Салфетки-301. 2-ой тур, ГОЛОСОВАНИЕ!

Ключ дважды провернулся в замке, тяжёлая, обитая железом дверь со скрипом приоткрылась. Из проёма пахнуло холодом и тем самым ощущением заброшенности, опустошённости, которое появляется в домах, где очень долго не было людей.

Помедлив на пороге, я всё-таки вошёл в сени и бросил на пол дорожную сумку. Солнечный свет едва пробивался сквозь плотный слой пыли на окнах. В красном углу, где раньше стояли дедовы иконы, свили дом пауки. Хлипкая, ненадёжная лестница вела на второй этаж. Тяжело вздохнув, держась за перила и тщательно выбирая место, куда поставить ногу, я стал подниматься наверх. Половицы протестующе скрипели под моим весом, перила угрожающе шатались, словно стараясь стряхнуть мою руку, ветер надсадно выл в печной трубе. Всё как будто говорило: «Уходи отсюда! Прочь! Я не верю тебе! Люди не приносят ничего кроме боли! Я не хочу снова быть брошенным!», однако, я упрямо шёл вперёд.

Добравшись до площадки второго этажа, я подошёл к окну и выглянул наружу. Там был яблоневый сад, дурманящий аромат осенних яблок кружил голову. За садом расстилался луг, ниспадающий к извилистой, но спокойной речке, на берегу которой мы с дедом конопатили его плоскодонку, а потом шли на ней к заводи километрах в трёх ниже по течению и ловили серебристых окушков. Из них баба Валя делала наваристую уху, а мы с дедом уплетали её за обе щёки. На глаза невольно навернулись слёзы. Я смахнул их тыльной стороной ладони.

«Что же ты, старик», — сказал я, прислонившись к деревянной стене и осторожно поглаживая потемневшие от времени брёвна, — «неужто не признал?»

«Признал», — нехотя ответила ветка яблони, ткнувшаяся в окно. — «Ты почему так долго?»

«Дела. То одно, то другое. И захочешь — не вырвешься».

«Вырвешься, если захочешь», — обиженно скрипнула под ногой половица.

«Прав, конечно. Не поспоришь».

«Надолго сюда?»

«Навсегда, коль не прогонишь».

«И надо бы, — прогудел в печи ветер, — да не могу. Я ж тебя, шельмеца, с малых лет знаю. И Паша с Валей шибко тебя любили, каждый день вспоминали, заботиться наказывали. Скучал ты хоть по мне, озорник беспутый? Эх, что с тебя возьмёшь! Живи, коль явился. Только...»

«Что?»

«Не обмани меня… Стар. Не выдержу больше».

Я кивнул и спустился вниз. Надо было разбирать вещи.

Перед сном, уже почти проваливаясь в сладкие объятия забытья, я прошептал: «Спасибо, что дождался, друг».

Всякий раз, приходя «в гости» к Рамзану, Ирина придумывала интересный фон. Проработав до пенсии декоратором на театральных подмостках, ей ничего не стоило превратить «место встречи» то во дворец восточного падишаха, то в деревенский домик с верандой. Но в этот раз ей было не до эстетики – сообщение оказалось настолько важным, что затмило собой всё остальное.

— Рамсенит, — от волнения женщина не заметила, что назвала товарища его прошлым давно забытым именем. – Я видела корабль! Я послала им сигнал. Если твой тёзка не слушает мировую общественность, может, инопланетян послушает?

— Даже не знаю, — отозвался мужчина в арестантской робе. – Всё-таки прошло уже шестьдесят лет. Для астерийцев я, наверное, уже чужой.

— Мне удалось вступить с ними в ментальный контакт. Они обещали помочь. Когда я сказала, что я выжившая Гипероха, они очень обрадовались. Предлагали вернуться домой, но я отказалась. Мой дом здесь. Здесь жил мой Павлик, царствие ему небесное, здесь моя Валюша, скоро внука родит. Куда я полечу на старости лет?

Да и Рамзан, судя по всему, тоже не полетит к далёкому Канопусу. Здесь, на Земле, его семья, здесь его Родина. Чеченские горы стали для него родными, как для самой Ирины стала родной Брянщина.

Всего два месяца ей было, когда их мир – большой космический корабль, летевший от Астерии до Криминии, столкнулся с малой планетой у неприметного жёлтого карлика. Выжили только Гипероха и Рамсенит, что был на год старше. Чуть-чуть не долетели до Альфы Центавра.

Общаться с Рамсенитом, равно как и вспоминать о прошлом, Ирина не желала. Зачем? У неё своя жизнь. Однако уголовное дело против чеченского правозащитника Рамзана Усманова, которому полицейские подбросили наркотики, не смогло оставить её равнодушной. Тогда она впервые за столько времени вступила с ним в ментальный контакт. И теперь надеялась, что астерийцы выполнят обещание и вступятся за своего земляка.

— Вася, Васька, Васечка! – детские вопли провожают каждый день на работу. Утро, а они уже вместе. Мохнатый шерстяной клубок и пара мальчишек. Не наши, приходили во двор играть, качаться на качельках, лазить на горку и лесенку, строить в кустах убежище. Всегда вместе. Втроем. Бегают, играют. Все хорошо. Прошел июнь. Котик подрос. Хвостиком за ребятами. И всегда такая, как говорят сейчас мимишная картинка, дружба и счастье на виду. Июль проскочил. Август на дворе – отпуск, и времени на поболтать побольше. А потому я спросила однажды, откуда они, как подружились? Любопытно же. И облезла шелуха счастья от ответа. Бомжик — Васька, а они с ним только играют. Приходят во двор, встречаются и вместе весело время проводят. А домой взять не разрешают. Вот только тут общаются.

Я постаралась и, по крайней мере, два соседних подъезда его стали кормить. Август был сытным. А Васька рос, обзавелся пушистым хвостом и пышными усами, уже не ребенок, юноша котовский. Красавец. И пришла еще одна напасть в виде местного кошачьего авторитета. Ваську побил, кому нужны конкуренты? Котенок несколько дней не появлялся, всю округу взбаламутили поисками. Нашелся. Царапины залечили, веру в себя поддержали. Наступил сентябрь. Дети в школе. И не до Васьки. Дождь и холод. Окна в подвал закрыты решетками, только мышь пролезет. Цивилизация. А интернетик, объявления и все знакомые молчали. Не нужен. Никому.

Весь день шел дождь, ветрище уже приобрел статус ураганного, а в ночь обещали минус. И сердце не выдержало. В охапку и домой. Со своими как-нибудь договоримся. Наш кот, конечно, пел боевую песнь, заглядывая в щелку под дверью, и пытаясь эту самую дверь открыть. Вызывал гостя выяснить отношения, и вообще он тут хозяин, и чужие не требуются. Васька молчал, тихо сидел в отдельной Випкамере, то бишь комнате. Но зато в тепле и кушать дают. Подставлял пузико на почесание и мурчал, мурчал. И спал. Спал, спал, спал. Ел и спал. А наш кот есть перестал, охранял пост, и было видно, что мириться не собирается. И будет стоять до конца. Погостевал и хватит.

А на следующий день вдруг вечером пришла соседка по старому дому. Ну, поговорить, пожаловаться, что их Семка умер, страдают и плачут. Вот так сходятся пути и дорожки. Судьба. Два гостя нашли друг друга. В общем, Васька уехал сегодня домой. И будет там единственным хозяином и Кузей.

Из запертого деревянного дома доносился неясный шум. Сначала Честер по привычке вскочил, но вспомнив, что охранять больше некого, положил светло-серую голову на вытянутые лапы и закрыл глаза.

Прежде алабай жил в городской квартире, где с удовольствием грыз диван и хозяйскую обувь. Но на даче все изменилось. Сосед сколотил будку, постелил туда солому и поставил миску с водой.

— Может, посадим его на цепь? — предложила хозяйка.

— Ну, уж нет, — закапризничал ее шестилетний сын Миша, — мы будем с ним играть.

— Делай что хочешь, — пожала плечами мать. – Мне он больше не нужен.

Все лето Честер со звонким лаем носился по дачному поселку вместе с Мишей. Алабай ни на минуту не оставлял мальчика. И на пруду, поднимая фонтан из брызг, и в чужом саду за яблоками – они всегда были вместе.

Но когда с деревьев слетели последние пожелтевшие листья, хозяева погрузили вещи в машину и уехали. Песик долго бежал за ними. Потом он вернулся в будку, зарылся носом во влажную от сырых вечеров солому и приготовился ждать. Заслышав любой шум, Честер, виляя хвостом, мигом вылетал из будки, надеясь, что вернулись за ним.

Незаметно подкралась зима. Теперь песик днем бегал к магазину на станции. Там старушка кормила беспризорных кошек. Песик пристраивался, к ним и получал нехитрую еду. Ее всегда не хватало, но алабай не пытался отобрать еду у кошек. Перекусив, он бежал обратно в свою холодную будку. Лежа с закрытыми глазами, он часто вспоминал прошедшее лето и Мишу.

Утром он проснулся, а открывать глаза совсем даже не хотелось. В последнее время песик ослаб, и вылезать из будки, потом тащиться, увязая лапами в холодном снегу, становилось все тяжелее. Последние дни он уже перестал бегать на станцию.

Сейчас ему вдруг показалось, что какая-то тень промелькнула перед глазами. Честер вылез из будки и на ступеньках домика увидел надорванный бумажный пакет, из которого торчал большой хот дог. Алабай наморщил лоб и закрутил головой по сторонам. Никого. Только цепочка маленьких следов вела к дому и обратно. Честер проглотил угощение и опять залез в будку. Следующей и последующей ночью повторилось то выже самое. Днем песик повеселел: «Значит, он кому-то стал нужен». Ночью он решил больше не спать, а подкараулить таинственного гостя. Но тот больше не приходил.

Зато утром песик услышал голоса:

— Уголек, стой! Ты куда?

Честер осторожно высунул мордочку. К нему цепочкой шли люди. А впереди бежал гладкий и черный как уголь большой кот. Тут песик впервые услышал новое слово «волонтеры».

Короткий звонок. Торопливые шаги за дверью. Расстояние между нами сокращалось так стремительно, что я почти слышал биение её сердца.

Распахнула дверь, выпуская из дома тепло с ароматом выпечки и хвои. Удивлённые карие глаза, короткие локоны, клетчатое приталенное платье. Её парфюм пах, как новая ёлочная игрушка.

– Добрый вечер, – полувопросительно произнесла она.

Я сдержанно поклонился и сказал, стараясь спрятать улыбку:

– Вы, видимо, не помните меня. Мы встретились вчера у здания вашей школы. Было темно, вы с подругами вышли за ворота, о чём-то беседуя. Я отвлёк вас, спросив дорогу к северному кладбищу, а вы любезно указали мне путь и даже начертили схему, вырвав листок из блокнота. Ну как, вспоминаете?

Она смотрела всё ещё недоверчиво, чуть прищурившись и склонив голову набок. Узнать узнала, но не могла понять, зачем я сюда явился.

– Вы обронили ценную вещь, – пояснил я, – серебряный крестик.

– Так вот оно что! – с облегчением вздохнула она, и крошечная морщинка на её лбу моментально разгладилась, – а я уже всё обыскала! Была уверена, что забыла в школьной раздевалке. Так он у вас?

Ещё бы не у меня! Даже сквозь кожаную перчатку я ощущал его обжигающий жар. С облегчением вложил крестик в её протянутую ладонь.

– Могу угостить вас пирогом, – предложила она, пытаясь приладить на шее цепочку. Кажется, застёжка не поддавалась.

Мне не хотелось оставаться одному в Рождество, но прямого приглашения не было, и я мешкал с ответом.

– Да заходите вы, – звонко рассмеялась она, – дома никто не против, у нас часто бывают гости. Скажите только, как вас зовут, и будем считать, что я не пускала в дом незнакомцев.

– Игнат, – представился я, стараясь не обнажать клыков в предательски широкой улыбке.

– Приятно познакомиться, Игнат. Я Варя. И если пирог вам не по вкусу, в доме полно гематогена.

Звонок в дверь показался начавшимся концом света – резкий, громкий и вытягивающий из приятного сновидения. Тобиас некоторое время просто лежал в постели, делая вид, что его это все не касается. Кому надо – те еще раз нажмут на кнопку, а почтальон может найти кого-нибудь другого, чтобы вручить посылку соседа. Однако гость не сдавался. Раздался второй, а потом еще и третий звонок.

Негромко выругавшись, студент натянул штаны и выполз в коридор. И чего этому назойливому надо, да еще и в семь утра в субботу?

За дверью стоял молодой человек в сером пальто и старомодной шляпе. Одной рукой он теребил мятую визитную карточку, а другая покоилась на старой кнопке звонка.

— Тобиас Штольц? – зачитал незнакомец с визитки, боязливо поглядывая на хозяина.

— Да. А что вам нужно?

— Я… это… пришел предложить вам сделку.

— Какую еще сделку?

— Ну, это… — гость аж начал заикаться. – Станд-дарт-дарт-ную. Вы мне душу, я вам желание.

— Совсем сдурели? — возмутился Тобиас. – Какую еще душу? Что вы пили? Откуда знаете мое имя?

— Вы мне не верите. – незнакомец отнял руку от звонка, повернул ладонью вверх, и над ней замерцало синее пламя. – Я могу исполнить любое ваше желание.

Тобиасу сделалось дурно. Он прекрасно понимал, что бывают какие-то фокусы для визуальных эффектов, но не так же. Без подготовки, в незнакомом месте, просто надо рукой.

Гость оживился, втолкнул ошеломленного хозяина в дом и бережно усадил его на кровать.

— Все, что угодно, понимаете? — незнакомец снял шляпу, обнажив лысую голову с витыми бараньими рогами. – Как насчет миллиона евро?

— Даже если ты дьявол, мне ничего от тебя не нужно, – оттолкнул гостя Тобиас.

— Да неужели? Ну, хорошо, а личную жизнь устроить? Девушку приманить?

— Не-а. Сам справлюсь.

— Аспирантуру закончить с отличием?

— Да пошел ты, я не для того четыре года вкалывал, чтобы сжульничать. Да еще и за такую плату.

— Что совсем ничего? – разочарованно протянул демон.

— Совсем. Уйдите, пожалуйста, из моего дома.

Расстроенный гость подождал пару секунд, затем встал и с опущенными плечами отправился к выходу, бормоча под нос:

— Ох уж эти классические методы. Сначала душу! Они в нее верят! Потом что угодно за нее отдадут!

— Так вам не душа была нужна? – удивленно спросил Тобиас.

— Да зачем мне ваша душа. – огрызнулся демон. – Мне учебник по физике твердых тел нужен. Срочно. Без него курсовая не пишется, а в библиотеке все уже разобрали.

Тобиас молча достал с полки книгу и протянул гостю.

— Держи, дарю. И в следующий раз не морочь людям голову.

Я стоял перед дверью своей квартиры. Дверь как дверь. Железная. С двумя надежными замками. Вот только она была не заперта.

Родители на даче до завтра, брат заграницей. Может, я забыл запереть? Нет, хотя бы на один замок я закрыл дверь.

За дверью раздался шум. Взломщик еще здесь! Что же делать? Позвать на помощь? Но никого из соседей нет дома. Вызвать полицию? Черт, телефон разряжен.

Надо бы вооружиться. Но здесь только обувная ложка. Вооружившись ею, я тихо открыл дверь.

В прихожей никого не было, но на кухне за столом сидел молодой человек. На вид ему было примерно лет двадцать пять, широкоплечий. Носит очки. Он кого-то мне напоминал, но я никак не мог понять, кого именно. И он пил чай!

— Нет, пуэр не для меня, — сказал незваный гость. — Запах у него…

Он встал из-за стола и вылил остатки чая в раковину.

— Проходи, не стой в проходе. И положи ты уже эту ложку!

Я был потрясен его наглостью! Он вел себя как дома.

— Тебе какой — зеленый или черный? — спросил меня незнакомец, доставая из шкафа чашки и чай.

— А ты кто вообще такой? Что ты делаешь в моей квартире?

Незнакомец остановился.

— А это не твоя квартира, Макс.

Я вздрогнул.

— Что значит не моя? Откуда ты знаешь мое имя?

— Я — это ты. Только из будущего.

Он поставил чашки на стол и начал разливать кипяток.

— Ты серьезно? Ты думаешь, я поверю в этот бред?

— Слушай, я знаю все о тебе. Я знаю, ты был влюблен в Машу Стрелову из параллельного класса, тебе не нравятся кабачки, а еще я могу напомнить, как ты нашел одну занятную кассету брата на полке с его одеждой и забыл ее в магнитофоне…

— Ладно, ладно! Допустим, я тебе верю. Что значит не моя квартира? Вот же, все на месте!

— Ты еще не понял? Ты в будущем!

Я попытался переварить, что он сказал.

— Не, это какая-то ошибка. Как я мог попасть в будущее?

— Через дверь, — ответил “старший” Макс и отхлебнул из чашки. — Эта квартира расположена рядом с временной аномалией. Обычно квартира не касается ее границ. Но в твое время аномалия расширилась — и ее граница оказалась у порога этой двери.

— И как мне вернутся обратно?

— Сейчас выпьем чай — и я тебя провожу обратно.

— То есть, это уже не первый раз у тебя?

— Нет, первый. Но я уже пережил это. И поэтому знаю, куда идти. А пока можно не торопиться и пить чай.

Что ж. Делать нечего. Я отхлебнул из чашки. Вкусный чай, с медовым привкусом.

— А чем ты занимаешься? — спросил я у своего будущего я.

— Извини, но я не могу тебе рассказать. Это может повлиять на личность, а я не хочу, чтобы все поменялось. Ты допил? Тогда пойдем скорей.

Я встал из-за стола и вместе с двойником направился к двери.

— Слушай меня внимательно, — обратился ко мне Макс, — когда выйдешь из двери, отсчитай сорок восемь секунд. Потом входи. Я не могу с тобой пойти, потому что после этого проход закроется на пять лет.

— Хорошо. Удачи!

Я вышел из квартиры. Что-то меня настораживало.

Я отсчитал сорок восемь секунд, открыл дверь квартиры. Вроде все на месте. Макса не было! Все получилось! я в своем времени. Но что-то меня настораживало. Откуда он знал, что проход не откроется еще пять лет

— Мальчик, что ты делаешь в нашей квартире? — спросил меня кто-то женским голосом…

— Вик!

Громкий крик вывел меня из дремотного спокойствия.

— Вик! Ты где? Иди сюда! Вик!

Я лениво приоткрыла глаза, огляделась сквозь ресницы. Да кто же кричит? В кои-то веки можно понежиться на солнышке – первый теплый день после долгой зимы. А тут шум…

Он обнаружился на скамейке прямо напротив. Яркая рыжина просто пылала на солнце. Медленно повернул голову, прислушиваясь к зову, встал, потянулся и неторопливо отправился успокаивать крикунью. Какой красавчик… Люблю рыжих.

Снова мы встретились следующим вечером. Прошел сильный дождь, вокруг было сыро и слякотно. Я торопилась домой, в тепло. Он вынырнул откуда-то сбоку и пристроился рядом. Покосилась на нахала, возражать не стала. Встрепанный, мокрый… Но хорош, зараза. Хоть сейчас на обложку журнала снимай.

— Ну, заходи. Гостем будешь.

В квартиру вошел впереди меня. Осмотрелся и отправился осваиваться.

Ужин разделили честно. Кажется, ему и помидор понравился не меньше, чем ветчина. Удивил.

Спать устроился на диване. Подумаешь… Не очень-то и хотела! И никакой ты не Вик. Рыжий! Рыжий и есть.

Проснулась утром и услышала рядом тихое сопение. Боку было горячо.

Протянула руку, с удовольствием погладила шелковистую шкурку.

— Мр-р-р.

— Спи уж, Рыжик.