобы встретиться с Иваном? — робко посмотрела она ему в глаза.

— Значит так… Даже ваше подсознание не рассказывает того, чего можно было бы стыдиться. Поэтому успокойтесь и набирайтесь сил, а потом мы с вами ещё всё обсудим. Только обещайте мне больше никогда не прибегать к подобным мерам, как вчера, договорились?.. Ну вот и ладно, — кивнул Мадаев, заметив, что она более-менее успокоилась. — Кстати, как теперь чувствует себя Маша?

— Она уже несколько дней живёт у своего отца. Когда я поняла, что не всё о себе знаю, отправила её — вернётся, когда закончатся наши сеансы… Поэтому она не знает, что произошло.

— Сеансов больше не будет, — твёрдо сказал он, собираясь встать, но Валентина вдруг схватила его за руку, останавливая.

— Нет, теперь я хочу — слышите: хочу! — узнать, что я такое. Я хочу, чтобы сеансы продолжились. Пусть Дмитрий Никифорович снова погрузит меня в гипноз и спросит, что со мной. Только обещайте, что я точно всё буду помнить!

— Валентина Осиповна…

— Мне очень нужно! Я должна знать правду, должна! — она так смотрела на него, что он, нехотя подумав, всё же согласился.

— Хорошо, если вы этого желаете. Но Зверев и так никогда не говорит, чтобы вы что-то забывали… — её напряжённая рука сразу расслабилась, отпуская его, и он поднялся. — А сейчас выздоравливайте!

Он покинул её и отправился прямиком в клинику «Твоё Я». У него не было особых сомнений насчёт того, откуда бывшая секретарша Зверева узнала о сеансах гипноза с Ивановой, но он хотел знать это наверняка.

— Анастасия, скажите, вы встречали недавно Инну Коротышеву — ту, которая работала здесь до вас? — произнёс он, войдя в приёмную Зверева.

— Невероятно, как вы быстро работаете! — восхитилась секретарь. — Она как раз на днях заходила.

— А скажите, почему вы говорили с ней об Ивановой? Как вообще пришло в вашу прелестную голову обсуждать сеансы клиента?

Она покраснела, донельзя смутившись.

— Ну, то, что клиенты ходят к Дмитрию Никифоровичу на сеансы, — это ведь не закрытая информация, это то, для чего открыт его кабинет… А Инна была таким же работником, как и я, и побольше меня даже знает обо всех них…

— Зачем вы рассказали ей о следственном эксперименте?!

— О чём вы? Ничего такого я ей не говорила, вот правда! Про сеансы — да, было дело, сказала; про то, что следователь, то есть вы, приходите, чтобы с делом Бердникова разобраться, тоже да… Но и только!

«Всё ясно», — мрачно кинув на неё последний взгляд, Костя развернулся. Тяжёлым шагом он дошёл до машины, сел и поехал на работу. Впрочем, он тут же передумал и, остановившись у обочины, набрал телефон приёмной Зверева.

— Добрый день, вас приветствует… — услышал он на другом конце провода.

— Анастасия, дайте адрес Коротышевой — забыл взять, когда заходил, — перебил он, и та торопливо зашелестела бумагами.

Он записал данные и сменил маршрут, и вскоре был у квартиры Инны Коротышевой.

— Инна Васильевна? — после звонка в дверь уточнил он на вопрос: «Там кто?». — Старший следователь уголовного розыска Константин Мадаев, нужно задать вам пару вопросов.

Дверь лениво отворилась, и Костя показал удостоверение, внимательно вглядываясь в брюнетку, чьи глаза и воинственный вид говорили, что обижать она себя никому не позволит.

— Что же, заходите… — прищурив глаза, осмотрела она его и пропустила внутрь, и добавила, указав в сторону кухни, — кофе, наверное, будете?

Она прошла сразу к плите, на которой стояла старая заляпанная турка, и наполнила чашку. Поставив её перед Мадаевым, она уселась на стул, поджав под себя ноги, и взялась за оставленный из-за его прихода стакан виски.

— Вы работали в клинике «Твоё Я» под руководством Зверева Дмитрия Никифоровича, верно? — не собираясь пить кофе, спросил он, не спуская с неё пристального взгляда.

— Да, а почему вас это интересует? — поинтересовалась она, сделав большой глоток виски.

— Я знаю, что вчера вы приходили домой к Валентине Ивановой, клиентке Зверева, с которой раньше встречались по работе.

Инна вдруг резко поставила стакан на стол и, подавшись вперёд, сама уставилась на Костю тяжёлым взглядом.

— Она убила Бердникова, а вы до сих пор не засадили её за решётку. Вы вообще следователь или как?

— Почему вы решили, что она его убила?

— Разве всё, что она говорит на сеансах гипноза, не показывает, что это сделала она? — вопросом ответила она.

— Нет, не показывает. И давайте я вам обрисую ситуацию: при участии Зверева сейчас проводятся гипнотические сеансы с одной из свидетельниц, которые могут помочь в расследовании дела о гибели некоего Бердникова. Об этих сеансах, кроме них двоих, знаем только я, моя помощница и, как выяснилось, нынешний секретарь Зверева. Вчера вы наговорили Ивановой таких вещей, после которых она пыталась покончить с собой. Учитывая обстоятельства — ваше знакомство с Анастасией и то, что вы тоже работали в клинике, — я могу понять, откуда у вас закрытая информация о сеансах гипноза. Но откуда вы взяли якобы информацию о том, что именно происходит на самих сеансах, вы обязаны мне рассказать.

— Сама догадалась, — мрачно ответила она, подумав. — А ваша свидетельница, может, и есть убийца Вани!

— Это решит следствие, а не ваши домыслы!.. — отметил Костя, но тут же осёкся. — А откуда вы знаете, что Бердникова звали Иваном?

Инна нахмурилась, пытаясь скрыть горечь.

— Он был моим женихом. Думаю, он приезжал забрать меня с собой…

— Что вы говорите? — удивился Костя. — Он делал вам предложение?

— Не прямо. Но мы понимали друг друга…

— А как же Зосимова? Помните такую? — бывшая клиентка Зверева. Она ведь была почти что невестой Бердникова, по крайней мере, ей он делал такое предложение.

— Она — невестой?! — горько засмеялась Инна. — Да ему только я и нравилась, а с ней он просто был… Говорил, денег накопит, мы вместе уедем…

— Куда вы собирались уехать?

— В Америку, — мечтательно ответила она, но тут же снова помрачнела. — Всё из-за этой бабы-дуры!

— Из-за какой именно?

Инна снова наполнила себе стакан виски и отхлебнула.

— Да Зосимова-дура денег ему давать не хотела! А он всё так хорошо продумал: поженились бы, а потом бы он развёлся, а часть денег у него бы осталась…

— Ясно. А, скажите, почему он без вас уехал, когда деньги получил? — без тени улыбки на лице, многозначительным взглядом уставился на неё Костя.

Она полупьяно засмеялась.

— Что вы такое говорите, какие деньги?.. Да если б у него хоть чуть-чуть было б, он бы мне сказал… Он ведь и у меня, бывало, занимал…

— А вы знали, что он в Болгарию уехал?

— Ну да. Это ж из-за бабы этой, Зосимовой, — когда она погибла, ему пришлось уехать, чтобы перед следователями не светиться.

— Это он вам так сказал?

— Ну да!

— А как вы думаете, откуда у него деньги на поездку в Болгарию были, да и на проживание там? — продолжал он гнуть свою линию. — Может быть, ему их дали вы?

— Нет, у меня-то откуда такие деньги!.. Наверняка, Зосимова… — вдруг задумалась она.

— Но ведь Зосимова к тому моменту, как он уехал, уже погибла, верно? Так как же? Что же у нас с вами получается? То, что у Бердникова…

— … были деньги?..

— И он уехал в Болгарию, не взяв…

— … меня с собой?.. — икнув, закончила фразу изумлённая сделанным открытием Коротышева.

— Именно! — подытожил Костя. — А теперь ещё скажите: он вам позвонил, когда приехал?

— Нет, конечно, когда бы он успел: ведь его в тот же день убили, — растерянно ответила она, задумавшись.

— О, так вы, наверное, не всё знаете? Его убили в третью ночь после приезда в Петрозаводск, — доброжелательно добавил Костя и, заметив эффект, уточнил. — Вы всё ещё настаиваете, что были его возлюбленной?

Совсем растерявшись, она не ответила.

— Налейте мне, пожалуйста, немного кофе, — вдруг обратилась она к нему, передумав пить виски.

Он поставил перед Инной чашку и налил из турки ещё горячий напиток.

— Так лучше? — спросил он, когда они выпили по кружке. — Кстати, кофе у вас отменный. Сами варите?

— А кто ж ещё? — хмуро ответила она, потупив взор. — Был у меня один парень, да и тот оказался не моим…

— Всё-таки: что произошло, зачем вы ходили к Ивановой? — снова отставил он чашку и нервно постучал пальцем по столу.

Инна, уже не раздражаясь, вздохнула.

— Да я зла была, что из-за неё Ваня погиб. Я ведь думала, что уеду с ним… работать не придётся…

— Откуда вы узнали о сеансах гипноза и о том, что именно она там говорила?

— Да я точно и не знала, — смутилась она. — Слышала только, что она что-то говорила о Бердникове, и то, что следствие заинтересовалось этими сеансами. Вот от злости и высказала. Я, знаете, вчера ещё немного перебрала…

Мадаев помолчал.

— Вы в следующий раз думайте, что и кому говорите. А то вы напились и высказались, а человеку так досталось, что он с жизнью решил покончить, — негромко сказал он.

— Что же это она, будучи невиновной да решила отравиться? — недоверчиво ответила Инна. — Вы думаете, будь она ни при чём, стала бы из-за разговоров жизни себя лишать?..

В полу отрезвевших глазах читалась горечь. «Очевидно, она уверена в виновности Ивановой», — понял Костя. Впрочем, когда он вернулся в свой офис и поделился полученной информацией с коллегами, у Коротышевой нашлись единомышленники.

— Вот действительно, Константин Михайлович!.. — воскликнула Света, чуть не всплеснув руками от удивления. — Вы на самом деле думаете, что Иванова просто так расстроилась, что решила всех наказать: мол, я такая невинная, отравлюсь, а вы все потом укорять себя будете? Да наверняка она просто не может вынести, что теперь все знают, что это она — убийца. Наверное, она просто безумна… — она даже замолчала, задумавшись над тем, как же теперь действовать, если в доказательство этой версии улик у неё всё же нет.

Костя ей не ответил, потому что его по плечу сразу хлопнул Дима Лосев.

— Слушай, а ты спросил Коротышеву, знает ли она, откуда у Бердникова деньги появились?

— Не знает. Даже удивилась, что они у него были. Она с ним уехать собиралась, а он, похоже, об этом и забыл…

— А сказала, откуда про сеансы прослышала?

— Ну, тут особой тайны нет: зашла в клинику по старой памяти — она ж там недавно ещё работала, пару месяцев назад… С нынешним секретарём Зверева поговорила, так и узнала. Хотя…

— Что не так? — сразу спросил Лосев, увидев знакомый сосредоточенный взгляд.

— А вот откуда секретарь это узнала? Зверев говорить ей не должен был, а больше и некому… — нахмурился тот.

— «Не должен был» — не значит, «не сказал», — намекнул Лосев, и Костя кивнул.

— Конечно, это если она сама не услышала случайно. Она же в приёмной сидит, может, заглянула как-нибудь не вовремя, а мы и не заметили… — сказал он и добавил с досадой. — И зачем это Коротышева в такое время наведаться в клинику решила!..

— Да к чему об этом думать? — перебила его Кузьмина. — Лучше скажите, почему она перестала работать на Диму? — вы её об этом спросили?

Мадаев с Лосевым переглянулись.

— Вот молодёжь пошла! — по-доброму улыбнулся он. — Сама со мной уже несколько дней на задание не выходит, а работу с меня спрашивает. И это ещё не мой начальник!

Они засмеялись.

— Вообще-то я с бумагами для вас всё время разбираюсь! Но, знаете, Константин Михайлович, я даже обижаться не буду: за вами ведь глаз да глаз нужен, а то пропустите что-нибудь. Вот ведь и тот вопрос, наверное, не задавали? — переспросила она с укоризной.

— Нет, почему она перестала работать в клинике, я спросил, — усмехнулся Костя её важному виду. — Коротышева ответила, что решила как-то написать заявление на увольнение, а когда через несколько дней после получения расчёта передумала и захотела вернуться, возможности уже не было — в должности был другой секретарь.

— Вот видите? — спросила удовлетворённая Света. — Безответственный работник! Не думая, пишет официальные бумаги, потом сожалеет. Наверняка, ещё и пьёт…

— Ну, есть и такое немного, но какое это имеет значение? — Костя аж удивился внезапной проницательности Кузьминой и с интересом ждал, как она свяжет озвученные факты.

— Значит так: работу свою она выполняла плохо, пила, была никудышным сотрудником, вот её и отпустили быстренько, как только она заявление сдуру написала. А, значит, и свидетель с неё никакой — мало ли, где именно она могла услышать про гипнотические сеансы Ивановой. Она могла даже просто предположить, придумать в пьяном бреду эти сеансы — не зря же она несколько лет отработала в клинике, наверняка, подобное уже видела…

«Отработала несколько лет?.. — вдруг подумалось Косте. — И впрямь, а чего ж она тогда уволилась?.. Да и на пьяницу не похожа — так, выпила чуть-чуть и после пары кружек кофе протрезвела полностью…».

— Константин Михайлович! — потянула Кузьмина его за рукав, вырывая из мыслей в общее пространство отдела. — Давайте устроим ещё один сеанс с Ивановой да спросим напрямик: знает она или не знает, кто убил Бердникова, а? Что мы вокруг да около ходим? — она напряжённо глядела в глаза удивлённого следователя.

— Что-то ты странное предлагаешь… — не понял он. — Да и как можно беспокоить Иванову сейчас, когда она в таком состоянии?..

— Думаю, надо поговорить с Димой… Ну, со Зверевым, — добавила она, видя непонимающий взгляд Димы Лосева. — Давайте спросим его? Он ведь её психоаналитик, он может сказать, когда она будет способна нам ответить. Ведь не будет беды в том, если мы просто спросим, когда можно провести с ней сеанс? — продолжала настаивать Света, теребя в руках листок бумаги и так напряжённо всматриваясь в лицо Кости, будто впервые его видела.

— Хорошо! — отмахнулся он, желая закрыть эту тему, и помня, что всё равно обещал Валентине устроить дополнительный сеанс гипноза.

Впрочем, на время удачно забыв про этот разговор, Костя и не думал, что его обещание всплывёт так быстро: ставшая добросовестным сотрудником Света вскоре проконсультировалась с Дмитрием, а затем связалась и с Валентиной и, уточнив, когда та будет готова к очередному сеансу, доложила обо всём Мадаеву. И через несколько дней Иванова, немного окрепшая от пережитого и тоже желавшая закончить с этой историей, опять была в клинике «Твоё Я». Она находилась уже в кабинете Зверева, когда Мадаев только вошёл в приёмную. Пройти в кабинет психоаналитика он не торопился и для начала остановился у стола Анастасии.

— Скажите-ка, а что вы слышали про увольнение Коротышевой? — спросил он у неё. — Почему она взяла да и ушла из клиники? И где сейчас работает?

— Да нигде не работает, — пожала та плечами. — Она и заходила-то, чтобы ещё раз спросить, не появилось ли свободное место… Но я не знаю точно, почему она уволилась — она быстро сдала мне все дела, чуть ли не за день-два всего, и ушла. Торопилась, нервная была… Я думаю, у неё проблемы какие-то были, а может, уехать собиралась.

— А что вы слышали о ней в клинике? — наверняка, другие сотрудники обсуждали её увольнение? Может, пила на рабочем месте, не приходила вовремя или вовсе пропускала работу, недобросовестно выполняла свои обязанности, была некорректна?..

— Мне кажется, ничего такого не было, — задумалась Анастасия. — Говорили только, что никто от неё такого не ожидал — место-то хорошее, кто ж с таких уходит? Да она, видать, и сама это поняла, раз приходила обратно проситься…

— Ясно, вы мне очень помогли! — кивнул ей Костя и, наконец, прошёл в кабинет Зверева, где уже заждалась Валентина.

Вместе с Костей внутрь вошли и ожидавшие его в приёмной Света Кузьмина и какой-то незнакомый ей молодой человек. Внешность его была обычной, одежда не особо примечательной, но с намёком на некоторую элегантность, и в общем выглядел он довольно приятно. Взгляд его без особого интереса скользнул по помещению и, на миг задержавшись на Звереве, снова тускло упёрся куда-то вниз, между стеной и полом, будто заметил он там что-то более важное.

— А это кто? — холодно взглянув на него, спросил у Мадаева Зверев. Света тоже смотрела на него во все глаза, не скрывая любопытства.

— Это мой помощник, Никита. Посидит здесь пока, подождёт меня. А мы можем уже начинать? — уточнил тот, стремясь быстрее закончить этот последний сеанс.

— Несомненно, — невозмутимо произнёс Зверев, чуть не пожав плечами, но сдержавшись. — Валентина Осиповна, вы ведь готовы, так?..

Его взгляд был пронзительным, острым. Она кивнула и, немного растерянно улыбнувшись Косте, уселась удобнее в кресло и расслабилась. Вскоре она была под гипнозом.

— Что вы хотите знать? — негромко уточнил Зверев у Мадаева, и тот внезапно понял, что не готов задавать вопросы!.. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Ну, для начала… Где вы были в ночь с двадцать второго на двадцать третье число?

— Я — гуляла — по парку, — медленно, будто проживая каждое слово, ответила Валентина.

Костя вдруг до хруста сжал кулаки. «Она ведь говорила, что спала?!..», — ошеломлённо подумал он.

— Это в котором, где? — чуть охрипшим голосом спросил он.

— У лебединых прудов.

Её голос отзвучал, и в комнате на миг замерла тишина — Мадаев не торопился задавать следующий вопрос. Он вообще не понимал, что только что было сказано, так что Свете пришлось тронуть его за рукав.

— Константин Михайлович, ну все ведь ждут! Что же вы?.. Хотите, я продолжу допрашивать?

Её голос был мягок, но Костю будто ножом резануло слово «допрашивать» — изначально о допросе речи не шло! Теперь же, когда Иванова сказала, что гуляла в парке у прудов в ночь гибели Бердникова, всё становилось слишком серьёзным…

— Нет, я сам спрошу всё, что нужно… — ответил он, шумно сглатывая, но в горле пересохло. — В ту ночь у прудов вы были одна? — обратился он к Валентине. Его голос дрогнул, а внутри что-то ёкнуло.

— Нет, со мной был Иван Бердников.

Света и ахнула от удивления, и хлопнула в ладоши от радости, что клубок стал распутываться, а на плечи Мадаева будто навалился огромный груз! Ему стало так тяжело, что он устало облокотился на стол. В голове его теперь было только одно: «Неужели это и есть — раздвоение личности?!.. Может, так и выглядит настоящее безумие? — когда кажешься нормальным человеком, но лишь потому, что сам не осознаёшь, что иногда творишь что-то, не контролируя себя? Или же она просто лгала?..».

— Вы гуляли, а потом разошлись в разные стороны? — попробовал он изменить ситуацию, но прекрасно ощущал ответ, который будет:

— Нет, мы гуляли, а потом я ушла сама.

— Почему так вышло? — еле двигая губами, спросил он, вытирая со лба пот.

— Потому что Иван оказался в пруду и уже не мог идти, — тяжело произнося слова, ответила Валентина.

— Ой, Константин Михайлович, можно я спрошу? Можно я продолжу? — снова воскликнула Света, попеременно глядя горящими глазами то на него, то на неё. Зверев и Никита молчали, но пока на невозмутимом лице первого проявлялось удивление, лицо второго становилось всё более сосредоточенным.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы были той ночью у прудов? — проигнорировав энтузиазм Светы, продолжил спрашивать Костя. — Может быть, вас видели служащие парка?

— Нет, в ту ночь было пусто и темно.

— Вы видели, как… Бердников оказался в пруду? Как это произошло? — его голос был холодным, даже ледяным — ему самому сейчас казалось, что он находится не здесь, а в какой-то холодной и очень злой сказке, которую читал когда-то в детстве. Читал и не верил, что мир может быть таким беспощадным…

— Он заснул на берегу пруда, и я сдвинула его в воду.

— Так вот почему он захлебнулся!.. — радостно воскликнула Света и снова хлопнула от воодушевления в ладоши.

— Конечно, вы так над ним пошутили? Он сразу очнулся и поплыл к другому берегу? — попробовал Костя ещё раз, но это не помогло:

— Он не очнулся.

— Почему он заснул, когда вы гуляли? Это вышло случайно, он просто хотел спать? — безнадёжно уточнил он, продолжая выполнять свою работу. «Это конец…», — его голова мучительно болела, ему хотелось всё это уже закончить, закончить и пойти домой, лечь и лежать, и чтобы ничего этого, этого дня, этого дела, расследования, не было… Но оно было, и Валентина отвечала:

— Мы пили пиво — я угостила его баночкой, но сначала, будто в шутку, сама открыла её и успела всыпать снотворное, пока он не видел.

— Зачем вы это сделали?

— Хотела, чтобы он перестал жить.

— Почему?

Она вдруг застонала, но тут же медленно продолжила, чуть не стиснув зубы.

— Потому что он знал, что это я убила Катю Зосимову.

В комнате громко тикали часы — так показалось Косте. Ему захотелось сорвать их со стены и швырнуть обратно, чтобы разбились вдребезги! Он тяжело дышал, но ощущал себя так, будто вовсе не дышал, будто не хватало воздуха… Кузьмина же чуть не подпрыгнула от радости, что дело проясняется ещё больше, чем она в этот раз рассчитывала! Она эмоционально хлопнула ладонью по столу, от избытка чувств даже отбросив на него свой блокнот, куда до этого периодически что-то записывала. Только Зверев молча вертел в руках незажжённую сигару, да Никита задумался о чём-то своём, словно его и вовсе не было в этом кабинете.

— Вас же во время её гибели не было в Петрозаводске, вы находились за границей? — чуть повысив голос, спросил Костя, ощущая страшную усталость.

— Я приехала специально, чтобы с ней… поговорить, — сказала Валентина. — Об этом никто не знал… Разговор не удался.

— Как вы это сделали? Как убили Зосимову?

— Я пришла к ней в гости. Мы пили чай, и я добавила туда снотворное…

— Снотворное? Это у вас излюбленный метод? — тускло уточнил он.

— У меня дома его много — мне его прописали, а я пропускала некоторые приёмы, вот и накопилось, — медленно, как будто не желая говорить, ответила она.

— Вы пришли в гости к Зосимовой и добавили в чай снотворное — что было потом? — едва ворочая языком, который будто налился свинцом, продолжил спрашивать Костя.

— Она почти спала и уже ничего не соображала. Я открыла окно и подвела её к нему. Оставалось только немного подтолкнуть…

Мадаев вытер вспотевший лоб и устало сел на стул. Ему казалось, что он постарел на годы, но в комнате всё также громко тикали часы, говоря, что прошли только минуты…

— Дверь была заперта…

— На ключ. У меня всегда были ключи от её квартиры, она мне доверяла.

— Каковы были ваши мотивы? Зачем вы убили вашу родственницу и подругу?

— Мне было больно, когда мы с ней поругались. А ещё — обидно, что она стала крёстной для чужой девчонки, а для моей дочери не захотела. И деньги… она перевела мне деньги, пятьдесят миллионов. Я не хотела их отдавать…

— Вы сказали, что избавились от Бердникова, потому что он знал о том, что вы убили Зосимову. Почему его вы убили только сейчас?

— Он шантажировал меня. После гибели Кати он обещал молчать — я ему заплатила. Но теперь он истратил деньги и позвонил мне — хотел получить ещё.

— Сколько вы заплатили ему в тот раз?

— Двадцать миллионов рублей.

Мадаев помолчал, решая, что же ещё нужно спросить.

— Вы сожалеете о том, что сделали?

— Нет, если вы спрашиваете о Бердникове — он никогда мне не нравился. И да — если говорите о Кате. Раньше я её любила.

— Что же случилось потом? — обессиленно спросил он.

— Наверное, мы были слишком разными, и я поняла это…

— Всё, я больше не могу: разбудите её, сеанс окончен! — обратился измученный Костя к Звереву. Тот кивнул. — И ещё… конечно, она должна помнить всё, что сейчас происходило…

Света понимающе похлопала его по плечу, но от этого дружеского жеста Костю только передёрнуло. Он сбросил с плеча её руку и повернулся — в глазах её была чистая радость, и от этого взгляда он сам ощутил только ужас…

Валентина пришла в себя, но только от гипноза — широко раскрыв глаза, она со страхом оглядывалась, пытаясь в окружении найти точку опоры, которую, казалось, она навсегда потеряла.

— Что?.. Что это сейчас было?.. Это я?.. У меня в голове фразы о том, что это я убила… убила Ивана и что Катю — тоже я убила… Разве это может быть?.. Я не могла… Я ведь не могла?! Как же это?.. Почему это выпало мне, почему я?..

— Успокойтесь, придите в себя! — кинулся к ней Зверев. Он схватил её руку, чтобы прощупать пульс, но Валентина отодвинулась и впилась в него странно-болезненным взглядом:

— Что со мной? Почему я ничего не помню? Почему в голове эти фразы? Что они такое говорят?..

— Это ваши воспоминания, которые Дмитрию Никифоровичу удалось с помощью гипноза вам и всем нам показать, — поторопилась деловито произнести Света, желая принять активное участие хотя бы в последнем действии запутанного расследования. — Итак, сейчас, когда вы всё уже рассказали, скажите ещё раз: вы признаёте себя виновной в гибели Екатерины Зосимовой два года назад и Ивана Бердникова от недавнего двадцать третьего числа?

— Я… я… — растерявшись, Валентина озиралась с неимоверным ужасом, пытаясь найти поддержку. И, увидев знакомые глаза, вновь остановилась на одном лице.

— Валентина Осиповна, вы признаёте себя виновной? — услышала она мягкий голос: Дмитрий смотрел пронзительно, но взгляд его не был обвиняющим. Он был спокойным, бесстрастным, ему хотелось верить. — Вы признаёте себя?..

— Да, признаю… — медленно произнесла она. Губы её дрожали.

И Света, всей кожей ощущая себя главным следователем, добавила:

— Валентина Иванова, вы обвиняетесь в умышленном убийстве Ивана Бердникова и Екатерины Зосимовой.