Салфетки-357. Итоги

Номер 1. Лешуков Александр – 3+3+1=7

Номер 2. Армант, Илинар – 2

Номер 3. Кирьякова Инна – 3+3+3=9

Я никогда не любил лето. Так уж вышло, что милее мне был снег, мирно поскрипывающий под войлоком валенок, или свинцовый дождь, медленно скатывающийся со столь же свинцовых облаков. Впрочем, то лето… То лето я, если и не полюбил, уж точно запомнил надолго. Может, потому, что стало оно для меня последним?..

Тихие слёзы — не люблю играть напоказ — смятая, волглая подушка, больничная пижама, зияющие осыпающейся штукатуркой стены, забранное ржавой решёткой оконце под самым потолком. Сил нет даже на то, чтобы дотянуться до тревожной кнопки. Да и нужно ли это? Слишком устал. Закрываю глаза.

Мне часто говорили, что смерть — это холод, сковывающий движения, пробирающий до костей, уничтожающий саму мысль о том, что может быть иначе, что можно освободиться, что есть во всём, что вне его хотя бы какой-то смысл, хотя бы тень смысла, хотя бы просто тень. Но я чувствую свет. Всем своим измученным телом вбираю свет, насыщаюсь им, наполняюсь светом и оглушающим теплом, словно глиняный кувшин прохладным молоком. Даже за плотно сомкнутыми веками не остаётся места для тьмы. Хочешь-не хочешь — приходится открывать глаза.

Я в поле. Насколько хватает глаз, вокруг расстилается медовое золото пшеницы, буквально купающейся в знойном полдне. Безоблачное небо. Настолько глубокое, что в нём легче лёгкого утонуть. И я тону. Небо мягкое на ощупь, как желе или плюшевый мишка, подаренный мне мамой на день рождения. У неба мамины руки, её глаза и улыбка. Ещё секунда — и услышу первые такты колыбельной.

Что есть жизнь, если не сон? Как отличить одно от другого? Как, в конце концов, проснуться? И нужно ли делать это, если во сне, как в капле янтаря, застыло лето, а ветер в пшеничном море так сладко напевает твою любимую колыбельную?..

… Ах, если бы я только любил лето!

Второй час ночи.

Кто-то слушает музыку, кто-то смотрит фильм, но им я не завидую, и передо мной висит экран, но смотреть ничего не хочется, а музыка «не моя». А вот кому завидую, так это тем, кто спит. Тем, кто может спать в дороге. Увы, мне это никогда не удавалось, даже в самых комфортных условиях в поездах, а уж в самолёте…

Пошевелил ногами, вытянул, поправил подушку на шее, закрыл глаза – а, вдруг? И тут же захотелось перевернуться на бочок. Как же! Ещё и ремень на животе, а табло так и не думает гаснуть. Ну да, слегка потрясывает, но не критично же…

А вот это уже сильно тряхнуло, и самолёт будто рухнул вниз, возникло ощущение, как на американских горках. Но нет, вроде бы опять пошёл вверх. Я глянул в окно и…

То, что я увидел за стеклом, заставило меня вмиг к нему прилипнуть и замереть от восторга. Там, за стеклом матушка-ночь и природа испекла восхитительный слоёный пирог! Да, мне приходилось летать в грозу, но днём. Зрелище тоже было удивительным и завораживающим, Огромная туча вертикально стояла чуть ли не до самой земли и переливалась молниями.

Но сейчас…

Такой красоты я не видел никогда. Это и впрямь был пирог. Треть его – чёрное небо с сияющими крупными звёздами. Под ними от края до края был развёрнут грозовой дымчатый фронт. И сейчас я понимал это выражение – грозовой фронт. Это и был самый настоящий фронт — там шла война между невидимыми небесными силами. Ежесекундно, то там, то тут что-то взрывалось мощными вспышками, шла перестрелка молниями, а внизу, третьим слоем, ярко и чисто мерцали огоньки населённых пунктов. Шёл ли там дождь? Вряд ли. Уж слишком ясно сияли огоньки, видно, ещё не хлынула на землю кровь убитых и раненых в этом небесном бою.

Самолёт трясло, сзади услышал: «О, Господи…», видно, моя соседка проснулась. Где-то в хвосте самолёта заплакал ребёнок, люди просыпались, но я не мог оторвать взгляда от того, что происходило за стеклом. Хотелось повернуться и крикнуть: «Посмотрите, какое там чудо!»

Но я так и не оторвался от окна. Любовался до тех пор, пока звёзд не стало становиться всё больше и больше, а фронт стал уходить всё дальше.

Когда я только садился в самолёт, то заранее предвкушал, как буду рассказывать друзьям о своих приключениях на отдыхе. Как расскажу им о гонках на квадроциклах, о путешествии к водопадам и нырянии в горное озеро, о сумасшедшей поездке на джипе по горному серпантину… но сейчас я знал, о чём расскажу в первую очередь. Об этом восхитительном, удивительном пироге, потому что всё прочее перед ним померкло.

Приключения на острове

Тихон (мой шестилетний сынок) и я сидели посреди речки, на островке, где был песок, дерево и немного травы. На десять шагов весь островок. Да и река мелкая, к дереву мы шли вброд, и было – мне чуть выше колена, Тишке по пузико – на самой большой глубине.

Сидели, болтали, пили прихваченную из дома воду, ели бутерброды, плескались. Из прибрежных склонов в воду стекали ледяные подземные ручейки, и река была холодной. А июньское солнце – жарким. Дерево давало кое-какую тень, и, таким образом, всё пребывало в некоей гармонии.

А мы – слово за слово… и вот разговор пошёл о пиратах, картах сокровищ, письмах в бутылках. Я вспомнила, как в школе «старила» бумагу – чаем. Тишке, конечно, тоже захотелось.

Написать письмо… Еще можно сделать самим чернила. А если с какой-нибудь бутылки снять современную этикетку, она легко сойдёт за старинную.

– А клад?

– Да, вот клад… Скверно выйдет, если люди откроют письмо, найдут нужное место, а сокровищ-то и нет.

Сын кивнул.

– Ну, давай выроем тут яму. У нас сокровищ тоже нет, конечно… Закопаем что-нибудь такое… чего не жаль. Но и не так, чтобы совсем ерунду.

Так и сделали. Была у нас игрушка (ну как у нас — у Тихона). Не очень он ее любил. Лисица, из пластмассы, немного облезлая… не то, чтобы совсем, но видно, что лучшая пора её жизни миновала. Вот её и решили закопать.

– Может быть, в тишине, ей даже лучше будет. Отдохнет… – вздохнул сын.

Может быть, и отдохнёт… От чего только?

Словом, так всё и сделали. И письмо написали, даже несколько штук. И отправили их по реке. «Пусти свой хлеб по водам...»… Что бы это ни значило в нашем случае.

А потом всё как-то забылось. И похолодало – не до купаний. И ездили мы в этом году ещё только разок на речку, и на другое место. И в следующем тоже не попали на остров. Вспоминали время от времени… но и всё на этом.

А вот ещё через год…

– Ма, ну что? На остров, что ли? – солидно спрашивает Тихон (уже – с осени – третьеклассник).

– Давай!

– Ма… – вполголоса. – А лису будем раскапывать?

Я вздохнула. Да надо бы… Нашли его старую лопатку. Взяли попить, несколько бутербродов – и на речку.

…Ну и получается, выловил кто-то наше послание. Нашёл точно указанное место. Наверно, так – иначе как ещё объяснить-то?

В ямке, на оставленной нами подстилочке возлежала лиса. Такая же потертая, хотя, возможно, и несколько отдохнувшая. А рядом с ней лежали три лисёнка. Ярко-рыжие, с изящно подвёрнутыми хвостами. Они как будто ждали, когда же к ним придёт солнце и их достанут, вынесут на ясный свет – играть, веселиться, жить…