Салфетки-129. Второй тур

Жители Мастерской, на ваш суд представлены 6 замечательных миниатюр.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

______________________________________________________________________________________

№1

ВАСЯ

Тихий, пахнущий только что распустившимися цветами, свежей травой и берёзовыми листьями, июньский вечер, ласково укрывал всё вокруг тонкой подрагивающей в тёплых объятьях ветра, вуалью.

Сегодня Василий решил отдохнуть от дел и оттянуться на все сто. Да и сложилось всё как нельзя кстати. С утра уладил разногласия в семье, днём побывал в совете распределения льгот, и, на этот раз всё прошло без проволочек. А к вечеру, можно сказать, просто повезло. Здоровенный пьяный матрос, пахнущий смолой и верёвками, уснул на вверенной Василию территории. То-то было радости, когда вместе с чувством насыщения, по телу разлилась приятная хмельная истома. Триллионом голосов, он, Василий, был признан героем дня и награждён направлением на карнавал в зону отдыха, специально созданную для отличившихся членов социума.

Именно по этой причине, приведя себя в надлежащий вид, Василий, что есть духу, несся на встречу, к, по праву принадлежащим ему, удовольствиям. М-м… Зона отдыха! Что там подают! Какие девочки! И всё это до самого утра! Ботфорты начищены до зеркального блеска, чёрный бархатный камзол, чёрная шляпа с белым пёрышком, и, как сочный заключительный аккорд всей композиции, пышная и красная, как кровавая пена, грангола. В брюшке приятно перекатывалась капля хмельной матросской крови.

У входа дежурил субъект кавказской наружности. Василий поправил шляпу и широко, насколько позволял хоботок, улыбнулся.

— Направлэние! – пробубнил тот, не обращая на Василия никакого внимания.

Василий спешно скользнул лапкой в карман и… внутри похолодело. Карман был пуст.

— Ну?! – субъект прищурился. – Гидэ?

— Сейчас, сейчас! – Василий лихорадочно обшаривал все имеющиеся карманы дрожащими лапками. – Здесь где-то… Было.

— Бэз направлэния нэ пущу.

— Дома забыл. В куртке. – Вася умоляюще сложил лапки перед собой.

— Неэ. — Субъект взялся за дверную ручку.

— Подождите! Я тот самый! – Василий, чуть не кричал от обиды. – Который матроса нашёл.

— А-а. – Субъект сыто улыбнулся. – Хороший матрос. Чем докажешь?

— Я?! Д-да, вот же! – Василий придвинул свой хоботок, на кончике которого блеснула красная капелька, к хоботку субъекта. Тот, смакуя, втянул её, и глаза его округлились.

— Брат! – воскликнул он торжественно. – Ми с тобой одной крови – ты и я. Заходы дарагой. — И радостно пропищал в темноту дверного прохода. – Смотрите, кто пришёл!

Шквал оваций и оглушительный писк нескольких миллиардов пьяных комаров хлынул навстречу счастливому Василию.

№2

— Саша, ну как ты мог? В больнице — и никому не сказал! Знаю, что не привык просить о помощи, но мы ведь не чужие – как говорится, одной крови.

Качаешь головой. Больше сорока лет прошло, а улыбка у тебя все та же:

— Ну, что ты, Галка, выкарабкался. Будем жить. А помнишь…

______

— Денег у меня рубль и три копейки. Чем развлечь даму в рамках означенной суммы? Сидеть бы у камина, на котором шуршат саксонские часы, читать вслух французский роман, открытый посередине…

— Не люблю французов, розмовляю трохэ по польску.

— Капризная пани… Хорошо, есть Лем. В «Знании-Сила» вышел отрывок его «Соляриса», я урвал на два дня.

— Лучше пойдем куда-нибудь.

— А пойдем в один дом, где весело, пьют вино и всегда чей-нибудь день рождения? Кстати, там займу у Алика. За доклад мне обещали заплатить только в конце недели.

В зале танцуют под что-то энергичное «на костях». Женщины скользят туфлями-лодочками — люстра качает стеклянными «каплями». На кухне небритый баритон завлекает «солнышек» гитарой: «Я сам себя баюкаю: «Хорошенький ты мой. Нельзя же всё с наукою, шагал бы ты домой…» Курят, спорят, крутят хрупкие ножки маленьких рюмок. Брюнет в очках веско перекатывает слова: «Старик, я заметил, что люди сделаны из различных материалов. Существуют глинообыкновенные и глиноогнеупорные, есть железобетон…». Тут же обзор свежей прессы от милых аспиранток: «В «Правде» дискуссия под заголовком «Кто ты, интеллигентный человек?». По мнению профессора Н…». Дым кругом, дым, пахнет кофе.

— Давай сбежим?

Мокрый апрель совсем продрог к ночи, хрустит под ногами ломкими лужами. Все троллейбусы идут в парк, а мы идем домой под расчерченным проводами московским небом. У подъезда ты целуешь меня, прижавшись замерзшим носом. Где-то высоко светится окно кухни – мама не спит…

______

Столько лет прошло, а помнится все до мелочей, и та простуженная оттепель стоит перед глазами. Хандришь:

— Замечала? Книги, как добрые зеркала. Берешь томик, любимый в юности, смотришь в него, а видишь себя … так отчетливо, ясно. Случайно глянешь в зеркало – в тусклой поверхности тусклое лицо. Хочется протереть зеркало … или выбросить книги.

Милый Сашка… Нам ли быть в печали? Такая яркая жизнь… Мы из одного теста: прошедшие фронтовые жернова, замешанные на чувстве долга, приправленные научными диспутами вперемежку с литературой, в горьковатой корочке самиздата. Люди одной серии, одной крови – тревожной, открытой крови шестидесятых. Вечнодежурные по апрелю.

И так не хочется уходить в оттаявшую землю.

№4

Родные

Кровь расплывалась в горячей воде извивающимися алыми завитками. Ванная медленно заполнялась паром, который становился все более густым и сквозь который уже почти ничего нельзя было разглядеть. Хотя, возможно, это у Эда уже просто темнело в глазах… Слова Ники все громче звучали у него в ушах: «Дед-самоубийца и отец-наркоман? Прости, но… Я не могу так рисковать нашими будущими детьми».

Если бы с ним это случилось впервые, он бы, может, и не лежал сейчас в этой ванне. Но до Ники была еще Аля. А до нее – соседки по подъезду, которые всегда в его присутствии отводили глаза и бормотали у него за спиной то презрительно, то с жалостью: «Дурная кровь, дурная наследственность…»

Нет уж, хватит, они все были правы, он ничем не лучше своих родных, и пора избавить этот мир от их дурной крови…

Перед тем, как нажать на кнопку звонка, Рая немного помедлила. Может, стоило все-таки сначала позвонить или написать письмо и рассказать, кто она? Не слишком ли сильно она шокирует живущего здесь молодого человека, заявившись к нему без предупреждения и объявив: «Здравствуйте, я – ваша сводная сестра, ваш отец в юности встречался с моей мамой!»

Нет уж, прочь все сомнения! Она ведь все уже обдумала. Письмо можно удалить из почты и забыть, телефонную трубку можно повесить и больше не отвечать на звонки, а вытолкать живого человека из дома уже сложнее. По крайней мере, так у нее будет больше шансов убедить найденного родственника выслушать ее, больше шансов объяснить ему, что она говорит правду и что ей ничего от него не нужно – только познакомиться и предложить общаться, чтобы в будущем, возможно, стать друзьями, как и положено брату и сестре.

Девушка решительно позвонила, но дверь ей не открыли. Она выждала немного и снова нажала на кнопку. Неужели Эд куда-то ушел? Его соседка сказала, что утром в выходные он всегда дома…

Рая облокотилась на дверь, и та внезапно поддалась под ее тяжестью и открылась. Незваная гостья робко заглянула в квартиру.

— Не успеем мы его довезти, прямо сейчас переливание нужно! – кричал врач вызванной Раей «скорой». – Ищите его паспорт, может, там стоит штамп с группой крови!

— Сейчас! – Рая уже шарила в карманах висящей на спинке стула рубашки. – Есть! Паспорт есть… — она принялась листать тонкую красную «книжечку». – И штамп есть! У него В+, как и у меня!!!

— Точно? – не сразу поверила медсестра. – Группа-то редкая!

— Точно, он мой брат!

— Повезло парню с родственниками, — ворчал врач по дороге в больницу. – Всем бы таких любящих и решительных…

№5

Кошки

Вере часто снился кошмар: обезумевшая кошка тянется к ее горлу.

Пришла осень — сухая и теплая. Веру положили «на сохранение». Перезнакомившись со всеми в небольшом отделении, Вера стала часто выходить гулять. На территории больницы стояло два жилых дома: двухэтажный дом врачей и маленький нежилой домик в дальнем углу. Возле него располагались вечно заваленные пакетами контейнеры с мусором. Рядом шла тропинка, вытоптанная несознательными горожанами, которые, взобравшись на бугор, спешили на работу прямо через двор больницы. Кошки копались в отбросах и грелись в солнечных лучах. Вере запомнилась одна – пыльно-бежевого цвета. «Как в моем сне» промелькнула у Верочки мысль.

После выписки Веру ждал неприятный сюрприз – мужа отправляли на курсы. А в первых числах января, за две недели до родов, врач срочно вернул Веру в отделение с отеками ног.

Собравшись в больницу, Вера ждала с работы свекровь, но не дождалась и направилась в роддом одна. В одном из переулков с Верой рядом пошла светленькая кошечка. Она семенила чуть впереди, останавливаясь и поджидая не спеша идущую Веру. Подойдя к склону у больницы, Вера вдруг подумала, что по снежной тропинке ей будет трудно взобраться на бугор. Вера повернулась, и вдруг ее охватил ужас — за ее спиной шевелилось темное пятно. Кошки, штук пятнадцать, приближались и не издавали ни звука. Испуганная Вера полезла на бугор, и когда вершина поравнялась с глазами, она увидела кошку, сопровождавшую ее по дороге, а за ней еще десяток пар хищных кошачьих глаз. Отшатнувшись, Вера потеряла равновесие, и покатилась вниз с бугра, прямо в середину кошачьей стаи. Последнее, что она помнила – это безумная, сморщенная в оскале, бежевая кошачья морда, впивающаяся в ее шею.

У свекрови именно в этот день на работе произошла кража. После составления протокола, свекровь бросилась домой, потом в роддом. У тропинки лежало истерзанное тело Веры. Ребенка удалось спасти.

Морг находился рядом с роддомом.

– Господи, откуда здесь столько кошек? — спросила у санитарки женщина в черном платке.

— Да они тут из мусорок еду таскают – что больные выбрасывают, да и иногда после операций — чего только не увидишь, и ваты с кровью, и… захоранивать должны, а наши… да и лекарства всякие из ведер льют.

— Кровинка моя – мы с тобой одной крови, приговаривала свекровь над малышкой. Скорей бы тебя домой отпустили. Там папа такого красивого котенка тебе привез. Бежевого.

Малышка заплакала.

№6

– Я не понимаю… не понимаю! – Наташа уже устала реветь навзрыд, и ритмично всхлипывала в мокрые ладони.

– Так было нужно, пойми.

– За что ты так поступил со мной? Неужели я не любила тебя, не давала тебе всего?

– Любила, давала. Я сделал это, как раз, когда убедился в чувствах окончательно.

– О боже, ты больной! Ты не нормальный, – новая волна смешанных чувств впилась в Наташины глаза, она опять зарыдала в голос.

– Ничего, с этим живут. Скоро ты успокоишься, и мы заживем как прежде, даже лучше! – Олег продолжал с невозмутимым спокойствием. Это спокойствие еще больше убеждало Наташу, что он не нормальный. – Ты поймешь меня, определенно поймешь, я не требую этого сейчас.

– Как я могу понять это?!!! Да я готова сейчас выпрыгнуть в окно! Что с мамой будет, когда она узнает, о боже! – Наташа отрывалась от ладоней, что бы сквозь слезы произнести слова и снова падала в них.

– У меня не было другого выбора, Наташ. Я люблю тебя. Я не мог отпустить тебя, – Олег подсел к ней и положил руку ей на колено. – Ты обязательно ушла бы от меня, когда узнала бы, что я один из тех. Мне достаточно было одного потрясения в жизни, когда я узнал свой диагноз. Чтобы пережить второе потрясения твоего ухода у меня просто не хватило бы сил. Я не мог поступить иначе.

– Ты идиот, какой же ты идиот, – в ее словах не было злости. Это было отчаяние, не понимание, паника, но точно не ненависть.

– Мы переживем это. Вместе. Ты и я. Как это было у Киплинга, мы теперь с тобой одной крови. Наташ, успокаивайся, завтра тебе нужно встать на учет в 301 кабинете, я поеду с тобой все покажу. Прости меня любимая.

№7

Сырость от непрерывного майского дождя пробирает до костей. Ноги не слушаются, заставляю себя шагать к бэтэру, машинально затягиваюсь сигаретой… В голове конструирую, перебираю и тут же отбрасываю ловушки для хитрого «матерого лиса».

Группа диверсантов накануне сбила армейский вертолет. Всех, кроме командира этой группы, удалось обезвредить. Он же — будто растворился в воздухе. По оперативным данным — он руководит всей подрывной работой в районе. Хитрый, хитрый лис…

Блок пост пестрит лицами, идет проверка документов. Мокрые головы, напряженные взгляды. Чувствую один из них на себе. Быстрый, настороженный и как-будто… знакомый. Я привык, всегда чувствую взгляды, даже на расстоянии, даже сквозь дождь. Но именно от этого — по телу бежит холодок.

Люди меняются до неузнаваемости, годы берут свое. Особенно, если не видеться с человеком… лет 20?..

К примеру, знакомитесь еще детьми с кем-то на абитуре, поступая в кадетку. На втором курсе, после встречи с героем, выпускником того же училища, вместе решаете идти в ВОКУ. И оно становится вашим домом, вашей школой жизни. И все радости и невзгоды у вас становятся общие. А потом судьба, усиленно сближавшая во время учебы, легко разбрасывает вас, молодых мужчин, по просторам необъятной Родины.

В первые годы вы можете поддерживать связь и ездить друг к другу в гости, но скорее всего со временем станете только звонить и отправлять открытки на праздники. А потом большая наша страна неожиданно распадется, и вы станете гражданами совершенно разных стран. И можете и вовсе потеряться в круговороте жизненных обстоятельств.

Поворачиваюсь к человеку, быстро опускающему взгляд. Что сейчас во мне – радость, боль или разочарование?

Дима, зачем ты здесь, почему пришел ко мне дом с оружием? Мы ведь с тобой…