"Белый Курган"

Вновь мы бежим. За руку тянет она, моя мама, единственная, кто остался. Её рука прижимает живот. Кофта вся потемнела от бурой крови, капли падают на девственно белый снег, оставляя за нами извилистый кровавый след.

Это он в неё выстрелил, тот, кого просили называть другом. А теперь мы бежим из последних сил. Несколько часов назад я впервые услышал выстрелы вблизи. Уши заложило, сердце бешено застучало, намереваясь выскочить из груди, страх охватил меня. Я застыл и потерял связь с реальностью. Очнулся только на заднем сидении автомобиля, мчащегося вперёд в пустоту.

Вскоре машина навсегда остановилась, и нам пришлось продолжить бегство в неизвестность пешком. Повезло, что мы вообще выбрались оттуда. Но теперь, оставшись на дороге из ниоткуда в никуда, будущее было ещё туманней.

…Нам с мамой всё время приходится убегать, скрываться, искать место, которое мы бы назвали домом. Мертвые воспротивились естественному укладу жизни и заняли место живых. Четыре месяца эти твари ходят по земле. А тем, кому не повезло выжить, вынуждены каждый день влачить жалкое, голодное существования, в надежде прожить ещё хоть день.

— Мам, мама, а почему дядя Андрей и Миша стреляли в нас, и почему ты стреляла в них, — запыхавшись, проваливаясь в снег, спросил я.

— Прости меня, Лёша, просто они оказались не такими хорошими людьми, как мы думали. Поэтому нам пришлось уйти, — после этих слов она посмотрела на меня, в её чистых зеленых глазах я увидел надежду, ощутил тепло и уют, по телу пробежала волна спокойствия. Самое главное мы вместе. Всё будет хорошо.

<……..>

День неумолимо приближался к закату. Голод и жажда всё сильнее изводили. Уже несколько часов мы двигались в полной тишине. Деревья вдоль дороги нависали, сужаясь, будто намереваясь ухватить и навечно заковать крепкими путами. Только яростное завывание ветра сдувало этот странный морок.

Я перевёл взгляд на маму и внутри всё сжалось. Лицо её осунулось и побледнело, дыхание было бессильным и истощенным, полу сомкнутые побелевшие губы не сдерживали тонкий пар и тяжелую отдышку. Пропитанная кровью одежда покрылась ледяной коркой. В руке держащей мою ладонь не чувствовалось жизни.

Страшно думать об этом, но если в скором времени не найдем место для привала, силы покинут её окончательно. Не знаю, чудо ли это или может знак свыше, но через полчаса пути мы обнаружили заметенный поваленный знак. «Белый курган 3 километра»

Идти стало заметно труднее. Ноги проваливались по колено в снег, вязли в нём. Пока протаптывал снег, уставшее сознание завлекло белой пеленой, мысли спутались, тело не слушалось.

Точно не помню, сколько часов это продолжалось. Сил не осталось. Я упал на колени и готов был навечно уснуть там. В последний раз я перевёл взгляд вперёд и увидел надежду. Избы. Открылось второе дыхание, на угрюмом лице появилась усталая улыбка. Вот оно спасение.

Я попытался закричать, но холодный воздух ударил в грудь. Вдруг захотелось увидеть счастливое лицо матери, но обнаружил только тело, лежавшее в снегу. Она валялась в странной, неестественной позе. В душе всё обмякло. Подбежав к ней с облегчением вздохнул. Дышала. Лицо не выражало эмоций, пустые глаза смотрели в вечернее серое небо, жизнь будто покинула её, только прерывистая струйка пара давала понять, жизнь в ней ещё не угасла.

— Мам, мама, ты в порядке, — упав рядом с ней, я принялся целовать холодное лицо, по щекам, обжигая, побежали слезы. Они падали, оставляя следы на её бледной коже.

— Прости дорогой, мама устала и не может больше идти, — живот выглядел ещё хуже. Багрово-красное пятно насквозь пропитала всю кофту.

— Мам, вставай, там дома! — срываясь на крик, сбиваясь и откашливаясь, я пытался привести её в чувства, — я уже вижу их, они близко, вставай мама.

С трудом мне удалось привести её в сознание. Медленно помог встать и, поддерживая, повёл до спасительных домов. Каждый шаг стоил неимоверных усилий. Чувствовалось, она на последнем издыхании. Нужен отдых, еда и сон. Но как всё это сделать. Вдруг там ничего не будет. Смогу ли я защитить её, хватит ли нам сил.

От этих мыслей становилось тошно. К горлу подступил ком, а на глазах вновь навернулись слезы. Но делу этим не поможешь. Многого я и не могу, но должен сделать всё от меня зависящее.

Еле-еле, но мы добрались до ближайшего дома. Обычный деревянный ничем ни примечательный. Усадив маму возле входа на веранду, попытался открыть дверь, но она не поддалась. В окнах я увидел лишь пугающую черноту.

Я с неким страхом посмотрел на маму. Жива, но слаба, очень. Её срочно надо согреть и перевязать рану. Я упорно думал, как попасть внутрь без шума. Не известно бродят ли рядом эти твари. Надо лезть, иного выбора нет.

— Я быстро, туда и обратно, — пробормотал я. Немного помедлив, решился. Взял железный прут, подошёл к стеклу и с размаха ударил. В глухой тишине звук будто бы разнесся на многие километры.

Очистив прутом раму, я аккуратно перебрался внутрь. Снаружи послышался тихий хрип матери:

— Сынок, Лёша, что ты делаешь, иди сюда, сейчас мама отдохнёт и всё придумает, не отходи от меня далеко.

Но поздно, я внутри. Действовать надо быстро, звук может привлечь монстров. Веранда оказалась совсем небольшой, деревянный столик, пара старых продавленных диванов, всевозможный мусор, сложенный в углу и две двери, одна в дом, другая на улицу. Уличная оказалась закрыта на простую щеколду. Открыв её, я бережно завёл маму и уложил на небольшой диванчик.

Прикрыв входную дверь, припал ухом к ведущей в дом. Если там кто-то или что-то есть, оно бы услышало звуки возни. Эти твари всегда идут на шум. Прошло минут пять, так ничего не услышав, я с надеждой тихонько дернул дверь, она поддалась, и я прошёл внутрь.

В доме стоял беспросветный мрак, рука на автомате сильнее сжала прут. Потихоньку глаза стали привыкать, проступили ориентиры объектов. Из коридора вели две двери. Первая нараспашку, за ней оказалась маленькая кухня. Пристально вглядевшись, я к счастью не заметил ничего выделяющегося.

Вернувшись в коридор, двинулся ко второй двери. За ней комнатка, две кровати, стол, печка. Вот неплохое место. Нужно убедиться в полной безопасности дома. Опасливо вернулся на кухню и огляделся. В углу притаилась ещё одна дверь. Я тихо подкрался. Каждый шаг отзывался предательски громким скрипом. Я взялся за ручку, потянул и застыл.

Страх сковал мое тело. Ноги стали ватными. От той силы, с которой я сжал пруток, побелели костяшки. Передо мной предстала ужасающая картина. У противоположной стены, освещаемые лунным светом, лежали два тела. Мужчина. В правой руке у него пистолет, левой он обнимал девочку примерно моего возраста.

Они были мертвы. Давно. Кожа ссохлась, пол ребенка можно было определить лишь по одежде. Глаза невольно стали изучать тела. Сначала ноги, грудь, рука ребенка замотана старым пожелтевшим бинтом, головы больше похожие на черепа, тонкие волосы, напоминавшие белые нитки. Их можно было сравнить с мумиями. На телах толстый слой пыли, но даже за ней в головах отчетливо виднелись зияющие отверстия в виске.

Я захлопнул дверь и подпер стулом. Затем накидал вещей, и только убедившись, в надежности баррикад, медленно сполз по стене и перевёл дыхание. По щекам покатились слезы, я не мог их сдержать, в голове роились страшные в своей безысходности, мысли. Как это произошло, как допустили такой исход…

Спустя некоторое время, придя в себя, я вернулся на веранду. Мама неподвижно лежала на диване, бездумно смотря в потолок. В глазах снова встала ранее увиденная картина.

— Мам, мама, ты слышишь меня, — сдерживая слезы, я аккуратно потряс её плечо. Она дернулась, взгляд стал осмысленней.

— Конечно, дорогой, что случилось, что с твоим голосом, — она с трудом повернула голову. Зеленые глаза не излучали той жизненной энергии, силы покидали её.

— Ничего, — резко отрезал я, — ничего не произошло, мам, давай я помогу встать, пойдем внутрь, там печка есть и кровать, тебе надо отдохнуть в тепле, — она полностью истощилась.

В комнате я уложил её на кровать и укрыл старым советским одеялом. В помещении было холоднее, чем на улице. Нужно растопить печь и перевязать рану, это самое главное.

— Мам, ты полежи немного, я сейчас растоплю печку и найду что-нибудь поесть, — на мои слова она не отвечала. Скорее говорил это для себя, проговаривая задачи, я укреплял уверенность и отгонял страшные мысли.

Найти дрова не составило труда, а вот разжечь их было нечем. В темноте найти что-то нереально. Везде хлам и мусор. Я вернулся к маме и присел рядом. Жутко и тошно представлялась наша участь. Тихие всхлипы и сопения прервались рукой, опустившейся на моё плечо.

— Почему ты плачешь? — хрипло прошептала она. Через тяжелое дыхание еле слышно пробивалась материнская любовь.

— Ничего страшного, я в порядке, — спокойным голосом, на сколько это возможно, проговорил я. Нельзя опускать руки, мне необходимо сделать всё возможное ради неё.

Из кармана я вытащил перочинный нож и подошёл к одному из поленьев. Внимательно изучив их, выбрал дощечку для основы и небольшую палку. Собрал коры и разного мусора. Отец как-то показывал мне этот способ, сейчас это вспоминается с трудом.

Вначале очистил палку от коры и заточил её, затем под дощечку положил кору и приступил. Не меньше часа я продолжал вращать палку. Ладони ныли. Сил не хватало, но я не останавливался. Растопить печь, первая и самая важная цель.

Спустя время, мне удалось разжечь угольки. Бережно высыпал их на кору и, посыпав древесным мусором, стал раздувать. Береста задымилась, затеплился крохотный огонек, а через несколько секунд он вовсю полыхал.

Следом через пару минут сухие дрова, поглощаемые огнем, затрещали. Зловещий красный свет озарил комнату. Теперь можно осмотреться.

Самая обычная комната. Сухие, желтоватые обои, старый дощатый пол, загулявший волной от сурового гнета времени. На одной из стен висела картина про охотников, освещаемая языками пламени, она выглядела жутко. Лица мужчин преобразились в страшные гримасы, атмосфера угнетала.

Меня передернуло, взяв палку посуше и смастерив некое подобие факела, я поспешил удалиться. Теперь, имея какой-то свет, стоило обыскать кухню. Она была нетронута. Как и весь остальной дом, она будто угасла вместе с хозяевами, так и, застыв во времени. На всех поверхностях лежал толстый слой пыли.

Начал я со шкафов. Два нижних оказались пусты, в одном из верхних хранилась посуда и кастрюли. Только последний мог похвастаться разнообразием. В нем было множество пакетов со специями, соль, перец, даже мыло, но еды не было. Зато нашлась пара свечей.

Перед уходом я мимолетом глянул на дверь, за которой скрывалась леденящая кровь сцена. Меня вновь передернуло, и я поспешил вернуться к маме. В комнате зажег свечи, стало уютней. Нужно перевязать рану, взяв простынку, нарвал её на лоскуты.

Маму ещё спала. Она тихо посапывала, сквозь мирное дыхание иногда пробивались стоны боли. Я нежно потряс её и помог облокотиться на стенку. Молча стянул окровавленную кофту. Зрелище было печальным, рваное пулевое отверстие в боку, пуля прошла навылет. Кровь давно перестала идти, только капли стекали по животу. Вокруг раны всё посинело и опухло. Я будто завороженный прикоснулся к ране, на пальцах остались темно красные отпечатки.

Придя в себя, стал осторожно обматывать живот лоскутами ткани. Каждое прикосновение отдавалось сдавленным стоном. Худо-бедно закончив перевязку, перевёл взгляд на неё. Некогда пухлые губы посинели и истончились, щеки впали, подбородок стал острее, ярко-зеленные глаза потускнели и смотрели в одну точку, будто не видя. Некогда пышные светлые волосы, под тяжестью грязи, спускались на лицо и больше напоминали солому. При тусклом свете свечей особенно заметна призрачная бледность. Мама была обескровлена.

Комната потихоньку прогревалась. Тепло сделало своё дело, я почувствовал, что больше не могу держать глаза открытыми. Закинув ещё пару палений в топку, забрался к маме и осторожно её приобнял.

Заснуть сразу не получилось. Живот крутило от голода, хотелось пить. В голове кружилась кавалькада мыслей.

«Всё случилось в сентябре, начинался новый учебный год, третий в моей жизни. Но из-за болезни я сидел дома.

В тот день, я, как и всегда играл в гостиной, неожиданно в комнату вбежала мама с телефоном и попросила переключить канал на новости. В передаче солидный седовласый мужчина, с тревогой в голосе, рассказывал о каких-то массовых беспорядках на улицах. Я не видел всей картины, но слова: люди, толпа, массовые смерти, ещё надолго засели в голове. Мужчина заканчивал экстренную передачу с выступившими за очками слезами, его последними словами было «Храни вас господь», затем эфир прервался.

Я не понимал, что происходит, повернувшись к матери, дабы увидеть в её глазах ответы, я увидел лишь человека, потерявшего всё. На её глазах навернулись слёзы, рука от бессилия разжалась, телефон выпал и как только он коснулся пола, она начала истерично рыдать.

Подбежав, стал её звать, некоторое время она не реагировала, но затем пронзительно посмотрела и со скорбной улыбкой проговорила "Милый, нам надо ненадолго уехать из города, поедем к бабушке, хорошо. Беги в свою комнату и собирай только самые нужные вещи. Я тоже пойду собираться. Только быстрее, дорогой"

В комнате судорожно начал собирать вещи, в голове крутился ураган мыслей. Я метался из угла в угол, не зная, что может пригодиться. С собой взял самые на тот момент казавшиеся необходимыми вещи: спортивный костюм, кроссовки, фонарик, любимую игрушку и перочинный ножик, подаренный отцом.

На кухне мама собирала папин походный рюкзак. "Сейчас, милый, банки уберу, и пойдем к машине". Собрав вещи, мы выбежали в подъезд, оставив входную дверь открытой. Мама была чем-то обеспокоена, она всё время оглядывалась, таща меня к машине.

Только выскочив на трассу за пределы города, она спокойно, но сильно выдохнула, будто всё это время задерживала дыхание.

"Мам, а где папа, он до сих пор на работе?", я уставился на неё, но она всё продолжала пристально смотреть на дорогу. Мне не удавалось разглядеть её лицо.

"Он сейчас занят, но как разберётся с делами, сразу приедет к бабушке", она проговорила это совершенно спокойным и уверенным голосом, но на секунду, в зеркале заднего вида я увидел лицо залитое слезами».

Сейчас всё вспоминается как сказка. Точно всего этого и не было, нет жизни до, только наполненная тягостями и лишениями после.

В попытках уйти от раздумий, перевёл взгляд на окно. За ним беспросветная чернота ночи. Чудилось, будто за стенами комнаты ничего нет. Словно мы одни в глубине вселенной.

Тяжелая дремота сковывала. Едва только сознание начинало туманиться, я неожиданно вздрагивал, сам не понимая почему. Я вздрагивал и тотчас опять проваливался в состояние между сном и явью.

Потом на голову нежно опустилась рука, и я услышал мелодию. Что-то про медведей. Устало опустились веки, звуки расплылись и меня окутал сон.

<……..>

Яркое солнце осветило комнату. Лучи поползли к нашей кровати. Первые минуты пробуждения словно в тумане. Вчерашние события вспоминались с трудом. Дрова давно прогорели, в комнате заметно похолодало. Во рту была настоящая пустыня. Мама спала рядом, иногда бормоча что-то нечленораздельное.

Аккуратно, стараясь не разбудить, перелез через неё. Встав на ноги, чуть не свалился на пол. Из последних сил удерживая равновесие, подошёл к печи и занялся растопкой. Теперь, при свете дня, комната показалась мне уютной. Как в деревне у бабушки.

Следовало обдумать дальнейшие действия. Боль в животе мешала, путала мысли. Надо обыскать дом получше, может, мне улыбнется удача. На кухне первым делом взглянул на запечатанную дверь. Закрыта и завалена. Вздохнув с облегчением, методично облазил всю кухню, но так и не смог найти ничего съедобного. На одной из полок обнаружился бинт.

Следующим местом обыска стала веранда, но и она ничем не порадовала. Мусор и садовые принадлежности, ничего интересного.

Во дворе я поежился от завываний ветра. Взору предстала живописная картина. Наш дом был на хуторе, а впереди, утопая в снежных барханах, виднелись ещё с полдесятка старых, покосившихся, приземистых домиков.

Вся деревня окружена непроглядной сосновой чащей, словно мать, обнимающая своего ребёнка.

Пленённый пейзажем, я позабыл обо всём. Но красивый вид не избавит от насущных проблем. Рядом с домом обнаружил колодец, но отворив крышку, понял, насколько затея с ним безнадежна. Лёд и ничего больше. Недолго подумав, убежал на кухню и вернулся с трехлитровой кастрюлей.

Набрав снега, поставил её возле открытой печи, скоро будет вода. Рядом разложил пару тар поменьше, в них снег быстрее растает.

Мама всё это время продолжала спать. Сон неспокойный. Она всё время ворочалась и бормотала о чем-то. Присев рядом с кроватью, стал ждать. Неожиданно в голове всплыли образы из детства. «Обычный день в детском саду. Закончилась смена, и родители потихоньку стали одного за другим забирать моих друзей. Так нас осталось всего пара тройка ребятишек. Во мне зарождались тревога и волнение, обычно меня забирали раньше, возможно что-то произошло. Я сел у окна и стал ждать, вглядываясь в лица проходящих людей. День близился к вечеру, а её всё не было, волнение перерастало в панику и вдруг, вижу её, свою маму. Она почти бегом приближалась к входу. Бросив всё, в одних колготках и майке выбежал на улицу и просто обнял её. Вначале она удивилась моему безрассудному поступку, но затем появилась тихая улыбка, светлые глаза одарили нежной любовью и до меня донеслись слова «Я пришла».

— Я люблю тебя, — проговорил полушепотом.

Быстро утерев глаза, подошёл к печке и сцедил стакан воды. Вернувшись, нежно прикоснулся к плечу. Она проснулась, и я вновь обратил внимание на её зеленые глаза, они были всё теми же.

Я помог ей приподняться. Поднес к губам стакан с водой. Неторопливыми, спокойными глотками дал ей напиться и занялся перевязкой раны. Окровавленная ткань отправилась в угол, на её месте появился белый, чистый бинт.

Я залез к ней подмышку и мягко приобнял.

— Всё будет хорошо, — с трудом разлепив сухие губы, нетвердым хриплым голосом проговорила она, — ты мой защитник, скоро мне полегчает, и мы вместе найдем наш новый дом. Просто сейчас мне нужно отдохнуть и ещё немного поспать, — я дал ей выпить ещё воды и уложил обратно. Прикасаясь к её коже, заметил нарастающий жар. Без еды не будет энергии для заживления раны. Выйдя во двор, вновь осмотрелся. Солнце ещё в зените, пока светло нужно обыскать дома. С этой мыслью, протаптывая снег, я двинулся вперёд.

Ближайший дом находился в трёхстах метрах. Двухэтажный коттедж поражал размахом. Огромные панорамные окна разбиты, массивная деревянная дверь выбита, внутри царил хаос. Пол усеян вещами и битым стеклом, шкафы выпотрошены и опрокинуты. Дом больше напоминал руины, некогда богатые, но теперь ставшие бледной тенью былого величия. В обыске он не нуждался. Показная роскошь сыграла с хозяевами злую шутку. Рядом заметил автомобиль, укутанный плотным слоем снега. Возможно, когда мама поправится, мы уедем на нем.

Следующий дом вблизи выглядел мрачно и жутко. Косой, почерневший от неумолимого течения времени глубокий старец, готовящийся к вечному сну.

В окнах разглядел смутные очертания предметов и общую разруху. С первого раза дверь не поддалась. Я было решил, что она заперта изнутри, но приложив больше усилий, смог распахнуть её.

В нос ударил едкий запах плесени и чего-то тухлого. Желание заходить пропало. У меня отчего-то засосало под ложечкой и тревожная, холодная дрожь пробежала по желудку. Надуманные страхи, ничего более, привыкнув к полутьме осмотрелся.

Сквозь мутные стекла пробивались тонкие солнечные лучи. В доме царила атмосфера вечного сна. Вещи не тронуты, всё на своих местах, только толстый слой пыли говорил «Хозяина нет, и не будет».

Первым помещением оказалась традиционная деревенская кухня. Старая, почерневшая печь, за место плиты, блёклая скатерть на стареньком столике у окна, посуда старше меня аккуратно уложенная в сервант, несколько шкафчиков и рукомойник с ведром.

Немного порыскав по шкафам, взору предстало настоящее чудо — несколько банок тушенки, другие консервы, крупы, каши. Глаза заблестели от радости, я наткнулся на настоящую сокровищницу. Всю найденную еду сложил на столе, заберу на обратном пути.

Из кухни была только одна дверь. За ней такая же заурядная комната. Все атрибуты на месте: ковер, пружинные кровати, множество комодов и шкафов, старые обои с цветочным узором. К моему несчастью ничего полезного найти я не смог.

Осталась последняя дверь. С жутким скрипом я открыл дверь и так и застыл в проеме. Тело перестало реагировать на команды, сердцебиение участилось, в голове пульсировала кровь, к горлу подступил горький ком, я бы распрощался с содержимым желудка, если бы в нем что-то было.

Посреди комнаты за место люстры висела петля. В ней покачивалось бездыханное тело немолодого мужчины. Склонивши голову, ноги его полусогнуты на полу. Петля сдавлена и упирается в нижнюю челюсть. Из жизни он ушёл давно. Кожа пожелтела, истончилась, обнажив белые кости. По всему телу расползались чернильно-синие прожилки. Длинные седые волосы прикрывали лицо, сквозь них виднелись закрытые глазницы, провал вместо носа и приоткрытый рот. Из него вылезла муха и быстро скрылась в одном из ушей.

Ноги будто прикованы к полу. Страх окутал крепкими путами, с каждой секундой сдавливая всё мучительнее. Дыхание сбилось. Сотни панических мыслей не задерживаясь, проносились в голове. В нос бил тошнотворный запах гнилого мяса. С трудом совладав с собой, глубоко вздохнул и перевёл дыхание. Сердце бешено стучало, заглушая мысли. Взгляд скользил по комнате.

Через неплотную ткань на окнах пробивались слабые лучики солнца. В полу тьме комната напоминала могильный склеп. Незамысловатый цветочный узор на обоях складывался в единый орнамент оплетающий спальню. Шкафы столь старые и громоздкие нависли надо мной, словно судьи готовые вынести обвинительный приговор.

Сам того не замечая, я сделал первый шаг. За ним второй. В беспамятстве дошагал до середины, поравнявшись с покойником. Глаза избегали бездыханное тело. Руки сами потянулись к одному из шкафов. Одна дверца, вторая, третья. Везде бесполезное барахло. В глаза бросилась старая обувная коробка с крыльями на торце, она возвышалась на самой последней полке.

Не дотянуться. Полез на шкаф, ноги спадали в попытках найти опору. С трудом вскарабкавшись до середины, ухватился за полку и чуть не свалился вместе с ней. Вот она. Осталось чуть-чуть, найдя устойчивое положение, вытянул руку, стал подтаскивать к себе, но переусердствовал и коробка со всем содержимым устремилась вниз. Звонкий звук разбитых пузырьков наполнил комнату. От увиденного страх улетучился, и взамен пришло ощущение триумфа. Пол был усеян разными упаковками таблеток.

Спрыгнув за ней, невольно взглянул на мертвеца. Глаза. Глаза открыты и движутся. Черные, пустые, пробирающие насквозь. В одну секунду я позабыл обо всём. Кто я? Где нахожусь? Зачем я здесь? В голове только образы, как он остатками зубов впивается в моё теплое, детское тело.

Ещё мгновенье и оно почувствовало меня. Захрипев, костлявые руки потянулись ко мне. Веревка постепенно стала раскачиваться, то отдаляясь, то приближаясь. Я застыл, словно загипнотизированный этим жутким маятником.

Немая сцена продолжилась бы дальше. Но веревка не выдержала, нитки одна за другой оборвались и живой мертвец рухнул. Не заметив падения, тварь медленно поползла. На меня будто выплеснули ведро ледяной воды. Над телом вернулся контроль. Быстро схватив попавшуюся под руки статуэтку, бросил её в окно и сам устремился за ней.

Я бежал не оглядываясь. Ноги сами несли меня к дому. У самого входа силы кончились, и меня повалило в снег. По щекам побежали струйки слез. Голову охватил страх. « Там осталась еда, лекарства, куча таблеток, они могли бы помочь» Надо вернуться. Нет, не могу, перед глазами морда той твари готовой разорвать меня на куски.

Мозг совершенно не хотел думать. С трудом поднявшись, шатаясь, направился в дом. Там, я застыл перед комнатой, не в силах войти к маме. Просто стоял и смотрел на неё. Спит, тихо и мирно, не догадываясь о моих похождениях. Сколько мы уже не ели.

Перед глазами всплыл четкий образ изобилия в том проклятом доме. Вслед за едой вспомнился мертвец, по спине пробежал жгучий холод. Нет, у меня не получиться вернуться туда. Я не могу.

Так и не посмев разбудить маму, вышел во двор. Остались другие дома, возможно в них смогу что-то отыскать. За эту надежду, я уцепился, как за последнюю соломинку.

Тот дом я старательно обошёл полукругом. Просто приближаясь к нему, колени тряслись, хотелось бросить всё и убежать. От следующих изб ничего не осталось. Сгорели. Проходя мимо пепелища, я заметил людей. Точнее то, что осталось. Черные от копоти скелеты, застывшие во времени вместе со своими домами. Сложно сказать, кому повезло больше им или нам.

За этими мрачными мыслями, я дошёл до одного из уцелевших домов. Вначале, наученный горьким опытом, я осмотрел дом через окна. Те, кому, когда то принадлежал дом, собирались в спешке. Шкафы выпотрошены, пол усеян всевозможным мусором и вещами. Отсюда убегали, второпях, хватая только самое ценное.

В такой суматохе неровен час позабыть о мелочах, о банке консервов, завалявшейся в дальнем углу, или о старой коробке из под обуви, хранящей в себе гору лекарств, назначение которых уже никто и не помнит.

Решено было начать с дальней комнаты. Она оказалась нетронутой крохотной спальней. Красный узорчатый ковёр на всю стену, две старых пружинных кровати в разных углах. Отдельно стоящий шкаф с постельным бельем и тряпьём. В лучах солнца весело танцевали пылинки.

Комната вселяла деревенский уют, как в доме у любимой бабули. Жаль больше не будет такого, уже не получится насладиться спокойной размеренной жизнью.

Под эти грустные, но правдивые мысли я закончил обыск комнаты и перешёл в гостиную. Но и там ничего кроме мусора не обнаружил. Скорее для людей живших тут когда-то это были важные вещи: книги, фотоальбомы, памятные безделушки, но теперь вместе с этими людьми пропала и их ценность.

Многое потеряло былое значение, теперь еда и лекарства стали признаком достатка, если они у тебя есть, ты на вершине, и каждый желает взобраться на неё и неважно через сколько человеческих жизней придется перешагнуть.

Осталась кухня, она настолько крохотна и заставлена, что два человека не разошлись бы. У окна стоял столик, потускневшая скатерть с разводами от кружек, перевернутая вазочка с засохшими цветами, большинство шкафов раскрыто и выпотрошено, у серванта разбиты стеклянные дверцы, ящики комода разбросаны. За полчаса на кухне я нашёл рассыпанную пачку риса и обгрызенный мышами черный хлеб. И если хлеб по твердости мог посоревноваться с бетоном, то вот рис я аккуратно собрал и взял с собой.

Это хоть что-то, возможно и последующие дома не окажутся давно запустелыми. Уже встав в дверном проёме и собираясь попытать удачу в другом доме, я перевёл взгляд обратно вглубь гостиной.

Вернувшись, склонился над одним из фотоальбомов и, раскрыв, стал рассматривать. Через несколько минут я выудил приглянувшуюся мне фотографию. На ней всё семейство, три поколения. Девочка лет четырнадцати, отец, мать с грудным ребенком на руках, а сбоку пожилая пара. Сухой и жилистый дедушка с глубокой проседью, и точно такая же бабушка, они были так похожи, будто созданы друг для друга.

Они скорее всего давно мертвы и эта фотография единственное напоминание, подтверждавшее их существование. И пока бьется моё сердце, эти люди будут жить. Я убрал фото в нагрудный карман и припустил со всех ног из дома.

Но, не успев сделать и трех шагов, с грохотом повалился на пол, из глаз вылетели искры, по телу пробежала волна боли. Присев, попытался прийти в себя, в голове пульсировала кровь, всё тело ныло.

Через минут десять я смог взять себя в руки и попытался встать. С трудом, но у меня вышло, и я решил посмотреть, в чем причина столь резкого падения. Да, всё дело в ковре, похоже, я зацепился за одну из складок, машинально решив поправить её, я наткнулся на что-то выпирающее в полу.

Откинув ковёр, не поверил глазам, в полу была деревянная крышка с металлической ручкой. Во мне заиграл интерес, и я попытался открыть её. Крышка оказалась на удивление тяжелой, только приложив все оставшиеся силы, мне удалось её распахнуть.

Снизу повеяло холодом. За крышкой скрывался погреб. Солнечного света не хватало, чтобы осветить всё помещение.

Помедлив пару минут, спустился. Даже под моим весом, старая деревянная лестница скрипела, издавая такой жалобный звук, что невольно закрадывались мысли, что она вот-вот рухнет, и я навсегда останусь, замурован в этой холодной могиле.

Спустившись, я оказался по щиколотку в воде, по ногам пробежал холодок. В нос бил едкий запах сырости. Попривыкнув к темноте, огляделся. Небольшое помещение, два на два метра усыпанное стеллажами и коробками. Потихоньку, почти на ощупь, принялся осматривать коробку за коробкой. Но надежды вскоре сошли на нет. В подавляющем числе ящиков была старая домовая утварь: осыревшая одежда, посуда и другие вещи.

Опечаленный находками, я было направился к лестнице, как тут вновь споткнулся о какую-то коробку. На сей раз, из последних сил удержав равновесие, со всей злобы ударил по картонке, на что она ответила звоном стекла.

В небольшой коробке стояло с полдесятка банок разных размеров и всё они были под завязку забиты закрутками.

Я поспешил вытащить одну из банок, в ней бодро плавали огурцы, позабыв о сырых ногах, я ещё некоторое время просто смотрел на банки, не веря глазам. По лицу покатились слезы, прижав банку к груди, полушепотом проговорил «Спасибо».

Почти вылетев из погреба, отыскал старую открывашку, откупорив крышку, и стал жадно поедать огурец за огурцом, запивая рассолом. Опустошив банку, лег на полу и просто наслаждался ощущением сытости. Еда ударила в голову, вся накопленная усталость будто разлилась по телу, веки сами начали опускаться и я не заметил, как провалился в беспробудный сон.

<……..>

Очнулся так же внезапно, как и уснул. За окном всё ещё было светло, но день явно приближался к закату. Я уставился на раскрытый погреб, пустую банку, и холодный ужас дрожью пробежал по телу.

Мама там одна, без сил почти на грани. Я залез обратно в погреб и по одной вытащил банки. Быстро сложив в пакет, побежал к ней. Вмиг я залетел в комнату, она спала, но теперь сон казался неспокойным. Её будто одолевал невидимый демон: посиневшее лицо, натужное дыхание, срывающееся в хриплые стоны.

— Мам, я нашёл немного еды, поешь, пожалуйста, тебе нужны силы, — шепча, я заботливо потрогал её плечо. После моих слов она вяло приоткрыла глаза. С трудом сфокусировав взгляд на мне, ответила:

— Спасибо, милый, но тебе ведь тоже нужно поесть, сначала ты, мама потерпит, — прошептала она, постоянно прерываясь на короткие вдохи.

— Нет! — с силой прикрикнул я, — ты важнее, тебе нужно поправиться, я же тебя люблю, — в подтверждение слов я тихонько поцеловал её в щеку. Губами, ощутив жгучий жар.

— О дорогой, ты теперь мой защитник, я скоро обязательно поправлюсь, я обещаю, — у неё потекли слезы, а затем и я расплакался.

Взяв банку с мясом, начал по кусочку кормить её, стараясь выбирать куски помягче. Она всё время давилась и откашливалась, каждый глоток давался с трудом.

Находиться рядом было мучительно больно, выйдя в темный коридор, припал к стене и губы мои задрожали. Еда не поможет. Слишком поздно. Без лекарств рана не заживет. Это моя вина, если бы не моя слабость, все могло быть иначе.

Надо достать таблетки, как можно скорее. И я знал, где раздобыть их, знал, но не хотел в это верить. Вернуться в кошмар, к той ждущей меня твари. От одной мысли об этом, ноги становились ватными, и тело пробирала дрожь.

Вернувшись, упал у кровати и зарыдал, уткнувшись в её руку. В этих слезах было всё: боль, злоба, отчаянье, тоска. Ко мне пришло осознание своей слабости, немощи. Я не защитник, не смог им стать.

На голову тихо опустилась рука и принялась гладить волосы. Подняв заплаканные глаза, увидел лицо матери.

— Алексей, почему же ты плачешь? ты мой защитник… что тебя так расстроило… если ты плачешь из-за меня… то не волнуйся… я почти в порядке… маме надо ещё немного отдохнуть и она поправится, — каждая её фраза обрывалась жестким сухим кашлем. Она сама понимала, что врёт, без лекарств ей долго не протянуть. Глядя в потускневшие, мягкие зеленые глаза, внутри стала зарождаться неведомая сила. Нет разницы, поборю страх или нет, я должен, просто обязан, мама единственный человек, ради которого стоит жить.

— Мамуль, хочешь попить? — утерев слезы, я зачерпнул воды и вернулся. Осторожно придерживая чашку, дал напиться и смочить сухие губы.

— Наклонись, пожалуйста, — тихо прохрипела она и затем одарила теплым, внушающим надежду, поцелуем.

— Мам, я ненадолго, — поцеловав её, вышел из комнаты. Сделал глубокий вдох и направился на кухню. Там ждала дверь. Не раздумывая, убрал баррикаду и распахнул её. Сердце сжалось, вновь нахлынули страхи, но стиснув зубы, смотря прямо на мужчину, я подошёл и выдернул пистолет из засохшей руки.

На улице вечерело, освещённый красными лучами вечернего солнца, направился к злополучному дому. Больше я не буду убегать. Ради мамы, ради нас.

У самого логова, переведя дыхание и крепче сжав пистолет, вошёл в дом. Предбанник, кухня, первая комната, вторая … почуяв свежую кровь, мертвец, царапая пол, устремился ко мне. Я прицелился, руки потели и ныли. Зажмурив глаза, нажал на курок и мысленно молил, только бы сработало. Мгновенье. Звук выстрела заполнил всю комнату. В ушах звенело, а в голове пустота.

С надеждой открыл глаза. Руки всё ещё вытянуты, из дула шла струйка дыма. Монстр, склонив голову, больше не двигался. Продолжая целится в теперь уже окончательный труп, прошёл вглубь комнаты.

Только услышав хруст таблеток, под ногами, опустил пистолет и судорожно стал собирать лекарства обратно в коробку. Окрыленный победой, вбежал на кухню, сгрёб консервы и припустил из дому.

Теперь всё наладиться. Мама подберет нужные лекарства, скоро пойдет на поправку и может, мы сможем назвать это место домом.

Забегаю в дом. Сейчас ей станет лучше, есть вода, еда и лекарства. С криком радости вбегаю в комнату. Она стоит спиной. Услышав меня медленно поворачивается. Глаза… Пробирающие прямо в душу, черные мутные глаза…