Глава 3. Breaking The Habit.

Чем дальше я и Акира-сан шли по промокшим от дождя улицам столь престижного города, тем больше сокращалось время до долгожданной встречи с дядей Робертом. Прошло уже восемь лет, как мы в последний раз виделись. И не столько потому, что мы живем в тысячах километрах друг от друга, сколько из-за прохладных отношений со своим братом, с моим папой Дэвидом Рейнхартом.

***

Это до ужаса банальная история о том, как брат мечтал превзойти брата во всем, в чем только можно. В детстве они всегда спорили, соревновались, лишь бы доказать, что он лучше его. Но, несмотря на похожие цели, они были столь же разными, как лед и пламень. И если уж говорить о подобном сравнении, то, скорее, мой папа был бы пламенем, а дядя льдом. У отца даже волосы огненно-рыжие, которые одним своим видом излучали тепло. И, как в доказательство своей внешности, в его поведении отражались такие черты, как вспыльчивость, импульсивность, искренность намерений и, конечно же, та забота, которую он проявлял при общении с близкими. Делая кому-то подарки, он всегда больше думал о том, как его подарить, нежели что. В отличие от флегматичного дяди Роба, который на первое место ставил его практическое назначение и необходимость. Помню его самый первый подарок для меня.

Я только-только пошла в первый класс, значит, мне было всего семь лет. Тот Новый Год мы отмечали в Москве, приехав туда на каникулы. Так получилось, что дядя Роберт тоже был в Москве, в этой шумной, отличной от моей родной Перми, столице. Поэтому мы единогласно решили, что праздновать будем вместе. Тот Новый Год был одним из самых запомнившихся, хотя прошел он, как и все остальные — ужин в семейном кругу, созерцание фейерверков, заканчивая наутро поиском подарков под наряженной елкой. Один из них был адресован для меня моим дядей. Я с нетерпением сорвала красочную обертку, прокручивая в голове всевозможные варианты подарка. Но он превзошел все мои ожидания. Это был MP3-плеер, который я до сих пор слушаю, на котором собраны все мои любимые песни. Этот плеер сейчас покоится в моей сумке, ожидая моих эмоциональных порывов, дабы утешить или вдохновить меня своим громким, как и восемь лет назад, звучанием.

***

Идя вдоль неширокой улицы, мы стали приближаться к дому. Выглядевший вполне скромно двухэтажный дом в Викторианском стиле мало соответствовал статусу моего дяди. Взглянув на него, ни за что не скажешь, что в нем проживает один из самых богатых жителей этого города. Но зато он обустроен так, как любит дядя — практично и уютно. Пусть и стены дома из темного серо-синего кирпича и еще более темная, приближенная к черному, шоколадного оттенка крыша смотрелись немного мрачновато на фоне усеянного цветами сада, но что поделать, таков Лондон, все еще навевавший воспоминания о печальном Средневековье. Да и дяде так больше нравится, нежели будь он воплощен в ярких, вызывающих тонах. В такой обстановке он чувствует себя более защищенным, ведь на обладателей столь немалого состояния нередко происходят покушения. Поэтому дядя Роберт привык находиться лишь в кругу тех, кому он доверяет, то есть дома. Его обстановка точно такая же, как папа ее описывал, когда я была еще не до конца сформированной личностью. Есть даже балкончик на втором этаже, где дядя попивал чай, наблюдая за пейзажем, еще в студенческие годы. Из этого балкончика открывался вид на сад, усеянный кустами алых роз, столь полюбившимися дядей за многие годы. Для него они были символом красоты — необычайной и в то же время опасной, готовой в любой момент вонзить свои шипы. Такой же он считал и свою жену Кессиди Рейнхарт, красивой, но умеющей постоять за себя женщиной, с которой я встречусь впервые. Что-то внутри меня подсказывает, что лучше показать себя с хорошей стороны. Ведь первое впечатление никак потом не исправить. И, поднимаясь по небольшой лестнице, ведущей к двери, я вдохнула глубже, в попытке совладать с волнением.

— Не стоит так беспокоиться, — как будто прочитав мои мысли, проговорил Акира, — мистер и миссис Рейнхарт понимают Ваше положение. Думаю, им будет приятнее, если Вы будете обращаться с ними, как родными дядей и тетей, а не как с миллионерами, — с этими словами он поставил мой багаж и нажал на звонок.

За стеной послышались шаги, приближавшиеся с каждой секундой. Когда же они прекратились, ручка на двери с жалобным скрипом поворачивалась, позволяя ей отвориться и впуская в помещение прохладный предосенний воздух. Перед нами предстала женщина лет тридцати с приветливой улыбкой на лице.

— Здравствуйте, Акира-кун, Мария, — вкрадчивым голосом начала она, — проходите, не стойте у порога, — сказала она, предоставляя нам возможность войти, — Чувствуй себя как дома, Мария.

— Здравствуйте, — немного поздно ответила я, опешив от такого гостеприимства, — рада встречи с Вами, — с этими словами я переступила порог, следуя за Акирой, который нес мои вещи.

— Я тоже очень рада. Кстати, можно на «ты». Дорогой, — окликнула Кэссиди дядю Роба, — твоя племянница приехала, поздоровайся, хотя бы.

По лестнице, ведущей на второй этаж, спускался дядя, даже дома одетый по-деловому — черные брюки и туфли, белая рубашка. Наверное, по поводу моего приезда так оделся. Все-таки восемь лет не виделись. Хотя внешне он почти не изменился. Все те же строгие черты бледного лица, те же светло-русые ухоженные волосы, те же серые, с оттенком синевы, суженные, выражающие недоверие глаза и те же редко проступающие морщины на лбу. Словно этот образ навечно останется его. И в глубокой старости он будет все тем же «хмурым дядей Робертом».

— Рад увидеть тебя вновь, Мария, — слегка улыбнувшись, сказал он. — Акира-кун, отнеси вещи Марии на второй этаж в отведенную ей комнату, пожалуйста.

— Слушаюсь, — коротко ответил тот и послушно направился в указанное место.

— Да нет, что Вы, — возразила я, — мне и самой нетрудно.

— Но на это ведь и нужны прислуги, — слегка удивленным тоном пояснила моя новая тетя, — Мы не хотим утруждать тебя в первый же день твоего приезда. Лучше пошли, выпьем чаю, побеседуем, ты нам расскажешь, как тебе в России жилось. Говорят, у вас зимой ужасные морозы, не так ли?

— Эм, ну да, — не то ответив на вопрос, не то согласившись на чаепитие, произнесла я неуверенно.

Я прошла в выполненную в непривычно теплых тонах комнату, именуемую кухней. По сравнению с нашей, эта выглядела очень красиво и уютно. Цвета топленого молока обои с розоватыми цветками придавали некую легкость и нежность этому помещению, тумбы из дерева темного шоколадного оттенка очень красиво контрастировали со стенами, а полупрозрачные шторы оливкового или даже травяного цвета, пропускающие лучи солнца, пробивающиеся сквозь нависшие над городом тучи, прекрасно дополняли интерьер в целом. Что-что, а вкус у дизайнера явно имелся.

— Красиво, не правда ли? — заметила мое восхищение Кэссиди, — это я делала тут ремонт.

— У Вас хороший вкус, — озвучила свое одобрение я.

— Спасибо. И все-таки я попрошу обращаться ко мне на «ты».

— Извините, то есть извини, я привыкла к малознакомым людям уважительно обращаться.

— Разве я тебе не родная? Хотя, не важно. Присаживайся, я сейчас чаю налью.

Я не стала возражать или предлагать помощь. Просто села на стул, стоявший ближе всего. Сейчас, наблюдая за ней, я заметила как ловко и изящно она двигается. Почему-то у меня она отождествлялась с кошкой или со змеей. Внешность искренне поддерживала эту идею — черные, на вид шелковые волосы, зеленые, истинно кошачьи глаза, со змеиной хитринкой. В то время, как я пыталась понять причину несоответствия внешности и характера, Кэссиди уже разливала черный, ароматно пахнущий травами и ягодами чай по простеньким белым чашечкам. Закончив подготовку к «чайной церемонии», она присела на стул, отпила чуть-чуть из своей чашки и произнесла:

— Ну, давай, рассказывай.

— Что рассказывать? — решила уточнить я.

— Как что? Свою историю. К примеру, как училась в предыдущей школе, какое твое хобби, твои интересы, есть ли друзья или парень?

— Не хочу хвастаться, но меня считают самой способной ученицей в классе, хотя я в этом не очень уверена. Ведь есть те, кто преуспевают в той или иной области знаний, — начала я, — Что касается хобби, то я люблю рисовать, слушать музыку, решать судоку, остальное по настроению.

На этом я остановилась, чтобы выпить чаю. Сделав маленький глоток, я слегка поморщилась. Что поделать, привыкла я пить чай с сахаром. Однако, как же этот напиток обманчив — вроде его запах слаще, чем вкус счастливой жизни, а на вкус горький, словно обида на дорогого человека. Интересно, а все ли мы не такие, какими кажемся?

— Что-то не так? — спросила Кэссиди.

Ее наблюдательность поражает.

— Ничего, просто у меня привычка пить сладкий чай.

— Так, давай я сахара положу. Не проблема ведь.

Она встала из-за стола, подошла к тумбе и, слегка приставая на носочки, открыла дверцу навесного шкафчика. Рыская в нем своими тонкими, проворными пальцами, женщина на ощупь определила искомую коробочку со сформированными в кубики кристалликами сахара. Схватив ее в обе руки, дабы по возможной неуклюжести не выронить, она переложила это «сладкое сокровище» на стол, предоставляя моей персоне возможность взять нужное количество этого приторно сладкого вещества.

— Спасибо, — поблагодарила я ее.

— На здоровье. И все-таки у тебя есть парень? — последние ее слова привели меня в ступор.

— Эм, нет. И не было. Я считаю, что отношения будут помехой образованию, — замявшись, ответила я.

— Правда? Но ты ведь все свое детство потратила на учебу. Хочешь загубить и свою молодость? Счастье не будет ждать время, когда тебе будет удобно, — Кэссиди, будто со дна моего сознания вытащила временами всплывающую мысль.

Мне было нечего ответить. Просто не могу найти оправдания тому, что где-то глубоко в душе я, как и все, хочу счастья. Не лет через семь, а сейчас. Сейчас, в данный момент. И поверить, что все невзгоды могут пройти. Хочется просто надеяться, надеяться на чудо. Что со мной оно тоже может случиться. Пусть, это и пустое желание, вызванное жалостью к себе.

— Извини, я пойду, — единственное, что удалось мне вымолвить.

Я неспешно направилась в комнату, выданную мне. Поднявшись на второй этаж, я, оглядевшись, шагнула в сторону апартаментов с ведущей в них темно-бордовой дверью. Приоткрыв дверь, по моему телу пошли мурашки. Если не брать в расчет сквозняк, то это выглядело бы так, словно там монстр, каким пугают детей, лишь бы они слушались. Монстров здесь не было, но обстановка была немного мрачноватой. Странно, ведь в девять часов вечера, в августе обычно светло. Наверное, это из-за тоскливой погоды. Несмотря на мое меланхоличное настроение, желания сидеть в сумеречной темноте у меня не было. Найдя спустя какое-то время выключатель, я озарила эту комнату бледно-желтым светом всего одним нажатием. Я огляделась. Моя тетя — чудо, если она и здесь ремонт делала. Все было изумительно — сиреневатого цвета, поблескивающие на свету обои, пол, полностью покрытый мягким серо-голубым ковром, одноместная кровать с необычным черным бельем с начертанными на нем фиолетовыми японскими иероглифами, рабочий стол из темного дерева с личным ноутбуком и стопками учебников на девятый класс, огромный шкаф с зеркалом под цвет стола, большое окно напротив двери с балкончиком, наполовину закрытое плотными шторами роскошного, темно-фиолетового цвета. Хоть и пространство было небольшим, но все здесь располагалось так, что оставалось еще уйма свободного места. Осмотрев комнату, дотошно ее изучив, во избежание лишних вопросов к Акире-сану, я с уверенностью могла лечь спать. Почему так рано? Ну, во-первых, я любитель поспать подольше, а во-вторых, не было настроения что-либо делать. Хотелось только напоследок послушать музыку, чтобы хоть на чуть-чуть освободиться от этих проблем.

Переодевшись в пижаму, состоящую из полюбившейся мне растянутой черной футболки и бордовых шорт, я уже горела желанием взять и завалиться, как говорится, дрыхнуть. Вновь наступивший мрак наполнял комнату, и лишь свет моего плеера освещал очертания находившихся в ней предметов мебели. Нажав только одну кнопку, я начала погружение в мир своего сознания, что так желало найти ответ на разрывающий его вопрос. Сейчас воспроизводилась песня группы Linkin Park — Breaking the habit, как никакая другая подходящая в данный момент.

Memories consume

Воспоминанья беспокоят,

Like opening the wound

Как вновь открывшаяся рана,

I'm picking me apart again

Я снова причиняю боль себе.

You all assume

Вы все наполнены притворством,

I'm safe here in my room

В своём мирке мне безопасней,

Unless I try to start again

Пока я не рискну взяться за старое…

I don't want to be the one

Я не хочу быть одиночкой,

Who battles always choose

Перед борцами стоит вечный выбор.

'Cause inside I realize

А я внутри осознаю,

That I'm the one confused

Что эта жизнь — не для меня.

I don't know what's worth fighting for

Я не могу понять, за что же я сражаюсь,

Or why I have to scream

Зачем срываюсь я на крик.

I don't know why I instigate

Я не могу понять, из-за чего

And say what I don't mean

Я говорю совсем не те слова.

I don't know how I got this way

Я не могу понять, как стал таким,

I know it's not alright

Я знаю, что это неверно,

So I'm breaking the habit

И я меняю всё в себе,

I'm breaking the habit

Я расстаюсь с привычкой

Tonight

Этой ночью…

Clutching my cure

Цепляясь за лечение,

I tightly lock the door

Я прикрываю поплотнее дверь,

I try to catch my breath again

Пытаясь обрести дыханье снова.

I hurt much more

Меня терзает боль

Than anytime before

Сильнее, чем когда-то прежде,

I had no options left again

И нет опять вариантов никаких…

I don't want to be the one

Я не хочу быть одиночкой,

Who battles always choose

Перед борцами стоит вечный выбор.

'Cause inside I realize

А я внутри осознаю,

That I'm the one confused

Что эта жизнь — не для меня.

I don't know what's worth fighting for

Я не могу понять, за что же я сражаюсь,

Or why I have to scream

Зачем срываюсь я на крик.

I don't know why I instigate

Я не могу понять, из-за чего

And say what I don't mean

Я говорю совсем не те слова.

I don't know how I got this way

Я не могу понять, как стал таким,

I know it's not alright

Я знаю, что это неверно,

So I'm breaking the habit

И я меняю всё в себе,

I'm breaking the habit

Я расстаюсь с привычкой

Tonight

Этой ночью…

I'll paint it on the walls

Я напишу это на стенах,

'Cause I'm the one at fault

Ведь я был тем, кто ошибался.

I'll never fight again

Я никогда больше не буду драться,

And this is how it ends

И пусть всё завершится этим.

I don't know what's worth fighting for

Я не могу понять, за что же я сражаюсь,

Or why I have to scream

Зачем срываюсь я на крик.

But now I have some clarity

Но в моих мыслях прояснилось,

To show you what I mean

Я объясню тебе мои слова.

I don't know how I got this way

Я не могу понять, как стал таким,

I'll never be alright

Мне никогда не быть в порядке.

So, I'm breaking the habit

И я меняю всё в себе,

I'm breaking the habit

Я расстаюсь с привычкой,

I'm breaking the habit

Я расстаюсь с привычкой

Tonight

Этой ночью…©

И пусть, я была в плену сонного царства, для себя я поняла — я расстаюсь с привычкой этой ночью. Завтра новый день, новая жизнь.