Простуда

Принц утопает в мягких подушках, в одеялах, пушистых и ласковых — у принца жар, простудился на охоте, с кем не бывает, простуда не разбирает особ королевской крови и толстых лавочников. Тускло мигают свечи, за ледяными квадратиками окна ветер срывает последние листья с голых ветвей, оставляя все больше серого, пепельно-серого неба. Где-то там, внизу течет река, и камыш обнимает острова, золотистые даже в промозглый вечер, но принцу с кровати видно только немного дрожащих веток и серое, пепельно-серое небо в ледяных квадратах окна.

Старый гном в пыльной синей мантии скрипит за столом гусиным пером — переписывает синими чернилами на белый лист старые-старые летописи. Принцу хочется остаться одному в темнеющей комнате, или хочется, чтобы ему рассказали сказку, но принц молчит — история важнее сказок, ее нельзя забывать, так говорит отец, а принц все никак не может запомнить, в каком году его прадед купил у соседа белого слона для своей невесты…

У принца жар, у принца очень болит горло, и нос заложен, и он такой тяжелый, этот нос, что перевешивает все остальное тело, вот если бы не он, то принц полетел бы на вечерний бал, легкий, как бабочка… Принц не любит танцы, ему милее стоять в стороне и смотреть на безумие разноцветных юбок, плащей и перьев, потому что тогда никто не смеется над его сведенной в безумно-прямую черту спиной и ломкими коленками.

Принц завидует герцогу — герцог стреляет лучше, и еще графу — у графа изящней посадка, и он пишет чудесные сонеты, и эпиграммы, очень смешные, а улыбается насмешливо и очень, очень учтиво. И еще немного завидует своему камердинеру — потому что у камердинера красивые волосы.

Принц не умеет писать стихи, он стреляет из рук вон плохо, а седло ненавидит с детства, у принца на голове — куриный хохолок, и отец говорит, чтобы он, хотя бы, учился смеяться, а не то придворные спутают Его высочество с лошадью.

Принц любит качели, разрисованные ярко лодочки-лошадки, но ему нельзя, он же мужчина, а это — игрушка для дам. На качелях катаются кудрявые фрейлины, а с ними — герцог и граф, которым почему-то можно, хотя они тоже мужчины…

Гном заканчивает писать, опускает со звяканьем крышку чернильницы, собирает листы, и, кряхтя, уходит из комнаты. Принц закрывает глаза — свет режет до слез, и сильно болит горло, и жар ласково-ласково кружит голову, унося в хоровод из пестрых всполохов-лент… Приходит камердинер, приносит целебный напиток — жуткую гадость, приторно-горько-сладкую, очень горячую, и ее нужно выпить, всю большую, бездонную кружку. И не плакать, потому что при слугах — нельзя. Нельзя и без слуг, ведь он же наследник престола, но принц и не плачет — просто слишком уж яркие свечи, и в питье положили лук, не иначе.

Камердинер уходит, и медленно-медленно тянется время, к принцу никто не заходит больше — у короля сегодня военный совет, королева рисует розы — она учится живописи, ее золоченый мольберт стоит дороже, чем двадцать самых больших тортов, с розами из крема и сахара, и пропитанным ромом бисквитом, герцог с графом опять заключат пари — кто из фрейлин сегодня «в моде», на бутылку «Шато Мари», они вечно о чем-нибудь спорят…

Принцу жалко себя до горячих слез — его не за что полюбить, он нескладный, и глупый, боится ос, он вообще довольно труслив. Вот другие — они уже что-то смогли, он — всего лишь наследник престола, остальные жалеют отца короли — что ж судьба не дала другого?

Кружит голову ласковый, чуткий жар, принц один, о нем все забыли — нет, не все, старый гном прибрел утешать, в синей мантии, пыльной-пыльной. Притащил с собой сказочный фолиант, выше гнома чуть не в два раза:

— Принц, не плачьте, чего бы вам почитать… мышь погрыз переплет, зараза…

Принц не плачет — при слугах ему нельзя, да и слезы глотать больнее, впрочем с гномом они ведь почти друзья — гном читает, а принц болеет.

Тянут звезды в окошко свои лучи, старый маг шелестит страницей — дурачок, ты же ярче любой свечи! Спи, пусть радостный сон приснится…

Пусть наутро захочется съесть пирог, выпить чаю, сбежать из спальни… Спи малыш, в свой черед ты поймешь урок: безупречным куда печальней...