Битвы на Салфетках № 221: Продолжение

Уважаемые жители Мастерской!

Продолжается 221-й тур Салфеток.

Напоминаю, темой этого тура была цитата из трагедии У. Шекспира «Отелло»

Она его за муки полюбила,

А он её — за состраданье к ним

в рамках уже известного вам цикла тем Игры в классиков.

И вашему вниманию представляется 8 замечательных конкурсных миниатюр.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 лучшие, на ваш взгляд.

Голосование продлится до воскресенья, 06.03. 2016 г., до 20:00 по Москве.

Голосуют все желающие, участники тура голосуют обязательно.

По результатам голосования объявляется победитель, он же — ведущий следующего конкурса.

1

Виолетте…

Я путешествовал долго ото сна ко сну, пока не встретил тебя.

Но мне и сейчас не понять простоту, с которой ты смотришь из своих окон на безумную толпу, так ненавистную мне. И откуда такая Любовь к убивающему и рушащему Вечное, глупцу, который живет только собой? Только ты способна на подобную Любовь. Каждый твой поступок, каким бы бездушным и зловещим он не казался, переполнен Любви. Такая сила… так незаметно и искусно спрятана под нежной, хрупкой оболочкой таинственности, что порой мне кажется: Бог есть только в тебе. Прости, и я знаю – ты простишь меня: все зло, что я причинил и еще причиню тебе – все из-за страха пред тобой.

Ветер донес до меня слух о твоей красоте, я не верил слухам – я пошел за тысячи миль, чтобы высказать свое презрение и доказать свое превосходство, и я покорился твоей красоте. А потом я убил тебя, но ты вернулась снова, и снова я упал перед тобой на колени. Тогда я убил себя, но за голыми стенами оказался один и долго искал, пока не понял, что искал, — и вот я вновь у твоих ног. А потом я стал убивать всех, но ты живее, чем все, так как ты изначальна. И тут я совсем потерял голову: я стал издеваться над единственным, что мне под силу – над твоими слабостями, показывая самую главную свою слабость.

Ты такая разная, такая бесконечная, что я готов сделать все, ради твоего счастья и все, лишь бы ты была ниже меня, откуда мне знать, что Бог создал тебя первой, потому что Бог был тобой, ведь писать научился первым я, а хвалиться было моим любимым делом. А ты можешь все: молодеть и казаться старше, плакать с улыбкой на губах, с искоркой хитрости в глубине Медовых глаз… И даже когда я буду иметь все, что видят глаза и чует сердце, ты будешь иметь больше.

2

Наговорённая водица

Вздумалось как-то Марье-царевне во зелёном саду погулять. Вдруг перед нею, откуда ни возьмись, будто из-под земли вырос карлик, уродливый да горбатый. И плачет слезами горючими: «Не гони меня, Марья-царевна, не таков я вовсе. Королевич я заморский. А в карлика меня превратил колдун злобный да завистливый».

Пожалела его Марья-царевна, приголубила. Да и сама не заметила, как из жалости да полюбила его крепко-накрепко. Стала она каждый день в зелен сад приходить, чтоб карлика повидать.

А карлик-то день ото дня всё капризнее делался. Всё ему не так, не эдак. Стал Марью-царевну словом грубым обижать да ручонки свои скрюченные распускать. Да прощает ему всё Марья, жалеет. «Оттого он и злой, что заколдован. Коль его снова принцем оборотить – тотчас же добрым станет».

Так и прошли горькие месяцы, покуда не прослышала Марья-царевна, что в стольный град кудесник приехал, молва о нём идёт, что любое тёмное колдовство снимет.

Марья-царевна к нему: «Спаси, батюшка кудесник, расколдуй милого моего. Всё, что пожелаешь, за это отдам».

Выслушал её кудесник и говорит: «Так и быть, Марья-царевна, помогу я твоей беде. Дам-ка я тебе водицу наговорённую. Сперва окати ею милого своего, да каплю себе оставь, чтобы после самой выпить. Возьмёшь – и тотчас же душу его увидишь. Да смотри: не сделаешь последнего – быть беде».

Обрадовалась Марья-царевна, взяла водицу наговорённую – и в сад зелен. Карлик, увидев её, осерчал: «Где ты пропадала так долго? Чай, всё с царевичами да королевичами беседы вела, а про меня и вовсе думать забыла!»

Ни слова не сказала ему в ответ Марья – лишь водицей его окатила. Тотчас же заместо карлика уродливого предстал перед нею добрый молодец – красавец писаный.

Как увидала его Марья, голову от счастия потеряла. Едва не забыла про водицу, что осталася. Да вовремя вспомнила, как кудесник предостерегал.

Лишь только хлебнула водицы наговорённой – на милого своего взглянула. Глядь – а красавца-то и след простыл, заместо него карлик стоит. Да таков, что прежний в сравнении с ним прекрасным королевичем покажется

3

— Ну вот что ты в нем нашла? Худой, больной и в кармане шиш! Вот кто он? Я — заведующий хирургическим отделением, ты — старшая медсестра, а он кто? — мужчина вопросительно ткнул пальцем в потолок

— Не знаю, — плаксивым голосом ответила девушка, обладающая невзрачной внешностью и пышными формами. — Мне его жалко, он такой весь печальный, у него так все болит.

— Ну, положим не все. Три пореза всего: рука, нога и жо… левая ягодица. Это же надо было так под газонокосилку подсунуться!

— Он говорит, что заснул, уставший был, — девушка всхлипнула и вытерла нос платком.

— Пьяный он был, — высоким голосом вскрикнул мужчина, — и этот факт подтвердил анализ на алкоголь.

— Мне все равно его жалко, — девушка опять начала всхлипывать.

— Ну, хорошо! Тебе его жалко, от жалости до любви один шаг. Но, что он-то в тебе нашел. Ни рожи, ни ко… фигуры!

— Папа! — девушка разрыдалась в три ручья.

Мужчина подошел к девушке и приобнял её.

— Я тебя очень люблю доча, но это факт!

Он призадумался…

— Впрочем, почему нет! Ты добрая, искренняя, заботливая, готовишь хорошо, да еще и жалостливая… Вот он на тебя и клюнул. Правильно, где он еще такую дуру найдет?

— Ну, папа, перестань, я же люблю его!

— А он тебя?

— Любит, любит, еще как любит, — самоуверенно затараторила девушка.

— Что, уже сделал предложение? Где он? — гневно сверкнул очами заведующий хирургическим отделением.

— За дверью стоит, ждет, когда ты успокоишься и я его позову.

Измерив дочь смягчившимся взглядом, он вдруг спросил:

— Профессия сего наглеца?

— Художник он.

— Значит с красками на ты. Вот, что! У нас скоро ремонт в правом крыле будет, выкрасит все, как положено, получит твою руку! Согласен? — громогласный вопрос прозвучал в сторону двери.

Дверь распахнулась, ввалился длинный худой тип с печальной улыбкой на лице.

— Согласен, Артемий Иванович, я вам такую галерею устрою!

— Галерею не надо. Стены в белый цвет, панели в голубой, окна и двери в салатовый. Все понял?

— Так точно!

— Иди, найдешь сестру-хозяйку, получишь инвентарь.

Молодой человек и девушка обнялись и поцеловались.

— Да и ещё, — доктор многозначительно погрозил пальцем, — совет вам да любовь, — и улыбнулся.

4

Февраль в морозном одиночестве выводил метелью стихи на снегу, а Весна согревала их своим взглядом. От ее тепла витиеватые узоры чуть плавились, покрывались прозрачной глазурью и застывали. Весна видела в них его слезы, видела его радости. Февраль был ее открытой книгой, а она была его внимательным читателем. В попытке быть к нему ближе она шептала:

— Почему ты так холоден со мной? Обними меня.

— Ты же знаешь, что я скоро уйду. Уйду и не смогу тебя больше видеть. Не хочу делать тебе больно.

— Послушай, я уже большая девочка и реально смотрю на вещи. Мне очень хорошо с тобой, и пусть это будет хоть один раз, прошу…

Он отвел глаза: “Черт возьми, как же она хороша. Он не может, не должен так поступать с ней”, но сердце уже толчками гнало раскаленную кровь по венам, заставляя забыть все, что должен:

— Хорошо, пусть это случится.

— Я приду к тебе сегодня.

Мир словно замер на недолгие мгновения, когда Весна согревала Февраль своим дыханием, а он все сильнее прижимался к ней. Она обвивала нежными руками его шею, чувствуя под пальцами холод льда. Горячими губами целовала его грудь, слыша завывание студеного ветра в ней. Обжигаясь о ее горящие страстью глаза, он пытался наполнить пламенем Весны свою пустоту, но не мог этого сделать.

Февраль уходил, оставляя мокрые следы от растаявших льдинок, запах холода и чувство одиночества. Весна смотрела, как он уходит, и улыбалась сквозь слезы:

— Глупый, глупый мальчишка. Ведь я могла сделать тебя счастливым.

5

Стокгольмский синдром

Боль переполняла каждую клеточку её тела. Адская боль. Она не чувствовала земли под ногами, не чувствовала и ног. Всё, что было — боль. Её тело больше всего напоминало открытую рану, которую щедро присыпали солью. Она закричала. Из пересохшего горла вырвался только едва различимый хрип. Попыталась открыть глаза и с ужасом поняла, что не может этого сделать. Что-то мешало. Как будто веки были склеены или… сшиты! Девушка снова закричала. Теперь уже от бессилия и ненависти к тому, кто сотворил это. Она начала раскачиваться из стороны в сторону в надежде натолкнуться на твёрдую поверхность, чтобы хоть как-то определить размеры своей темницы, но её ждал провал — как бы сильно она не раскачивалась, дотянуться до земли или ближайшей стены не могла.

Неожиданно где-то в комнате хлопнула дверь, послышались осторожные шаги по каменному полу. Шаги приближались. Наконец, человек остановился и положил руку ей на плечо. «Успокойся, я не причиню тебе зла. Боже! Кто это с тобой сделал?! Потерпи немного, я сейчас».

Человек ушёл. Она снова осталась одна. Через некоторое время он вернулся, она почувствовала сталь клинка на своей щеке и дёрнулась всем телом.

«Тише, тише. Ты же не хочешь, чтобы я ненароком выколол тебе глаза? Вот, так-то лучше...»

Как только суровая нить была выдернута из век и первые лучи рассеянного света карманного фонаря попали в глаза жертвы, она, словно дикая кошка, бросилась на своего спасителя и вцепилась ему в горло.

Где-то наверху снова послышались шаги. В проёме двери показался силуэт мужчины.

Утерев тыльной стороной ладони окровавленные губы, она спросила: «Я всё правильно сделала, любимый?».

Он кивнул и закрыл за собой дверь.

6

«Поражаюсь упорству этого парня. Он переехал сюда пару месяцев назад, в этот не благоустроенный район на окраине. О чем думал? Каждый день теперь вынужден проявлять чудеса героизма, что бы выжить. Лифт в нашем доме старый, постоянно ломается, а ему надо подниматься на второй этаж. Он старается не просить помощи, опирается на свои сильные руки, но я вижу как ему тяжело. Почтовые ящики покорёженные, дверцу надо долго дергать, что бы открыть и достать квитанцию, как он справляется? Это же немыслимо, полчаса добираться до магазина по неровному тротуару, чтобы купить хлеба или пакет молока. Я встречаю его иногда там, но никогда не видела, чтобы он купил себе что-то сладкое, торт например или конфеты. Живет, наверное, скромно, экономит. При встрече мы здороваемся и он всегда улыбается, а глаза – счастливые, как будто в его жизни не бывает трудностей. Нет хамства в очередях, насмешек или желания людей обидеть тебя просто так. Может, это обходит его стороной или старается не замечать? Я всегда оборачиваюсь и наблюдаю, как, терпеливо извиняясь, пробирается между людьми, они не всегда уступают дорогу. Ноги у него болят, сильно. Видела однажды, как бегущий ребенок нечаянно задел его по колену. Лицо у него просто побелело, стиснул зубы и закрыл глаза, но не проронил ни слова упрека. Увидев мой взгляд, лишь сказал: «Бывает, пройдет…» Не понимаю, что дает ему силы быть таким терпеливым?» — размышляла я, стоя на ступеньках магазина и наблюдая как ветер срывает листья. Сегодня плохая погода, идет дождь. Он выехал из дверей магазина, поздоровался и не спеша направился домой. Колесо коляски попало в выбоину и у него не получалось въехать на край тротуара. Дождь капал на его коротко подстриженные волосы и светлую рубаху, оставляя мокрые следы. Люди, торопясь укрыться от непогоды, задевали его. Не выдержав, я подошла, раскрыла над ним зонт и спросила, пристально посмотрев ему в глаза:

— Можно провожу тебя?

Очень хотелось понять, какой у него характер, что думает о жизни…

Он посмотрел на меня снизу вверх серыми, смеющимися глазами и улыбнулся.

— Ты не стесняешься идти рядом с человеком, сидящем в инвалидной коляске?

— Нет, — честно ответила я, — ты мне нравишься.

— Знаешь, я давно хотел подойти и познакомиться с тобой, но не решался, думал, что тебе будет неприятно.

— Почему? – спросила я, чувствуя, что рядом с ним мне становится спокойно и легко.

— Девушки редко обращают внимание на таких как я, – ответил он, — боятся трудностей.

— Меня Аллой зовут. Давай помогу…

7

Сизиф напрягся, тело вздулось буграми мышц и на висках проступили вены. Наконец, огромный валун сдвинулся с места и, чуть скатившись вперед, надежно зафиксировался в ямке на вершине холма. Ноги не держали, но это сейчас было для него неважно – со счастливой улыбкой он повалился в мягкую траву и потерял сознание.

Меропа опустилась на колени, приложила ухо к его груди, и тотчас слезы страдания сменились выражением бескрайней радости – он был жив и дышал. Прижавшись к Сизифу всем телом, она покрыла его лицо страстными поцелуями, но опомнившись, вскочила и побежала за целебными настойками и зельями, чтобы скорее привести в чувство. Все было уже заготовлено заранее и находилось неподалеку — в ларце, около двуспального ложа, расстеленного прямо на земле.

Меропа заботливо напоила Сизифа настойкой и принялась протирать его окровавленные руки полотенцем, смоченным зельями. Кровь быстро остановилась, и вскоре Сизиф открыл глаза.

— Любимая! – прошептал он, притянул Меропу к себе, и поцеловал в губы.

— Дорогой, сможешь дойти до ложа? – голос девушки дрожал от возбуждения, а глаза сияли, как два солнца.

Они занимались любовью, пили молодое вино, радостно смеялись, а потом все повторялось снова и снова. Под утро, в полном изнеможении, влюбленные заснули, но лишь на несколько часов – их разбудили первые лучи восходящего солнца. Нежно обнявшись, они встречали восход.

— А помнишь, как все начиналось? – мечтательно прошептала Меропа. – Ты тогда еле-еле смог донести какой-то жалкий двухпудовый булыжник.

— Не надо, — Сизиф смутился. – Мне от этих воспоминаний становится стыдно и неудобно.

— Ну, ты что? Любые великие деяния начинаются с первого шага, — Меропа погладила Сизифа по мускулистой спине, и ее тело вновь затрепетало от желания. – Пусть стыдятся те, кто как ленивые мыши, не ведают настоящей любви! Ты каждый раз рискуешь жизнью и твои мучения на грани возможностей – чтобы доказать и проявить силу своих чувств ко мне. Я беспредельно страдаю, видя это, и знаю, что не смогу жить, если с тобой что-то случиться. И когда у тебя все получается, я становлюсь самой счастливой женщиной на свете, любимый. Наши чувства искренние, мы готовы пожертвовать всем ради нашей любви – разве это не высшее наслаждение, доступное лишь избранным?

— О да, любовь всей моей жизни!

— Твое тело быстро набирает силу. Еще несколько месяцев, и придется обращаться к каменотесам, чтобы они изготовили валун, достойный твоей мощи.

— Я знаю, — улыбнулся Сизиф. – У истинной любви не бывает границ.

8

Невин и княжна Ольга

Эта история не начиналась и не заканчивалась: она просто есть, и я вам её расскажу. Было дело, значится, в далёком 1872 г. Место было тихое, можно сказать, гиблое. Эта была небольшая русская деревушка, стоящая своими избами вблизи реки Вятка. Время летнее, ближе к осени, так что урожай нужно было уже убирать.

Невин, наш герой, сидел за письменным столом и сочинял приказы молодому приказчику, но мысли о княжне Ольге не давали ему сосредоточиться. Вот он уже составил список: забор за амбаром починить, пшеницу убирать целую неделю, Игнату выдать деньги на врача и вырвать ему зуб, косы наточить и многое, многое ещё. После того, как закончил, он крикнул через дверь своего кабинет:

— Марья, позвать приказчика!

Крикнул и откинулся на спинке своего стула, расслабился. « Ольга: как она прекрасна в своём новом бальном платье». Он думал, что: « Хоть балов дать в деревне не могли, но она который раз одевала это платье для его». После чего она играла ему на фортепьяно то вальс, то Моцарта. Иногда она ему ещё и пела, но это бывало редко. «О как она чудно поёт!»

Деревня, где отдыхала княжна Ольга, была не далеко от села, кое принадлежало Невину. Ему даже казалось, что Ольга приезжает для него… Невин любил сельскую жизнь, и сам он в столице бывал редко, только по неотложным делам и ещё для того, чтобы застать Ольгу на каком-либо балу.

Но, несмотря на их симпатию, двое не могли быть вместе, так как она любила столичную жизнь, а он любил свою деревню и крестьян, живших в ней.

Тут прибыл приказчик и прервал его размышления:

— Ваше благородие, чего изволите?

— Это приказы, распорядись их выполнить, — сказал властно Невин.

И когда приказчик уже переступил порог, продолжил:

— И вот ещё распорядитесь подать экипаж. Я еду в Рождественское.

— Сию минутку, — ответил приказчик и ушёл.

Невин одел парадный камзол и вышел во двор. Экипаж уже был подан, и он отправился. Всю дорогу Невин вспоминал четыре года встречь с княжной Ольгой и силился сказать только три слова. Те которые не мог произнести на протяжении долгого времени. Это были слова: «Стань моей женой». Экипаж уже подъехал к парадному входу дома княжны Ольги. Невин, делая каждый шаг с большим трудом, обливаясь холодным потом, входит на заветное крыльцо. У входа в бальном платье его встречает Ольга. Невин быстро произносит эти слова:

— Стань моей женой.

— Я согласна, — говорит Ольга и, побледнев, чуть не падает в обморок, но подхваченная Невиным и сжатая в крепких его объятьях прижимается к его груди.

— Жить будем по полгода в деревне и в городе, — говорит она тихим шёпотом.