Салфетки N 376. Голосование.

Оставшись один на перроне, Андрей проводил взглядом убегающую электричку и направился к единственной лавочке.

Он не передумал, ему просто захотелось ещё раз перечитать письмо. Вот оно, в кармане куртки.

«Здравствуйте, Андрей.

Меня зовут Даша. В «Шмелях» у меня живёт подруга, она и рассказала мне вашу историю.

Про то, какой вы добрый человек, как ваша жена привела неизвестно откуда пришлого дядьку. Бугая какого-то. И как они заняли вашу спальню. Жить в таких условиях невозможно, но и уходить вам некуда. Родственников в городе нет, да и нигде нет.

И вы поселились в сарае. А скоро осень. В общем, подруга волнуется, что вы заболеете.

И предложила мне поселить вас у меня.

«Донницы» всего в двухстах километрах от ваших «Шмелей», не так уж далеко. Пожалуйста, не считайте мою подругу сводней. Она никогда этим не занималась, но вас уважает и сочувствует вам.

Я знаю, вам двадцать пять лет, мне двадцать. Живу одна, так получилось.

Деревня у нас большая. Семнадцать жилых домов и живут не одни старики. Я работаю воспитательницей в детском садике. У меня восемь ребятишек и на подходе ещё один. Вот исполнится три года – возьму в группу.

А вы учитель математики. Школа у нас тоже есть, но в ближайшей деревне. Полчаса на автобусе. В школе вам обрадуются, я знаю!

Я видела вашу фотографию. Посмотрите и вы на мою. Это не сватовство, поверьте! Вдруг вы решитесь на моё приглашение? Надо же будет нам узнать друг друга?

Да, я вас приглашаю. Комнат у меня две. Я встаю рано, вас не побеспокою.

Правда, детишек иногда привожу к себе, мы рисуем. Очень уж у меня красивый вид из окошка. Лес, поле, простор. Детки тихие, послушные. А расшалятся — я скажу, что дядя Андрей отдыхает, сразу смирненько сядут.

О моём добром имени не беспокойтесь. Я давно легенду придумала, что жду своего жениха из города, с которым зимой познакомилась. Это, чтобы не жалели и не приставали с замужеством.

Ой, я опять словно о сватовстве говорю. Я вам и не пара, не понравлюсь. А в деревне поболтают разное, да и притихнут. Люди у нас душевные, камней за пазухой не держат.

Дом мой найти легко. Как с электрички из последнего вагона выйдете, спускайтесь вниз. Там туннель, пройдёте его, мой дом первый. На краю, зато тихо, светло и птицы поют.

Приезжайте, Андрей.

С большим уважением к вам,

Даша».

— Не пара, — проговорил Андрей, в который раз разглядывая в фотографию.

Открытое лицо, золотисто-русые волосы закрывают плечи. А глазищи прячет в роговую оправу, без диоптрий. У бабушки какой очки взяла? Ну да, солиднее и старше казаться хочет. Смешная. А сама худенькая, в чём душа? Из-под белой кофточки ключицы проступают. И кофточку, похоже, сама вязала.

Эх, Даша, Даша, не знаешь ты цены себе. Это какая-нибудь Софи Марсо — деревенская девчонка рядом с тобой.

И за что ты мне?

Андрей вспомнил прошлую жизнь, жену Нюрку, её пришлого бугая и так ему захотелось, чтобы все слова в письме правдой оказались!

Кто знает, когда Аня в Нюрку превратилась, когда черты лица злыми стали? Любила же сначала. А бугая он один раз всё же ударил, но тот за Нюрку спрятался, а она коршуном на Андрея налетела:

— Пошёл вон отсюда, что б ноги твоей в нашем доме не было! — и брань. Жену, женщину Андрей никогда бы не ударил, так что собрал вещи и в сарай перебрался. Почти пол-лета так и прожил.

И вдруг Дашино письмо. Почтальонша прямо в руки отдала, знала же, что по-другому не получит.

Что ж, пора решиться.

Андрей сложил письмо, снова спрятал в нагрудный карман, взял чемодан и спустился вниз. Всё, как она написала. И дом её первый от станции.

— Здравствуй, Дашенька. Здравствуй, добрая душа. Я иду.

Лариса закрыла глаза отца, всё теперь я могу уйти, пока мать и брат спят, перед ними у неё долгов нет. Отец был единственным к кому она питала хоть какую-то привязанность. Он привил ей любовь к романтике, книгам, приключениям, он сам вечный мечтатель-потерянный в этой жизни, но ярко горящий в той которую ему не довелось прожить.

Вечерами он рассказывал о книгах и их фантастических, неземных мирах, и она переживала вместе с отцом за судьбу героев, пока он не засыпал в дыму сигарет и растворённом в печени алкоголе, которым сам себя лечил от серости выпавшей судьбы.

Лариса приехала проститься, он умирал медленно и долго несколько месяцев назад, когда стало ясно что теперь только ждёшь когда прийдёт день избавления, его отправили домой, лечить было нечего, но он держался за жизнь, пока дочь не приехала и он хоть и без слов мог последний раз взглянуть ей в глаза, мать и брат скандалили как всегда, но это им не мешало понимать друг-друга, как кошка с собакой. Не обращая внимания на них, Лариса провела ночь у постели отца, под утро он ушёл в мир иной.

Что-то сломалось и в ней видя эти, жалкие измождённые комой останки.

Она ушла не прощаясь, в этот раз на всегда, с той старой жизнью связи быть не должно. Перед уходом развела огонь в стоящем во дворе мангане, на котором раньше часто румянились шашлыки, а сейчас сжигали мусор, и собрала всё что она не хотела брать с собой, но и оставлять этим полу-зверям тоже не хотела, и бросила в огон.

Конец этой и начало новой жизни, мысленно она обещала отцу быть сильнее его, найти свой желанный путь и не сдаваться и не жить серостью, через тернии к звёздам, как говориться…

Всем известна поговорка — «знал бы где упасть, соломки бы подстелил». А вот знал бы где счастье… Поговорки на этот счёт безмолвствуют. И напрашиваются варианты. А варианты порождают сомнения.

Надежда встала ранним утром. Сегодня праздник, а для неё самый что ни на есть рабочий день. Она будет показывать нахлынувшим по случаю длинных выходных туристам свой любимый город и рассказывать, рассказывать… Сначала по программе гида, потом свои самые любимые истории, а после, если останется время, она обязательно проведёт экскурсантов своими самыми сокровенными тропами. Их нет в экскурсионной программе, но именно они, по мнению Надежды, являются душой и сердцем города. Там, в затерявшихся стареньких двориках, неожиданно можно встретить давно пересохший и заваленный прошлогодней листвой, но все ещё прекрасный фонтан. Напротив него стоит дом, похожий на небольшой дворец. Изрядно потрёпанный временем, но не побеждённый. А чуть правее, огромный старый вяз, хранящий не одну тайну. И тайну Надежды он хранит тоже.

Близкие считали, что жизнь Надежды не сложилась. С мужем разошлись, когда ещё сын был совсем маленьким. Но продолжали соседствовать в двухкомнатной малогабаритке. А когда сын подрос и выучился, уехал на другой континент по зову души или профессии, тут уж не поймёшь. Первое время звонил и писал, потом и это сошло на нет. Надежда не беспокоила сына, не хотела вмешиваться в его жизнь. Ей важно было знать, что он жив и здоров. Только по этому поводу она иногда тревожила его поздними смс. А он кратко отвечал, недоумевая, чем мог вызвать волнение матери.

Но Надежда, с ее непритязательным характером, была своей жизнью довольна. У неё была крыша над головой и дело, которое она любила.

Вот разве что старый вяз хранил историю любви, о которой она до сих пор вспоминала с трепетом и легкой грустью. Банальная история, если со стороны посмотреть. Случился у неё роман с одним экскурсантом. Да такой, какого и в юности не было. Стал он появляться на каждой экскурсии и не спускать с неё глаз. Потом цветы… Надежда каждый раз не знала куда их деть — проводить экскурсию с букетом в руках неловко, потом у подъезда дома — ненужные расспросы соседей. Выкручивалась, как могла. Надоело ей это и назначила она встречу надоедливому поклоннику под тем самым вязом. Хотела попросить не беспокоить и не беспокоиться понапрасну. И что-то там ещё о репутации думала. А потом увидела его, ждущего ее под вязом и что-то перевернулось в ее душе. Шёл дождь, он стоял с зонтом, но раскрыл его только когда подошла Надежда. Так они и проговорили под двойным куполом — зонта и вяза почти до утра. А дальше закрутилось, не остановить. И все бы ничего, но намерения у друга были серьёзные. И в жизненные планы Надежды это никак не входило. В какой то момент устала, захотела покоя и воли. Перестала отвечать на звонки и смс. Он смотрел на неё издалека из-под того самого вяза, но тревожить уже не осмеливался. Потом перестал приходить.

Надежда вернулась к своему размеренному образу жизни…

Ей казалось, что обретя спокойствие, она вернётся к прежней себе. Но ошиблась. Он изменил ее. Так прошли долгих три года. Надежда механически готовила себе завтрак, шла на работу, отрабатывала программу и, если повезёт, приворачивала со всей группой в уютный дворик с вязом. Тянуло ее туда сильно, а прийти одной казалось не просто странно, но даже пугающе.

В то утро пошёл дождь и она быстро свернула экскурсию, предложив группе укрыться на веранде особняка. Заботясь о подопечных, Надежда поднялась по ступенькам последняя, развернулась в проеме и застыла. Под вязом стоял Он и смотрел на неё именно тем взглядом, который она все это время не могла забыть.

Так они стояли и смотрели друг на друга. Он под вязом, а она на пороге старого дома и своей новой жизни.

Клятва

Знаю, мой уход выглядел бегством. Это и было бегство – из колодца, полного отчаяния и обиды, из отчего дома, который уже не принадлежал нам. Выбраться из тисков надменного и жестокого отчима, сродни – выплыть из пучины, которая всё глубже и глубже затягивает на дно, когда воздух заканчивается и кажется, что ещё чуть-чуть и спасения не будет. Я выбрался. Рассеялся предутренний туман, освобождая путь в будущее, где никто и никогда больше не будет решать за меня. Я покинул спящий дом, навсегда обрывая путы увлекающие на дно. Стоило выйти за ворота, я едва ли не захлебнулся от ощущения свободы. Рассвет окрашивал горизонт яркими живыми красками, мир вокруг зеленел, светлел и распахивал для меня свои необъятные объятия, а дорога, словно река, сама уносила вдаль.

Единственное, что меня огорчает, это то, что я вынужден был покинуть тебя. Ты всегда была рядом со мной; в самые мрачные минуты не давала унывать, дарила надежду, которую сама нередко хоронила под бременем монотонных будней. Тяжёлым камнем на душе лежит печаль от того, что я не мог взять тебя с собой. Но я клянусь тебе, моя родная Капелька, как только ты станешь совершеннолетней, я вернусь и заберу тебя. Я вернусь за тобой, сестра.

«Новую жизнь начать никогда не поздно. И неважно, сколько вам лет, в каком положении вы сейчас находитесь, в каком состоянии духа, что у вас было в прошлом и что у вас есть (или чего у вас нет) сейчас. Кроме того, новую жизнь вовсе не обязательно начинать с понедельника, с первого числа следующего месяца и тому подобное. Если у вас появилось желание распутать клубок проблем, навалившихся на вас, не всегда мудро отложить это до завтрашнего утра. Единственное, что может произойти за это время, это то, что ваша решимость угаснет. Лень, элементарная лень, страх и нежелание что-то менять утянут вас обратно в комфортное, тёплое, уютное, безопасное болото, где ваша энергия, ваши невероятные способности, ваш талант, ваша уникальная личность медленно и верно превратятся в обычную, серую, обывательскую грязь. Разве это не страшно?

Если вы приняли решение начать всё заново, сделайте это в ту же секунду, в которую вы об этом подумали.

Что значит начать новую жизнь? В одной песне поётся: «- Боже, какой пустяк – сделать хоть раз что-нибудь не так. Выкинуть хлам из дома и старых позвать друзей…». Но, что самое удивительное, совершить что-то необычное способны многие, но чаще всего это ни к чему не приводит. У каждого из нас случаются «приступы временного помешательства». По крайней мере, так оценивают наши поступки окружающие, когда мы вдруг даём выход скопившейся внутри нас энергии, выкидываем что-то неординарное. И на этом, чаще всего, всё и заканчивается. Дальше в той же песне поётся: «- Но что-то всерьёз менять, не побоясь в мелочах потерять, свободно только небо над головой моей».

Самое трудное – это изменить свои мелкие, бытовые привычки. Это требует того, чего очень многим не достаёт – терпения и настойчивости. Если вы привыкли вставать утром в восемь часов, а потом решите вставать в семь, что произойдёт? Завтра вы встанете в семь, довольные тем, что приняли это решение и выполняете его. Послезавтра вы встанете в семь, потому что так надо. На следующее утро вы встанете на десять минут позже, думая – «А может, это и не обязательно вовсе? Почему не полвосьмого?» Потом вы элементарно проспите до восьми, поскольку вы уже привыкли к этому, приучили к такому распорядку ваш организм. А потом вы просто плюнете на это глупое, никому, в сущности, не нужное решение и, с чистой совестью, будете спать до девяти. Знакомая картина? Привычка, повседневная, часто не замечаемая самим человеком привычка, которая формировалась годами, становясь той самой второй натурой – вот самый страшный враг, самый коварный, самый упорный. Тяжело бороться с другими, но ещё тяжелее бороться с самим собой. Самое трудное не в том, чтобы сделать что-то, а в том, чтобы делать это каждый день, изо дня в день, до тех пор, пока это не станет вашей новой, хорошей привычкой».

Никто не просил меня, во-первых писать это всё в своём дневнике. А во-вторых никто не заставлял меня делать так, как я сам написал. «Ответил за базар» — вот как это называется. Перед самим собой. Давно пора было это сделать. Я подтянул к себе чемодан на колёсиках и сделал шаг из-под каменной арки, символически разделившей мою жизнь на новую и старую.

«И кто только придумал эту болячку? Кто только её создал! Вот чтобы устроителям всего этого кошмара вечно потом ей болеть!»

Сергей негодовал. Вся привычная жизнь полетела в тартарары. Телевизор хоть не включай – тут же страшные кадры с заболевшими, с чудовищными цифрами этих самых заболевших. Даже общение с друзьями – и то сводилось к обсуждению новостей и выяснением – кто из знакомых заболел, а кто ещё нет.

Только и слышно – ковид… ковид… ковид…

Сергей был консерватором и терпеть не мог, если привычный уклад давал сбой. Ни разу не предал своих взглядов, даже вкусов. Не говоря уже о привычках.

А тут… вместо привычного распорядка дня – удалёнка. Вместо любимых прогулок – сиди дома, а если уж куда пошёл – будь добр цепляй маску вкупе с перчатками.

Правда, Сергей был напуган так, что готов был нацепить и две маски – лишь бы не подцепить эту заразу, а потому выходил из дома в полной экипировке, и даже в очках. Раз глаза – это тоже слизистая…

«Авось, пронесёт»

Не пронесло. Где и как мог подцепить болезнь, даже не понял. И людей обходил за километр, а руки мыл, и даже все продукты протирал…

Болел он дома, врачи «обрадовали», что у него лёгкая форма. Но Сергей им не верил – какая-такая лёгкая, если душа с телом расстаётся? А тут ещё и мать, которая, хоть и приехала за ним ухаживать, сама не заболела, несмотря на возраст.

— Это потому что ты дымишь, как паровоз!

Это да. Курил. Ну, не как паровоз, но…

«Всё! – дал он себе обещание. – Если встану на ноги, если выживу – брошу и начну новую жизнь. Стану бегать в парке по утрам, — благо их уже открыли, для этого даже на час раньше вставать буду, потом контрастный душ… и ни одной больше сигареты. Вот как только поправлюсь…»

А пока продолжал курить – прочитал в интернете интересную статью, что, дескать, у курильщиков лёгкие меньше поражаются.

А что? Может, и так. У него-то самый маленький процент поражения, недаром же дома оставили, а вот Мишку, который в жизни не выкурил ни одной сигареты, уволокли в больницу.

И вот, наконец, настал тот день, когда с Сергея сняли все ограничения и с завтрашнего дня он снова мог стать свободным и здоровым человеком.

Он стоял на пороге новой жизни!

…

Утром Сергей встал, выпил чашечку кофе, вышел на балкон и с наслаждением затянулся.

Светило солнышко, пели птички, и он чувствовал себя так, будто родился заново.

Новая жизнь всегда начинается за порогом, а когда стоишь на пороге, то куда привычнее сделать шаг назад – в знакомый и привычный дом.

Вина

Я не обязан. Но я это делаю. Каждое пятнадцатое число каждого месяца. Уже год приезжаю к ним и буду приезжать впредь.

Мария Петровна и Константин Иванович родители моего друга Сашки, который погиб в прошлом году.

Несправедливо погиб. Из горящей машины девчонку вытащил, отбросил, а самого взрывом накрыло.

Машина не его, шёл мимо, вот и шёл бы. Но увидел, как две машины врезались – побежал. Там одна девчонка, Ксюша, жива осталась, но застряла. Сашка её от ремней освободил, на руки схватил, от горящей машины метра на два в кусты оттолкнул, а сам спастись не успел.

Герой, да. Только родителям его и мне это геройство душу не греет. Сашка таким человеком был! Ему жить да жить. А нам как без него?

Ксюша эта тоже всё к его родителям ездит. Я-то продукты и вещи привожу, лекарства. А она деньги. Денег они не берут, так она заплачет сразу, Марию Петровну до слёз доведёт, а Константин Иванович и не знает, как её выпроводить. Как ни крути, именно она виновница их горя.

Я с этой Ксюшей стараюсь не встречаться, но она узнала, когда я приезжаю, и иногда является. Вечно с виноватыми глазами, вечно губы трясутся. А меня от неё воротит и трясёт. Я лишь из-за Марии Петровны за столом сижу. Даже водку с Константином Ивановичем пью. По две рюмки, не больше. Нам и так поговорить есть о чём.

А потом мы незваную гостью выпроваживаем, а то на Марию Петровну уже и смотреть сил нет.

Сегодня та же история повторилась. Приехал, вошёл, дорогих людей обнял. Еле успел из сумки лекарства достать.

Явилась. Подглядывает за мной, что ли? Неужели не понимает, что никому она здесь не нужна? Не понимает. Достала из пакета горшок с цветами и лепечет:

— Это герань. Я у Саши на могилке две таких поставила, но не прижились. Пусть у вас будет. Как напоминание.

«О чём, дура? О том, что друг мой из-за тебя погиб? – я уже вскипел, а Мария Петровна герань взяла и кивнула. – Как же ей не стыдно, Ксюше этой, бедную женщину доводить?»

Я возмутился, но промолчал.

Опять за стол, опять за Сашку выпили, потом мне курить захотелось. Вышел на крыльцо, а эта рыба-прилипала за мной. И губы уже трясутся.

— Скажите, за что вы меня ненавидите?

— Сама не знаешь?

— Нет. Я ни в чём не виновата. Разве в том, что в машине оказалась. Но аварию не я устроила.

— Не ты. Да лучше б тебя вообще не было!

— То есть на свет мне не родиться, что ли? Так и в этом я не виновата. Родили.

— Ты ещё пореви, как обычно. Отняла у родителей сына. Родили её.

Что-то в этот раз с ней случилось. Не заревела, а меня в грудь стукнула. И как начала кулаками стучать и всё говорит, говорит:

— Вы жестокий. А если бы вы в машине той оказались? Саша бы вас не спас? Или другого человека, любого? Старика, ребёнка, девушку другую? Нет? Бросил бы? Может, вы бы бросили, а он не смог. И каждый бы у вас виноват был!

И вдруг я через её слёзы и некрасивое лицо увидел израненную страданиями душу.

Стыдно мне стало? Не знаю.

Обнял её за плечи, прижал.

— Успокойся.

Она оттолкнула.

Сильнее прижал.

И так мы простояли целый час. На крыльцо никто не вышел, словно поняли Ксюшину боль. За что мы девчонку казним? Права она, нашли виноватую.

С того дня я вместе с ней к Сашке на могилу стал ходить.

Правильно? Не знаю.

Но так легче.

Самый первый, трудный самый!

Что, уже пора? Блин, такой сон был. Сколько там?..

Сколько?! Шесть утра?! Какая зараза будильник переставила?! Еще целый час можно было…

Э-ээ, стоп. Это же я сама, кажется… Ах, ну да, решила же новую жизнь начать. Точно. По утрам бегать…

Господи! И зачем только решила!? А может, не надо было?.. Что мне, в старой жизни плохо жилось?

Стоп! Это мы уже проходили. Отложить на недельку, потом дожди зарядят, потом лето кончится, спортивный костюм маловат стал.

Да уж, костюм пришлось новый покупать. Просто стыдно. Так что хватит, дооткладывалась уже – дальше некуда! М-да…

Так. Быстро села, потерла уши. Еще потерла. Все равно спать хочется — может плохо терла? Или руки тоже еще не проснулись?.. Или мышцы совсем ослабли. Кажется, мне не только бегать, но и зарядку делать надо. Отжиматься там… или гантельки купить…

Да! Гантели надо, как без них-то?! Вот прямо сегодня зайду, и обязательно!..

Стоп, дорогая! Не отвлекайся, у тебя пробежка. А то знаю я эти песни – «Гантелей нет, а какая пробежка без зарядки, вот гантели куплю и тогда…» — Или признавай, что ты ленивая скотина, или доставай новенькие кроссовки, и на выход!

И зачем только в эту квартиру переехали? Все в ней хорошо – и кухня большая, и сторона светлая и метро недалеко. Но зачем парк через два дома?! И никуда не денешься – бегай сколько влезет.

А если я не хочу! Вот можно я побуду ленивой скотиной хотя бы сегодня?!

Хотя… Я ею вчера была… и позавчера тоже… и месяц назад…

Тогда еще снег таял, холодно было. А мне, как начинающей… Но народ же в любую погоду…

Вот пусть он и бегает. А я спа-а-ать хочу.

А совесть у меня есть? Кажется, была. А то с чего я тут мучаюсь? — Поди теперь усни с такими переживаниями.

Но я усну. Я себя знаю. Сначала помучаюсь, а потом все равно усну. И совесть не поможет. Значит, признаем, что я – ленивая скотина?

А-а-а, я же хорошая! Ну, почему, чтобы быть хорошей, надо обязательно бегать по утрам?! Что, без этого никак?

Кажется можно. Мама я хорошая. Жена тоже — готовить умею. На работе… да тоже все хорошо, но для поездки на шашлыки пришлось срочно покупать новые джинсы. Да и муж так кривился – чуть не разревелась.

А мама должна быть подтянутая и красивая — пример детям подавать. А не задыхаться, когда лифт сломается.

Так. Всё-ё! Хватит! Встала и пошла! Вперед, на подвиг! Где наша не пропадала?

Хватит пропадать! Буду здоровой, красивой и уверенной в себе. Кому от этого хуже? Мне – точно только лучше. Хотя и тяжко будет — знаю. Но тут уж стоит потерпеть. Зато! Такие перспективы! К врачам – ни ногой! Фармацевтам – шиш с маслом! Задолбали, за лекарства такие деньги драть. Настроение – отличное! И начальник-козел, теперь облезет на меня орать. Орать-то он конечно будет. Но я – как скала, спокойная и уверенная. Хватит из-за козлов страдать, — пусть на секретутку свою орет. А я нормально работаю, может еще его место займу, со временем. А может, вообще работу поменяю… Кстати, пока бежишь, как раз есть время нормально подумать! А то вечно суетишься — себя вспомнить некогда. До чего дошло, чуть сестру не забыла с днюхой поздравить! Дожилась!

Нет, все, хватит! Встаем! Умываемся. Одеваемся-обуваемся. А кроссовки-то какие классные! Бегать – одно удовольствие!

Ключи — в карман, под молнию. И вперед! В новую жизнь! С хорошим настроением! В конце концов, сорок лет — еще не возраст. И вообще, женщине столько лет, на сколько она себя чувствует!

Главное, первый месяц продержаться, а там привыкну.

Потом, глядишь, и гантельки куплю. И шорты обязательно! Кстати, может и мужа на новую жизнь настрою… и мальчишкам зарядка не помешает…

Когда толпой, оно всегда новую жизнь начинать легче.

Но сначала – сама, сама…

P.s. Дописав рассказ, автор пошел зарядку делать.

Оба из ада

— Господи, зачем я иду к вам? — как-то тоскливо спросил Петр и застыл. Галстук, который он хотел уже надеть, остался в руках.

Петр сел на диван и уставился в пол.

Он был в новой голубой рубашке, воротник которой сейчас оказался поднят, потому что предполагался галстук. Были найдены приличные брюки и пиджак. Оказалось, что есть и хорошие ботинки.

Андрей, который уже было пошел поближе к дверям, вернулся в комнату.

— Ну чего ты?

— Не знаю.

— Ты боишься что ли?

— Очень!

— Чего боишься?

Петр молчал. Он думал.

— Ты, может, стесняешься?

— Стесняюсь? Да, немного. Нет, не в том дело.

— А в чем?

— Вдруг я ей понравлюсь?

Андрей оторопел. Но не спешил судить. Он понимал, что чего-то не понимает. Что-то в душе Петра было ему незнакомое.

Андрей решил идти другим путем:

— Но ведь мы же обещали женщине! Жена ведь тоже старалась. И та женщина, Елена, она ведь тоже волнуется, пойми ты! Вот она придет, переживает, боится — а ты не придешь! Ну? Каково будет?

— Это будет не по-людски! — твердо сказал Петр, встал и завязал галстук, надел пиджак.

По дороге зашли в цветочный магазин. Андрей указал было на розы, но Петр прошел мимо. Он ходил и внимательно вглядывался в цветы.

Выбор в магазине был небогатый, несмотря на кажущиеся разнообразие и пестроту. Петр подошёл к продавщице:

— Мне цветы бы…

— Выбирайте, у нас другим не торгуют, — пошутила она, но вдруг посерьезнела. — А вам какие хотелось бы?

— Такие… душевные чтобы… Настоящие.

— Я вас понимаю, — грустно сказала продавщица. — Но у нас таких нет. Давайте я вам скажу, какие посвежее и дольше постоят.

Петр выбрал букет из бело-желтых хризантем. Хризантемы были большие, нарядные. Напоминали зефирки.

Наконец, они пришли домой к Андрею.

В прихожую выскочила его жена, Аня. 

— Вы что так долго? Она уже ждет! Я обволновалась вся!

— Не волнуйся, все хорошо, — Андрей поцеловал ее в щечку и сам почувствовал волнение. Посмотрел на Петра. Тот строго и внешне спокойно ждал, когда его введут в комнату и начнется знакомство с незнакомой ему одинокой женщиной Еленой.

Все вместе вошли в комнату.

Петр увидел, что на диване сидит женщина.

А дальше для него какое-то время все происходило, как в замедленной съёмке.

Вот женщина встала. Петр увидел, что она среднего роста, статная. Ее русые волосы собраны внизу в пучок. Это было красиво и строго. Одета она была в простое темно-синее платье. А на шее — кулончик. И на ножках нарядные блестящие туфельки. Очень изящные, как и ее ножки.

Она встала и стала ждать.

Вот Андрей сказал:

— Здравствуйте, Елена. Познакомьтесь: это мой сослуживец, Петр.

Вот Петр увидел, что она, эта Елена, протянула руку Петру. Он подошел к ней и взял ее за руку. Подержал ее, немного потряс и отпустил. А потом вспомнил про цветы. Не зная, что надо говорить в этих случаях, он протянул ей хризантемы и скомканно промямлил, что эти цветы для нее. Вот женщина взяла их, посмотрела, улыбнулась и поблагодарила. Потом вопросительно посмотрела на Аню. Та кивнула и принесла вазу. Цветы поставили в воду.

Эта сцена проплыла для Петра так медленно, что он успел запомнить все, каждую мелочь: от тяжелого пучка волос до улыбки при виде цветов. И он понял, что ему очень понравилась Елена!

А дальше время потекло обычным порядком.

Их усадили за стол.

Разлили вино. Андрей стал говорить тост. Просто говорил о встрече, о новом знакомстве. И Петр был благодарен ему за то, что в словах не было ничего провоцирующего. 

Петр лишь чуть пригубил вино и поставил бокал. Елена это заметила. А Петр, в свою очередь, увидел, что она заметила. «Потом. Может быть, потом поговорим»,- подумал он.

Немного поели. Андрей взял гитару и стал играть и петь. Пел красиво, но эту песню Петр не знал.

Потом Андрей спросил у Елены, что бы она хотела, чтобы он сыграл. Ответ ее сильно удивил всех. Но еще удивительнее было то, что Андрей сказал:

— Попробуем.

Немного побренчал и кивнул Елене.

И она запела:

«В городке,

В тихом городке

Каждый день

В шумной пустоте

Ты придешь,

Сядешь в уголке —

Подберу музыку к тебе…»

Елена пела тихо. Голос бархатный, лицо задумчивое. И Петр представил себе маленький городок, уютный и дождливый. И над ним, над городком, плыл тихий голос Женщины.

Что было потом, Петру не было интересно. Немного еще попели, потом был торт и чай. Но Петр понял, что хочет остаться с Еленой наедине и все ей сказать. Если только она захочет…

Он боялся, идя в этот дом, что понравится женщине. Сам он даже не мог допустить мысли, что к нему на встречу придет такая вот Елена. Он не надеялся на то, что сможет захотеть узнать, разгадать. Что ему в принципе кто-либо понравится. Но он представлял себе совсем иной образ: какой-то несчастной, хмурой дамы, которая будет строго взирать на него, Петра, осматривать его с ног до головы и решать в уме, сколько он получает, каков он в быту и стОит ли на него тратить время. И еще Петр представлял себе некрасивую женщину. А Елена… Она оказалась… лучше всех. Лучше всех, кого он знал когда-то.

Наконец подошел вечер.

Елена засобиралась домой.

Петр встал и сказал, что хотел бы ее проводить, если она разрешит. Больше всего он боялся такси. Того, что она захочет быстренько добраться на такси.

Но она сказала:

— Проводите меня, пожалуйста.

Они вышли из подъезда. И медленно куда-то пошли.

Елена не забыла взять букет, и это было очень приятно и важно Петру.

Но язык его как присох. У него было так много вопросов! Но он онемел. И клял себя за это. И вдруг она начала говорить.

— Мне тридцать девять лет. Я была замужем. Муж сильно пил. И… и сильно бил. Это случилось не сразу. Вначале мы жили хорошо. Потом родилась дочка. Родилась с серьезным заболеванием. Врачи сказали, что долго не проживёт. Муж стал винить меня во всем. А я бегала по врачам. Пыталась спасти дочку. Два годика девочка наша пожила.

Петру стало страшно. Елена продолжала.

— После ее смерти муж запил. Он бил меня и говорил, что я виновата во всем. Я долго ждать не стала. Он ведь и убить мог. Развелась. Вот… Это вкратце.

Петру стало плохо и тоскливо. Он уже мысленно прощался с этой желанной Женщиной. Сейчас убежать бы. И зарыдать.

Как ноет сердце! Как жмет душу! Как же жить-то!

Он не заметил, как заплакал.

Елена остановилась.

— Вы плачете.

Она не спрашивала, а утверждала.

— Плачу.

— Ну что ж… Я должна была вам это сказать. А вы уж решайте сами.

— Что же мне делать? Если бы вы знали!

— А я знаю.

— Как? Что вы знаете?

— Знаю, что вы сильно пили. Знаю, что жена ваша умерла  от вашей пьянки.

Петр молчал. Да, все так. Его жена, которую он когда-то безумно любил, умерла уже семь лет назад.

Так случилось, что он попал на работу в автомастерскую. Он хорошо разбирался в машинах, любил копаться в моторах. И скорешился там с одним таким Ваней. Стали вместе выпивать.

Петру нравилось опьянение. Выпьет — и так все легко, и словно лампочки зажигаются. И все люди такие хорошие становятся! И трава зеленее, и снег мягче, когда выпьет.

Сам не замечал, как спивался. А жена плакала, умоляла. А он не понимал, чего ей надо-то?! Он выпьет — ему хорошо, а жена хочет его лишить радости жизни.

Постепенно она стала для него врагом. Руку он на нее не поднимал никогда, но ругался страшно. Что вытворял пьяный — это ужас. А как проспится — так даже и ни капли раскаяния. Чего раскаиваться? Голова трещит, руки дрожат, тошнит. Надо бы опохмелиться. А она — жена — руки заламывает, кричит, просит. Он снова ее ругает.

Однажды продал ее колечко, которое сам же и подарил. Как она плакала тогда! А ему было все равно. Ему выпить было не на что!

А потом жена заболела и быстро растаяла. Умерла.

И вот только похоронив ее, Петр вдруг осознал, что это он убил свою жену! Довел ее до жуткой болезни — и убил.

Как он тогда пережил все — это отдельная история. Но пить он бросил. Каждый день он просил прощения у жены, каждый день, ложась спать, отчитывался перед ней, что не пил. И сам себе отвечал:

— А что теперь-то? Раньше надо было думать!

Но пить перестал. И желание напрочь отлетело.

А тот бывший дружок его все уговаривал:

— Выпей, забудешься.

Странно, но он не хотел забываться. Он хотел помнить. И не пил все эти годы совсем.

Боль потихоньку уменьшилась. И уже другой приятель, Андрей, предложил ему познакомиться с женщиной. У жены, дескать, подруга одинокая. Давно уж без мужа живет. И по возрасту они подходят.

Не хотел Петр ни с кем знакомиться, но его долго уговаривали. И жена Андрея к уговорам подключилась.

И теперь ему некуда деваться от тоски.

Елена, прекрасная, милая Елена, Леночка! Да как же посметь ему подумать о счастье с ней! Он такой же монстр, как и ее муж. На что он ей?

А они все шли, шли.

— Вон мой дом, — сказала Лена.

Петр кивнул. Подошли к подъезду.

— Петя…

Как она его нежно позвала!

— Петя, я понимаю, о чем вы думаете. Что вы мне не пара. Я не знаю, пара ли мы друг другу или нет. Но я точно знаю, что вы меня никогда не обидите. Вас, того, который когда-то пил, уже нет. Разве не так?

— Я не пью давно.

— Да, я знаю. Но вы и не станете больше пить. Вы заглянули в ад, в бездну. Вы туда не вернетесь.

Да, то, что он пережил со смертью жены, — это и вправду был ад. А он и не знал. Елена ему подсказала. И он действительно не собирался больше в ад. Но… как она это поняла?

-Вы мне верите? — спросил он.

— Конечно. Мы попробуем с вами вылечиться. От той жизни… Вы ведь не бросите меня?

— Нет. От рая не отказываются.

— О… Рая не обещаю. Я живая обычная женщина.

Петр отвернулся. Потому что плакал. В который раз за сегодня?

Пришел домой. В кармане — номер ее телефона, записанный на клочке бумаги. Почему-то он не догадался прямо в телефон его записать.

Он позвонит ей прямо завтра.

А сейчас очень чисто и светло на душе. С этого он и начнет жить.