Сеанс 2

Мужские руки терпеливо переворачивали одну страницу за другой в поисках информации.

Досье №2. Иванова Валентина Осиповна, 32 года. Образование: технолог хлебопекарного производства. Безработная, разведена. Ярко выражены мнительность, рассеянность; диагноз — психастения. Дочь: Иванова Мария Сергеевна, 10 лет.

Новый день для Кости оказался насыщенным. С самого утра у него на столе уже лежали результаты экспертизы, но они ничего не объясняли и, наоборот, вызывали только дополнительные вопросы и неприятные предположения. То, что ссадина на голове погибшего была хоть и большой, но несерьёзной, он и сам знал, а вот то, что в крови наряду со следами алкоголя обнаружится снотворное, ожидать не мог. Очевидным теперь стало то, что бедняга уснул, находясь у пруда, и, оказавшись в воде, захлебнулся. Но насчёт того, было ли это случайностью, у него оставались сомнения.

С этого момента у Кости пошли неурядицы. Начались они сразу же, как только он пришёл на планёрку и, доложив собранную к этому моменту информацию, указал, что всё же не считает произошедшее стечением неблагоприятных обстоятельств. Начальника его предположения не устроили.

— Вот именно! — оперся он кулаком о стол, услышав про то, что погибший, приняв снотворное, заснул во время прогулки. — Именно так! Уснул и оказался в воде! А ты мне тут расписываешь — убийство, убийство…

— Но такие совпадения! Как он мог принять снотворное, когда он явно пил? В его в крови найден алкоголь, а его нельзя смешивать со снотворным… Я понимаю, — быстро отметил он, заметив взгляд Виталия Марковича, тут же посмотревшего в лист с результатами экспертизы, — доза снотворного мала, и сам алкоголь Бердников действительно мог выпить сутками ранее… Но и всё же тогда — почему он принял снотворное, находясь возле прудов? Может быть, ему помогли? И надо ещё узнать, с кем он там мог быть…

— Так работай, работай, Костя! Выясняй всё, что надо, а то ты тут придумываешь, а у меня и так статистика ломается! Три нераскрытых дела за последнее время — где это видано?! И почему этому Бердникову пришло в голову вернуться в наш город? Жил бы в своей Болгарии, как сыр в масле бы там катался!.. Да и жив бы был наверняка!

— Это ещё одна причина, по которой я думаю, что его могли убить, — рискнул добавить Мадаев. — Неизвестно, откуда он взял деньги на переезд в Болгарию, и это наводит на мысль о пропавшем состоянии Зосимовой, той самой, которая…

— Что? Приди в себя: дело Зосимовой закрыто! Нет никаких сомнений в том, что она покончила с собой. Причины — да, неизвестные, но факт остаётся фактом. И оставь врача в покое! Всё, ступай, работай, — устало махнул Виталий Маркович в сторону выхода. — И не забывай докладывать!..

«Не забывай докладывать… Оставь врача в покое… А как тут оставишь?..», — с досадой подумал Костя о том, что ему снова нужно будет обратиться к Звереву: мало того, что вопросы, которые в прошлый раз самостоятельно задала ему Света, не имели особого значения, так и контакты Валентины Ивановой, той, что была знакома с Зосимовой, а значит, могла знать и Бердникова, помощница тоже не принесла. Кроме того Мадаев, наконец, получил и список номеров, на которые совершались звонки с телефона погибшего. В том числе среди остальных звонков за его последние три дня там был…

— Ваш номер телефона, — Костя, вытащив лист бумаги из папки, которую несла с собой Света, протянул его Звереву. В списке тонким красным маркером были поставлены три галочки напротив трёх строчек, откровенно говорящих, что за два дня до гибели Ивана с его сотового на рабочий телефон психоаналитика было совершено три звонка подряд.

Света потупила взор, чтобы случайно не взглянуть на врача — ей было неловко: ведь это она сама и отметила в списке эти строки…

— Действительно, он, — ответил тот, всмотревшись.

— И как вы это объясняете?

— Что именно? — Зверев снова спокойно взялся за отложенную, было, сигару.

— Вы говорили, что не помните этого человека, тем не менее он пытался связаться с вами. Об ошибке речи быть не может — совершено три звонка подряд. Очевидно, он знал наверняка, куда звонит.

— Константин Михайлович, я вполне допускаю, что молодой человек мог сюда звонить. Но взгляните на время в вашем списке: восемь часов вечера. Я ухожу с работы в шесть или, в крайнем случае, — в семь часов, и дольше никогда не задерживаюсь. Так что, если кто-то и звонил сюда в восемь или даже чуть раньше, меня здесь всё равно не было. Тем более, — мягко откинулся он на кожаное кресло, — если, как вы говорите, молодой человек в своё время был возлюбленным Зосимовой, вполне вероятно, что он хотел записаться на приём.

— Но вы с ним говорили?

— Почему вы так решили?

— Два звонка по полминуты, один — на минуту. За это время можно было многое сказать или даже договориться о встрече…

— Дорогой мой, посмотрите внимательнее, — невозмутимо ответил Зверев, ещё раз всмотревшись в лист, — звонок на минуту — второй, между звонками по полминуты. Очевидно, молодому человеку очень хотелось записаться на приём, поэтому он терпеливо ждал, когда кто-нибудь поднимет трубку. Но, как уже говорил, меня в тот момент в офисе не было. В конце концов, вы можете и у оператора связи запросить запись этого якобы разговора, если уж мне так не верите…

— Но звонили именно вам? — с досадой переспросил Мадаев, понимая, что для официального запроса записей этих звонков у него нет причин.

— Не обязательно. В этом кабинете номер телефона тот же, что и у Анастасии в приёмной. Новые клиенты обращаются по телефону регистратуры, что на первом этаже, — вы наверняка её видели. Там же можно записаться к другим врачам моей клиники. А клиенты, которые обращаются повторно ко мне, могут назначать встречи сразу через моего секретаря.

— А если её нет на месте?

— Тогда звонок автоматически переводится в мой кабинет. Но если и меня здесь нет, сами понимаете… — Зверев так многозначительно посмотрел на него, будто разжевал уже всё, что только можно было.

— И до сколько она работает? — уточнил разочарованный Костя.

— До шести; если что-то не успевает, задерживается, но такое редко бывает. Но и задержавшись, она вряд ли поднимет трубку, как бы долго ни звонили — звонки она принимает тоже только до шести. Можете сами у неё спросить.

— Так и сделаю… А где же Валентина Иванова? Говорили, у неё сегодня сеанс?

— О, вскоре должна подойти. И если вопросов ко мне больше нет, советую дождаться её в приёмной или в коридоре, — тон врача стал елейным, но взгляд не оставлял сомнений: Мадаева просто выгоняли из кабинета.

Тот молча кивнул и двинулся к выходу. Света, доселе молчавшая и бывшая сегодня немного в подавленном настроении, также поднялась.

— О нет, прошу, побудьте здесь, пока осталось ещё время до прихода клиентки! У меня снова есть для вас чудесный свежезаваренный кофе, — услышал Костя доброжелательный голос врача, обратившегося к его помощнице.

Она, поймав разрешающий, но несколько недоуменный взгляд следователя, присела обратно и растерянно улыбнулась Дмитрию, а Костя вышел в приёмную.

— Ну вот… Опять предлагаю только кофе и даже не догадался подготовить к вашему приходу сок или коктейль! — мягко заметил Зверев извиняющимся тоном, никак не вяжущимся с немного пронзительным взглядом.

— Ой, что вы, Дмитрий Никифорович… — смутилась она, покраснев от удовольствия.

— Зачем так официально? Вы не на приёме у меня, а я у вас не на допросе. Зовите меня просто Дима. Хотите чуточку ликёра? — потянулся он к шкафу, но она, зардевшись ещё больше, отрицательно мотнула головой.

— Мне ведь ещё на работу возвращаться, там не поймут…

— Ну, я бы такой красивой девушке вообще запретил работать! Сидела бы дома, отдыхала и радовала мужа, — ласково заметил он, глядя ей в глаза. — Но тогда, может быть, сегодня вечером?.. — сходим куда-нибудь, поговорим…

Костя в это время подсел к Анастасии.

— Мне бы узнать контакты Валентины Ивановой.

— Да, я уже всё подготовила, — кратко сказала она и придвинула к нему папку со вложенной пачкой исписанных листов. Вверху первого были указаны контактные данные. Костя переписал их и, продолжая держать в руках папку, задумался о том, что же сейчас происходит за дверью кабинета.

Вскоре недалеко стукнула дверь, послышались шаги. Он обернулся и увидел Валентину. Сегодня она не казалась такой растерянной и нервной, как в прошлый раз, и, заметив Мадаева, приветливо кивнула, вспомнив, что уже встречала его здесь.

— Здравствуйте, Валентина Осиповна! — обратился он к ней, чем весьма её удивил.

— О, вы знаете, как меня зовут?

— По долгу службы — я старший следователь, Константин Мадаев. Мы встречались с вами пару дней назад, когда я приходил к Дмитрию Никифоровичу.

— Да, помню. В прошлый раз вы говорили о Катеньке. Разве дело не было закрыто? Самоубийство… — она, было, закашлялась, но быстро справилась с эмоциями.

— Закрыто, но я здесь по другому вопросу — погиб Иван Бердников, её приятель. И мне бы хотелось о нём с вами поговорить.

— Погиб? Как?..

Анастасия нажала кнопку на телефоне и произнесла:

— Дмитрий Никифорович, подошла Валентина Осиповна.

— Мы могли бы поговорить позже? В кафе, например? — предложил Костя, но она покачала головой.

— Это не очень удобно. Приходите лучше ко мне домой — у меня как раз дочка вернётся после школы, не хочется её одну оставлять, — сказала она, смотря на дверь кабинета: та отворилась, выпуская помощницу следователя. На пороге стоял Зверев.

— Не прощаюсь! — ласково кивнул он довольной Свете и обратился к Валентине, — прошу в кабинет.

Та прошла за ним, а Мадаев со Светой отправились к выходу.

— О чём вы говорили? — спросил он.

— Да так, по мелочам, — воздушно улыбнулась она. — А вы узнали контакты Ивановой?

— Да, нужно будет к ней съездить.

— Она такая странная… — вдруг отметила Света.

— Чем это?

Она промолчала, смутившись.

— И всё-таки?

— Вы опять скажете, что я придумываю.

Костя засмеялся.

— Ну, не буду. Давай свою версию, молодёжь!

— Она как будто играет. Вот в прошлый раз была так растеряна, неистово нервна. Как говорит Дима, болезненно нервна… А сегодня — спокойна, даже после разговора с вами. А вы ведь про Зосимову с ней говорили, так?.. Странно это. Как будто тогда, в прошлый раз, она играла, что огорчена гибелью Зосимовой. Вам так не показалось?

«Дима?..», — удивился он, но вслух ответил:

— Вообще я тоже обратил внимание…

Когда они добрались в отделение, на рабочем месте Костю уже поджидал другой Дмитрий — оперуполномоченный Лосев.

— Что-то есть? — с надеждой спросил Мадаев, как только его увидел.

— Да уж, что-то есть, — ухмыльнулся тот, заметив его нетерпение. — Значит, про гостиницу ты и так знаешь, а вот с банковской картой интересно.

— Ну, что там? — обрадовался Костя: он уже решил, что нет совсем никакой информации. Это было бы особенно обидно узнать теперь, когда и опрос сотрудников гостиницы не принёс пользы: удалось выяснить только то, что мужчина с паспортом на имя Ивана Бердникова действительно снял у них хороший номер, но успел переночевать только дважды, то есть погиб на третьи сутки после приезда. Сотрудникам гостиницы он не запомнился ничем, кроме того, что был нагловат. И среди небольшого количества вещей, оставленных им в номере, также не оказалось ничего примечательного.

— Значит, наличных денег при себе у Бердникова почти не было — так, перекусить на день-два хватило бы. За гостиницу было оплачено заранее, сразу за несколько дней, — повторил Лосев уже известные сведения. — Кстати, он не поскупился, взял номер не из дешевых…

— Знаю, — нетерпеливо отметил Костя, — ну, что с картой?

— На ней денег нет вообще, — Дмитрий хитро посмотрел на собеседника.

— Это как? Приехал без денег, с пустой картой? Интересно… Банк в Болгарии, верно? Информацию уже получили?

— Да уж, пока вы там по клиникам разъезжали…

— Так что говорят? — перебил он его.

— Счёт был открыт два года назад. И сумма изначально там была ну весьма кругленькая, я тебе скажу!.. Но она постоянно уменьшалась, уменьшалась, пока полностью не исчезла, и теперь — совсем пустой счёт. И вот он без денег отправился в другую страну…

Мадаев задумчиво помахал указательным пальцем перед своим носом.

— А если учесть, что номер гостиницы оказался не из дешёвых, значит, Бердников был безумцем и тогда вполне мог желать прийти на сеанс к психоаналитику. Или же знал, где взять деньги, и за ними и вернулся… А сумма похожа на ту, что могла быть, по версии её родственников, у Зосимовой? Те деньги, что пропали…

— Нет, гораздо меньше, — понимающе кивнул Лосев. — Матвеевы-то считали, что должно быть минимум восемьдесят миллионов — им Зосимова как-то обмолвилась. Конечно, после её гибели денег нигде не оказалось, но, думаю, она могла их банально потратить или потерять на чём-нибудь, а они просто не хотят в это верить… Ну, а на счёте Бердникова максимальной была та сумма, что была начальной, а это двадцать миллионов.

— Да, не те цифры, конечно… Но откуда у обычного инженера даже такие деньги? — задумался Костя. — Проверили, с какого счёта они пришли на счёт Бердникова?

— Проверили, Костя, — развёл тот руками. — У него был давний счёт в Беломорском банке — с него на новый счёт в Болгарии он их и перевёл. А на Беломорский счёт деньги сам положил — поверишь ли, принёс в банк наличные.

Больше информации у него не было и, кивнув Мадаеву: «Бывай!», он вышел из отдела.

«Тупик… — с досадой подумал тот. — Конечно, можно долго искать того, кто бы мог дать Бердникову столько денег, ещё и наличными, но вдруг действительно — просто дали? И это, вероятно, не имеет отношения к пропавшему состоянию Зосимовой. В таком случае эта информация мне вообще не нужна… С другой стороны, могли ли убить его из-за денег? Из-за денег, которых нет… И как можно было за два года промотать двадцать миллионов?!», — мысленно воскликнул он и обратился к помощнице.

— Знаешь что, Света…

— Что? — она удивлённо подняла голову от журнала, за который взялась, как только они вернулись из клиники.

— Возьми-ка да позвони Семенову: пусть подготовят информацию обо всех местах работы Бердникова и обо всех его контактах — семье, друзьях, коллегах.

— Но вы ведь знаете — у него нет семьи в Петрозаводске.

— Да, но где-то она есть?! С кем-то же он общался? И ещё: уточни, получили ли, наконец, информацию, где именно в Болгарии проживал Бердников и чем там занимался? Список телефонных звонков с его домашнего номера достань, нужно проверить — вдруг он перед поездкой звонил оттуда кому-нибудь в Петрозаводск?

— Хорошо. А потом — можно идти домой? — робко уточнила Света.

— Домой? — удивился он. — У тебя стажировка или нет? А может, передумала следователем становиться?

— Константин Михайлович, вы мне всё равно только телефонные звонки и доверяете. А в остальное время — ходи да слушай! Это же скучно, никакой самостоятельности!

— Хорошо! — усмехнулся он. — Отзвонись, куда сказал, и поедем — будешь беседу вести.

— Где?

— Как, уж забыла? Память твоя девичья… Записывай, что ли, чтобы помнить… Сегодня ещё встреча с Ивановой.

— Так она же сказала, что завтра можно?

— А главное в нашем деле — что?

— Что?

— Никогда не оставляй на завтра то, что можно сделать сегодня — а то опоздаешь. Ясно, стажёр?

— Ясно… — буркнула она, поняв, что пораньше с работы не уйти, и устало потянулась к телефону.

Когда основные дела были сделаны, Костя со Светой отправились к Ивановой и вскоре уже стояли у двери в её квартиру. Звонок прозвенел один раз, и Валентина сразу открыла. По её лицу нельзя было понять, как она относится к их приходу — она была чем-то расстроена или просто растеряна, — и они смущённо переглянулись, подозревая, что пришли не вовремя.

Всё же она пропустила их внутрь, провела в зал и даже благодушно налила чай в красивые кружки из фарфора с позолотой.

«Ну давай, девочка, не подведи!», — со скрытым удовлетворением подумал Костя, помня, что обещал отдать бразды правления беседой Свете, и не собираясь начинать разговор. Она же, открыв рот, осматривалась по сторонам, разглядывая вещи.

— Моя Маша уже пришла домой и теперь готовит уроки в своей комнате, — ощутив некоторую неловкость этой паузы, произнесла Валентина.

— А в каком она классе? — очнулась Света, когда Костя легонько тронул её за локоть, намекая на работу.

— Ей десять лет. Уже большая, но сейчас времена такие — боюсь даже дома оставлять одну: мало ли чего… Техники много, да и соседи не всегда могут помочь.

— Но, наверное, скоро муж придёт?

Костя чуть не поперхнулся. «Я ведь сказал, что Иванова в разводе! — с досадой подумал он. — Наверняка, к психотерапевту потому и ходит… Сейчас она её расстроит, и мы вообще ничего не узнаем!».

Валентина вяло улыбнулась:

— Нет, уже не придёт: мы разошлись, когда Машеньке шесть было.

— А почему? — настырно продолжала та, деловито доставая блокнот и ручку.

— Ну как… — смутилась она. — Не сошлись характерами…

— Да? А я думала, своего мужчину радовать надо и тогда всё будет хорошо.

Валентина вдруг засмеялась.

— Вы решили, что я за ним не ухаживала, не берегла, и он меня бросил?

— Ну да, — удивилась Света.

Та перестала смеяться и вздохнула.

— Да нет, в деньгах дело было.

— В их отсутствии, что ли?

— Нет, как раз наоборот.

— Это как? — Кузьмина налила себе вторую чашку элитного чая, глядя на Иванову с таким интересом, будто смотрела мелодраму по телевизору.

— Когда поженились, любили друг друга. Он не был богат, я тоже. А потом внезапно наследство получила, целое состояние… И он вскоре изменился: сначала работу бросил — зачем работать, если деньги и так есть? Потом вообще скатился, там уж не до любви было… Я и рассталась с ним. Зачем дочери пьяницу дома видеть? — вздохнула она и опустила взгляд в чашку.

— А сейчас что с состоянием? — осторожно уточнил Костя.

— Да всё так же хорошо, не жалуюсь. Недвижимость дополнительную купила, сдаю — прибыль постоянная; остальное в банк положила — проценты капают. Так что с деньгами проблем нет.

— А скажите: о финансовом состоянии Екатерины Зосимовой вы что-нибудь знали?

Валентина вздохнула.

— Бедная Катенька… Конечно, знала, тем более, что часть денег она как-то перевела мне на счёт, чтобы я могла кое-что ей купить.

— А как думаете, она могла куда-то деть всё своё состояние — кому-то подарить или одним махом на что-то истратить?

— Ну, это уж, простите, мне неизвестно: это получали мы деньги вместе, а тратила она их сама.

Костя со Светой переглянулись.

— Как это? — изумилась та. — Что значит: «вы их вместе получали»?

— Ну как же… ведь это наше общее наследство.

Костя отставил чашку с чаем.

— То есть Зосимова была вашей родственницей?

— В общем, мы как седьмая вода на киселе… Но наследство да, получали вместе. Это у нас троюродная бабушка, оказалось, жила в Беломорске. Скончалась несколько лет назад, а из родственников нашлись лишь мы: я да Катя, линии родства только разные. Вот между нами и разделилось это состояние. Собственно, мы с Катей так и познакомились: у юриста. Тогда же и подружились…

— А можете подробнее рассказать?

Валентина пожала плечами.

— Мне позвонил юрист, который занимался документами по этому наследству. Он нашёл мои контакты, сказал, что я — наследница и что есть ещё один наследник, равноценный мне. Для того, чтобы получить свою долю, нужно было приехать и подписать бумаги; я и поехала. Когда я вошла в кабинет, юрист представил мне Катю — она была уже там, — рассказал, что мы родственницы: у этой нашей бабушки, о которой мы не знали, хранилась родословная, и она включила в список наследников моих родителей и двоюродную тётю Кати. Их уже не было в живых, поэтому наследство перешло мне и ей…

Она замолчала, задумавшись.

— То есть тогда вы впервые и познакомились с Зосимовой?

— Да. Она мне сразу понравилась, — тихо улыбнулась Валентина. — Весёлая, жизнерадостная… И умная — она получила экономическое образование, и у неё сразу было много хороших идей, как поступить с полученным наследством, чтобы приумножать… Мы стали часто общаться. Я пригласила её как-то приехать ко мне в гости, а потом уже она купила себе жильё здесь же…

— Жизнерадостная… — помолчав, задумчиво повторил её слова Костя. — А почему, напомните, во время расследования её гибели с вами не беседовали?

— Да меня в то время и в городе не было: я была за границей. Смена климата, знаете, попытка отвлечься, подумать… Мне это посоветовали, сказали, что это благотворно влияет на здоровье… — помедлив, добавила она. — Приехала, а тут выяснилось… Бедная Катенька!..

Её глаза увлажнились и, резко подскочив, она быстро вышла на кухню.

— Дела! — взглянул Мадаев на Свету. Та цокнула языком, но сказать ничего не успела: Валентина, придя в себя, тут же вернулась с чайником, будто только за ним и ходила.

— Скажите, а Матвеевы, которые родственники Зосимовой, а значит, и ваши, никогда не выражали недовольства тем, что вам с ней досталось богатство, а им — нет? — уточнил следователь.

— Нет, конечно, они же не кровные, — ответила она, подливая горячий чай Свете, протянувшей чашку. — Это её друзья — Катя стала крёстной для их девочки, вот и породнились… Даже завещание на неё оформила.

— Завещание? — удивилась та.

— А сама решила или кто подсказал? — прищурившись, спросил Костя.

— Даже не знаю. То ли подруга уговорила, то ли ещё кто-то, — растерянно развела Валентина руками. — Но я в этом ничего страшного не вижу: Катя знала счёт деньгам и то, что в случае чего они кому-нибудь должны перейти. Но я-то уже обеспечена, а других родственников у неё не было. Вот она и подстраховалась.

— Понятно, а денег много было?

— Ну, — замялась она, — немало… Около сотни.

«Вот ведь, сыр-бор из-за какой-то сотни долларов!», — с тоской подумала Кузьмина.

— Света, пойди-ка воду ещё подогрей, — сунул Костя чайник ей в руки и, когда она недовольно вышла, наклонился ближе к Валентине, чтобы негромко уточнить, — около ста миллионов рублей?

Та кивнула.

— Что ж, хороший куш… А Иван Бердников мог знать об этой сумме?

— Не уверена. По крайней мере, Катя никогда не говорила, что упоминала о своих финансах кому бы то ни было. Она всё-таки разумная была… Мы обычно вдвоём обсуждали, куда можно вложить или как потратить, — Валентина потёрла вновь покрасневшие глаза.

— Вот, закипел опять, держите! А мне надо работать! — Света, притащив чайник с ещё кипящей водой, всучила его Косте. — Итак, скажите, Валентина Осиповна, вы знали Ивана Бердникова?

Та смутилась её внезапному напору, но, увидев ободряющий взгляд Мадаева, ответила:

— Катя меня с ним знакомила. Кроме того несколько раз мы с ним виделись, когда он встречал её, чтобы проводить домой. Может, была и пара других встреч, но я не очень хорошо это помню.

— Он вам нравился?

— В общем-то, я его не знала.

— А Зосимовой он нравился? — Света, почти не глядя в блокнот и всё время смотря на Валентину, что-то деловито записывала — или делала вид, что записывает…

— Наверное, да. Иначе она вряд ли бы с ним встречалась, — удивилась Иванова. — Но всё же думаю, не так, чтобы очень.

— Почему вы так решили?

— Ну, она как-то сказала, что он предложил ей выйти за него замуж. Она смеялась, рассказывая, что он так пошутил. А мне кажется, если бы она действительно любила, то обрадовалась бы, решив, что он говорит всерьёз.

«Интересно, она будто и не растеряна вовсе… И даже не расстроена», — вдруг подумал Костя, отметив про себя, что Иванова сейчас выглядит вполне спокойной, сильной женщиной.

— Вам нравилось, что Бердников был возлюбленным Зосимовой?

— А это имеет какое-то отношение к расследованию? — снова растерялась она.

— Нам нужно собрать максимальное количество информации о Бердникове, — ответила Света, всё также деловито держа перед собой блокнот.

— Ну хорошо… — Валентина задумалась немного и ответила, — я не считала, что это серьёзные отношения.

— Почему?

Она замялась и опустила взгляд, но объяснила:

— Мы с Иваном как-то ждали Катю на улице — она зашла к знакомому что-то забрать. Так Иван попытался ко мне приставать. Конечно, я его отшила, и больше мы с ним на эту тему не разговаривали, но мне всегда было неприятно, что он так поступил с Катей.

— Ясненько… — теперь замялась Света — у неё закончились вопросы. Но чтобы этого никто не понял, она продолжила что-то записывать в блокнот, делая вид, что занята.

— А вы точно знали именно Ивана Бердникова? Это он? — Костя, вытянув из папки несколько фотографий погибшего, протянул их Ивановой, усмехнувшись про себя, что Света должна была сделать это ещё до всех своих вопросов.

Валентина долго думала, опустив рассеянный, немного отрешённый взгляд на снимок с крупным планом ссадины на голове Бердникова, а потом, быстро просмотрев остальные, кивнула.

— Тогда, если позволит наш многоуважаемый следователь, — со скрытой улыбкой взглянул он на Свету, — я тоже задам пару вопросов?

— Ну, если вам что-то ещё неясно!.. — развела та руками.

— Что вам известно о Бердникове личного, кроме его отношений с Зосимовой? Может, она упоминала, кем он работал, где именно, были ли у него друзья?.. К кому он мог приехать из Болгарии, с кем мог тут встретиться?

— Я не очень хорошо это помню, — снова замялась Валентина. — В последнее время так много забываю!.. Про друзей, наверное, ничего не говорила — вряд ли у такого могут быть друзья… А работа… Кажется, он не доучился на инженера-механика и работал не совсем по специальности: вроде электрику чинил в разных компаниях — постоянного места работы, по-моему, не было, подрабатывал, где придётся.

— Что вы имеете в виду: «вряд ли у такого могут быть друзья»? — внезапно с какой-то злостью спросила Света, которую почему-то задели эти слова, так что Валентина растерялась ещё больше.

— Мне просто казалось, что он был не очень приятным человеком, — поправилась она. — Он никого не уважал. Я думаю, с таким отношением к людям у него… у него могло и не быть друзей…

— Успокойтесь, Валентина Осиповна! Ваше мнение мы поняли, — Костя многозначительно посмотрел на Свету, которая снова демонстративно уткнулась в блокнот. — А вот вы скажите…

Он на секунду замолчал, обдумывая, как лучше спросить:

— Как вы находили настроение Зосимовой перед тем, как она…

Валентина тут же поблекла, но он не договорил — в комнату вбежала возмущённая девочка и, увидев в комнате незнакомых людей, остановилась на пороге.

— Маша? Что-то случилось? — сразу пришла в себя Валентина.

— Ну, мам, ты же обещала мне открыть файл! Уже два дня напоминаю, а ты всё никак не поможешь! — обиженно воскликнула та. — Все ребята в классе уже видели Маринкины фотки, а я даже поговорить о них не могу!

— Ой, дорогая, я, правда, опять забыла… — смутилась она и подскочила, но Костя вдруг удержал её за руку.

— А ну-ка иди — помоги девочке! — подмигнул он Свете.

Та, не очень обрадовавшись, вышла вслед за Машей, а расстроенная Валентина попробовала оправдаться:

— Ох, так неловко! Обычно она вежливая, но в последнее время я действительно так много забываю…

— Ничего, Валентина Осиповна, такое бывает! Всё-таки, расскажите, как вы…

— Ах да, Катенька… Честно говоря, до сих пор думаю, что это я виновата… — шёпотом вдруг сказала она.

— В том, что она покончила с собой? Почему вы думаете, что это она из-за вас? — насторожился Костя: у него мелькнула мысль, что весьма странно сообщать незнакомому человеку, особенно следователю, что можешь быть повинен в чьей-то гибели…

— Ну, она как раз рассталась с Иваном — мы по телефону разговаривали. Это по её инициативе произошло, и она даже радовалась: сказала, что найдёт себе другого, лучшего мужчину, и не одного… Мне, конечно, Иван не особо нравился, но и те её слова тоже не понравились… Мы тогда не очень хорошо с ней поговорили, поссорились, потому я не удивилась, когда она перестала мне звонить. Сама я тоже не звонила… Я тогда подумала: вот не звоню-не звоню, а вскоре приеду, подарок привезу — я ей колье шикарное купила, — и мы сразу помиримся, и смеяться будем над тем разговором. Приехала, а тут…

Она заплакала.

— Ну, ничего… Вы не виноваты, она сама сделала свой выбор, — утешительно похлопал её по плечу Мадаев.

— Там всего-то файл надо было распаковать! — вернулась недовольная Света. — Кстати, это и не особенная причина, чтобы так расстраиваться… — добавила она, увидев, что Валентина поспешно вытирает слёзы.

— Что ж, нам пора, — Костя не дал ей сесть на место и, повернув её к выходу, кивнул Валентине. — Спасибо за информацию. Если понадобится что-то ещё, мы позвоним!

Та проводила их до двери, и последнее, что он запомнил, когда они со Светой остались на лестничной площадке одни, — её грустный расстроенный взгляд.

Пока они шли к машине, Света что-то активно набирала в телефоне. Даже когда Мадаев уже выруливал со стоянки, она продолжала сосредоточенно тыкать пальцем в экран.

— И как тебе беседа? Что думаешь? — спросил он и, заметив, что она упёрто смотрит в телефон, удивился. — Да что ты делаешь?

— Записываю полученную информацию, отправляю себе копию… — ответила она и, ткнув в дисплей ещё раз, с удовлетворением увидела текст: «Сообщение отправлено».

— Разве ты не вела блокнот?

— Да, вела, а теперь ещё и мысли по этому поводу записываю, — отложив телефон, она с удовольствием стала осматривать через окно людей, идущих по улице.

— Ну давай тогда, делись ими! — усмехнулся он.

— Значит, так: Иванова убила Бердникова.

Костя резко нажал на тормоз, увидев красный свет светофора.

— Я внимательно следила за ней. Она как плохая актриса, бросающаяся резко от расстройства в спокойное состояние и обратно. А как она растерялась, когда дочь ей про файл сказала? Не суметь открыть файл — это же вообще придумать такое надо было!.. Всё было так наигранно!

— А мотив?!

— Ну как же? Зосимова ведь покончила с собой после того, как единственная кровная родственница с ней поругалась. Да, я постояла у двери и послушала… — демонстративно прищурившись и чуть ухмыльнувшись, добавила Света в ответ на его удивлённый взгляд. — Так вот, на самом деле Иванова считает не так, как она вам сказала — что это случилось из-за неё; наверняка она думает, что виноват именно Бердников. Например, это не Зосимова бросила его, а он сам бросил её, не зная о её финансах. Та не смогла с этим смириться и покончила с собой, за это Иванова и отомстила Бердникову, узнав, что он вернулся в город. Да и уехал он отсюда, возможно, как раз потому, что она ему уже угрожала раньше, сразу после самоубийства Зосимовой.

— Ишь ты, что придумала! Да тебе не в следователи, а на писателя надо было идти, на филологический факультет, его ещё факультетом невест называют! Тебе как раз бы подошёл, а то только о замужестве и думаешь! — неожиданно для самого себя вспылил вдруг Мадаев.

— И ничего не думаю! — огрызнулась она. — А вы, между прочим, вместо того, чтобы ругать за версию, о которой сами же и спросили, лучше бы придумали, как её опровергнуть!

— Не, ты смотри-ка, научилась! — буркнул он и задумался: «А и впрямь — как доказать обратное?..».

На пару минут в машине наступила тишина.

— Вы, кстати, могли бы и к Диме обратиться, — помолчав, вскоре произнесла она, недовольно смотря в окно.

— К Звереву? Зачем это? — нехотя ответил Мадаев.

— Он ведь специалист не только по психоанализу, но и по гипнозу. Так пускай заставит её заснуть, тогда она точно расскажет правду! — выдохнула она с таким видом, будто это всё было очевидно.

Костя, задумавшись, промолчал. «По крайней мере, про психическое состояние Ивановой можно было бы разузнать подробнее… чтобы хотя бы знать, можно ли доверять её словам…», — решил он с сомнением. И через несколько дней, когда расследование его несколько зависло, снова отправился к Звереву.

— С чем пожаловали в этот раз? — тот невозмутимо откинулся на спинку роскошного сидения, поигрывая пальцами с золотыми ножницами, но сигары у него в руках в этот раз не было.

— Нам бы кое-что уточнить, — ответил, присаживаясь, Костя.

Света, мило улыбнувшись и получив разрешение Дмитрия, присела на удобное кресло-лежак для пациентов.

— А с Анастасией уже говорили? Уточнили насчёт интересовавшего вас звонка Бердникова?

— Да, с ней мы говорили; как вы и сказали, её на рабочем месте в то время уже не было. Но у вас мы сейчас по другому вопросу: расскажите нам ещё кое-что о Валентине Ивановой.

— Ивановой? Чем она опять вас заинтересовала? — удивился тот.

— Дмитрий Никифорович, просто она сначала такая спокойная, а потом резко становится нервной, расстроенной, и наоборот. Это нормально? — ввернула Света, с удовольствием ощущая под собой мягкую кожу дорогого кресла и думая о том, как было бы неплохо здесь расслабиться.

— В общих чертах это как раз то, из-за чего она ко мне и ходит.

— А как она вообще к вам пришла? Зачем? Какой она была?

Тот задумался, вспоминая.

— Ну, Иванова была расстроена — кажется, она уже год была в разводе и всё не могла найти себе достойного мужчину. Достойного по её критериям… — уточнил он. — Я с ней немного поговорил, после беседы ей стало легче, и так она стала ко мне ходить. Вот, пожалуй, и всё.

— Негусто, — подытожил Костя. — А есть какие-то особенности в её случае?

— Да нет, всё обычно. Иногда что-нибудь забывает; тревожится о незначительных вещах; поначалу жаловалась на бессонницу, и в какой-то момент пришлось выписать ей снотворное. С тех пор сон у неё наладился, хотя, быть может, она просто забывает рассказать о своих жалобах, — немного криво пошутил он.

— А могут ли перемены в её настроении быть игрой? — снова не удержалась Света.

— Игрой? — удивился он. — А зачем бы ей это понадобилось? Да и ходить ко мне тогда ей к чему?

— Хорошо, а тогда скажите: если человек чего-то не помнит, можно ли получить от него информацию, погрузив в гипноз? — поторопилась добавить она, пока Костя не успел её перебить.

— Света! — укоризненно буркнул он, но Зверев по-доброму усмехнулся.

— Отчего же нет. Не понимаю, конечно, зачем это вам, но вообще такую методику я практикую. Некоторые клиенты обращаются ко мне с просьбой погрузить их в состояние гипноза; другим я сам могу это предложить — так можно узнать такие детали их прошлого, которые сами они вспомнить не могут, но которые, будучи на виду, помогли бы понять, почему то или иное происходит с ними в настоящем.

— Это как?

— Допустим, человек боится чего-то конкретного. Если это связано у него, например, с психологической травмой, полученной в раннем детстве, так что сам он не помнит, что именно там произошло, можно погрузить его в гипноз и выяснить детали. На подсознательном уровне нет проблем с памятью, и человек открыт для правды и воспоминаний. Конечно, если у него не стоит никакой блок…

— То есть даже если он чего-то не помнит, можно вот так просто у него узнать?

— Ну, как просто, — усмехнулся Дмитрий. — Это труд, и чем сложнее случай, тем глубже степень гипноза и тем больше сил нужно вложить в работу. Иногда не хватает одного раза, чтобы выяснить то, что требуется.

— Ну, то есть вы можете погрузить в гипноз Иванову? — спросила Света, с торжествующим видом посмотрев на Мадаева.

— Зачем? — Зверев удивился не менее растерявшегося следователя.

— У нас кроме неё зацепок никаких, а она всё время что-то забывает. А ведь это моё первое настоящее дело! Может, она вспомнила бы что-то важное, что бы нам помогло? — просительно добавила она, заметив взгляд Кости: тот явно был возмущён.

— Сколько раз я говорил?!..

— Вообще, — остановил его Зверев, — в этих словах есть разумное зерно. Но, конечно, решение о проведении подобных сеансов должно основываться на согласии самого клиента, то есть Валентины Осиповны. Так что ничем помочь не могу, пока вы не поговорите с ней.

— Что ж, это ничего, мы и не рассчитывали!.. — сдержанно ответил Мадаев, в последний раз окинув Кузьмину недовольным взором, но она на него не смотрела. — А могу я изучить ваши записи по Ивановой?

— В принципе, можете — на прошлом сеансе она упоминала, что не против этого, так что обратитесь к Анастасии. Только из клиники папку не выносите!

— Отлично! — кивнул он, выводя за дверь Свету — та пыталась задержаться, видя, каким почти ласковым взглядом посмотрел на неё Зверев.

Выйдя в приёмную, они обратились к Анастасии. Тут им пришлось опять задержаться — карта Ивановой снова куда-то делась, и, пока секретарь её искала, они уселись на диван.

— Почему ты с ним так разговариваешь?! — продолжал выговаривать Мадаев. — Зачем предложила сеанс гипноза для Ивановой?! Что ты всё цепляешься к ней?

— А почему бы и нет? Вы, кстати, заметили, что ей было прописано снотворное? А Бердников перед гибелью принял как раз…

— Знаю! — буркнул он. — Но это ни о чём не говорит: снотворное могло быть у кого угодно, он мог и сам его выпить — специально, перед сном, — так что это всего лишь совпадение.

— Отлично! — обиделась Света. — Тогда сами и читайте эту медицинскую карту! А я пока доберусь обратно до работы.

Она подскочила и ушла. Правда, до своего отделения она в этот день так и не доехала — завернув по пути в пару магазинов, она заметила, что рабочий день близится к завершению, и поехала домой.

Анастасия же, когда нашла затерявшуюся карту, принесла её, наконец, следователю.

— Надоело уже! — рассерженно добавила она, видя его немой вопрос. — В прошлый раз сама перепутала, признаю: вместо раздела «Зверев Д.Н.» сунула карточку в раздел «Тревожное расстройство личности». Но потом я переложила её, куда надо, а она опять не там, а в разделе «Жвалин Е.И.»! Ну как, как я могла туда положить, когда тут даже логики нет? Вот «Зверев Д.Н.» — это лечащий врач, «Тревожное расстройство личности» — это раздел по специфике заболевания. А «Жвалин Е.И.» — ну это же совсем другой врач! Наверное, мне нужен отдых… Как думаете, дадут мне отпуск? А то на море хочется…

Костя молча усмехнулся.

— Слушайте, а не хотите пойти в буфет почитать? Он ещё работает, — добавила она, нервно усевшись на рабочее место. — А то диван занимаете, а сегодня ещё клиент будет.

— А можно?

— Да, идите. Только постарайтесь поскорее вернуть мне папку, чтобы я опять не забыла, куда карта делась, а то завтра Иванова придёт.

Костя спустился на первый этаж, в буфет, и, усевшись с чаем, зарылся в бумаги. А после, отвлёкшись на звонок, впопыхах схватил папку и умчался решать набежавшие вопросы. В итоге досматривал её он уже дома.

Ничего необычного или того, о чём не упоминал Зверев, он тут не нашёл. И всё же кое-что его заинтересовало… Так что на следующий день он снова отправился в клинику.

Извинившись за свою оплошность перед Анастасией, уже обыскавшейся папки, он зашёл с картой Ивановой к Дмитрию Никифоровичу.

— Что это значит? — ткнул он в запись на одной из страниц.

Тот всмотрелся.

— Кажется, здесь нет ничего сложного: назначено время, клиент пришёл на сеанс, — пожал он плечами.

— Дата, посмотрите на дату!

— А что с ней?

— Как что? В то время, в том месяце два года назад, Валентина Иванова не могла быть у вас на сеансе — её ведь не было в Петрозаводске?

— Вы так говорите, будто дорог уж совсем нет! — усмехнулся Зверев, облокотившись на стол и с интересом всматриваясь в Мадаева: тот был до странности возмущён. — Есть и земные, и воздушные пути — любыми можно добраться в точку назначения, если, конечно, есть желание и необходимость.

— Хотите сказать, что Иванова приезжала к вам на приём в это время?

— Да я так не помню, дайте-ка взглянуть… — протянул Зверев руку, чтобы взять карту, и всмотрелся. — Ну да, приехала, вы же видите, тут всё прописано…

— Что, и запись приёма есть?

— Желаете просмотреть?.. Но почему вас беспокоит именно тот сеанс?

— Следствию не было известно, что Иванова находилась в городе во время самоубийства Зосимовой… — хмуро ответил Костя.

— Я, конечно, не в курсе всех этих ваших дел, но разве это важно? Какая связь между фактом самоубийства одной и присутствием в городе другой?

— Понятно, понятно… — пробормотал он, не отвечая, и Зверев посмотрел на него с ещё большим интересом, очевидно, изучая. — А скажите: могу я поговорить сегодня с Ивановой? Слышал, у неё назначен приём?

— Она скоро должна подойти, но вам лучше беседовать после моего сеанса. Всё-таки она приходит сюда за здоровьем, а не за разговорами со следователем.

Мадаев не очень довольно кивнул на прощанье и вышел из кабинета.

Он вернулся в клинику через несколько часов, к тому моменту, когда у Ивановой был назначен приём. Оказавшись на месте чуть раньше, он подождал в приёмной. А потом увидел Валентину — она бодрым шагом вошла в дверь и явно была в хорошем настроении. Заметив его, она приветливо улыбнулась, но он, указав в сторону кабинета, произнёс:

— Если можно, я подожду вас здесь, пока не освободитесь. Нужно поговорить.

Его тон был суховат. Она удивилась, но спрашивать ничего не стала и прошла в кабинет, а он настроился провести на диване почти час. Впрочем, так долго ждать ему не пришлось: прошло всего минут двадцать, когда через Анастасию Зверев пригласил его войти.

— Валентина слишком нервничает из-за вашего прихода, — сказал он, любезно указав Косте, что он может сесть. — Я подумал, что будет лучше, если вы сейчас с ней поговорите.

Зверев безмятежно откинулся на спинку кресла, крутя в руках блестящие ножницы с золотыми ручками и новую сигару, но не торопясь её обрезать — он не собирался курить во время сеанса с пациенткой, просто желал покрутить сигару в руках, ожидая, когда следователь задаст свои вопросы.

Валентина смотрела на Мадаева ожидающе и явно растерянно. Похоже, всё это время она мучилась мыслью, зачем же он её ждёт. «Вот влип!..», — подумал Костя и немного помялся, не зная, как начать. Но после спросил:

— Валентина Осиповна, вы говорили, что два года назад, как раз в то время, когда с Зосимовой произошла трагедия, вас не было в городе, это так?

— Да, я была за границей.

— И вы не приезжали обратно? — он напряжённо всматривался в её лицо.

— Зачем бы? — удивилась она, немного поёжившись.

— То есть вы ни для чего не возвращались? Ни на день, ни на несколько часов?..

Задумавшись, она вяло пожала плечами.

— Вроде бы нет. Наверное, я бы это запомнила. Хоть память меня в последнее время подводит…

— Что ж, тогда как вы можете объяснить вот это? — Мадаев указал на строчку в протянутом им листе из её карты.

Она всмотрелась и глаза её расширились от изумления.

— Валентина Осиповна, так вы были в Петрозаводске в это время или нет? — не дождавшись ответа, нетерпеливо переспросил он, но она лишь растерянно переводила взгляд с врача на карту и обратно в поисках помощи.

— Ну, я не знаю…

— Ничего постыдного в этом нет, — поняв, что она в тупике, попробовал утешить её Дмитрий. — Нет ничего плохого в том, что вы приезжали на сеанс. Наоборот, то, что вы беспокоитесь о своём здоровье, заслуживает только похвалы!

— Но…

— И нет ничего плохого в том, что вы этого не помните.

— Да, но Дмитрий Никифорович!.. — вдруг заплакала она.

Костя подскочил с места, пропуская его к ней.

— Простите меня! — всхлипнула она, отпив из поданного им стакана воды. — Просто я так много стала забывать, что сама себя уже боюсь: вдруг я сделаю что-то, а потом не буду этого знать? Это так ужасно!..

— Ничего, ничего, — утешал он. — Скоро вы подлечитесь, всё будет хорошо…

Его голос был мягким, успокаивающим… Костя даже почувствовал, как ему хочется лечь отдохнуть, поспать, ведь так давно он уже не отдыхал нормально! Всё работа, работа…

— А что же мне делать сейчас? — снова отвлёк его на себя голос плачущей Валентины. — Я даже не помню, что приезжала сюда в то время!..

Услышав его, эти ноты отчаяния и затаённого страха, растерянности и беспомощности, Костя внезапно решился.

— Валентина Осиповна, но это легко можно выяснить! — сказал он, бодро глядя на неё и чувствуя сбоку на себе взгляд заинтересовавшегося Зверева.

— Как? Спросить у Маши? — с мелькнувшей в глазах надеждой спросила она.

— Ну, это может и не помочь: вы ведь могли и не заезжать к себе домой. Тем более вы говорили, что, пока были за границей, она жила у своего отца, — мягко заметил он. — Но можно… провести сеанс гипноза.

— Как? — не поняла она и тут же начала старательно вытирать платочком лицо.

— Ну, — смутился Костя, вновь почувствовав укор совести при мысли, что, может, он предложил это скорее для себя, для своей работы, чем для успокоения Ивановой, — можно попросить какого-нибудь врача, владеющего техникой гипноза, провести с вами сеанс. Это безвредно, и вы узнаете всё, что хотите вспомнить, и перестанете беспокоиться о том, что сделали что-то не так.

Она с сомнением посмотрела на Зверева.

— Дмитрий Никифорович, а вы считаете, мне это не повредит?

— Думаю, это даже поможет вам разобраться с мыслями, избавиться от тревоги, — ободрил тот её.

— Но мне не хочется ни к кому обращаться, — вновь обеспокоившись, заметила Валентина.

— А этого и не потребуется, — поспешил ответить Костя, — ведь Дмитрий Никифорович может сам всё устроить. Ведь правда?

Он вопросительно посмотрел на Зверева.

— Конечно, если Валентина Осиповна захочет разрешить этот вопрос, — бесстрастно ответил тот, снова присаживаясь в своё кресло.

Валентина, подумав, нерешительно кивнула.

— Ну что ж, тогда… — он нажал кнопку на стационарном телефоне, стоящем на столе. — Анастасия! Срочно созвонитесь с клиентом, у которого должен быть следующий приём, и перенесите сеанс или на вечер, вне моего рабочего времени, или на любой другой день, который будет ему удобен. И сообщите, что этот сеанс будет бесплатен из-за этих неудобств. Всё-таки надо помогать правоохранительным органам родного города! — глядя на Мадаева, любезно добавил Зверев.

Потом, отключив соединение с секретарём, он взял что-то из ящика стола и поднялся.

— А теперь, — сказал он Косте, и взгляд его вдруг стал цепким и пронзительным, — отойдите в сторону!

Тот отошёл к окну, подальше от кресла, где сидела Иванова. А Зверев, наоборот, подошёл ближе и, пристально глядя в тревожные растерянные глаза, произнёс:

— Расслабьтесь и ничего не бойтесь: вы — в безопасности.

Он говорил ещё, его голос становился всё тише, казался Валентине всё дальше и глуше, и вскоре она закрыла глаза. Её дыхание стало безмятежным, тревога ушла с лица, мышцы расслабились, и оно стало спокойным.

— Что вы чувствуете? — спросил Зверев, пока заинтересованный Костя медленно подходил к креслу, чтобы не упустить никаких изменений в её выражении.

— Я будто качаюсь на морских волнах и меня греет солнце.

— Вы чувствуете опасность или образ этих волн навевает вам покой? — уточнил он, взяв со стола тетрадь и быстро сделав в ней какие-то пометки.

Она мягко улыбнулась.

— Это безопасно. В детстве я жила прямо у моря, а потом перебралась в Петрозаводск. Море — это тот мир, где я была счастлива и защищена.

— Хорошо. Вы видите себя ребёнком или такой, как вы есть сейчас?

— Ребёнком, — почти пропела она.

«Смотри-ка, как интересно! — с завистью посмотрел на сосредоточенного Зверева Костя. — Это ж сколько информации можно вот так узнать у людей, которые не хотят говорить!».

— А можете сейчас представить себя взрослой?

— Мне не хочется, — вдруг поёжилась она.

— Хорошо, вы в безопасности! — напряжённо повторил он. — Но мне нужно, чтобы вы вспомнили, что вы — взрослый человек.

Она нервно нахмурилась, и губы её даже дёрнулись что-то произнести, но Костя не услышал ни звука.

— С вами ничего не случится! — добавил Зверев, пристально глядя на неё. — Почему вы не хотите вспоминать настоящее?

— Я боюсь…

— Чего?

— Что я — не тот, кого я знаю… — пролепетала она.

— Что вас беспокоит?

— Моя память.

— Что с ней случилось?

— Она перестала мне помогать, потому что я хочу забыть…

— Забыть что?

— Забыть, забыть… что я сделала…

— А что вы сделали? — терпеливо спрашивал он, но она слабо застонала, не желая отвечать.

— Ничего, вы всё ещё в безопасности! — тут же добавил он. — Посмотрите, ведь море рядом?

По её лицу медленно расплылась улыбка безмятежности, но на лбу всё также были тревожные складки.

— Да, оно здесь.

— Значит, вам нечего бояться, ведь так?

— Да, — тихо согласилась она.

— А могу я задать пару вопросов? — шепнул Дмитрию Мадаев.

— Константин Михайлович хочет вас о чём-то спросить. Вы сможете ему ответить? — спросил у Валентины Зверев, и она мягко улыбнулась.

— Да, он хороший человек…

— Валентина, я хотел бы узнать… — видя предостерегающий жест Зверева, он на секунду замолчал, подбирая слова. — Я как-то спрашивал, знакомы ли вы с Иваном Бердниковым. Не сообщите ли сейчас ещё какой-нибудь информации о нём, раз вы всё помните?

Она помолчала.

— Константин Михайлович спрашивает, помните ли вы Ивана Бердникова? — перефразировал Зверев.

— О да, я его помню! — она немного нахмурилась.

— Вам он не нравился? — Зверев вновь сам стал задавать вопросы.

— Нет. Он был грубым и заносчивым.

— Вам неприятно о нём говорить?

— Да.

— Всё-таки постарайтесь рассказать о нём Константину Михайловичу, — мягко добавил он. — Вы с ним виделись?

— Несколько раз, когда он встречал Катеньку с прогулок.

— Именно из этих встреч вы решили, что он заносчив?

— Катенька мне говорила о нём. Из рассказов о его поведении я так решила.

— А с ним лично вы не разговаривали?

Она снова немного помолчала.

— Тоже несколько раз, — всё же ответила она.

— В присутствии Екатерины Зосимовой? — уточнил он, но в комнате на мгновение опять воцарилась тишина: Валентина как будто не хотела говорить.

— Нет, он обращался ко мне, даже когда её не было рядом, — будто нехотя произнесла она, наконец.

— Ясно, — сказал Зверев, пристально в неё всматриваясь.

— И ещё… — продолжала она, помедлив, словно не решаясь говорить.

— Конечно, мы вас слушаем! — тут же ответил он, пронзительно глядя в её лицо. — Вас никто не осудит за то, что вы говорили с молодым человеком. Это было у моря?

Она вновь улыбнулась.

— Нет, не у моря, — почти нараспев сказала она. — Несколько дней назад он звонил мне.

Мадаев уставился на Валентину, не веря своим ушам.

— Когда это было? — его голос вдруг охрип, он сделал несколько шагов по направлению к ней, но Дмитрий схватил его за руку, останавливая.

— Двадцать второго числа, — всё также безмятежно ответила она.

— В какое время? — Костя был так напряжён, что, казалось, у него свело скулы.

— Днём, около часу.

— Где вы были?

— У себя дома, поливала цветы, ожидая дочку из школы.

— Он позвонил со своего сотового?

— Нет, с какого-то незнакомого городского номера.

— А зачем он вам звонил? В этот день он погиб! — не удержался он, и её голос вдруг задрожал.

— Погиб… Да, погиб… Столько страданий вокруг, и Катенька тоже…

Голова Валентины заметалась по спинке кресла.

— Валентина, всё хорошо! — резко произнёс Зверев, но она больше не слышала. — Посмотрите на море — оно рядом; мягко движутся волны, накатывая на песок, ближе, дальше, ближе…

— Погиб…

— Забудьте о том, что вам сейчас сказали! — резко приказал он. — Успокойтесь! Вы — в безопасности.

Она затихла, повинуясь силе его голоса.

— Когда я скажу, вы уснёте, а потом проснётесь и не будете ничего помнить из этого разговора!..

Её голова замерла, склонившись на левое плечо. В кабинете воцарилась тишина. Костя присел на стул и тяжело выдохнул: «Дела!..».

Зверев, проверив пульс Ивановой, отпустил её руку и подошёл к столу у дальней стены — там стоял графин с водой и пара стаканов. Он налил один и подошёл к Мадаеву.

— Вот, выпейте! — снисходительно протянул он ему стакан. — А так и не заметно было, что вы такой нервный.

— Не нервный! — огрызнулся тот. — Просто не ожидал подобного поворота! Такая милая девушка… Как она могла лгать?

— В смысле? — уточнил он.

— Она мне не сказала, что недавно говорила с Бердниковым. Недавно… когда он сюда приехал!

Дмитрий пожал плечами.

— Забыла.

— И вы считаете это нормальным?!

— А что ж вы хотите? Если подводит память, раздражают люди, страшно жить — почему бы не постараться специально забыть какие-то вещи? А потом уже память сама начинает прятать воспоминания, которые не нравятся. Так что не думаю, что она действительно хотела нарочно скрыть от вас какую-то информацию.

Костя собрался, было, спорить, но не успел: Валентина открыла глаза и резко села прямо.

— Всё нормально? Я всё правильно сделала? — она беспокойно переводила взгляд со Зверева на хмурого Мадаева.

— Всё хорошо, вы всё сделали правильно! — ободрил её первый, но она жалобно повела плечами:

— Но я ничего не помню!

— Это я приказал вам забыть разговор.

— Почему? — удивилась она.

— Чтобы не нарушать ваш покой…

— Вы заволновались, когда я напомнил, что Бердников мёртв, — внезапно перебил его Костя, внимательно всматриваясь в её лицо.

— Ой, да? Так странно…

— И ещё вы сказали, что он вам недавно звонил, — продолжал он, не обращая внимания на строгое цыканье Зверева.

— Я так сказала? — растерялась она.

Тот снова взял её руку, чтобы посчитать пульс.

— В этом нет совершенно ничего плохого, — добавил он, каким-то странным взглядом посмотрев в сторону Мадаева: тот был возмущён и успокаиваться, похоже, не собирался.

— Как же нет? Вы ведь не говорили мне об этом звонке! — воскликнул Костя.

— Но, простите, я о нём ничего не помню, — развела Валентина руками.

— Как? Даже сейчас?

Она растерянно мотнула головой.

— Почему вы так кипятитесь, Константин Михайлович? — Дмитрий, отпустив, наконец, руку Валентины, вернулся на своё место. — Посудите сами: Бердников приехал в Петрозаводск; знакомых у него тут не оказалось, а Валентину Осиповну он помнил — она ведь была подругой его возлюбленной, Зосимовой. Очевидно, он хотел спросить у неё, как быстрее записаться ко мне на приём, раз к моему секретарю он не дозвонился. Наверняка, он знал от Екатерины, что здесь хорошие специалисты.

— Ну, если так… — подумав, всё же кивнул недовольный Костя, — тогда у меня по этому поводу больше нет вопросов.

— Что ж, отлично! Думаю, мы с Валентиной Осиповной тоже можем на сегодня завершить нашу встречу, — благодушно отметил Зверев.

Валентина посмотрела на него с благодарностью. После его объяснения она казалась более уверенной в себе, не такой растерянной и несчастной. Правда, уже у самой двери она всё-таки оглянулась и спросила ещё раз:

— Я точно всё правильно сделала? — в её голосе были тревожные нотки какой-то вины.

Он кивнул, и Иванова, улыбнувшись на миг, быстро вышла.

Дмитрий медленно перевёл взгляд на следователя. Тот не двигался с места, и с некоторым чувством снисходительности Зверев подумал, что придётся намекнуть на то, что встреча окончена и для него. Но не пришлось: Мадаев пока никуда и не собирался.

— Скажите, — спросил он, — возможно ли повторить такой сеанс?

— Зачем? — в пронзительных глазах почти читалось удивление.

— У меня ещё остались вопросы.

— Ну, если уговорите Валентину Осиповну… — развёл Зверев руками, и Мадаев поднялся.

«Наконец!», — мысленно отметил тот. На лице его читалось удовлетворение. Но следователь опять вдруг замер на месте, что-то обдумывая.

— А можно ли погрузить её в гипноз так, чтобы она об этом не знала? — задумчиво уточнил он.

— Вообще-то это незаконно, вам ли не знать… — терпеливо ответил Зверев, пристально глядя на него. Но тот снова уточнил:

— А меня вы можете погрузить в гипноз?

— Это зависит от многих факторов, в том числе и от нервной системы пациента. Думаю, ваша сила воли больше, чем у Ивановой, поэтому, может быть, ввести в гипноз вас и не получится. Да и нужно ли вам это? Или просто боитесь, что выясню что-нибудь такое, чего вы стыдитесь?

— Нет, — буркнул тот.

— В таком случае, может быть, вы меня уже покинете? Скоро подойдёт следующий клиент, а я, знаете, ещё не подготовился, — Зверев почти вежливо указал на дверь, и Костя, чуть помедлив, раздумывая над возможными вопросами, наконец, вышел из кабинета.