Преодолев столь характерный для МТА погодный зачин, пытаюсь погрузиться в текст.
Ну что — золотистое счастье. Теперь буду знать его цвет. Ладно, допустим.
Но утонуть? Летальный исход счастливого человека. Умереть от счастья, утонуть не встать. Это свежо, надо запомнить, украсть и потом где-нибудь ненавязчиво подкинуть. Эдак цинично: подсел на счастье, передоз, некролог. Пусть Паланик кусает локти от зависти.
— Вас не поймают? — спросили за спиной.
Странный вопрос. Неожиданный.
Девушка с кровати задает странные вопросы. Герой такого не ожидает. Ясное дело, лежащим на кроватях девушкам полагается или молчать, или спрашивать традиционное: нас не догонят?
Спрашивать же странное, тем более, находясь в «странной задумчивости», накроватным девушкам не полагается. Автору виднее, не зря же он, презрев явный повтор, так на этом настаивает.
О чем они думали, умирая?
О, первый звонок. Мазнули героя, намекнув. Интригуют, в общем. Попробую угадать (не читая, честно!): вампир? чикатила? налоговый инспектор?
Инспектор — это было б круто. Неожиданно (тм).
Заинтригованный, читаю дальше, превкушая мрачную бухгалтерскую готику в формате 1С-киберпанка.
Дураков умереть мучительно Эрик встречал редко
Все чудесатее и чудесатее. То есть еще были и «лежащие на кровати юноши»? Понимаю, тренд, не хухры-мухры. Автор бьет наверняка!
меланхоличный юноша в убранных в черное покоях живописно сел в кресле
Прелэстно, прелэстно! Какая чувственность и экспрессия! Какие свежие, незатасканные изобразительные инструменты! Меланхоличный юноша со взором горящим. Убранные от греха подальше в черное (черное что?) покои. И не просто сел, не просто в кресло, а в креслЕ!
Это, если кто не понимает, ах-ах-высокий стиль! Сел в кресле, лег на кровате.
Гламур во все поля.
выслушивать первоначальное
Тут — явная недоработка. Уже если мочить читателя по башке канцеляризмами, так от души!
«Вышесказанное» — наш выбор!
закончилось бульканьем через конвульсии
Частный случай хронотопа. Автор смело скрещивает звук с движением, рождая новую, потрясающую воображение метафору. Не побоюсь этого слова — живописную!
выкрашенной темным лаком
И даже то, что лаком не красят, а покрывают (даже темным лаком!), не спотыкает автора в его стремлении живописать. Красить темным по черному.
Будто она уже там, а не здесь.
Там вам не тут! Казалось бы, перефразированный армеизм, банальность даже, а смотрите, как внушает!
Уже там. Уже не здесь. Уже не живописно на кровате. Мое читательское либидо трепещет от глубокой многозначности и бездонной философичности сей короткой фразы…
Лишь губы слегка шевелятся в такт молитвы
Точно, какой-то-панк. Кибер или пост, не важно. Ритмичная молитва, бас, ударные, губы в такт. Техно-тео-поп.
Гибсон отдыхает.
повисший в воздухе вопрос
Левитация словоформ, ага. Вопросы висят гроздьями, ответы порхают около.
А сверху парит Розенталь с завязанными глазами и заклинившим безменом. И скорбен его лик.
тонкие черты лица, золотистые, рассыпавшиеся по подушке волосы, ажур сорочки, который мало скрывал персиковый оттенок шелковистой кожи
Я так скажу: потенциал текста — на хороший сериал, минимум на два сезона. Беспроигрышные, проверенные временем и кассовыми сборами приемы: тонкие черты, золотистые волосы, ажурная сорочка, сквозь которую сквозит шелковистый персик — и все это с грамотным светом, профессиональным макияжем и в HD. Даже сюжета не надо, ночнушка вытянет все.
Пальчики с маникюром гладят щечки нагана, вполне в традициях раннего советского маньеризма.
Каждый имеет право… жить. А дарить смерть может только Он
Эх, автор, автор… Так бодро замахнуться — и так мимо ударить…
Нет никаких «прав» в жизни. Тем более, на самое жизнь. Это масло маслянное маслянистое.
Нет никакой «боли жизни». Жизнь — это радость, каждый миг, каждый глоток воздуха, каждое утро с надеждой на счастье. А чтобы писать про боль и смерть — надо их пережить, пропустить сквозь себя. Поучаствовать лично.
Иначе получается набор блескучих абстрактных фраз.
Поэтому — не верю. Ни одному слову не верю.
Умозрительные ангелы смерти существуют лишь в воображении скучающих версификаторов. Когда Врубель писал своего «Демона», он был на грани безумия, еще один шаг — и все, пропасть.
Странный вопрос. Неожиданный.