Стиходром - 16. Итоги

№1

Ветер в моей голове,

Плеск воды горных ручьев,

Чьи-то следы на песке,

Обрывки несказанных слов

Вслед за собой зовут

Шелестом ковыля,

В мир, где цветы цветут

С запахом миндаля.

Словно в объятиях рук,

В хитросплетении лозы,

Прячется дивный луг

Россыпью легкой росы.

А вдалеке цветет,

Будто чудесный сад,

Созданный волшебством

Дивный, волшебный град.

Окон его уют —

Свет мириада глаз,

Там соловьи поют

Лишь для меня сейчас.

Мир бесконечных грез

Тихий, немного чужой.

Мир из осколков слез.

Чей-то.… А может быть… мой?

№3

Баллада о Фиаре*

Остановившись у излучины реки, разбив палатки, разложив кострище,

Король Фиар сказал слуге: «Дружище, себя в сраженье ты побереги».

«Я помню, сударь, — отвечал юнец. – Мне не забыть пророчеств ваших строки:

Настали времена, минули сроки… За вас не дрогнет меч в моих руках!»

«О, добрый друг, да будет ныне так! Пусть реки крови остановит жалость…

И вот держи… Для битвы. Два кинжала. Прими их в дар как дружбы нашей знак.

Истлели во мраке уж россыпи теплых огней,

И в городе спящем, где полночь пленила дома,

Вдруг песню свою оборвал часовой-соловей,

И, тускло мерцая, вкатилась на небо луна…

Отдав приказ построиться в ряды, стрелу пустив в уснувшего дракона,

Король нарушил тишь ночную звоном, и конь под ним поднялся на дыбы.

«Вперед, друзья, на древнего врага! Рубите всех, пощады пусть не будет!

За жизни их, не вас – меня осудят! И проклянут в сказаньях на века.

Но лишь коснулись стрелы крыш домов, Фиар вдруг дрогнул, обернулся к югу,

Велел кивком остановиться слугам, и снял доспехов тяжкий свой покров.

Пылали дома под напором лихого огня,

Кричали о помощи женщины, плакали дети…

И жаром пожарищ жег листья неистовый ветер,

И ночь стала ярче погожего светлого дня.

Слуга стоял и плакал про себя, смотря на бой жестокий и кровавый.

Не одобряя страшную расправу, в душе своей он предал короля:

«Пусть лучше дух не будет знать покоя, и имя люди в гневе проклянут,

Я не прощу тирана за такое, не стану ждать пророчеств, стоя тут!»

Древесный пес, пророка вняв руке, нашел цветок для страшного обряда…

И свой кинжал юнец обмазал ядом – живою смертью, запертой в цветке.

Огни в глазах пылали сотней звезд.

Фиар смотрел в глаза врага с улыбкой,

На грани смерти, без надежды зыбкой,

Он проклял тьму, что в мир с собой принес.

Клинок был точен, яд пролился в вены. Слуга достойно свой исполнил долг:

Поправ присягу, он рассек висок — взыскал с Фиара злодеянья цену.

Упал король: подкошенно, навзничь. Раскинул руки, словно черный ворон…

И над землею, чей-то трубный клич, оповестил, что пал тиран с позором.

Пока под полной роковой луной слеталась стая, позабыв про битву,

Дух короля, держа в устах молитву, летел к созвездьям пущенной стрелой.

Погасли огни, и над городом встала заря…

Утихли пожары, и дым опустился туманом…

И будто почудилось – все это было обманом:

И не было вовсе слуги и его короля.

*образовано от англ. fear — страх

№4

В том мире, что спрятан за тысячу верст, мы свой начинаем рассказ. Там жил звездочет, был он беден и прост, небес исполнял он приказ. Прозвали его простофилей друзья за то, что он, внемля судьбе, всем людям вокруг не давая житья, участвовал в странной борьбе. Сражался за то, чтоб под сводом светил, всевидящим оком добра, в запрятанном царстве вдруг мир наступил, исчезла людская игра. Он был не женат и детей не имел, поскольку то знает любой, привязанность к дому рождает предел отваги и силы порой.

Он каждую ночь уходил в тишину, выискивал в свете огней истоки всех бед, у которых в плену томилось так много людей. А после, как только рассвет наступал, закованный цепью идей, он души из сонных еще извлекал приверженцев темных страстей. Отмыв хорошенько их, став веселей, он вновь направлялся к горе, чтоб души вселить в своих верных друзей, дать жизнь им в вечерней заре.

Так годы текли, ускоряя свой бег, ничто не менялось в толпе. Но верил он, может один человек выигрывать в этой борьбе. В пучину истерики, будто в огонь, врывался и думал, что прав. И новую душу кладя на ладонь, смирял вновь ее буйный нрав.

Все в мире конечно, и наш звездочет вдруг тоже безмерно устал. Увидеть хотел он покой и почет, все то, о чем с детства мечтал. Пришел он к своим обретенным друзьям, корягам и алым цветам, чтоб им рассказать, как, не сдавшись чертям, он верно служил небесам.

Молчанье и холод встречали его, лишь взвыл им рожденный щенок, тот, чье он не смог одолеть естество, был в деле тогда новичок: «Мы стали послушны, мы стали милы, мы больше не ведаем зла. Но видишь, мы стали уж слишком слабы для ноши великой добра. Ты страсти с нас смыл своей твердой рукой, ты снова отправился в путь, а мы разучились жить жизнью иной, и чувств нам неведома суть. Иди ж, храбрый странник, дорогой пустой навстречу великой звезде. А мы доживем здесь свой век непростой, раз так захотелось судьбе».

Вздохнул звездочет, был он верен себе, да помнил отчетливо суть: он должен сражаться на этой земле, всем к звездам прокладывать путь.

№5

Где солнце словно рыжий кот ласти́тся о порог восхода,

Где очи башен и дворцов смыкает утренняя дрёма,

Где реки множат берега, спеша со сладким морем слиться,

Где время ходит не спеша, давая мигом насладиться,

Где острая корона скал зубцами режет скатерть неба,

Где даже камни видят сны, а миром правит королева,

Расцвёл цветок, затмив красой все, что росли на Этом свете,

Отныне я один дракон на зачарованной планете.

№6

Когда ночь настает,
очень хочется жить,
отпустить свою боль, словно крик,
и смотреть снизу вверх, как она будет плыть на истерзанных крыльях своих…
И пока моя боль
где-то там в вышине,
я вдохну в облегченную грудь
тёплый ветер в тягучей ночной тишине, этой мглы одинокую муть…
А внизу,
расстилаясь горстями огней,
чудный город манит красотой.
Я помчался бы речки кипучей быстрей в этот сказочный мир золотой…
Но не ждут за вратами градскими друзья,
пир горой,
кубки, полные вин.
Зверю дикому к людям бездушным нельзя… Я один, я по жизни один…
А когда-то другим был,
когда-то любил:
в прошлой жизни — так было давно!
По извилистым улицам часто бродил, пил из рук у любимой вино…
Но в любви не бывает друзей,
лишь враги…
И однажды холодный кинжал
так предательски-метко мне сердце пронзил… Я у ног брата кровного пал…
Он, ревнивец,
рыдая, прощенья молил:
«Свел с ума синих глаз ее взгляд!»
И я умер за то лишь, что просто любил ту же женщину, что и мой брат…
Но покоя
больная душа не нашла,
в шкуре зверя брожу по земле,
и на синие звезды, как милой глаза, я молюсь при багровой луне…
А любимая спит,
разметавши во сне
золотистых волос водопад,
и забыв помолиться, забыв обо мне, рядом спит с ней убийца, мой брат…
Я не раз жгучей ревностью,
болью томим,
в его горло вонзиться мечтал.
На охоте, собаками брата гоним, его в чащу не раз завлекал…
Только что-то
страшнее, чем стрел острие,
не давало мне месть совершить…
Это глупое мертвое сердце мое не забыло, что значит – любить.
Тихо брезжит рассвет,
растворяя огни,
звезды гаснут одна за одной,
и спускается боль вновь в объятья мои, накрывает меня с головой

№7

В ночи, когда падали звёзды,

Желание я загадал:

Чтоб дымный земной наш воздух

Прозрачным и чистым стал,

Чтоб стала земля прекрасной,

Чтоб стала кристальной вода,

Чтоб все изменилось.

«Напрасно!..»-

Успела шепнуть звезда.

Мой разум окутался мглою

На долгий мучительный миг…

И, словно во сне, предо мною

Вдруг мир этот странный возник.

На лицах иного народа

Доверчивая синева.

Кристальные катит воды

В не-Финский залив не-Нева.

И воздух здесь чист образцово,

И нет суетящихся толп.

И высится на не-Дворцовой

Не-Александрийский столп.

Негромко шумит не-Невский.

И все замечательно. Но…

Я смог добежать до леса,

От страха не чуя ног.

Я выл, я кричал: «Не надо!..»

Никто не ответил мне.

И каждую ночь звездопада

Я жду на зелёном холме.