Уважаемые Жители Мастерской, эксперимент №233/2 перешел на вторую стадию (Голосование). 7 котов (миниатюр) загружено в стальную камеру, 3 — уже заняли суперпозицию (внеконкурсы).
Кот либо жив, либо мертв, решать сегодня Вам. Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на Ваш взгляд, самые лучшие. Голосование длиться до воскресения 24.07.2016 до 14:00 по Москве.
ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.
Убедительная просьба: не оставлять пустые топы, комментируйте! И не забудьте уделить свое внимание внеконкурсам.
Всем участникам огромное спасибо за то, что откликнулись
________________________________________________________________________________________________
№1
***
Физик-теоретик сидел одновременно в кресле-качалке и в своём кабинете и думал об основах мироздания и лаврах, которые ему достанутся, когда великим ученым Эрвином Рудольфом Ибрагимом Берта Мария Бен… Шредингером будет открыт какой-нибудь закон бытия. Казалось, открытие уже где-то витало рядом, стоило только протянуть руку и птица счастья попадется в руки охотника за нейтронами. Но блокнот в руках был девственно чист и не запятнан надписями.
Но на пути прогресса встала суровая реальность. Реальность была представлена лаборантам и с шумом носилась по зданию с криками. Физических законов и сложных формул в этих криках была немного, в основном, термины касались биологии и немножко затрагивали жизнь и приключения одного маркиза из далекого сада.
Героем словесных экзерсисов лаборанта в переводе на человеческий был самый обычный кот. Хотя нет, разве может быть обычным тот кот, который сожрал банку реактивов и куда-то запропастился? И не так важен кот, сколько ценны и опасны для биологических объектов реактивы. Но ничего, стоит только этой хвостатой скотине попасться ему (лаборанту) в руки и вся неопределенность будет в один момент определена и интегрирована на котлеты.
Ученый-физик не был бы ученым физиком, если бы не обладал внимательностью. И от зоркого взгляда Эрвина не укрылся кот. Маленький хищник минутой ранее проскользнул незримой тенью, спрятался в коробку и теперь то ли сидел, то ли лежал ни жив, ни мертв. В состоянии глубокого раскаяния кот пытался исчезнуть в седьмое измерение.
Дверь комнаты открылась шире и впустила в кабинет уже упомянутого лаборанта.
— Сэр, вы не видели случайно кота?
Но ответом ему было только скрипение пера. Учёный творил.
№2
Неопределённость
Я, кажется, раньше был человеком.
Вода залила ноздри и я ее вдохнул. Потом открыл глаза и увидел свет, мамино пушистое брюшко и розовый сосок с молоком.
Когда я подрос и уже осмеливался перебегать дорогу, меня сбил грузовик. Помню скрип, ругань шофера, прикосновение скверно пахнущей резины. Шатаясь, я дошел до обочины и лёг в теплую пыль.
Лет в пять, будучи котом в расцвете сил, обходя свои владения я повстречал собачью свору. От испуга став огромным и страшным, я шипел, отбивался лапами, но был окружен. Клыкастая пасть сомкнулась на шее, обдав горячим дыханием. До следующего утра сидел я на ветке березы и ждал, пока бродячие собаки не уйдут своей дорогой.
Вдруг подумалось, а не умирал ли я каждый раз? А потом вот так, незаметно, переходил из жизни в жизнь? Одна жизнь, как старая кожа, мгновенно треснула, осыпалась и исчезла, а под ней точно такая же, но другая, новая, целая. Словно ничего не произошло. Жив или не жив, влачи, кот, отмеренное продолжение твоих дней.
Вот я уже старенький, бока впали и облезли, суставы ноют на погоду. Не слышу, когда меня зовут и дремлю в тепле целыми днями. Я пригрелся под солнечным лучом на крышке сундука. Глаза сомкнулись. В сон ворвался детский писклявый голос: — Бабушка-а! Тихон твой сдо-ох!
Зеленоглазая муха с потолка моими глазами посмотрела на пустой сундук, бабушку в голубом халате, девочку, перемазанную клубникой, играющую с маленьким серым котенком.
№3
***
– Что?! Ты вообще думал, когда писал заявление? Где ты и где физика?! – Лидия Васильевна чуть перевела дух и продолжила: – Не бывать этому. Забудь. Пойдёшь в социально-правовой класс.
Вот так Женьку не взяли в физмат в продвинутом лицее. Учитель физики заявила, что он «бездарь и вообще гуманитарий» и ему «не стать инженером».
– Нечего позориться, – повторил Женька, размазывая злые слёзы. – Всё, хватит! Что это я как девчонка совсем!
А он ведь так хотел стать инженером! Как отец! Рисовать дома. А, нет, проектировать. И чтобы отец мог гордиться. Ну почему его не взяли? Он же теперь никогда не постууупит…
– Жень, иди сюда! – донёсся голос из кухни. Женька только хлюпнул носом. – Же-ень!
– Ма, отстань!
Дверь открылась, на пороге показалась мать, растрёпанная и раскрасневшаяся. Когда Женька сказал, что его не взяли, она тоже расстроилась. Хотя, конечно же, и не поняла его – не её же мечты рухнули!
– Там твоя любимая передача идёт! Ну эта, с опытами.
– Не нужны мне никакие опыты, – пробурчал Женька, отвернувшись к стене. Не хватало ещё, чтобы мать увидела, что он как девчонка. – И передач у меня любимых нет. А физику я вообще ненавижу!
– А там сейчас про кота будут рассказывать. Он жив и мёртв одновременно, представляешь?
– Это как? – Женька повернулся.
–… кот обязательно должен быть либо живым, либо мёртвым, это будет аналогично и для атомного ядра…
«Так это что же получается, – подумал Женька, глядя в телевизор, – пока мы не откроем коробку, мы не узнаем, как там кот. Но ведь и я, пока не попробую сдать экзамен, не узнаю, смогу поступить или нет. Впереди ещё целых два года, и мой кот обязательно выживет!»
А спустя девять лет Женьку позвали на встречу выпускников.
– Добрый вечер, Лидия Васильевна! – сказал он, протягивая здоровенный букет красных роз своему учителю физики.
– Спасибо, Же… Евгений! – она замолчала, принимая цветы, а потом, спохватившись, добавила: – Здравствуй! Слышала, ты большим директором стал…
Женька улыбнулся.
– Я всего лишь зам генерального по строительству. И компания у нас не такая уж и крупная – только планируем на международный уровень выходить.
– Ну да…
– А, совсем забыл! Я же спасибо вам хотел сказать. Даже не знаю, кем бы я был сейчас, если б вы меня тогда взяли в класс-то. Наверное, так бы слюнтяем и остался. – Он глянул на цветы. – Всего доброго вам. – Женька уже сделал пару шагов в сторону, когда вдруг остановился и сказал: – И я всё же считаю, что кот скорее жив, чем мёртв.
– Что? Какой кот?
– Да тот самый! – Женька рассмеялся. – Шрёдингера.
№4
***
Дмитрий вошёл в церковь. Парень никогда не верил в эту чепуху: Бога, ангелов, Сатану. Он просто чтил семейные традиции. Вспоминал, как по воскресеньям ходил с родителями в церковь. И ноги чуть ли не сами вели его туда.
Купив свечку в ларьке около магазина, Дмитрий трижды перекрестился у входа в церковь и вошёл в неё. Людей там, можно сказать, и не было. Лишь один старичок стоял возле одной из новых икон с изображённым на ней… Дмитрий не знал, кто представлен на этой картине. Но, подозревая, что старик в церковных устоях разбирается, подошёл к той же иконе.
— Молодой человек, а зачем же вы сюда пришли, коль в Бога не веруете? – спросил тот.
-Дмитрий был в шоке от такого вопроса. Но, тем не менее, ответил:
— Привычка, знаете ли. Но как вы поняли, что я не верующий?
— По вам видно: шапку не сняли, а это признак неуважения, подошли с таким видом, будто вас сюда насильно загнали. А в церковь нужно приходить с верой. Или же не приходить вовсе. А то, знаете ли, в Ад можно попасть, — старик поднял указательный палец вверх и подмигнул Дмитрию.
— А я не верю в эту теорию. Мне кажется, что ни Рая, ни Ада не существует. Их придумали для манипуляции людьми. Мол, сделал плохо – покарают, сделаешь хорошо – и у тебя всё будет хорошо.
— А во что вы тогда верите?
— Я думаю, мы, живые существа, реинкарнируем, перерождаемся, то есть. И то, куда попадёт наша душа – в животное или же в растение, — зависит от наших поступков. Это не кара и не запугивание.
— А что же это тогда? – успел спросить старик, но тут в их дискуссию вмешалась противная Дмитрию девушка.
— Простите, я тут случайно услышала, о чём вы разговариваете, и я думаю так: вы оба в чём-то правы. Доктрина о перерождении, как и христианство, – чушь, основанная на страхе людей попасть в тело более низкого по развитию существа. Ведь тогда количество людей на планете не росло бы. Но и Рая с Адом нет. После смерти нет абсолютно ничего.
Завязался спор. Дмитрий больше из упрямства отстаивал теорию перерождения, старик утверждал, что Рай и Ад есть, и именно в Раю сейчас находится его покойная жена Галина. Ну, а девушка настаивала на том, что после смерти нет ничего. Но внезапно парень вспомнил про кота Шрёдингера – весьма знаменитый случай. Тогда он сказал:
— Вот мы тут с вами спорим, спорим. А ведь это бесполезно. Шансы у каждого из нас быть правым равны, ведь до тех пор, пока мы не умрём, ни за что не узнаем, что там, после смерти: Рай и Ад, новая жизнь или же просто пустота…
№5
Никто не узнает
— Как обычно? – прокричал бармен сквозь гвалт.
Макс кивнул. Отмахнулся от неприятного ощущения – словно к виску приставили дуло.
Глотнул водки со льдом, скривившись, глядел шумящий зал. Никчемные бездельники, прожигающие жизнь в поисках удовольствий все более острых, все более ярких. Чтоб им всем сдохнуть!
— Пристрелить бы, да? – раздалось насмешливо.
— Посадят, — не оборачиваясь, ответил Макс.
— А если никто не узнает?
— Что?!
— Если бы никто не узнал, убил бы одного из этих бездельников?
В шуме пьяной, обкуренной толпы голос прозвучал на удивление трезво.
Макс обернулся.
— Соцопрос, — сухо ответил незнакомец в черном костюме на незаданный вопрос.
В элитном клубе, где по ушам била музыка, в глаза резали острые лучи стеклянных шаров, он смотрелся как строгий учитель на выпускном.
Улыбнувшись одними губами, незнакомец повторил.
— Если никто не узнает, убил бы?
Все вокруг завертелось еще сильнее, от ярких красок заслезились глаза, и Макс, вспомнив, что именно сегодня один из этих богатеньких буратин лишил его работы, выдохнул: «Да».
Пустырь оглушал. Всем – холодом, тишиной, промозглой стылостью ночи.
В руках у Макса был пистолет со взведенным курком, приставленным к чужой голове.
«Никто не узнает», — прозвучало в сознании.
И Макс нажал на курок.
Ночь пропала, словно сдернули одеяло. Вокруг снова было тепло, шумно и весело.
Макс помотал головой, но никакого незнакомца рядом уже не было.
— А… Никто не подходил? – прокричал он бармену.
Тот, протирая стакан, пожал плечами.
Макс просидел до глубокой ночи, пока горе увольнения немного растаяло в алкоголе.
До машины, оставленной на стоянке, он решил сократить путь, пройдя через пустырь.
Было зябко не по сезону, мурашки пробежали по спине, и Макс заторопился. Из тумана выступила тень со словами: «Никто не узнает», холодный металл прижался к виску и грянул выстрел…
№6
***
— Мама, мы уронили игровой кубик в третье измерение!
— Как это случилось?!
— Кубик был у меня, но я забыл о нем… когда возник спор, кто из нас выигрывает. Знаю, что нам не стоило играть в Заповеднике… но, там так интересно! Ты же понимаешь… И… в этот раз мы играли с полным погружением. Вот его и утянуло через временной разлом…
— Ох, дети… Суть игры в самой игре… Вы хоть понимаете, что теперь сами оказались в кубике?
— Да, мама. Мы сразу осознали это, поэтому даже не пытались найти его. Он… Он застрял между времен.
— Тогда отложим, пока отец не проснется. Надеюсь, это станет вам уроком!
— А ты можешь его разбудить и попросить…
— И не подумаю! Он заснул в пятое измерение. К тому же, так вы ничему не научитесь. Отныне, будете наблюдать последствия вашей оплошности!
— Мам! – хором заголосили дети. – Ну, пожалуйста, не надо! Это так скучно… Без кубика – все заранее известно.
— Пока да. Только он уже проявляется через вас, и скоро вы забудете, что умеете видеть время. Вот тогда посмотрим, как у вас получится проснуться самостоятельно.
— А если мы не сможем?! – происходящее было настолько невероятно, что не укладывалось во времени и пространстве.
— Все, разговоры окончены — засыпайте в третье измерение Заповедника, и не вздумайте искать кубик изнутри! Хотя, вы и не найдете…
— Мы не будем, обещаю! Мам… ну, просто ради интереса… Как он может выглядеть «там»?
— Как любой многомерный объект, — улыбнулась мама. – Например, как библейское яблоко, ящик Пандоры или место нахождения добра и зла…
№7
Хатуль мадан
Вязко-серая пелена мороси, уныло глазеющая в окна спальни, действовала на нервы. Не вставая с кресла, Эрвин потянул шнур, и тяжёлые гардины схлопнулись, будто створки гигантской раковины. Настроение от этого не улучшилось. Из головы не выходил последний спор с Нильсом. Разругались вдрызг. Обидно. Старый друг, умница, каких поискать, а упорно отстаивает какую-то головокружительную галиматью с этими квантовыми скачками. Да ещё и утверждает, будто всё это напрямую следует из моего же уравнения. И ученики его, эта пресловутая копенгагенская школа, туда же. Хорош был бы наш мир, если бы любая частица могла одновременно быть и здесь, и там, и ещё вон там…
Грохот, а вслед за ним душераздирающий вопль, прервал его раздумья. На лестнице раздался топот, и в гостиную влетела домработница Марта со шваброй наперевес.
– Профессор, я эту тварь когда-нибудь придушу! – выпалила она ему в лицо, сжимая рукоятку швабры, словно копьё. – И можете меня после увольнять. Опять, морда котиная, всю герань сожрал, а когда я его погнала, прыгнул прямо на ведро и опрокинул всё на ваш любимый ковёр. А я ж, как назло, только пол вымыла.
Глубокий вдох. Выдох через рот, медленно. Ещё раз. И ещё. «Мои ноги расслабляются и теплеют. Мое сердце бьется ровно и спокойно. Я дышу абсолютно легко», – повторил про себя Эрвин затверженную формулу аутотренинга по Шульцу. Ещё раз не спеша выдохнул. И наконец ответил.
– Успокойтесь, голубушка, никто вас увольнять не собирается. Идите домой, отдыхайте. А с котом я сам разберусь.
Кот Больцман был любимцем жены. Аннемари души не чаяла в этом жирном негодяе. Поэтому «сам разберусь» означало, что никаких мер предпринято не будет. Но об этом Марте знать было не обязательно.
Когда за домработницей закрылась дверь, Эрвин вновь устало опустился в кресло. Яду бы этой сволочи мохнатой. Цианистого калия, чтобы издох в корчах. Или нет, пусть лучше помучается ожиданием. Посадить его в ящик, туда же колбочку с синильной кислотой, молоток, чтобы её разбить, и спусковой механизм на радиоактивном веществе. Один атом распадётся, реле сработает, молоток тюкнет – и капут мерзавцу. Отличный, кстати, эксперимент, опровергающий начисто эту копенгагенскую бредятину. Надо будет написать про это статью в Naturwissenschaften.
– Вот и будет тебе, голубчик, полный хатуль мадан, – произнёс он неожиданно для самого себя странную фразу на неизвестном ему языке, обращаясь то ли к коту, то ли к Нильсу. И, радостно улыбнувшись, профессор Эрвин Шрёдингер немедленно уснул.
ВНЕКОНКУРС
№1
Придёт не придёт
алые розы колят шипами
напоминая они для подарка
чувствам тайным финальный аккорд
и мир обретя стабильность счастьем назваться должен.
Придёт не придёт
часы не хотят делать скидки поблажки
они механизм без сердца и чувств
в них тайна отсутствует
логика прежде всего и точность
оставшаяся быть или нет
Придёт не придёт
Луна лишь свидетель как это бывало
везде и всегда и ей до сих пор
интересно что будет или не будет
как где то всегда
Придёт не придёт
его сердце с тоской вопрошает
сердце любящее
предчувствием мрачным томиться
хотя и причин вроде нет
тук-тук оно может лишь тихо в груди отзываться на мысли
а вдруг
не придет
Приду не приду
нет сомнений приду
осталось всего лишь две остановки
по рельсам заученно песня звучит тук-тук повторяя припевы на стыках
Смогу не смогу
но хочу я в райские кущи
в обилие дев где все родники
вином плещут усладу шумом своим маня
и вечная жизнь в обмен на это
так пусть все случиться
Алла акбар…
№2
Один день из жизни кота. Который находится одновременно везде и нигде. То есть, ведёт себя квантово-неопределённо, как кот Шрёдингера.
Быль.
Выловить кота с балкона, при этом уронить горшок с цветком.
Поднять горшок.
Снова выловить кота.
Закрыть кота в маленькой комнате, потому что иначе он будет всю ночь драться с кошкой.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ломает дверь.
Встать.
Выпустить кота.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ломает дверь на балкон.
Встать.
Пустить кота на балкон.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ломает дверь с балкона.
Встать.
Пустить кота с балкона.
Лечь спать.
Проснуться от звонка в дверь.
Встать.
Открыть дверь, увидеть соседей, которые говорят, а чего это вы кота мучаете, он на балконе орёт.
Объяснить соседям, что с котом всё в порядке.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот сделал лужу посреди кухни.
Встать.
Убрать лужу.
Лечь спать.
Проснуться от того, что кот навалил в кухне кучу, не скажу чего.
Убрать кучу.
Лечь спать.
Проснуться от того, что кот начал гонять кошку, шип-ор-клубок-дерущихся-тел.
Накормить кота и кошку, чтобы не дрались.
Засыпая, увидеть, как кот прогнал кошку от кормушки, сам всё сожрал.
Вспомнить, что это была последняя пачка корма, приготовленная на завтрак.
Проснуться от вони, потому что кот навалил ещё одну кучу.
Убрать кучу.
Проснуться, потому что кот ломает дверь на балкон.
Встать.
Пустить кота на балкон.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ломает дверь с балкона.
Встать.
Пустить кота с балкона.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ходит по квартире и орёт.
Закрыть дверь в комнату, чтобы не слышать кота.
Лечь спать.
Проснуться, потому что кот ломает дверь в комнату.
Пустить кота.
Проснуться от того, что кот забрался на кровать, вцепился когтями в ногу, не прикрытую одеялом.
Убрать ногу.
Проснуться от того, что кот залез на голову и начал вылизываться.
Прогнать кота.
Проснуться от того, что кот ходит возле кровати и орёт.
Взять кота на кровать.
Проснуться в семь утра от будильника.
Выбраться из-под сладко спящего кота.
Не убрать постель, потому что на ней спит кот.
Поймать на себе удивлённый взгляд кота, а куда это ты идёшь, пошли спать…
№3
Пока ты помнишь
— Дженни придет сегодня? — спросил Сид.
Мне не хотелось отвечать. Придет или нет — не его дело, но что поделать, если он и так все увидит?
— Сегодня пятница, — ответил я.
Мол, зачем задавать глупые вопросы, если знаешь, что Джен приходит ко мне каждую пятницу. Пересекает невидимую черту — словно касается тонкого волоска-паутинки, натянутого поперек кованых ворот, мягко ступает по узкой тропинке, выложенной гладкими камешками. Подходит и произносит: «Здравствуй, Тед». Неделю назад я был Тедди. А через месяц, может, стану Теодором. Но это еще ничего. Сид вообще не Сид, а Роальд. Повезло с именем и с женой-мифологом. Спустя полгода от его ухода она начала видеть в муже того самого, мифического или не очень героя. С тех пор он время от времени покрывается доспехами, как больной — коростой, и поминает каких-то мавров. А все из-за того что один портрет Сида — вылитый Роальд.
Но лучше когда он Сид – не желает мне того же, что досталось ему.
— Может и не прийти, — подала голос Марша.
Марсия Смит вообще-то, поэтесса. Фамилия «Смит» и такое имя, как Марсия друг другу совсем не подходят. Пришлось ей в свое время изобрести громкий псевдоним. Он ее и погубил. Одному фанатику не понравилось, что поэтесса стала зваться как извесный рок-идол, и он выразил свое возмущение весьма радикально. Как по мне, так Марсия Осборн тоже не очень-то красиво звучит.
— Может и не придет, — согласился я.
Нет, Дженни хорошая. И у нее до сих пор правильные мысли обо мне. Неизменяющие.
— Интересно кто первым придумал, что ушедших надо помнить? — спросила Марш. — И зачем.
— Ну как, — начал рассуждать, чтоб не думать о Дженни, я. — Это своего рода долг тех, кто остается. Им так легче.
— Выходит, что они делают это ради себя, а не ради нас. Тогда не удивительно, что такой результат, — фыркнула она.
— Каждый подумает, глядя на Сида:
Честному сердцу больнее обида! –
взвыл Роальд, процитировав невесть кого.
Мы с Маршей долго угрюмо молчали. Потом она предложила:
— Хочешь, почитаю стихи?
— Почитай, — ответил я, чтобы ее порадовать.
У нас не много радости, и отнимать ее у кого-то — глупо. Я даже Роальду не запрещу радоваться, когда однажды он заметит – я тоже делаюсь мифом. Марша уже миф, но говорит — ей на пользу пошло. Стала лучше писать. Странное дело. Ее нет, а ее стихи есть. Но, кажется, я прослушал начало.
— Когда-нибудь, но не сейчас,
Рассудит время их и нас.
И что поделать, если есть
Простое «там», кривое «здесь»?
Когда ушел, то раз — и нет.
И там забыт и здесь допет,
Когда не миф и не святой –
Ты стал обычной пустотой…
Вот за что люблю ее стихи — всегда к месту. И спасибо ее отцу, который помнит дочь, как прекрасного поэта — за то, что она все больше становится им.
— Да, это… — начал Сид и вдруг сорвался: — Дайте мне меч! Подлые предатели!
Слыша такое, я каждый раз горько усмехаюсь. Та драка, что стала для него концом, на самом деле ничего не закончила.
И вдруг он затих. А, понятно. Шаги. Дженни. В присутствии посетителей мы всегда успокаиваемся.
Она сегодня такая красивая. Длинная юбка и волосы заколоты как-то по-особому. И цветы Дженни положила на мою плиту особенно изящно, маленький букет нарциссов – как раз туда, где одно имя и две даты. Цветы хорошо прячут то, что не хочешь видеть.
— Знаешь, я…
И раньше, чем она договорила, слова начали превращаться в изменения. Всего лишь внешние – волосы сделались немного светлее, а глаза – синее. Как в зеркале, я видел все это в глазах смотрящего на меня Роальда-Сида. И безмолвно спрашивал – ну, что же ты не радуешься? Ведь это начало настоящего конца. Дженни перестает помнить меня реального и начинает выдумывать. Живые слишком живы, чтобы помнить ушедших без фантазий. Не менять их. Не делать… лучше, да. Красивее. Талантливее. И при этому – чужими, даже самим себе. Может, такими нас легче забыть, чтобы жить дальше. Только забывать надо сразу.
— Попроси ее, — тихо шепнула Марша.
Я молчал, прислушиваясь к тому, как Дженни рассказывает о себе. Что встретила «старого друга». Так вот в чем причина… Ей уже не до меня и хочется скорее забыть… «Да это всего лишь простуда!» — и все остальное, долгие дни в больнице, надежды, осложнения, потеря надежды и борьба за то, чтобы обрести новую – это должно уйти. И я.
Поэтому я не дослушал Дженни, а в самом деле попросил:
«Забудь меня. Слышишь? Забудь. Меня нет — и я есть. Все сразу. Я вишу в серой пустоте – помнится, кто-то из вернувшихся из комы описывал так ад — и жду тебя или окончательного ухода. Но пока ты помнишь, он невозможен. А ты уже начала не помнить, а выдумывать меня. Через год или два я стану таким, как ты придумала. И тогда… здесь, у нас, говорят, что таких не берут даже в ад. Никому не нужны чужие фантазии, нигде им нет места. Понимаешь?»
Она не понимала, потому что не слышала. Но мои слова все же останутся с ней — как запах или вкус на корне языка, как смутная тревога. И позже, может быть, во сне, она прочтет их или услышит мой голос.
Дженни и сейчас что-то почувствовала, прервала рассказ, постояла еще немного и пошла по тропинке к воротам. Придет ли снова и когда? Я этого и хотел, и нет – тоже одновременно.
— Думаешь, получится? — спросил Сид.
Услышав его голос, полный отчаяния, я понял, почему он не радовался моим изменениям, которых так ждал. Там или здесь — нам обязательно нужно верить, что хоть у кого-то все будет хорошо. Ведь будет же?
Но на этот вопрос я тоже не стал отвечать.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.