Салфетки №152. 2-й тур

Тема: ДОМ

№1

***

Я встретила Иру в зале суда.

— Юлик, ты пришла!

— Как я могла не прийти, — ответила я, обнимая её. – Мы же сёстры.

Федя из-за прутьев решётки наблюдал за нашим примирением с нескрываемой радостью. Он мне нравится. Даже сейчас, когда мог бы выторговать себе меньший срок, он наотрез отказывается признать своё участие в массовых беспорядках. И ведь прав – разве он виноват, что полиция разогнала санкционированный митинг? Да и полицейского он не лупил – только схватил за руку, когда тот бил дубинкой одного старика. Эх, Федя, Федя!

Да, он мне нравится. Но я его не любила. Никогда. В отличие от Иры. Перспектива ждать мужа из тюрьмы её не испугала. Да, мужа – она собирается с ним расписаться.

А ведь год назад я её ненавидела, считала предательницей, проклинала тот день, когда мне вздумалось познакомить Федю со своей сестрой. Проклинала природу за то, что Ирка уродилась красавицей. Глупая ревность подтолкнула меня уйти из дома, снять комнатушку в общаге, чтобы не жить с Иркой под одной крышей. И вообще, ни видеть, ни слышать эту стерву!

А теперь сижу с ней рядом на скамейке для родственников и подмигиваю Феде: держись, зятёк!

— Юлик, может, домой? – предложила Ира, когда мы вышли из здания суда.

— Пошли.

И вот впервые за целый год я снова оказалась в родных стенах. Прихожая, куда я бежала всякий раз, когда папа приходил с работы, чтобы с визгом кинуться ему на шею, защекотать, заглянуть в сумку, проверяя, не решил ли он сегодня побаловать нас вкусненьким. Зал с диваном и креслом у телевизора и мамиными вышивками на стенах. Детская с двумя кроватями и столиком, где мы с Ирой учили уроки и делились девичьими секретами. Кухня с холодильником, куда любила запрыгивать рыжая Муся, и столом – местом, где собиралась за ужином вся семья. На столе – голубая ваза, которую мы с Ирой выложили мозаикой в десятом классе.

Долго сидели мы за столом, пили чай из любимых кружек. Потом перешли в комнату. Время давно перевалило за полночь, а мы всё никак не могли наговориться. Столько всего произошло за время нашей разлуки. Хорошо, завтра суббота – ни на работу, ни в институт идти не надо.

— Возвращайся, Юлик. Здесь ты дома. Зачем тебе эта общага? Или ты всё ещё на меня злишься?

— Да нет, Ириш, уже не злюсь. Просто я уже заплатила за месяц вперёд.

— Ну и фиг с ним!

Действительно, фиг с ним! Даже если денег мне и не вернут. Завтра же собираю вещи и домой. И не только потому, что здесь я родилась и выросла. Не могу я оставить Иришку одну сейчас, когда ей так нужна поддержка. А вместе мы любые трудности преодолеем.

№2

***

Дойдя до улицы Я-ва, я остановился и прислушался к себе. По-хорошему, перейдя дорогу, мне надо было идти к торговому центру. Но меня ощутимо тянуло направо, на пустырь за бетонным забором. Не иначе, «гости» пожаловали. Вовремя они…

Дождавшись зеленого, я пересек улицу, накинул «шкуру хамелеона» – теперь меня мог заметить только очень внимательный человек, – и перелез через забор, едва не обронив трость. Пусто. Я спрыгнул вниз, поморщился от боли в колене, стряхнул с себя «шкуру» и осторожно двинулся вперед. Пустырь и пустырь. Или мое дурацкое седьмое чувство… А, вот они!

Огромный, как памятник Ленину, рыцарь в серых доспехах, с непокрытой головой, невесть как держащимся за спиной широченным мечом без ножен и диких размеров книжищей в руках, и некто, стоящий чуть позади рыцаря и похожий то ли на пионера, то ли на подставку для фикуса, в светлой кольчуге и шлеме с перьями на макушке. Они стояли в центре круга диаметром метров пятнадцать, накрытого колпаком-невидимкой. На меня они внимания не обратили.

Прошло минуты две, и рыцарь вдруг прогудел как в бочку:

– Вам здесь не место.

– Здравствуйте, – поздоровался я и обеими руками вогнал трость в землю.

Рыцарь вздрогнул, а я почувствовал себя проводом под током.

– Проводи господина, – сказал рыцарь своему помощнику.

Помощник обернулся. Девушка. И с палицей, к тому же… Она шагнула ко мне. Я поднял руку:

– Стой!

Ноль внимания. Ну, я предупредил…

Фиолетовая вспышка отшвырнула девушку на рыцаря. Тот развернулся – куда девалась книга? – удержал напарницу и попер на меня с прыгнувшим к нему в руки мечом. Этого «вспышкой» не возьмешь… Я накинул «радужный плащ» и шагнул в сторону, уходя с линии удара. Раз, другой… Близко, черт! «Плащ», конечно, сбивал его с толку, но опыта ему было не занимать.

В очередной раз поднырнув под удар, я сделал выпад тростью и отступил назад. Рыцарь охнул, хватаясь за место укола, и упал на колено. «Черная зубочистка» пробила панцирь рыцаря там, где у людей находится сердце, но у этого было что-то менее ценное.

Помощница кинулась к рыцарю.

– Ты! – прорычал он мне. – Ты – не Темный! – в его голосе к ненависти примешивалось удивление.

– Верно.

– Так почему?..

– Я здесь живу. И ваши дрязги мне ни к чему.

– Тогда вместо нас придут Темные.

– Нет, – я улыбнулся, – Темные уже приходили, Светлый.

Рыцарь встал. Видимо, его помощница сделала что-то с раной, и он чувствовал себя лучше.

– Вам пора.

За их спинами открылся портал. Рыцарь взглянул на меня.

– Мы вернемся…

– Научитесь вести себя в гостях.

№3

***

Для нее, еще совсем маленькой, но, уже очень самостоятельной девочки, окна пятиэтажек, что расположены напротив ее дома, были сказочной страной, где бывает абсолютно все. Все, чего нет у нее самой.

Красивее всех – окна на втором этаже; жильцов не рассмотреть как следует, но, их жизни не засекречены тяжелыми портьерами. Низкие абажуры пастельных кухонь пронизывали детское воображение теплой выпечкой, вечерними разговорами и просмотрами кинофильмов. Квартиры-страны, где действуют законы тишины и уюта.

Переливчатые обои местами исписаны фломастером или с поддетым уголком; любимым проказникам давно все простилось, для них, если нужно, вызовут доктора, подарят книжку со множеством иллюстраций, а то и поцелуют. Вот он – дом.

Проказники росли, и стали поздно возвращаться домой, а для нее оставалось загадкой, как можно пренебрегать темно-голубыми спальнями, золотистыми бра и босой походкой по мягкому паласу. Как можно не спешить туда, где все просто, понятно и можно ничего не бояться? Как можно, хоть на минутку задержаться, заставить ждать это манящее счастье?

«Может это такая игра?.. Померзнуть, потосковать, чтобы очередной раз понять, как замечательно иметь настоящий, родной дом? Вернувшись, с удовольствием ощутить контраст?»

Она смотрела в вечерние желтые окна с прозрачными занавесками, и ей казалось, что кукле спрятанной под ее растянутой вязаной кофтой тепло и спокойно, как тем людям в окне.

Девочка, обещала себе, когда-то потом, приручить тепло плюшевых кресел и звук вскипевшего чайника. И тот бронзовый свет, что сразу обволакивает и укутывает от всего на свете. Во что бы то ни стало насладиться возможностью все сделать своими руками, создать свое волшебство, только слегка прикрытое полупрозрачными занавесками. Обустроить собственный угол, не только для замызганной игрушки и кота, а для родных душ, для тех, кому не придется глазеть в чужие окна и страстно завидовать.

Девочка выросла, и, данные себе однажды обещания показались ей глупыми, детская мечта скудной, а окна все одинаковыми. Взамен этого, в ней выросло умение кругом, где бы не ступала ее нога, находить уют и красоту. Всюду быть дома, везде-везде-везде!

Везде и нигде.

№4

К чему снится дом?

Дом был старым. Настолько ветхим и дряхлым, что Люда испугалась сперва. Она долго ходила по комнатам, качая головой и оценивая размер предстоящей ей работы. Тут поправить, там покрасить, а оконные рамы менять надо, растрескались совсем.

Дел было много, но Люда знала — если начать пораньше да приняться за работу споро, то всё получится быстро и само собой. Вот и сейчас, без лишних разговоров, она посдирала старые обои в зале и принялась замешивать раствор для побелки.

Она и сама удивлялась, как всё шло ловко да гладко. Закончив полкомнаты, она остановилась, глядя на ровные белые стены…

И проснулась.

Квохтали куры под окном, прочищал голос рыжий старый петух, в кухне за стенкой шебуршали, собираясь на работу, муж и дочка, пророкотал на улице трактор соседа… Люда прикрыла глаза, прокручивая детали сна, и вдруг вспомнила: ведь побелка дома снится к приятному событию, к празднику!

Быстро перебрав все возможные приятные события, что могли бы случиться в ближайшее время, Люда со вздохом поднялась и принялась одеваться. Ничего такого вроде не предвиделось. Разве что Василию премию дадут или путёвку Тоне, которую обещали выбить…

Переделав все домашние утрешние дела, Люда машинально замесила тесто на пирог, поставила вариться картошку, свёклу и морковку и пошла собирать свежие яйца для салата.

Котлетки жарились на плите, Люда украшала желтками селёдку под шубой, озабоченно поглядывая на сковородку.

И тут голос с улицы:

— Есть кто живой? Открывай ворота!

Люда бросилась к двери, распахнула, едва с петель не сорвала. И замерла. Петька! Сыночек, живой! Надо же, шесть лет ни слуху ни духу, а вот он, у машины стоит, улыбка до ушей! И женщина из-за спины выглядывает, девчонка ещё по виду, маленькая, худенькая, глазки узенькие…

Сын заметил Люду, отворил калитку и словно оробел, голову опустил и, глядя исподлобья, пошёл к матери. А у той ноги ослабели, в глазах потемнело, и не успела она и слова сказать, как черным-черно стало вокруг…

Не видела Люда, как Петька подхватил её в последний момент, не дав стукнуться затылком, как внёс в дом, как суетилась над ней маленькая его жена, брызгая в лицо водой… А виделся Люде сад, зелёный садик с яблонями, ветки которых гнулись от тяжести яблок, а по травке бегали со смехом двое мальчишек, на Петьку похожих, с узкими восточными глазёнками, и усыпал их яблоневый цвет, словно звёздочками в чёрных вихрах… И дом, отстроенный заново, выкрашенный яркой синей краской, с занавесками на окнах и с новой крышей…

№5

Дом

«Раз два три четыре пять — я иду искать».

Звуки из далекого детства заполнили мой разум. Казалось, перейдя через порог старого общежития, который был моим домом первые 16 лет моей жизни, я вернулся в свое детство. Я даже закрыл глаза и прошел пару шагов по подгнивающему и скрипящему дощатому полу. Шаг, два, три… «Туки-туки за Леху», и вода касался столба, расположенного посреди коридора…

Шаг, шаг, еще шаг… а вот комната девять, где жила Аня, наша заводила и лидер. Любые проказы и игры не обходились без нее.

А вот комната пять. «Здравствуйте, а Миша выйдет в коридор?»,-прозвучал голос из далекого прошлого. Коридор заменил нам улицу. Мы здесь бегали, прыгали, играли, веселились. Поднимемся на второй этаж. Черт! Опять ступенька провалилась! Хорошо хоть сам не свалился! Повернем на кухню. В общей кухне мы любили просто сидеть, рассказывать друг другу интересные истории, пить чай с разными вкусностями. Надо же, до сих пор не выбросили старый протертый диван зеленого цвета. Так и вижу тут всех: Аня, Катя, Таня, Леха, Макс… Стоп! Что это? А, пиковая дама! И почему именно ее мы больше всего хотели вызвать?

Да… столько счастливых воспоминаний… Надо будет потом собраться всем вместе! Только здесь, на кухне, уже не получится, ибо завтра на месте общежития будет стройка нового дома…

Пряча пиковую даму в карман, выхожу из своего первого дома. Навсегда.

№6

***

«Уметь слышать тишину — значит быть способным услышать бесконечность»

Энн Уилсон Шеф

С детства меня притягивали заброшенные дома. Есть, в этих отголосках прошлого, нечто завораживающее, пленительное и неизведанное. В каждый раз, находясь вблизи своей слабости, мое сердце замирает…

Их таинственная атмосфера очаровывает и вдохновляет, рождает мечты и грезы, мысли о былом. Энигмы, о которых молчат стены, уникальны, каждая из них пропитана мистическим ароматом с привкусом вечности. Постоянное ощущение присутствия некой энергии, словно фантом, который стоит у тебя за спиной, немного пугает. Но в то же время, лишь усиливает желание добыть нить Ариадны. Воодушевленная, как героиня детективов, я пытаюсь прочитать следы, что были оставлены задолго до нас. В эти самые моменты чувствуется ничтожность смерти, ее уязвимость в глазах жизни. Ведь дома, что казались умершими, на самом деле живы. Они продолжают вносить в наш мир, частичку своего мира, стоит лишь прислушаться и понять…

Околдованная шармом старинной архитектуры, истинными шедеврами человеческой фантазии, я часами теряюсь в своем сознании, которое целиком сливается с этими порталами, где из переплета прошлого с настоящим возвышается мысль о будущем. О поколениях, которые с тем же восторгом будут наслаждаться бликами нашего времени. И это самое удивительное чувство из всех, что мне далось испытать- чувство причастности к бесконечности бытия.

№7

***

Раннее утро робко заглянуло в долину. Густой туман полз меж старых сосен, чуть касаясь сырой продрогшей земли. Холодно. В этой глуши было холодно и одиноко.

Дом вздохнул, шурша серой черепицей. Новое утро будет таким же, как и все предыдущие: сизое и незаметное, оно неторопливо перетечёт в тягучий пасмурный день. Возможно, сквозь редкий разрыв в плотном одеяле облаков проскользнёт луч солнца, окропя ласковым теплом крохотный клочок земли. Но этого мимолётного касания всегда будет мало, чтобы прогреть стылую долину.

Вслед за днём, достаточно прождав в сумраке ущелий, придёт вечер – пошелестит ветром в кронах, вберёт с трудом накопленное тепло земли и трусливо скроется за ночной мглой. Тьма съест тусклые краски, зальёт всё вокруг чёрным дёгтем, и будет сторожить покой тишины до наступления рассвета.

А потом всё повторится сначала.

Как долго он жил в этом нескончаемом монохромном калейдоскопе – дом не помнил. Миг, будто ставший вечностью, замер вокруг стен невидимым куполом, не впуская под него ни ласковое счастье, ни покой забвения. Память дома о тех, кто наполнял его суетливыми хлопотами, чудом не выцвела от тоскливой однообразности дней. Поколения семей дарили этим стенам любовь и боль, восторг и умиротворение, грусть и надежду. Дети наполняли тёмные закоулки таинственными существами, комнаты – мечтами, коридоры – смехом.

Так продолжалось много счастливых лет, пока однажды дети не решили покинуть дом навсегда. Они вдруг стали чужими, пахнущими не выпечкой и тёплым молоком, а дорогими духами и горьким табачным дымом. Они приезжали всё реже, пока однажды совсем перестали навещать стареющих родителей. Радости в доме было всё меньше, надежда сменились серой тоской, терпеливым ожиданием немощности и смерти.

Последние хранители очага ушли незаметно. Просто однажды дом понял – стало так тихо, что можно было различить трепыхание крыльев мотылька, застрявшего в ловушке меж пыльных оконных стёкол. Одиночество прилетело вслед, свив гнездо в пустом остывающем нутре дома, да так и осталось существовать в его угрюмых комнатах.

Дом ещё раз вздохнул. Осмотрелся усталыми подслеповатыми глазами, чихнул, отряхнув чешуйки потрескавшейся краски со стен, и замер, застыл. Ждать – единственное, что ему оставалось. И он терпеливо ждал, не надеясь, но веря, что однажды его тоже приютит в объятиях тлена старуха-смерть.

№8

Два новоселья

Мама складывала бабушкины вещи в чемодан, время от времени поворачиваясь к ней и уточняя:

— Это тебе нужно? А эту кофту положить? А из косметики что возьмешь?

Сидящая на кровати бабушка равнодушно отвечала «Да» или «Нет». Семилетний Майк крутился рядом, пытаясь помочь в сборах и постоянно слыша от матери «Отойди, не мешай!» Но не участвовать в происходящем ребенок не мог – слишком уж новым было для него все это. Раньше случалось, что кто-нибудь из их семьи уезжал на время, иногда даже очень надолго, но все они потом возвращались домой. Даже старший брат Люк, учившийся сейчас в Европе, должен был вернуться через год. А бабушка уезжала навсегда.

— Майк, да иди же поиграй во что-нибудь! – взвизгнула мама, когда младший сын снова оказался у нее на пути, после чего повернулась к собственной матери. – Займи его чем-нибудь! Иначе мы никогда не соберемся!

— Майкл, помоги мне встать, я хочу в последний раз по дому пройтись, — сказала бабушка, протягивая внуку обе руки. Мальчик с готовностью взял ее за руки, и она с трудом поднялась с кровати. Вдвоем они медленно вышли из спальни и стали медленно, комнату за комнатой, обходить первый этаж дома.

— Эту комнату твой дед оформлял, — сказала бабушка, когда они вошли в гостиную. – Он был родом с Аляски и всегда скучал по ней…

Стены комнаты почти целиком были завешены зимними пейзажами, а диван и кресла были закрыты чехлами из белого меха и напоминали снежные сугробы.

— Знаю, ты рассказывала, — ответил Майк.

— А здесь мы с твоим дедушкой и его другом по выходным в карты играли, — бабушка провела внука в соседнюю комнату, маленькую и очень уютную. – Азартные были все трое, иногда до утра засиживались.

— Ага…

— А тут я, помнится, лет в пятнадцать готовить училась, — улыбнулась старушка, войдя в кухню. – После этого все выглядело так, словно тут взрыв был!

Перед лестницей на второй этаж она остановилась и вздохнула:

— Туда не пойдем, тяжело мне подниматься. Помнишь, как там хорошо в дождь засыпать, когда капли по крыше стучат?

— Помню…

— Ну что, все готово! – вышла из спальни мать. – Поехали!

Когда они с мамой возвращались к себе домой, Майк с грустным видом смотрел в окно.

— Не расстраивайся, мы же будем иногда навещать бабушку, — повторила мама уже, наверное, в десятый раз.

— А у Айвена дедушка вместе с ним живет, хотя вообще не ходит, — сказал Майк.

— Что ты сравниваешь, Айвен же из России, это дикая страна рабов! – фыркнула мать. – Порадовался бы лучше, что о бабушке теперь есть, кому позаботиться. А у нас есть новый дом…

№9

***

Быстро-быстро бегут олени, мягко-мягко плывут нарты-ирянка по тундре. Тепло под меховым одеялом, пахнет оленей шкурой — зверем пахнет и дымом. Мягко светится пасмурное небо, мягко падает снег на закрытые веки. «Мягкое вхождение в зиму», — строчка из последнего доклада всплыла вдруг в памяти Сергея. Это значит, отопительный сезон начат без аварий, топливо завезли вовремя. Как далеко это всё, доклады, совещания… Мысли ленивые, сонные – хорошо плыть по тундре. Даже обмороженные ноги болят меньше.

Нгамбу гортанными криками направляет оленей. У нганасан они низкорослые, почти как собаки, только с рогами. Как же тянет в сон… Сергей вспомнил, что имя Нгамбу и означает «сон» — рождённый ночью. Сонное сознание вытолкнуло на поверхность несколько недавних страшных ночных часов, когда он совсем уже замерзал посереди тундры – не доехал до стойбища, машина встала. Энтузиаст, блин: этнологическая экспертиза-то никак до утра подождать не могла, потянуло его «в поля». Вспомнилось, как пурга хлестала омертвевшую машину, билась в лобовое стекло, как он вглядывался в это мельтешение и боялся закрыть глаза, боялся соскользнуть в сон, как в тёмную полынью, из которой уже не выбраться. Если бы не Нгамбу…

«Коренные малочисленные народы севера» — так их на «материке» называют. Коренные… малочисленные – представляется щербатый рот, в котором торчат пеньки зубов, они шатаются, выпадают. Но нганасан Нгамбу совсем на такой пенёк не похож – крепкий, весёлый. Ему пурга не страшна – он дома. Другого у него нет и не будет. Да и не надо. Сердце-то здесь. Здесь вся родня, здесь и предки: кое-где среди тундры видны остовы старых погребальных чумов. И духи – добрые и злые, а всё равно все родные и знакомые. Большой дом у Нгамбу – вся тундра. Интересно, а как они, дети севера, нас, «материковых», называют? Большие братья? Ой, вряд ли… Мы тут чужие, мы здесь выживаем, а они – нганасаны, селькупы, кеты и другие – живут. Цепляются за свою скупую землю, вросли в неё всем существом, впитали в себя её дух с влажными мхами, шикшей-ягодой, карликовыми берёзами, оленями и стужей. Тянут свои бесконечные песни-балы, что видят, о том и поют миру, о своем доме поют – слушайте, удивляйтесь!

Сергей тихо опускался в сон, и снилось ему, как мягкие волны несут его от большого материка к маленькому островку, и уже пахнет дымом из чумов, слышен лай собак и выбегают встречать его гостеприимные нганасаны, что в переводе означает «люди», «товарищи», с широкими, как у Нгамбу, улыбками.

№10

***

Солдат №723 ловко бежал по узким коридорам и длинным галереям колонии. Несмотря на сильную усталость, после дневного патрулирования, он один из первых отреагировал на сигнал тревоги. Опытный воин, переживший не одну осаду города, точно знал, как реагировать на нападение.

Как черная кровь по венам, рабочие и солдаты, метались по переходам колонии. Рабочие тащили все ценное на нижние этажи, пытаясь сохранить потомство и как можно больше еды, на случай осады.

На верхние же уровни, бежали только солдаты. Чем ближе №723 поднимался к поверхности, тем меньше замечал в проходах рабочих. Этим маленьким насекомым нечего делать на поверхности, когда в жаркой битве сойдутся две армии заклятых врагов.

Не смотря на то, что солдат №723 все это время бежал по коридорам в полной темноте, выбежав наружу, солнечные лучи не ослепили его. Солдаты города Бело-нору-кан, еще много поколений назад научились одинаково хорошо чувствовать себя и при ярком дневном свете и в полной темноте своих подземелий. Понимая, что даже секундное промедление в подобных ситуациях может быть равносильно смерти.

Все самые страшные ожидания №723 подтвердились. Город окружен армией рыжих муравьев. Только у этих наглецов могло хватить силы и смелости атаковать главный город федерации черных муравьев, сильнейших во всей округе. Но думать, как это произошло, у солдата №723, не было времени. Не обходимо действовать.

Отряд из тридцати муравьев, под предводительством бывалого солдата №723, вступает в бой. Маленькой черной волной смерти, бесстрашные воины двинулись на рыжих захватчиков. Мощные мандибулы дружно крушили рыжие головы, окрашивая их в алые цвета наступающего заката. Скоро будут открыты взлетные отверстия, и исход битвы будет решен.

Захватчиков много, но по боевым качества они уступают оппоненту. Нехватку грубой силы, прыткие соседи, компенсировали находчивостью. Размер заменяли тактикой, отсутствие крыльев возможностью стрелять кислотой.

Артиллеристы рыжих муравьев не участвуют в открытых столкновениях, скрываясь неподалеку. И как только летучие муравьи появились на взлетной площадке, скрытый клинок нанес свой удар. Маленькие кислотные капли, обрушились на летунов, и тут произошло то, что №723 не ожидал. Со стороны рыжей армии ветерок принес запах-приказ на отступление.

Черные муравьи отстояли свой дом, но и рыжие добились свой цели. Армии защитников нанесен серьезный урон, из верхних галерей украдены часть пищи и куколок. Но все это мелочи, если муравейник жив, то он сможет залечить любые раны.

№11

***

Окутанный дремотой выхожу утром на улицу и останавливаюсь посреди старой веранды, вдыхаю полной грудью свежий, прохладный воздух, вздрагиваю, ёжусь, и беспокойный сон, как рукой снимает. Невольно расплываюсь в счастливой улыбке и искренне радуюсь ярким лучам летнего солнца. Окидываю гордым взглядом окрестности: золотые колосья пшеницы, вытянувшись в струнку, шевелятся на ветру, древние деревья в лесу неподалёку качают могучими кронами, а листья их шелестят, словно шепчутся о чём-то важном. Даже голубое небо без единого облачка – и только самолёт, пролетающий в вышине, портит картину и напоминает мне о скачущем в будущее техническом прогрессе.

Закончив любоваться деревенским пейзажем, я ставлю на круглый журнальный столик чашку кофе с молоком и сажусь в потрёпанное годами, выцветшее кресло. Неловко ворочаюсь от неприятного холода и закутываюсь в шерстяной плед. Потом беру чашку в руки, аккуратно подношу ко рту и согреваюсь бодрящим напитком. Наверное, так же и у меня на душе: по-домашнему уютно и тепло – настолько, что всё окрасилось в этот спокойный бежевый цвет кофе с молоком.

Сижу, вытянув ноги, и думаю о прекрасной неделе, что провёл я в деревне. Бывало, прилягу на шершавую скамейку, пахнущую смолой, и понимаю – здесь нет никакой химии, никаких искусственных добавок – всё натуральное, без красок и пропиток – чистое дерево.

В такие моменты обычно защемит в сердце, и ты невольно вспоминаешь всю серость, угрюмость города, к которому мы так привыкли, его лживость, неестественность, маски, которые он никак не хочет снимать, а, вернее, – это люди не хотят.

Мы живём в быстром ритме города и уже, вероятно, не перестроимся никогда. Но, выезжая в деревню и отдыхая там от мирской суеты, я всё больше уверяюсь в том, что хочу снова сюда вернуться. В единственный для меня уголок, где можно достичь душевного спокойствия, в отличие от города, в котором его никогда не получишь даже за самые большие деньги. И всё чаще мелькает в голове моей безумная мысль: взять всё и бросить. Но если и бежать, то лишь туда, где мне будет хорошо.

***

Человек с удовольствием потягивается и подбирает под себя озябшие ноги, затем закрывает глаза и погружается в недавние воспоминания. Он не спит, а только мечтает, чтобы прожитые мгновения повторялись, никогда не останавливаясь, сменялись одно за другим, словно кадры киноплёнки.

Когда же он, наконец, возвращается в реальность, то лишь облегчённо вздыхает и говорит самым добрым голосом куда-то в пустоту: «Как же прекрасно жить в деревне!»

№12

***

Корабль «Паллада» вернулся домой после трехсотлетнего странствия. Искусственный разум корабля наполнил все отсеки и коридоры воздухом, включил освещение — и пробудил единственного пассажира от крио-сна.

Когда Од-Сей взглянул в иллюминаторы, пошатываясь от многолетнего забытья, то Землю он признал не сразу. Вокруг нее было нечто странное — похожее на тончайшее покрывало, коконом обвившее Землю.

Завеса неожиданно легко разорвалась, но в мониторах Од-сей увидел небольших роботов, которые вмиг начали латать прореху, когда она осталась позади корабля.

Корабль был слишком стар, чтобы садить его на сушу, поэтому Од-сей выбрал посадку на море.

Вскоре студеные волны обмывали скафандр, и он вышел на пустынный пляж. Ему всегда казалось, что возвращение будет радостным. Но сейчас только ныли мышцы, да заедал скафандр.

И Од-сею было даже все равно, что его встречают. Высокий человек в какой-то странной одежде, светящейся в предутренних сумерках. Человек сказал что-то непонятное (Од-Сей не знал этого языка), но по тону доброжелательное. И посадил в крошечный гравикоптер.

Они пролетали над странными городами, где небоскребы были похожи на сады Семирамид, а дороги вовсе отсутствовали, над непонятными сооружениями, вроде куба, повисшего над землей, над мостами, которые были не похожи на мосты, над рекой, которая текла вспять. Од-Сей ничего не узнавал.

Гравикоптер приземлился возле белого здания, стоящего на холме. Внутри никого не было. Идеальная чистота, поддерживаемая роботами.

Сопровождающий распахнул одну из дверей, за которой оказалась огромная комната. Одна из стен отсутствовала — и с высоты были отлично видны холмы, покрытые дикими травами, и город вдали.

В центре стоял саркофаг. Сопровождающий что-то сказал настойчиво.

— Посмотри! — понял вдруг Од-Сей.

Крышка была прозрачная, лишь сбоку мерцали цифры, показывая обратный отчет.

Лицо женщины, что безмятежно лежала внутри саркофага, было прекрасней, чем он помнил.

— Это моя жена, — прошептал Од-Сей, — она умерла? Скажи, что… Впрочем, как я не понял…

Он прикоснулся с стеклу, источавшему холод:

— Крио-капсула. Пенни, неужели ты на такое пошла? Я здесь.

Человек, чьего имени он так и не узнал, прикоснулся к руке и сказал что-то радостное.

— Я рад, что вернулся домой, — ответил ему Од-Сей, — И ты, слышишь, Пенни? Я дома.

И та, что ждала его, улыбнулась сквозь сон.

Внеконкурс

№1 writercenter.ru/library/fentezi/rasskaz/hogmanaj/112130.html