Салфетки N 391. Голосование

Все знают притчу о двух лягушках. В школе проходили, сами читали, взрослые рассказывали, не прошла мимо. В ней две лягушки попали в кувшин со сметаной.

Одна лягушка быстро утомилась и сдалась. А другая, до последнего работала, перебирая лапками и не сдаваясь. Так она превратила сметану в масло, взбив и сделав густым. И выбралась! Это притча о воле и силе духа. О том, что никогда и ни за что не надо сдаваться! Так и в жизни…

Катя родилась в маленьком городке и не имела ни завидной внешности, ни талантов. Она, как все девчонки, мечтала о счастье. А счастьем, в ее представлении, был мальчик Гена из соседнего дома и параллельного класса. Он как раз отличался и внешностью, и способностями, и обаянием. Катя смотрела на него с обожанием, в основном, из окна своей комнаты. Вот он идёт в школу, вот на тренировку, а вот куда-то отправился с шумной компанией ребят. Сама Катя из дома выходила редко. В школу приходила, в основном, на контрольные и экзамены. Их нельзя было пропускать. С учебой, в целом, пыталась справляться самостоятельно и с помощью приходящей учительницы. У Кати было слабое здоровье. Проблемы начались сразу после ее появления на свет и давали о себе знать регулярными простудами и ангинами на ровном месте, почти сразу же переходящими в пневмонию. Врачи говорили что-то о слабом иммунитете, о генетике, возрасте — что, мол, перерастет. Но так и не пришли к единому мнению. А Катя так и сидела затворницей в своей пятиэтажной башне. Друзей у нее тоже не было. Родители не разрешали приходить к ним домой — мало ли какую заразу кто принесет. Основными ее увлечениями были книги и телевизор. Кате казалось, что она все время медленно падает, вместо того, чтобы летать.

Прошло 10 лет. Катя приехала в город детства на встречу выпускников. Она давно не была здесь — с тех пор, как не стало ее родителей. Воспоминания снова вернули ее в то время, когда она, тихий, тепличный и крайне болезненный ребёнок вдруг вынуждена была стать сильной и ответственной за жизни и здоровье своих родных. Когда ее родители, выжившие после страшной аварии, оказались беспомощны, как дети, ей пришлось не просто учиться выживать, но и делать все, чтобы жили они. Поначалу она не верила в происходящее, потом боялась, что не справится, сляжет сама, не хватит сил, окончательно подведет и без того некрепкое здоровье. А через какое-то время поняла, что человеку даются только те испытания, с которыми он может справиться. И она сможет! Главное, не сдаваться! Катя научилась лечить и ухаживать не только за родителями, но и за собой. Ведь она теперь не имеет права болеть! Совсем! И как-то ее болячки вдруг отступили. Может она и вправду, как робко надеялись врачи, переросла…

Потом, когда все закончилось, Катя уехала в большой город. Она хотела поступить в институт и стать врачом. Но экзамены она провалила, что немудрено. До учебы ли ей было все эти годы! Катя поступила в медицинский колледж, а практику проходила в больнице Святого Алексия. Сколько там было пациентов, нуждающихся в ее помощи! Когда-то сильные и здоровые, имеющие интересные профессии люди, заболев, вдруг оказались никому не нужны. Как это было горько! Катя в свободные от учебы и практики часы стала приходить к ним, как волонтёр. Разговаривала с каждым, старалась принести кому-то — что-то вкусное, кому-то тёплое. А потом сумела убедить студентов и преподавателей своего колледжа организовать Фонд помощи. И сама стала его руководителем.

Встреча выпускников подходила к завершению, когда вдруг двери актового зала отворились и Катя увидела Гену. Она бы его не узнала, если не встрепенулось ее сердце позабытой птицей. От былой привлекательности и обаяния не осталась и следа. Сгорбленная спина, потухший взгляд. Он мрачно кивнул и сел в уголке тихим наблюдателем. Кате рассказали, что у Гены все сложилось не так, как ему прочили и как он сам того ожидал. Это сломало его. Он целыми днями лежал на диване перед телевизором. От былой уверенности не осталось и следа. Сидя в своем углу, он уже сильно жалел, что пришёл на эту встречу. И вдруг, кто-то тронул его за плечо. Он поднял голову. Перед ним стояла симпатичная девушка с очень добрыми глазами. «Гена, здравствуй! Ты меня, наверное, не помнишь! Я — Катя и мне очень нужна твоя помощь!». Гена удивленно на нее посмотрел, а потом вдруг улыбнулся прежней улыбкой и расправил плечи.

— Уеду, уеду, уеду в Америку…

— Сашка, ну какая Америка? Тебе скоро сорок стукнет, а ты всё ещё в панк-рок играешься… Не задолбался?

— Какой же я всё-таки был смешной… Я писал стихи…

— Вместо того, чтобы читать учебники? Молодец, что ещё могу сказать? Саш, Летов мёртв. Его Офелия давно плывёт по рекам других вселенных, а я, твою мать, здесь! У нас дочь. Я понятия не имею, как выкроить лишнюю копейку на школьную форму! Мы уже сто лет не выезжали на море! Ты вообще помнишь, какое оно — море?

— Как кофе…

— Море?

— Небо как кофе, небо как кофе, небо как кофе… Ведь никто не вернулся оттуда…

— Чёрт бы тебя побрал, Сашка! Ты же даже не пытаешься меня услышать… Что мне делать? Что мне сделать, чтобы достучаться, докричаться, до…

— Звери по ночам басовито трубят… А артист Селиванов удавился шарфом…

— Артист Селиванов? Этот тот который на «точке» у трубы батареи в петельке прилёг? Ты настолько меня ненавидишь? Саша, очнись! Кроме нас с Катькой у тебя и нет никого. Катюху хоть не забыл?

— Стремительно спешили, никого не боясь, часы в свою нелепую, смешную страну… Можно весело смотреть, и цветочки собирать…

— Помнишь. И то слава Богу. Саш, я ухожу. Квартира — твоя. Гитару, магнитофон, неприкосновенную коллекцию кассет оставляю тоже. В холодильнике — суп, в морозилке — котлеты, ключи — на тумбочке. Там же записка. С нашим адресом. Новым адресом. Если захочешь встретиться или увидеть дочь, приходи. Буду рада. Скажешь что-нибудь на прощание?

— Вечная весна в одиночной камере…

Тяжёлый вздох. Разочарованный стук каблучков. Скрип двери. Щелчок замка.

— Я всё помню, солнце… Я не приду…

… Задуши послушными руками своего непослушного Христа…

… Уеду, уеду, уеду в Америку…

Бытие определяет сознание?

Кирюша плыл по течению. Нет, не в речке, а по жизни. Плыл уже несколько лет, причем на поверхности, не углубляясь.

Вообще-то был он САМОкритичен и САМОироничен, поэтому на данный момент сравнивал себя с тем, что обычно плавает сверху. С горечью сравнивал.

Хотя раньше — прежде — нырнуть мог, да ещё как! Глубоко мог нырнуть!

Тогда он чувствовал силу и… наверное, смысл. Была семья, были родители живы. Нужным себя ощущал.

Сейчас он жил один, как-то где-то работал, иногда устраивал компании с теплыми людьми. Они тепло сидели, пили только теплое и горячее. Вот так он, в общем плыл.

И как-то раз после особенно горячей дружеской отсидки и отлежки он, шатаясь, подошел к зеркалу. И накатили тут на него

дерзкие, нахальные и отрезвляющие вопросы. Первый вопрос был: «И чё?». Потом уже и остальные вопросы накрыли сильно: «Ты кто: человек или тварь ползучая?", " Быт или быть?", «Плыть дальше или, может быть, нырнуть?»

В общем, стандартный набор доморощенного философа.

Надо сказать, что характер у Кирюши был. И после таких вопросов он впал в состояние глубокой активной умственной и физической деятельности.

Первое дело — дом.

Кирюша огляделся и понял, что в свинарнике он жить больше не хочет. На приведение дома в надлежащий вид ушло недели две. Вопрос: «Быт или Быть?» решил однозначно — Быть! Ну, раз быть- значит, надо решать дальше. И Кирилл взялся за себя. Постригся, побрился, помылся — и в подвал, на тренажёры. Занимался самозабвенно и до самоизнеможения. Организм отвечал быстро и адекватно, с радостью возвращаясь к былой форме. С формой приходило сознание. Вернее, осознание, и вопрос к себе стал звучать ещё жёстче:

— ты кто?

Посмотрев внимательно в зекрало, сказал сам себе:

— я Человек! Не сломался, не спился, есть наследники( ну, в смысле, дети).

И самое главное- у него есть дело! Своё! Было всегда: и во время учёбы в школе, и в универе и после на работе. Кирилл писал стихи. Писал легко, самоотречённо, много. И весьма успешно. Приглашали, выступал, потом и издаваться стал. Ну и, конечно, фуршеты, друзья, 'тёплые вечера', гулянки и далее по списку. В общем -поплыл!

И вот, глядя на свое отражение, он сказал:

— Ты никому ничего не должен, кроме себя. И…

И мысль пришедшая с небес,

Вдруг озарила всё сознанье.

Нырнуть, не плыть, не ждать чудес,

Поняв своей судьбы призванье.

—

Кирилл сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги. Взял карандаш. Он любил и признавал только это — рукопись, в полном и единственном понимании этого слова. Начал писать. Строки, строфы, рифмы ложились сами на лист, и он — НЫРНУЛ! Легко, и светло стало на душе. Любимое, родное дело понесло его в глубину. Он был этому рад и писал, писал…

Вдруг зазвонил телефон. Увидев, кто это, Кирилл с одной стороны, удивился, с другой… не удивился. Нырять так нырять!

— Кирилл Владимирович, здравствуйте. Это Михаил, Ваш издатель. Если Вы не возражаете, я хотел бы пригласить Вас на вечер поэзии. В первом отделении будут начинающие авторы, а второе хотели бы предложить Вам. А затем издать сборник, куда войдут и ваши стихи.

— Да! Спасибо, с удовольствием приму участие в вечере.

Взяв чистый лист, он бысто написал:

Судьбы удары перенёс,

Плыть иль нырять — уж нет сомненья.

Искусы диавола я снёс;

Вперёд ведёт лишь вдохновенье!

Повесив листок перед собой, Кирилл Владимирович продолжил писать… и делать новый виток своей судьбы.

Марьяна не любила Валю. Да её никто из ребят не любил. Сейчас лето, все будущие пятиклассники собрались на детской площадке и уже приготовились играть в салки, но Сашка Колесников принёс новый мяч. Мальчишки и девочки растерялись – во что играть?

Валя, как всегда сидела на лавочке и читала книжку. У неё совета никто и не спрашивал. Мальчишкам, разумеется, хотелось поиграть в футбол. Девочки пошушукались и предложили попрыгать через мячик, кидая его об стенку. Но к общему мнению дети не пришли.

И вдруг Валя встала, закрыла книжку, подошла к ребятам и предложила:

— Давайте поиграем в вышибалы?

Марьяне стало очень обидно, что не она вспомнила про эту игру и, не задумываясь, она ответила:

— Кто вообще тебя спрашивает? Сиди в своём болоте и не квакай, жаба!

Валя совсем не была похожа на жабу, она милая девочка с двумя светлыми косичками и серыми глазами. Но Марьяна слишком разозлилась и при всех обидела тихоню.

Сашка, Мишка, Димка и даже Таня с Олей отвернулись от Марьяны, а Валя села на лавочку и уткнулась в свою книжку.

Марьяна вспыхнула, топнула с досады ногой в лакированной туфельке и побежала домой. Тишина за спиной ещё больше расстроила Марьяну. Она так надеялась, что её кто-то остановит и позовёт, но все молчали.

Дома Марьяна расплакалась. Она выглянула с третьего этажа и увидела, что её друзья позвали Валю и играют с ней в вышибалы. Марьяну же никто не вспоминал, и это оказалось самым обидным. Ведь именно сегодня мама так красиво причесала её, закрутив щипцами локоны и заколов их в хвост на затылке. Марьяна мечтала оказаться в центре внимания, а получилось всё наоборот, о ней забыли.

Девочка закрыла окно, чтобы не слышать весёлые голоса и ушла к себе в комнату. Там легла на кровать и отвернулась к стене. Мама дважды заходила, последний раз с градусником, потому что дочь жаловалась на головную боль. Температура оказалась нормальной, и мама тихо вздохнула:

— Ты поссорилась с друзьями? Ну что ж, полежи и подумай, кто виноват.

И откуда мамы всегда всё знают?

Марьяна думала весь вечер и лишь ночью поняла, что виновата она сама. Ну и что, что Валя тихоня и никогда с ними не играла? Может, она застенчивая? Сегодня она преодолела свою застенчивость, а Марьяна… так грубо ответила ей, что из красивой девочки с локонами сама превратилась в пупырчатую жабу. Даже Мишка, которому она нравилась, отвернулся от неё. И правильно отвернулся! Марьяна закусила губу и стала думать, как всё исправить. Выход был один – извиниться. Но как же не хотелось! Может, завтра выйти на улицу и сделать вид, что ничего не случилось? Ага, но друзья наверняка так не считают.

Извиняться или не извиняться? Марьяна промучилась несколько часов и только когда приняла решение, смогла уснуть.

На следующее утро она быстро позавтракала, заплела волнистые волосы в косу и выбежала на улицу. Стараясь не смотреть на ребят, она подошла к Вале и сказала:

— Прости меня.

Марьяна посмотрела в удивлённые Валины глаза и зажмурилась. Ей никогда не было так стыдно. Снова наступила тишина и вдруг её взяли за руку. Голос Вали разбил тишину на тысячу осколков:

— Марьяна, конечно, я прощаю. Ты ведь не со зла, ты не хотела меня обидеть.

— Не хотела, — кивнула Марьяна и открыла глаза.

Валя улыбалась, и лицо её стало удивительно красивым. И все друзья тоже улыбались, особенно девочки.

— Давайте играть в прятки? – весело предложил Мишка. – Марьяна, ты водишь. Спорим, ни за что меня не найдёшь?

— Тебя? – Марьяна рассмеялась. – Тебя я всегда найду. Первого!

Новый год. Я уже могу заранее предсказать, каким он будет. К нам приедет свекровь, мы сядем за стол и включим телевизор.

Вчера мы по этому поводу поругались с мужем. Хочется уехать куда-нибудь, танцевать до утра и чтобы вокруг были улыбающиеся люди. А не свекровь и телевизор. Когда я высказала это Игорю, он прямо взорвался.

— Надя, ты когда-нибудь повзрослеешь? У нас семья, ребёнок, а у тебя одни развлечения в голове!

— Но мне хочется праздник.

— Новый год семейный праздник, если ты ещё не усвоила.

Вчера я обиделась. Ну, хочется же сказки новогодней, хоть раз в жизни.

Хлопнула дверь, пришёл муж. Я поправила волосы, смахнула слезы и вышла его встречать. Односложные ответы. Никакого поцелуя.

Я ушла на кухню.

Игорь тоже заглянул на кухню.

— Я смотрю, вы по магазинам ходили. Ты маме подарок купила?

— Купила, — ответила я, не глядя на него. Но против воли в голосе чувствовались слёзы. Он сделал вид, что не заметил. Достал ноутбук, расположился здесь же за кухонным столом. Даже поговорить со мной не может.

В дверях появилась наша дочь Лера. Выглядела она потрясающе. Она нашла моё короткое платье, в котором ещё в юности, я лихо отплясывала латинские танцы на соревнованиях. Лера подхватила его поясом с пряжкой. Длинные, волнистые волосы распущены по плечам, голубые глаза сияют.

— Пап, мам, я придумала, кем я хочу быть на празднике в детском саду. Я буду королевой.

— А почему королевой, а не принцессой? — машинально спросила я.

— Потому что королевой лучше. Принцессами хотят быть все девочки. А я хочу велеть всеми мальчишками.

— Не велеть, а повелевать, — поправила я, чуть не давясь от смеха. До того важной и забавной она выглядела.

— Я буду самая красивая, и все будут у моих ног.

Неожиданно Игорь взорвался.

— Ты только посмотри на неё! Она в таком возрасте уже думает о тряпках и мальчишках. Твоё влияние! Валерия, немедленно сними это платье и отдай мне, я его выкину.

В глазах Леры появились слёзы.

— Нет, папочка. Я пойду в нём на праздник. Я хочу быть королевой! — Лера прижалась ко мне, ища поддержки.

— Оставь её в покое, — сердито буркнула я.

Игорь выскочил из кухни, сорвал с вешалки куртку и хлопнул дверью. Мы остались вдвоём.

— Мам, почему папа разозлился? Разве это плохо, быть королевой?

— Нет, Лерочка. Королевой быть хорошо. Только платье я тебе куплю другое. Тоже с блёстками.

— Правда? — на её хорошеньком личике вновь появилась улыбка. — Мам, а надень это платье, пожалуйста.

— Зачем?

— Мы потанцуем.

Что не сделаешь ради ребёнка. Да мне и самой захотелось.

Лера включила музыку. А помню ли я какие-нибудь движения? Но послушное тело уже двигалось в такт музыке, туда, в прошлое, где я тоже ощущала себя королевой.

Внезапно, в проёме двери я увидела Игоря, наблюдающего за нами. Я резко остановилась.

— А мы танцевали! — раздался звонкий Лерин голосок.

— Я видел, — ответил Игорь, не двигаясь с места.

Мне захотелось провалиться под землю, это был мой танец, не предназначенный для его глаз.

Я попыталась проскользнуть мимо него, но муж взял меня за руку.

— Правда, мама очень красивая? – спросила Лера.

Игорь неожиданно притянул меня к себе и поцеловал.

— Да, самая красивая. Вот, Надюш, возьми, — Игорь протянул мне конверт. — Я подумал, что ты права, нам надо куда-нибудь уехать.

Я читала договор с туристической фирмой и не верила.

— Ты поменял своё решение? Новый год в Вене?

— Да, милая. Мы поедем в Вену, — Он обнял Леру одной рукой, а другой меня. — Я подумал и понял, что был не прав. На этом празднике вы обе будете королевами.

«Задницова»

Ничего не предвещало беды в это погожее утро. Лиза проснулась, улыбнулась новому дню и пошла умываться. У неё было отличное настроение, ведь она в свои двенадцать лет впервые попала в летний лагерь, и с тех пор как приехала получала только позитивные эмоции от общения, разных мероприятий и прекрасной погоды. Поэтому, идя по коридору до туалета, она не сразу заметила, что те, кто встречались ей на пути как-то странно на неё смотрят. А в большой ванной комнате, где все умывались, её и вовсе встретили издевательским смехом, и тогда уже сознание забило тревогу. С нехорошим предчувствием Лиза подошла к зеркалу и обомлела. На её лбу, пока она спала, кто-то накарябал надпись — уродливые черные буквы складывались в уродливое слово «дура». Пока разум отходил от шока тело сообразило быстрее: Лиза с силой крутанула кран и стала яростно оттирать водой мерзкое слово. Но маркер, видимо, был водостойкий и «дура» поддавалась плохо, а смех за спиной только усиливался.

— Да не стирай, тебе идёт! — послышался чей-то злой голос.

Лиза обернулась и посмотрела на говорившую. Это была её тёзка и одногодка Лиза Задницова, с которой они хоть и не общались тесно, но и не ссорились. Лиза даже поделилась с ней любимыми конфетами, когда к Задницовой не приехали родители, а она ей вот как отплатила — насмехается.

— Это ты сделала? — вдруг поразилась догадкой Лиза.

— Ну я, и что?

Лизе нечего было ответить на такую наглость, да и на глаза стали наворачиваются предательские слёзы, а стать ещё большим посмешищем она не желала, поэтому пулей вылетела из ванной комнаты и побежала к вожатой. Однако та не нашла в поступке Задницовой ничего особо плохого.

— Это просто шутка, не переживай, — сказала она и наказывать виновницу отказалась, но помогла стереть надпись и разрешила Лизе не идти на завтрак и игру в волейбол после. Так Лиза вернулась в свою кровать, свернулась калачиком и стала тихо плакать, мучаясь от непонимания, как люди могут быть такими уродами и за что ей всё это. Но горе быстро сменилось злостью, и Лиза решила во что бы то ни стало отомстить. Но как? Сначала была идея также пробраться ночью к Задницовой и измазать её зубной пастой, но она точно догадается, что это сделала Лиза, а все знали, что Задницова невероятно физически сильна и открытый конфликт с ней мог закончится сильными побоями. Так что Лиза быстро загрустила и впала в апатию. Она ничего не может сделать! И теперь Задницова спокойно будет жить дальше и в ус не дуть, а Лизе остаётся только кусать локти от бессилия.

«Сама она дура! — терзалась Лиза. — Я к ней со всей душой, а она… Задницова!»

И вдруг Лиза в голос рассмеялась. Когда она впервые услышала эту фамилию, то сдержалась и ещё подумала, что бедненькой обладательнице такого чуда нелегко приходится. А на самом деле фамилия-то говорящая.

«Мой-то позор забудется, но когда сама душа — сплошной позор, тут никуда не денешься», — потянуло Лизу на философию. Она вообще не любила помпезность и пафос, но тут он пришелся весьма кстати и Лизе стало действительно легче. Она огляделась по сторонам и будто бы только что снова проснулась, вся беда показалась ей совершенно ничтожной.

«Да, у нас с ней одно имя, но как хорошо, что я не Задницова!», — подумала Лиза, а потом встала и отправилась на волейбол, наслаждаться жизнью, которую не за чем тратить на пустые переживания быть или не быть по такому жалкому поводу.