Глава 2. Искренняя.

Все еще находясь в Сонном царстве, я и не заметила, как самолет начал снижаться. В отличие от мрачных, нависающих над городом туч, которые являются вечными изгоями этого мира, у него, у этой птицы, закованной в металл, нет возможности лететь вечно. А может, потому эти темные облака стали мрачными и столь часто проливают свои вызывающие у людей тоску слезы, что их так ненавидят? Так почему же именно в Лондоне они находят свой «приют»? Возможно ли, что они такие же, как я, вечные странники? Мария Рейнхарт. Мария Сердце Дождя. Неспроста ведь у меня такая фамилия?

— Мария! Мария Рейнхарт! — как будто сквозь непроницаемую завесу послышалось мне, — Мария, проснись! — кажется, кто-то дернул меня за плечо. Хотя нет, не показалось.

Мою странствующую в пелене сна душу, словно магнитом начало тянуть куда-то к верху, будто на песчаный берег с бездны, находящейся где-то далеко в просторах океана. Титаническими усилиями мне удалось разомкнуть отяжелевшие веки, узрев слепящий свет этого привычного для нас мира. И мои глаза, еще не привыкшие к яркому световому излучению, поддались бы рефлексу и зажмурились, если бы не наклонившийся ко мне парень, загородивший столь болезненное для меня в данный момент явление.

— Ну, наконец-то! Я уж было подумал, что ты потеряла сознание, — произнес он с толикой облегчения, — Давай, бери багаж, и уходим.

***

Этот парень, Серебряков Сергей, кажется, фактически лучший ученик моей прежней школы. Поэтому, бесспорно, его тоже направили в Лондон постигать все новые вершины горы под названием «Совершенство». А если нет пределов совершенству, тогда в чем же наша цель? Оттачивать наши знания и умения, пока они не станут острыми, подобно катане, что за доли секунды рассекает тела врагов? Хотя, почему же «наши»? Мы ведь учились, да и, наверное, будем, в параллельных классах, и нам, то есть мне и ему, нет никакого дела до «нас». Единственное, что нас объединяет, так это школа, которая вырастила меня такой, какая я сейчас.

Да, будь я лет на пять младше, я бы не говорила подобное. Тогда я, как и все, считала, что посещение школы — это бесполезное занятие. Но ведь почему-то все шесть дней из семи я каждый раз отворяла двери, ведущие в «мир знаний», значит, есть что-то неотрывно связанное с ней, что дороге мне. И осенью я вновь буду готова очутиться в стенах, столь важной для моего будущего, школы. Школы «Блэк Хоук», где обучаются представители «высших слоев общества».

***

Стоило мне только выйти из этой «металлической птицы», как ветер, словно приветствуя меня, растрепал мои и без того взлохмаченные, цвета темного шоколада волосы. Эти свежие порывы воздуха несли в себе и запах дождя, который вот-вот прольется из гонимых ветром мрачных странников небосвода, и аромат пока еще не увядших цветов, для которых родиной стали местные парки с прогуливающимися, никуда не спешащими прохожими. А мне все еще не верилось, что я в Лондоне, где буквально месяц назад происходило главное событие года — Олимпийские Игры. Иногда мне кажется, что Судьба, эта коварная владычица, преподносит слишком щедрые дары, что, думаю, что я еще сполна за это отплачу. Пусть и малыми частями, зато много раз. Хотя бы сейчас. Небо, чей цвет был подобен моим пасмурно-серым глазам, было уже на грани, чтобы не оплакать мой визит, а зонт, как назло, был сокрыт на самом дне сумки. Я уже готова была признать существование той самой владычицы, лишь бы ее кара оказалась не больше, чем пара капель. Что-что, а вот внешний вид перед встречей с моими будущими опекунами, один из которых, по совместительству, мой дядя — Роберт Рейнхарт, стоит сохранить.

Дабы вовремя прервать мои фаталистические рассуждения, чей-то довольно приятный и даже отдаленно знакомый голос, лишь спокойно, но немного нерешительно спросил:

— Вы ведь Мария Рейнхарт, не так ли? — в ответ я утвердительно, не без робости кивнула, — Не знаю, помните ли Вы меня, я Акира Акадзава, я работаю прислугой у Вашего дяди, мистера Рейнхарта.

Я стала осматривать его с ног до головы, силясь вспомнить. Если бы я не знала его имени и фамилии, то только попытки с пятой догадалась бы, что он японец. А вообще, этот Акира симпатичный. Его длинные, доходящие почти до пояса, очень темные волосы развивались на ветру, и лишь две длинные пряди спереди оставались, практически, неподвижны. Его кожа, бледно-желтого или даже слегка оливкового оттенка, не имела никаких изъянов и намеков на старость. И только его узкие, но от этого не менее красивые, темно-зеленые глаза и слегка нахмуренные брови помогли воспроизвести картинки прошлого.

***

Москва. 31.12.2004.

Снежинки, кружась в дивном танце, мягко приземлялись на утоптанный снег. Толпы людей кучей собрались у заснеженной площади Москвы, в ожидание главного праздника страны — Нового Года. Какой же прекрасный этот день для всех! Люди дарят друг другу подарки, наряжают елки, запускают красочные фейерверки. Ради последнего, меня и Акиру-сана отправил на карнавал мой дядя Роб, чтобы у меня остались незабываемые впечатления от его, столь редких, визитов к нам, в Россию.

В такие дни люди озабочены предновогодними покупками и на улице, словно в разгар рабочего дня, кипит жизнь. И лишь благодаря его, все еще теплой руке, которую я держала настолько крепко, насколько мне этого позволяла моя физическая сила, я еще не потерялась. Из-за «пробки» мы подошли к площади позже ожидаемого.

Тьма на необычайно ясном небе постепенно сгущалась. На темно-синем бархатном полотне уже виднелись маленькие искрящиеся звезды, указывающие путь ночным странникам. Но город не спит, как и все его обитатели. Все они лицезрели вспыхивающие в одно мгновение красочные, красивые, словно цветы, что расцветают на небосводе, фейерверки. Вот только одно «но» — из-за своего роста, я не могу рассмотреть и половины всей этой красотищи. Попытку за попыткой я старалась перепрыгнуть людей, стоящих впереди, но тщетно. Тогда Акира-сан немного жалобно посмотрел на меня и присел на корточки со словами:

— Можешь залезть мне на шею, если хочешь рассмотреть все лучше, — говорил он спокойно, с толикой робости, как всегда, когда он говорил со мной.

Я с детским задором, без капли сомнений или раздумья, закинула на плечо сначала одну ногу, потом другую. Чтобы не упасть, я на всякий случай схватилась своими маленькими ладошками за его мягкие длинные волосы. Даже если ему и было больно, то он этого не показывал. И когда я уже была на высоте полутора метров, у меня был такой восторг, что, кажется, что ничего другого, кроме вспыхивающих огней, меня и Акиры-сана с его теплой полуулыбкой на лице не было вообще.

— С Новым Годом, Мария-тян, — словно подхваченные ветром слова донеслись до меня.

***

От нахлынувших, пожалуй, одних из самых теплых воспоминаний, у меня волей-неволей на лице за столь продолжительное время появилась улыбка, искренняя, какая была только эти восемь лет назад.