могу привести пример: вот я своего героя с первой страницы мучаю, а другого заставляю спасать. И что ты думаешь — читательница мне говорит, что никакой симпатии оба не вызывают))) Просто этой читательнице для симпатии мало факта, что какого-то абстрактного мальчика отлупили.
И сколько у тебя таких читательниц?
Ты же должен понимать, что прием с ребенком — это совсем не то же самое, что ругающаяся герцогиня. Потому что герцогиня — крючок культурного уровня, а страдающий ребенок — биологического, уровня инстинкта. Подавляющее большинство людей реагируют эмоциональным всплеском на детские страдания, даже если детей не любят. Так что я бы от таких нападок как-то иначе отбивался.
К чему я веду? Что «цепляющие» приемы сами по себе — вовсе не признак попсовости или талантливости автора. Это именно приемы. Рабочий инструмент. Как кинокамера в руках оператора или кисти художника.
Вот именно что. Потому и объясни, будь добр, почему все подряд хватают именно этот инструмент, а не «ругающуюся герцогиню»?
А идейный противник тебе скажет, почему. Потому что «герцогиня» работает один раз, но очень элитарно, Но на следующий раз надо проявить недюженный талант и придумать другое. А «страдающий мальчик» работает попсово, но зато безотказно. Не надо ничего придумывать, не надо таланта да и учиться по большому счету не надо — можно просто подсмотреть и стырить.
Или вот про стиль опять же…
Кстати, хоть я не люблю перелезать на «личное»
А я как раз люблю, не на личное, а на конкретное. (Но за конкретное чужое можно и по голове получить, причем справедливо, так что на личное приходится).
Я очень часто вижу, что современные молодые люди, которые мало читали классики и понятия не имеют о светском воспитании, о салонном стиле 18-19 веков, об эпистолярном жанре — путают признаки всего перечисленного с «канцеляризмами». И например, такой классический оборот, как «Спешу вас уведомить...» — воспринимается как «канцелярит». И совершенно ошибочно.
Что могу сказать об этом — читайте классику. Читайте светские романы — например, Джорджетт Хейер, блистательно воспроизводящей атмосферу Георгианской эпохи… Да и наши классики ничуть не хуже в плане атмосферности и «веяний времени». А французы? Почитайте Госпожу Бовари или Шагреневую кожу…
При чем тут все это, когда я привел очень конкретный пример: сцена секса из «Львов Аль Рассана» И вспомнил я его именно потому, что именно мы с тобой уже его обсуждали, значит, оба знаем, о чем речь. Каким боком там европейская куртуазность прошлого-позапрошлого века?
И даже если речь о куртуазности, то сейчас-то век другой и стилистические представления другие. Так что если сам сюжет произведения того специально не требует, то вся куртуазность будет ни к чему.
Извини, но ты сейчас говоришь абсурдные вещи. Но тут, полагаю, тебе к психологам… или — к любому патологоанатому или криминалисту. Какова реакция на разложившийся труп — обычного прохожего, ребенка, юной девушки, а тем более — родственника покойного? Ужас. Отвращение. Горе. Это все — эмоции. И это нормально. Но когда за тот же труп берутся профессионалы, они таких эмоций не испытывают. Они анализируют.
Ты тоже извини, но в связи с трупами я опять о своем, о личном.
Вот у меня есть два начинающих естествоиспытателя, которые помогали мастеру во время ликвидации эпидемии. И они рассуждали так:
И ты, насколько помню, это тоже читал— Страшно было? — спросил Адалан.
— Страшно, — Ваджра повел плечами, словно поежился, хотя стояла жара, и даже ветер был теплым. — Сотни умерших… мы костры складывали из одних покойников.
— Точно, златокудрый! — влез Доду. — Пучеглаз наш перетрусил, весь первый день рядом с мертвяками трясся: надо в кучу волочь, а он стоит и смотрит, как примороженный.
…
— Жалко было. Люди же…
— Люди! Живые — люди. А мертвые — просто тела: мясо, ливер и кости. Чувствительный ты наш.
И поэтому что? Первый мальчик стал целителем, а второй — патологоанатомом
Ты сам-то чего хочешь, чтобы к твоей книжке пришел целитель и педагог или такседермист и патологоанатом? Я так надеюсь, что мои произведения пока не трупы
Вообще же, если серьезно, то это не я говорю ерунду, это вопросы эмоционального выгорания и профдеформации. Все знают, что практикующие следователи-криминалисты очень слабо верят в честность и чистоту помыслов кого бы то ни было, что профессиональные наемники легко убивают даже стариков и женщин, что патологоанатомы одной рукой режут труп, а другой — едят и еще смеются при этом. Опять же, все знают, что среди балетных много гомосексуалистов, потому что не так просто постоянно тискать женщин без разрядки и не перегореть. Они такими не рождаются, они такими травмируются. Застарелая привычная травма — не есть норма, правда же?
Но есть профессии, в которых эмоциональное выгорание равносильно профессиональной смерти. И я имею наглость считать, что все, связанное с литературой и искусством, входит в этот список.
Что могу сказать об этом — читайте классику. Читайте светские романы — например, Джорджетт Хейер, блистательно воспроизводящей атмосферу Георгианской эпохи… Да и наши классики ничуть не хуже в плане атмосферности и «веяний времени». А французы? Почитайте Госпожу Бовари или Шагреневую кожу…
— Страшно, — Ваджра повел плечами, словно поежился, хотя стояла жара, и даже ветер был теплым. — Сотни умерших… мы костры складывали из одних покойников.
— Точно, златокудрый! — влез Доду. — Пучеглаз наш перетрусил, весь первый день рядом с мертвяками трясся: надо в кучу волочь, а он стоит и смотрит, как примороженный.
…
— Жалко было. Люди же…
— Люди! Живые — люди. А мертвые — просто тела: мясо, ливер и кости. Чувствительный ты наш.