Властелин словес № 27. Голосование

Уважаемые мастеровчане!

With a little help from my friends © работ более чем достаточно, и Вашему вниманию предлагается 7 прекрасных описаний в прозе и 7 замечательных стихотворений.

Напоминаю: задание этого тура было — описать следующую картинку

Голосование продлится до четверга, 22.10.2015, до 20.00 по Москве.

Пожалуйста, поддержите участников, проголосуйте за 3 лучшие, на Ваш взгляд, работы. Голосуют все желающие.

Да, и при голосовании обращаем внимание не только на красоту слога, коей (и коим) все авторы владеют безусловно, но и на

Цель: научиться писать краткие, содержательные и образные описания в разных жанрах и стилях.

Важно! “Властелин словес” — НЕ конкурс коротких законченных историй! Забудем о сюжете и будем состязаться в описаниях

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Комментарии — по желанию, но, думаю, всем будет интересно узнать мнение о своих работах.

Прозаический конкурс

1

День не задался с утра.

Небо над площадью Последней Битвы хмурилось, не желая расставаться с чернильным оттенком. Оно стало ещё ниже от тяжести влажных лохмотьев, в которые облачилось. Дома скукожились под зависшей над миром сыростью.

Город зашевелился, но как-то безрадостно. Побежали по булыжной мостовой первые муравьи-люди. Зашелестели автомобили, стараясь поскорее скрыться из виду четырех каменных апостолов, неприязненно взирающих с вершины собора на начинающуюся возню тут, на земле.

Башенки вдоль карниза, больше похожие на громадные урны с прахом былых мечтаний, словно частым гребнем, причесали утренний ветерок над крышами, заставили его притихнуть под куполом колокольни. Ветерок, не смея пошевелиться, забрался в колокол и эхом вторил скрипучим и ленивым звукам просыпающегося города.

Но даже каменные апостолы вздрогнули, когда похожий на ржавую коробку трамвай выполз из-за угла, визгливо скрежетнул на повороте и остановился посреди площади, красуясь боками цвета гнилого апельсина.

2

Где-то есть трамвай «Желание», а здесь, у нас, другой – без имени. Бог-художник, когда рисовал этот мир, был в мрачном настроении и не оставил нам красок, кроме серых. Мостовая, на которой не запнешься – сера́. Современные машины – лишь этого цвета. Люди, даже если улыбаются – серые. И Серый Храм в центре города. Наш черный цвет – просто очень густой серый. Любые достоинства теряются в серости. Закончив, бог-художник остался недоволен и смял листок с миром-рисунком, но после передумал на него сердиться и снова расправил. Линии сгибов остались. Чтобы скрыть их, создатель нарисовал провода трамвайной линии, а после и трамвай. И вот ему-то отдал другие цвета – коричневый, розоватый, белый, желтый. И вышло красиво.

Как самое яркое, что есть в нашем мире, мы зовем трамвай Надеждой.

3

Шизофазия

Порту как Порту, на себя не похож: оловянный пласт со снующими туда-сюда людьми-рыбами, со всех сторон опутанными неводом стальных тросов и громадами барочных фасадов. В общем, ничего особенного. Вдруг, рассекая стрежень электромагнитных волн из ниоткуда вынырнул жёлто-оранжевый трамвайчик, остановился на минуту, замедлил планету. Как обычно, смена времени осталась незамеченной, и только каменное изваяние гневно возвело перст к небу: «Вот же он, вот! Ну почему вы никогда не замечаете его, люди-рыбы!» Лишь приветственное «чух-чух» было ему ответом. «Бух-бух» — эхом бултыхнулось в головах людей-рыб. Трамвайчик тронулся, и растворяясь в чужом измерении случайно подцепил брану скрипичным ключом. Бляц! Одна за другой линии электропередач начали лопаться, образуя прореху в пространстве. Стерильная серость монохромного мира, до отвала набитая барахтающимися людьми-рыбами, сингулярностью потянулась вслед за трамваем, очищая мир для двоих, тех что узрели.

4

Темная акварель синих сумерек, размоченная мелкой осенней моросью, казалось, передавала саму суть этого города. Его дома, прочно вбитые в землю, возвышались вдоль узких улиц плотной стеной, не давая солнечному свету ни малейшего шанса пролиться теплом на видавшие виды мостовые. А по вечерам туман спускался по острым шпилям и роился под редкими фонарными столбами, растушевывая и приглушая свет.

Иногда одинокий трамвай, крадучись и осторожно позвякивая, прошуршит по рельсам, выпустит в темноту горстку пассажиров и скроется в переулке, словно юркая кошка. И где-то вдруг вспыхнет окно квартиры, встречая хозяина, и под крышей затеплится жизнь, заиграют блики огоньков. Но безучастными останутся взоры мраморных статуй, что на самом верху. Величаво, как истинные правители, застыли они здесь на века. Не пристало им отвлекаться на мелочи, равнодушны они к потоку жизни, потому как поставлены для Великой цели: блюсти гармонию холодно-серой палитры.

5

В Лондоне разрушен мост. Ну и что, что не Лондон, ну и что, что не мост. Главное — разрушен. Света белого не видно… красного, кстати, тоже не разглядеть. Сине-черный, сине-белый, сине-синий. Бесцветные рельсы выбегают из темного провала дворов и стелются по рельефной мостовой.

Только трамвайчик пытается утащить немножко разноцветья, погрузив на борта немножко краски, он с колокольчиковым звоном стучит колесами в попытке покинуть эту небесную синь, затопившую землю. Позади уже осталась колоколенка, устало облокотившаяся о здание маленького дворца, и машинки, размазанные силуэтами по рельефному воздуху, и люди, шагающие в безвестность.

Еще немного и вот она — жизнь, живая жизнь, белая, черная, зеленая, синяя, всякая, без непонятных ограничений, ни одно чувство не будет забыто, по всему пройдется реальность.

6

Ты снова пытаешься убежать.

До чего тяжело совершать бегство из будней, такой подвиг не по плечу современным Монте-Кристо, заживо замурованным в камень площадей и папертей, где праздное любопытство мимопроходящих зевак-моралистов ничем не лучше вечноосуждающих взоров закостеневших обугленных идолов с крыши глухого в своей опустошённости костёла.

Был ли смысл привлекать к себе внимание яркими солнечными красками и нелепой россыпью праздничной мишуры, маскируясь под всем довольного смирного горожанина? Был ли, не был, в итоге этот нелепый яркий всплеск выдал тебя с головой, сведя на нет гениальный план последней попытки бегства.

Хотя нет. В итоге ты все же сбежал, перечеркнув город своего прошлого, как старую надоевшую фотографию.

7

Ржавый выцветший трамвай похож на сердце. Внутри — день-деньской чехарда пассажиров, толкающихся, входящих и уходящих. Есть среди них в особой кабинке особо важный человек, знающий маршрут, умеющий остановить движение или заставить мчаться без остановок. С ним помятая красная громадина будет двигаться по выбранному пути, пока в проводах есть ток.

Внешний мир — искусная обертка каменного лица города — видимость, не более. Псевдореальность проносится мимо с дымным потоком автомобилей, пешеходами, статуями соборов, фонарям, затейливым декором фасадов, чтобы размытым газетным снимком затеряться в архивах памяти. Трамвай везет по столице свой, красочный внутренний мир. Но кто заметит среди черно-белой суеты, что этот трамвай — чужое, цветное сердце?

Поэтический конкурс:

1

Нас изгнали из рая, втоптали в обочину.

Новый мир, будто вязью, сизой мглой отороченный

Не слагает, не внемлет, проклятый выкидыш,

Лишь лепечет и дремлет на скатах крыш.

В вышине атмосферу разрезает на клочья,

Словно жилы прохожих натянута прочно,

Сеть стальных перехлёстов — крестов перевитье.

А под ней, словно остов, земная обитель.

2

Серого неба торт перевернутый

проводами изрезан

накрест-

крест…

Вилкой почерневшей фасад плоский

в кусок тычется

не достанет,

не съест…

Мостовая булыжная с серебряным блеском —

кожа площади,

шлифовка веков.

Как из боя вырвался —

трамвай красно-рыжий.

В цветную

реальность

отбыть

готов.

3

Бывает, что нам не хватает всего лишь веры,

Как святости храму, где Бога все нет и нет.

Мы сами рисуем на дымчатом — темно-серым,

Смотри, мостовая и небо — в единый цвет.

Там тучи клубами нависли, здесь камень гладок,

Из двух вариантов серости что милей?

А впрочем, не важно, когда все равно — упадок

Для серых авто и улиц, людей и дней.

Но где-то, случайной ошибкою — или мерой

Того, что бывает, конечно в мирах других —

Трамвай по проспекту промчится — совсем не серый.

В нем красок немного, но хватит порой и их,

Чтоб вывернуть мир фантазийной цветной изнанкой,

Чтоб серость из сердца как сор унести и сжечь…

Пусть будет хоть что-то всегда вот такой приманкой,

Наградой и вызовом в мире случайных встреч.

4

Мир без надежды.

Памятник несбывшемуся

В сером граните.

5

Хмурое небо стекает разводами,

Тушь расплылась хаотичными пятнами,

Белые стены у храма заляпаны,

Серые камни брусчатки истоптанной,

Вдаль уносящихся мутной рекою…

Много ль оставим мы за собою?

Тени от лиц, потерявшихся в сумраке,

Блики машин, проносящихся вспышкою,

Да проводов паутину провисшую.

Только трамвайчик – кораблик вне времени

Ярким пятном, словно солнечным зайчиком,

Память раскрасит мгновением праздничным

6

Серый город выплакан дождями:

Из осенних сумерек как соль

Выпала осадками, камнями

Многовековая скорбь и боль.

Небо пало на кресты собора,

Ангелам на крыше не сдержать,

То, что здесь случится очень скоро.

Шанс один — в трамвае уезжать.

В нём лишь только сохранились краски,

Отголоски жизни и любви.

Даже в самой мрачной, страшной сказке

Есть надежда. Только позови.

7

Антимолитва

Я тебя ненавижу,

В пепле погрязший и тьме,

Слезами соленый,

Отчаяньем горчащий

Столетий промозглых дней,

Потерь, что их нет больней,

В камне замерзший,

Сам в себе замурованный;

Где соборы — мрачнее ночи,

Где молчанье — навылет.

А впрочем…

Мы все просили покоя,

И маленький трамвайчик,

Что на праздники

Может увезти нас в сказку.

Вот только…

Оттуда никто не вернулся.

И стоят укоряюще

Черные фигуры

Испепеленных безысходностью

Святых.