Салфетки №396 Голосование

Инверсия

Мара уныло тряслась в душном вагоне метро, зажатая на своём сидении разными волшебными существами. На её голове красовалась маска кролика — символ того, что она училась в академии кудесников чувств. Для наблюдавших со стороны это был повод для гордости, для неё же — насмешка. Вот уже пять лет она овладевала искусством делать людей счастливее и вот уже пять лет оставалась самым слабым звеном молодого поколения. Сначала она думала, что ничего не получается от недостатка опыта, и прикладывала больше и больше усилий, читала старые свитки знаний, бессонными ночами рассчитывала пропорции зелий эмоций, экспериментировала до бесконечности, но раз за разом у неё выходило лишь унылое серое равнодушие. Были, конечно, и удачные дни, когда совершенно случайно получалась слабая улыбка, но то была лишь подначка Вселенной над её потугами. Мираж, разящий дикой болью за то, что она смела поверить в свои силы. Наставники только горестно качали головами, вынося суровый вердикт: Мара живёт за гранью Истины, и то, что для одних ясно, как день, для Мары навеки сумеречная зона. Она не хотела в это верить и отчаянно цеплялась за утешительную теорию абсолютной рациональности, выдвинутую одним чудаком профессором в далёкой-далекой древности. Мара пыталась заменить дар строгим анализом. Но это было всё равно что пытаться заменить пейзаж чертежом. И она быстро поняла своё заблуждение, с завистью наблюдая, как её одноклассники бездумно намешивали из зелий эмоций дикую бурду, но у них при этом выходили яркие светлые чувства, в то время как её старательно выверенная формула обращалась в убогую жижу. Мара никак не могла взять в толк, как так выходит, и это было самым верным признаком сумеречной зоны в её разуме, самым неотвратимой правдой, что ей никогда не вырваться из клетки собственной никчемности.

Мара неслась в скоростном поезде навстречу новому учебному дню, а в её глазах отражалась всепоглощающая и опустошающая усталость. И лишь череп, который она сжимала в руках, напоминал, что теперь всё изменится. Но нет, не в лучшую сторону. Это была самая глупая и ничтожная сказка. Всё как в простой жизни простого ни на что не годного человечка. Мара всего лишь сдалась и обратилась к силам, к которым нельзя обращаться ни одному кудеснику чувств. Но какой она кудесник? А так будет теперь ведьмой, вестницей Хаоса Небытия — как их называли в академии. Жалкие существа, способные создавать лишь отвращение. Зачем Маре это надо? Чтобы больше не испытывать горечь разочарования. Она больше не может цепляться за свет, пусть же сумеречная зона поглотит её полностью.

Прав Стивенсон, прав! Странная эта история доктора Джекила и мистера Хайда! Ох, странная! Ужас, какая странная! Кошмар! Аж волос на голове стынет!

Что это я про волос? Ах, да. Он у меня один на голове и остался.

— Мужчина, вы выходите?

— Да, конечно! Пройдите сюда, здесь вам будет удобно.

— Ой! Спасибо… Это приятно, когда мужчина так галантен!

Хорошая женщина. Выглядит стервой, но это потому, что несчастная, ласки не знает. Ох, люди, люди… И все-то с вами ясно. Вот у этой наверняка муж алкаш. Она с ним намучилась и, кажется, скоро разведется.

Почему бы не сделать ее счастливой ненадолго?

— Вам далеко?

— Ой! Вы тоже вышли?

— Да. Мне тоже сюда.

— А… Понятно. Живете здесь?

Бедняжка, она разочаровалась. Видимо, надеялась, что я вышел ради нее! Романтики захотелось! Какая тебе романтика? В тебе около ста кило! Тебе на вид лет шестьдесят пять, хоть на самом деле все же лет на двадцать меньше. Да и я — какой я принц: лысый, толстый, маленький. Безобидный пончик.

Ах, Стивенсон, Стивенсон… Кто тебя выдумал, чтобы ты это выдумал?

— А вам в какую сторону?

— Дорогая леди, я вас готов проводить!

О, вот это я дал! Ну тетка хоть и бездетная, но ведь работает где-нибудь. Пользу приносит. Может, пусть живет?

— А вы кем работаете?

— Я? А что?

Растерялась, удивилась. Действительно, что это я про работу, когда она явно с работы домой шагает. Усталая.

— Простите, вы ведь с работы? Устали?

— Да, устала. Я в столовой для бедных работаю.

— Вы повариха?

— Да я там за всех!

Ну расскажи, расскажи-пожалуйся, как тебе трудно. Надо ведь тебе выговориться. Как много она болтает… Надоела. Может, уйти? Пусть дальше трудится?

— А вы не зайдете ко мне? Я с мужем развелась недавно. Он, знаете ли, пил сильно. Измучилась с ним.

— К вам? Я бы с удовольствием к вам зашел! Но давайте вначале сходим в кафе! Покушаем, потом погуляем! В мае надо гулять! До поздней ночи!

Как обрадовалась! И не скрывает!

— Вы знаете? Меня никто и никогда не приглашал в кафе!

Ничего себе! Как же ей несладко жилось! И я не шучу! Какие мерзавцы иные мужики! Что тут такого затратного — позвать женщину в кафе да хоть чашку кофе заказать?! Мы будем с ней пить кофе и есть пирожные. Она будет говорить, что ей надо худеть, она будет смущаться, а во мне все больше и больше будет просыпаться…Ах, Стивенсон! Ну что ты со мной сделал!

Как я ее очаровал! Смущалась, а четыре пирожных слопала. Как маленькая! Все захотела попробовать!

Однако ж…

— Пойдемте ко мне, Костя!

— Милая вы моя! Обязательно! Но я хочу погулять с вами этим волшебным вечером! Показать одно чудесное местечко! Это такая романтика!

— Хорошо, я уже на все согласно.

Вот и славно. Заброшенный полуразваленный дом. Там точно нет никаких камер.

— Костя, куда мы идем? Зачем так далеко?

— Это очень романтичное место! Можно сказать, графские развалины.

Я еле сдерживаюсь! А она боится… Это хорошо? Наверное, да.

Вот, пришли.

— Господи, какой кошмар! Как грязно-то! Костя, зачем вы меня сюда привели?

— Я тебя здесь убью.

Вообще-то я ожидал визга. Задушить ее? Или как? Может, камнем череп раздробить?

— Ах, ты сволочь! Извращенец! Получай, гад!!!

Ох… Что это? Кровь? Как болит голова… А что, собственно… А, она меня камнем по башке стукнула!

Ну какой из меня злодей? Опять я никого не убил! Стивенсон, ну что ж ты, гад, со мной делаешь?!

— Я, балда, с тобой ничего не делаю. Я не виноват, что у тебя из-за моего произведения крыша поехала. Не для того я про Хайда писал, чтобы ты ему подражать вздумал. Короче, шиза у тебя, как и было понятно с самого начала. Прощай. Тебе в дурку, мне в вечность.

— Это кто был? Сам Стивенсон? А что ж я у него ничего не спросил? Может, можно как-то… того… убить? Или нет?…

ПРОИШЕСТВИЕ

Проснулся я в этот день рано. В окно спальни весенними лучами уже стучалось солнце.

Потихоньку соскользнув с кровати, чтобы не будить жену, я пробрался в ванную.

И тут захотелось мне окунуться целиком в воду.

Подождал, пока живящяя влага наполнила ванну, и… Бултых! Опустился с головой.

Попробовал открыть глаза. И что же? Через несколько минут я ощутил себя

в каком-то странном тёмном мире! Как в подводном царстве царя морского.

Фиолетовая каракатица величаво проследовала мимо меня. Пузатая тварь-рыба

серьёзно обследовала меня огромным чёрным глазом.

Какие-то селёдки хотели меня заманить в свою стаю, но испугались и мгновенно исчезли.

Я почувствовал, что погружаюсь на дно всё глубже и глубже.

На дне я опустился на какой-то выпуклый огромный чёрный люк. Внезапно я почувствовал

какую-то вибрацию под ногами. Люк начал открываться и мне пришлось соскользнуть на

илистое дно. Из этого люка возникло странное существо с маленькой гладкой головой,

огромными глазами, длинной шеей, тонкими руками, ногами и гладким телом.

Я догадался, что это — пришелец внеземной цивилизации из космического корабля,

опустившегося на дно земного океана.

Это существо протянуло мне руку, приглашая с собой. Правду сказать, я не понял,

какого оно пола.

Как ни странно, но я отважился принять его предложение и последовал за ним во внутрь.

Оно помогло мне преодолеть край люка.

По гладким зелёным ступеням мы спустились ещё ниже и очутились в огромной гостиной

со странной мебелью, многочисленными экранами и большим столом, на котором стояли

тарелки интересной формы с едой, наверное, растительного происхождения.

Там же находились бутылки и стаканы такой же странной формы с зелёными напитками.

Мы сели за стол на сиденья похожей формы.

Осмелев, я с появившимся вдруг нахальством попробовал тот напиток из стакана.

Приятное чувство безразличия овладело мною, и я, как будто, начал растворяться в этом

пространстве.

Но вдруг с ужасом увидел, как это существо наклонилось ко мне с явным намерением

поцеловать меня.

— Э, нет. Ты не заставишь меня здесь помочь тебе размножаться,- прошептал я

и подумал, что пора сматываться.

Прилагая огромные усилия для передвижения в водной стихии, я поднялся, добрался до

ступеней и вырвался из люка, который ещё не был закрыт.

Подгребая со всех сил руками и ногами, я начал всплывать.

Вот уже стал виден сквозь толщу воды и свет наверху. Мне показалось, что я

выплыл на поверхность воды. Но в то же время на меня обрушилась сплошная темнота.

Я не мог двигать ни руками ни ногами и услышал чей-то голос:

— Не беспокойтесь, мы сейчас его отвезём в приёмный покой. Интересный случай.

Необыкновенный обморок. Можете поехать с нами.

Я открыл глаза и увидел плачущую жену Катю. Я лежал на носилках скорой помощи.

Надо мной склонились два санитара. Жена подбежала ко мне:

— Слава Богу, что ты очнулся. Я услышала всплеск в ванне и нашла тебя всего

с головой в воде, а то бы не известно, что произошло с тобой. В больнице тебя вылечат.

Не раздумывая долго, я решил всё-таки ехать в больницу.

Вот такое проишествие случилось со мной.

***

Опять эта старуха притащилась! И при жизни была вредная, а уж теперь! – ходит по дому и оставляет свои чёрные следы. А коли кто на них наступит – сразу меняется, злым становится. Вот и Лиза с Геной стали ругаться постоянно, а раньше мир да покой был. И не видят ни её, ни следов – лишь я вижу.

Но я много чего вижу и знаю. Знаю, например то, что есть верхний и нижний мир, куда из этого мира уходят. Да только старуху, видно, ни там, ни там видеть не хотят – вот и таскается.

Ишь, как наследила! Лишь бы мои не проснулись.

О, нет! Гена проснулся, в лоток пошёл – и что за дурная манера чаёвничать на ночь? И, конечно же, вляпался в след. А раз так, сразу и неприятность — ногой о косяк ударился и заорал. Тут и Лиза проснулась:

— Что кричишь?

— Что-что! Ногу ударил! Не могла дверь закрыть?!

— Так, ты же пошёл и открыл! Опять я виновата?!

Началось…

Нет, нужно с этим что-то делать. А то ещё разбегутся, а я-то их обоих люблю.

Думай, Маруся, думай…

А ведь аккурат за соседним домом церковь стоит, даже из окна видно крестик на куполе – такой же, только маленький, есть и у Лизы. Видела я как-то в кино, где крестом и изгоняли всякую нечисть. А что если…

Страшно, конечно, из дома убегать, но ничего…

И на следующее утро, дождавшись, когда Лиза пойдёт выносить мусор, я незаметно прошмыгнула за дверь. Она даже не заметила, а я, выскочив, помчалась выполнять свой план. Правда, на миг испугалась – никогда не думала, что снаружи так холодно.

Мне повезло – из церкви, как раз, выходила женщина, и мне удалось проскользнуть внутрь. Внутри же оказался лишь один старичок в длинной, чёрной одежде. Я засомневалась – тот ли это, кто мне нужен? – но старичок вёл себя по-хозяйски, поэтому я робко подала голос:

— Мяу…

Старичок увидел меня и улыбнулся:

— А ты откуда взялась? Ну, погоди…

Но годить не входило в мой план – чай не голодная.

И я стала мяукать на дверь, а когда он её открыл, то обернулась, сделала пару шагов и снова позвала. Кажется, он понял! Накинув на себя что-то тёплое, он вышел за мной. Я же бежала, останавливалась, мяукала, и снова бежала вперёд. И так до самой квартиры.

— Тут живёшь?

Он позвонил.

Дверь тут же распахнулась, на пороге стояла Лиза – встревоженная, одетая. И удивлённая:

— Вы ко мне?

— Это ваша?

Тут-то она меня и увидела, схватила на руки, стала тискать и причитать:

— Ой, спасибо вам большое! А я уже искать собралась. Никогда не выскакивала на улицу, а тут я мусор выносила, вернулась, стала звать и…

А я-то не для того убегала, чтобы слушать причитания, поэтому вырвавшись из рук, бросилась в комнату, оставив их наедине.

— Да вы зайдите, давайте я вас чаем напою, на улице сегодня такой мороз! Пожалуйста…

Наконец-то!

На моё счастье он не отказался. Но счастье было неполным – не чаёвничать же я его привела?

— Хорошо у вас. Уютно. Сразу видно хорошую хозяйку.

— Да было уютно… с нами тут бабушка моя жила – столько от неё натерпелись, а с мужем мирно жили, а как она умерла, и мир весь ушёл. Ругаться стали, причём на ровном месте.

— А бабушку-то отпели?

Лиза покачала головой:

— Не смогли. Некрещеная была. Из старых, идейных…

Ну что, Маруся, пора!

Я спрыгнула с дивана, уселась на пол и, уставившись на стену, зашипела.

— Маруся. – удивилась Лиза, — ты что? Там же никого нет.

Сама знаю, что нет, но ещё сильнее зашипела, и даже шерсть взъерошила!

— Вам бы квартиру освятить…

Получилось!

…

На следующий день квартира была освящена.

Старуха больше не появлялась, а я стала настоящей героиней и едва ли не мистическим существом. В доме вновь воцарился мир и покой, я была счастлива и почивала на лаврах, Но мучил вопрос– а где она теперь оставляет свои следы?..

За гранью жизнь совсем другая. Ясно, что мы не можем быть теми, кем кажемся.

Мне-то что, я кот. Но сегодня я за грань одну дамочку обещал провести. Начитанная вся.

— Ты, — говорит, — Мурзик, кот чёрный. Про вас пишут, что вы проводники. Можете за грань провести. Мне надо в сумеречную зону попасть. Жених у меня, понимаешь? А кто он? Вдруг змей или крокодил?

Я, конечно, кот умный, никого не вожу. Да у этой дамочки кошечка моя живёт. А как я без любви? То-то и оно.

— Вы, мадам, меня убедили. Приду в обед. Но за гранью не шуметь.

— Что ты, — уверяет. – Я, как мышка.

Договорились.

К сроку пришёл, дверь приоткрыта. Шмыгнул, а дамочка эта… ой-ё! Всю мордаху себе изрисовала – губы алые, брови чёрные.

— Зачем вы себя так? – спрашиваю.

— Пусть, — и улыбается.

Мне-то что? Пусть.

— Следуйте за мной.

Я на кухню, она рядом. Я за шкаф, а ей не пролезть.

— Руку просуньте. Мадам, вот вы и в сумеречной зоне.

— Так быстро? – озирается. Хорошо, не видит себя. Рот в мак превратился, черные брови в двух гусениц. Ползут, извиваются… бр-р!

Я ей про брови сказал, а она через дорогу показывает:

— Там его офис. Пошли, посмотрим.

Пошли. Посмотрели. Он вроде человек, а сам с какой-то ящерицей в бусах целуется.

— Так тебе и надо! – говорит дамочка.

— Вы не переживайте. Не стоит он ни одной вашей слезинки.

— Переживать? – она рассмеялась. – Да пусть он на этой рептилии хоть женится! Мне такой не нужен. Мурзик, ты людей знаешь. Есть у тебя на примете приличный мужчина?

Ну и задачку она мне задала. Приличные все при жёнах. Хотя… минуточку! Есть один. Коля, слесарь наш. Всегда меня и погладит и угостит. А кто котов любит, тот приличный.

— Есть, — мурлычу, — И вы его знаете.

— Кто, не томи!

— Пока мы в сумеречной зоне, оглянитесь. Видите, фиолетовый лев идёт? Чемоданчик его узнаёте?

— Постой, — всматривается. – Слесарь наш, что ли? На днях ко мне заходил.

— Он. Николай. А вы Ольга? Сейчас я вас представлю.

— Подожди, — засуетилась дамочка. — У меня же брови-гусеницы. И вообще я ужасно выгляжу.

— Умойтесь, мадам, — а сам всё ближе ко льву подхожу. – Сможете?

— Да. Кремом вытру.

— Привет, Мурзик! – слышу Колю. Эх, хорошо этот Коля улыбается. Когда не лев. Сейчас львиной лапой меня погладит. Ну, точно. Я аж присел. — Как жизнь молодая?

— У меня лучше всех. У неё плохо.

— У кого? – лев остановился.

— У женщины той. Жених гадом оказался, любовницу завёл, ящерицу с бусами.

— Так ему и надо! – хохотнул Коля. И снова стал серьёзным. – Переживает?

— Ага, — говорю. – Красавица, цены себе не знает.

— Она? – кивнул он в сторону моей дамочки. – Так это ж Оля. Я ей недавно замок менял. Неужели таких женщин бросают?

— Представь себе. На ящериц меняют.

— Дурак он, — Коля замялся, а потом спросил. — А если я её на свидание приглашу? Откажет?

— Тут, Коль, с подходом надо. Цветы сначала подарить.

— Это понятно. К таким королевам без цветов не подходят.

Правильно мыслит.

— Дружеский совет. Ты, Коль, поспеши, пока её другой не увёл.

— Это само собой. Сейчас за цветами и обратно.

Как заторопился! Э, нет, момент упускать нельзя.

— Цветы в другой раз. Сейчас я вас познакомлю.

— Так мы знакомы.

— Представлю. По правилам. Пойдём.

Подошли, а дамочка моя уже похорошела. Без косметики почти кошечка.

— Ольга Игоревна, разрешите представить – Николай Иванович, мой друг.

Она расцвела от улыбки:

— Самая лучшая рекомендация. Мурзик и мой друг.

— Тогда я могу надеяться, что вы не откажетесь погулять со мной вечером?

— Можете, — и у неё улыбка хорошая.

О чём они дальше говорили – не моё дело.

Я их в реальный мир отправил и удалился.

Мур-р…

… Безутешная, злая тьма. Практически осязаемая, живая. Всполохи света. Блеск глаз. Взмах когтей. Вопль. Тысячеликий, тысячеголосый. Со всех сторон. Ветер. Обжигающе дикий. Вспарывающий кожу. Срывающий мышцы. Оставляющий лишь стучащий зубами остов.

Шаг. Ещё и ещё. Ты и хотел бы остановиться, но со всех сторон сдавлен толпой. Тебе даже дышать приходится в такт стаду. Впрочем, лучше бы не приходилось вообще — тошнотворно-сладкий амбре горящей плоти смешивается с ароматами гниющих заживо туш, плотным запахом свежепролитой крови и дерьма. Всё здесь исходит грязью, гноем, сама земля под твоими ногами неостановимо блюёт абортированными зародышами, гейзерами нечистот, вечноголодных чумных крыс. Их ощетинившийся, ненасытный, ядовитый ковёр прогрызает себе путь сквозь человеческую реку.

Вдалеке слышны удары молотка. Чавкающий звук, с которым гвоздь входит в плоть. Крик. На одной ноте. На сорванных связках. На грани слышимости. Отчаяние. Безысходность. Обречённость. Боль, ставшая собственным призраком. Мстительным духом.

А ты продолжаешь путь.

Неожиданно исчезает всё — и толпа, и тьма, и боль. Ты свободен. Ты одинок. Ты жив. Пытаешься рассмеяться и понимаешь, что рта у тебя нет. Нет глаз, нет рук и сдвинуться с места ты не можешь, а ещё где-то внутри зреет неотвратимое предчувствие. Предчувствие зла.

Стальной клюв вонзается в то, что некогда было твоей плотью. Гарпии рвут тебя на части, захлёбываясь клекочущим смехом, и у каждой из них — твоё лицо…

… Безутешная, злая тьма…

Пансионат(отрывок)

Я сидел за общим обеденным столом, однако не спешил прикасаться к еде. В просторную летнюю столовую через приоткрытые окна влетал легкий ветерок и трепал бирюзовые занавески. Живые цветы в вазах, что теснились между тарелок и графинов, подрагивали от сквозняка, кивали яркими бутонами, глядя на шумных гостей — те громко стучали вилками и ложками о тарелки, непринужденно беседуя между делом. Глядя на вполне дружескую атмосферу, я постарался забыть о неприятных видениях, как о ночных кошмарах, и, наконец, тоже приступил к обеду. Взяв понемногу от каждого блюда, до которого смог дотянуться, принялся пробовать все по очереди.

Гости продолжали есть, но я то и дело косился на них, потому что с каждой минутой их поведение менялось: они стали без стеснения хватать еду голыми руками и заталкивать ее в себя, роняя целые куски. Выглядело это слишком странно. Спрятав взгляд, как только на меня посмотрел один из отдыхающих, я уткнулся в свою тарелку и тут же в ужасе буквально отъехал на стуле назад: на тарелке вместо закусок и горячего лежало отвратительная куча из давно сгнивших продуктов. Взгляд мгновенно метнулся на другие блюда. С ними произошло все то же самое: помои, объедки, насекомые. И венчали эту тошнотворную картину почерневшие мертвые цветы. Обеденная тоже изменилась полностью, и то даже была не обеденная, а жуткая вытянутая комната с низким потолком, облезлыми стенами и заколоченными окнами. С железного и изъеденного отвратительной красной ржавчиной потолка капала вода. Снаружи раздался жуткий скрежет и вой, и кто-то стал царапать доски на окнах, за которыми ничего, кроме темени, не виднелось. Внезапно невообразимое чавканье заполнило помещение. Скованный смятением, я, дрожа, опять взглянул на гостей: за укоротившимся вдвое грязным столом, больше похожим на операционный, сидели далеко не живые люди. То были обугленные существа, жирные, с искаженными лицами и огромными уродливыми дырами вместо ртов, которые они разевали настолько широко, что в них помешалась не только еда, но и руки. Существа ели… Нет, жрали! Половина из того, что они заталкивали в себя, вываливалось обратно, затем собиралось и вновь отправлялось в беззубые пасти. Твари разом обратили свое внимание на меня, а затем и вовсе стали тянуться в мою сторону, заваливаясь на бок и пытаясь схватить, мыча и завывая. Я вскочил со стула, который грохнулся на липкий грязно-красный пол, и рванул с места — нужно бежать! Ноги несли меня по мрачным коридорам, заваленном каким-то мусором, переполненными черными мешками, которые двигались и плакали. Это уже явно не пансионат. Мир словно перевернулся с ног на голову, или же с него, с привычного, сняли кожу, обнажив гнилое нутро. Что, если все это неприкрытое уродство и есть реальность? Со всех сторон раздавались скрежет, сухой хруст, из темноты выглядывали безликие чудовища, длинные и худые. Впереди замаячила дверь. Куда она вела, не знал, да и не думал о том. Я ворвался в помещение и оказался… Где? Везде стояли огромные котлы, из которых валил пар; в одном из углов с шумом горела здоровенная топка, сквозь железную решетку которой вырывалось пламя. Повсюду сновали тени и такие жуткие твари, как те, что сидели со мной за столом. Я отпрянул, и хотел было убраться подальше, но дверь пропала! Передо мной нависала голая стена. За спиной раздалось шарканье, бульканье и неразборчивый шепот, переходящий в завывание и хрипы: на меня шли чудовища. Безумный крик вырвался изо рта, и я в панике заметался, пока, наконец, не упал и не сжался в комок, обхватив голову.

— Эй, парень, ты чего? Тебе плохо? — чья-то рука легла мне на плечо. — Что случилось?

Вскрикнув, я начал отбиваться, но открыв глаза, увидел, что надо мной стоял всего лишь повар, а позади него столпились его помощники. Никаких теней, монстров и огня. Просто кухня...