Битвы на салфетках № 236. Голосование

Высшая школа

— Мальвина, — произнес Артемон. – Зачем звала?

Мальвина вздохнула горестно, поднесла пальцы к губам. Одинокая и очень печальная слезинка показательно выкатилась из-под длинных ресниц.

— Кто обидел тебя? Кого пор-р-рвать?

— Ах, меня никто не обидел, мой дорогой. Если у меня есть столь преданные друзья, как ты… — всхлипнула она покрасневшим, но от этого еще более очаровательным носиком. – С тех пор, как мы избавились от этого ужасающего тирана Карабаса-Барабаса… Мне приходится самой заниматься и бумагами, и… всем! Чтобы нашим актерам жилось в достатке, я просто разрываюсь от забот! — голос из грустного стал возмущенным. — А тут еще!.. — махнула она рукой в окно.

«Лиса Алиса обещает, а кот Базилио делает!» — гласила афиша нового театра. Чего стоило одно название!

— Это низкопробное действо, основанное на оголенности героев. Оголенности, Артемон, не только в переносном смысле! Наши сборы падают! Скоро актеры начнут голодать…

Мальвин отвернулась, не в силах сдержаться.

— Только ты и Пьерро и остались из моих верных друзей. Как жаль, что Буратино покинул нас!

В чем-то Карабас-Барабас был просто незаменим. Жаль, что этот неплохой управленец и гениальный педагог воспринимал Мальвину лишь как глупую куклу. А Буратино хватило лишь на то, чтобы прибрать к рукам театр. Но потом! Одна эта его идея о бесплатных представлениях! Пришлось разыграть трагедию о том, что между Мальвиной и Пьерро не может быть третьего…

Хорошо, хоть его славы освободителя хватило надолго. Но теперь!

— Говор-р-ри, Мальвина! Что мне сделать?! – прорычал Артемон.

— Ах, ничего! – досадливо махнула рукой Мальвина. – Ничего делать не нужно. Все случится само, нас вот-вот закроют, я пойду-у-у… не знаю куда. Всеми брошенная и позабытая. Может, возьмут в поломойки…

— Я взор-р-рву этот театр!

— Лучше было бы сжечь, — деловито посоветовала Мальвина. — Ночью. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал!

Школа Карабаса-Барабаса была гениальной, и не могла пройти бесследно. Мальвина поцеловала щеку Артемона и позвала Пьерро.

Ей конкуренты не нужны совсем. А вот железное алиби этой ночью нужно.

— Сегодня мы начнем знакомиться и завоевывать сердце первой красавицы — Вероники.

Начал свою речь Вадик, симпатичный юноша с живыми и умными глазами. Его собеседник, Коля, застенчиво смотрел в пол и отчаянно краснел ушами. Уши были хорошие, в пол-лица и если и проигрывали Чебурашкиным, то совсем немного.

— Что для этого нужно? — продолжал между тем Вадим, стараясь не замечать некоторой неуверенности сокурсника, — Напор, мужественность и тонкая интрига.

— Интрига? — захлопал глазами Коля.

— Да не бойся ты, всё будет чинно-благородно. Главное — вера, то есть, нужно поверить в меня и выполнять беспрекословно все указания. Воспользуемся старой доброй схемой, условно назовем её “Благородный рыцарь”. На прекрасную даму в подворотне нападают хулиганы, а ты её доблестно защищаешь. Вариант классический, но от того не менее эффективный. Хулиганов я тебе обеспечу, подворотню организую, тебе остается только устроить мужественный профиль.

Детали плана были расписаны и подходящая речь была составлена на бумажке для заучивания.

На следующий день, когда зеркало уже начало подумывать об отказе в отражении всех тех героических гримас, которые Николай строил, раздался звонок.

— Быстро дуй на угол Вишневой улицы.

Влюбленный то взмывал к небесам, поднимаемый мечтаниями, то стелился ужом, прибитый возможностью неудачи.

А между тем, события понемногу разворачивались. Дорогу девушке перегородили двое незнакомцев неприятной наружности и изложили предстоящий план на вечер. Появившийся из ниоткуда Коля в этот план совершенно не входил.

— А ну пошли отсюда, — тонким фальцетом взвизгнул юноша, начисто забыв текст речи.

— Гы-ы-ы, ты откуда взялся, рахит? — тоже совсем не по инструкции ответил один из двойки.

Внезапная догадка проскользнула в голове Николая: “Это по-настоящему!!!”, вместе с догадкой прилетел короткий крюк. Удар в нос подтвердил неутешительные предположения.

Внезапное шипение перцового баллончика прошло мимо сознания неудачливого защитника. А на глазах нападавшихвнезапно выступили слезы раскаяния и осознания своей ошибки.

Вероника проводила взглядом бегущих от позора и присела к страдающему от боли и понимания, что всё пошло не так, Коле.

— Сильно попало? — задала вопрос девушка.

— Терпимо, — гундосо ответил Николай.

— Пошли я тебя в медпункт отведу, — сказала Вероника, помогая подняться и заботливо беря его под руку.

А со стороны балкона Вадим довольно улыбнулся и сказал себе под нос:

— Ну вот, а ты не верил в тонкую интригу.

Кукольный мир

Мы вот так живём-живём… Утром рано встаём, идём на работу. Там, на работе, полный завал. Валерий, да и остальные подчинённые, все в отпуск поуходили, как узнали, что надо годовой отчёт писать. Осталась одна Анька — та ещё стерва. Подружка начальника. Ничего не делает и не боится, что её уволят. Пришла как-то новая сотрудница на работу — хорошая молодая девчонка, только выучилась. Я прошу:

— Анька, покажи да расскажи новенькой, как что делать.

— А мне за это что, деньги заплатят? — отвечает бестия наглым тоном.

— Да как ты не понимаешь? Да она ж твою работу делать будет!

— Я сама всего в жизни добивалась, чего это я должна кому-то помогать. Все такие бестолковые! — фыркает и идет пудриться к себе.

Совсем страх потеряла. И уволить нельзя — начальник сверху тебя же потом прихлопнет. Приходится терпеть. А новенькая потерпела её и ушла себе на другую работу, не выдержав этого мозгогрыза.

Программу новую у нас ввели — модернизация жизни предприятия. Повводили терминологию какую-то не нужную, а людей надо заставлять учить.

— «Это» значит «это»! Понятно? — объясняю я на собрании. — Вася, что значит этот термин?

— Эм… Василь Палыч… Да отпустите уже меня! Мне работать надо. Не забивайте ж нам голову. Нам что, делать больше нечего? Мы и так пахаем, как рабы на галерах… — отвечает.

Да и сам думаешь — у них же тоже мясорубка. Работают и работают, а им, простым людям, ещё чем-то голову забивать!.. Простые же люди! Нужны им те дурацкие термины?

И зачем мы всё это делаем? Кто нами управляет? Почему так, а не по другому? От чего так плохо? Власть вороватая — какую себе выбрали! И каждые пять лет всё сначала повторяется. Один ушёл, второй похлеще пришёл. И всё одинаково. И ничего не добьёшься, всё тщетно и бессмысленно! Смыслов нам в жизни, что ли, не хватает… А как хочется, чтобы всё было не так, чтоб изменилось! Чтобы враз появился смысл!.. Но это, наверное, невозможно. Все мы как чьих-то рук марионетки. Шевелимся, двигаем ручками, добровольно играем спектакль, а награду-то всё равно получит кукловод… Да что там президент! Может будет и толковый, да эти геополитики его добротно прижмут, да страну в такое положение поставят, что останется только президенту выполнять чужие указания. И он тоже кукла…

Вот приду я домой уставший, как лось. Поем, попью и спать. Завтра опять на работу. Буду продолжать играть свою роль. Зачем? А кто его знает…

Бесконечно огромный пункт управления гудел голосами:

— Эй, парни! Кто курил за пультом? Вель, убавь радио!

— Хромой, Хромо-о-ой! Чья сегодня смена после нас? Кто убирать придет?

— Работайте, черти. Поставили в графике сутки через трое, остальное не ваше дело.

— Димон, когда, блин, механика пришлют? Где мой список беспилотников?

— Пока, ребята, я домой! Сегодня семь сотен вел по разнарядке и инфу снимал!

— Э! Стой, Серафим! Братан, бра-ата-ан! Ты тут сутки сидел? Кто убирать придет? Не Нютка?

— Да что б их! Мне опять вслепую вести. Глянь, Димон, Индия, блин! Тут даже не точечно, а тонировка корпуса! Глазок дверной себе замазывай. Вечно сканер залепят и чудят, сплошной автопилот. А потом в штопор уходят.

— Не стони, Аза. Лет через десять в беспилотниках нужда отпадет. Инфой о Земле хранилища уже забиты.

— Не, ну Вель, что ж я теперь, работы лишаться должен?

— Саныч, вечно ты панику разводишь. Поставят на другой участок. Переезд оплатят – первый раз что ли?

— Так сколько денег вложено! И куда технику теперь? Сожгут или на атомы распылят?

— Коллеги! У кого в квадрате А-988 сегодня трагедия намечена?

Рогатый ткнул в список:

— Это мой беспилотник. Сейчас буду на позицию выводить.

Под рукой на пульте загорелся зеленым светом многозначный номер.

— Надо же! «Маремьянович»! Редкое название. Так, что там у тебя за дневная инфа? Дом, работа. Сегодня еще в Ивантеевку поедешь. Безопасное извлечение… Давай, пробуждайся, родимый! Пора выходить на задание!

***

Петр Маремьянович открыл глаза, с кряхтением повернулся и взглянул на экран мобильного телефона. Его внезапно охватило тревожное предчувствие. Он сел, потряс пустой спросонья головой и решил, что обязательно вечером навестит давно не звонившую мать.

Нами управляют желания и пороки. Не верите? Подумайте сами.

Если вы что-то хотите, то идете к этому, несмотря ни на что. Мир суживается до желанного предмета и способов его получения в собственность. Нет, иногда вы спрашиваете друзей, знакомых и родственников. Типа, я хочу, а ты как думаешь, надо мне это? Получаете ответы. Пространные и не очень. Но, все равно желание доминирует над разумом. Девиз – я хочу! – становится основой действий в тех, или иных жизненных ситуациях. И вы готовы посвятить этому все свое время. Становитесь раздражительны и невыносимы. Окружающие начинают вас нервировать, ведь они не понимают, что желанный предмет вам просто необходим, а для чего, порой вы и сами не знаете.

Просто, потому что он есть. И он есть у других, а у вас нет.

И тот, кто умней начинает вами управлять. Манипулировать. Выстраивать ваши действия, убеждая, что вы получите предмет желания, если сделаете то, или другое.

И да, вы соглашаетесь. И делаете.

А порой вам навязывают желание, исходя из ваших пороков. Это высшая степень манипуляции. Поскольку вы получаете то, чего тайно желаете. Но, об этом не знает никто. Тщательно скрываемый предмет обретает ореол таинственности, и даже мистики. Вас иногда просто разрывает рассказать о нем, но вы упорно молчите. Ведь тогда пропадет тайна, она станет доступна. Вам позавидуют минут пять, по восторгаются и забудут.

Есть одна очень хорошая фраза, вернее вопрос, который иногда необходимо задавать самому себе – а зачем тебе это надо? Нет, не так. Жестче. А на хрена тебе это надо?!

И если довольно часто задавать его, и главное, находить ответ, то степень манипуляции вами уменьшится до бесконечности.

Оглянитесь. Посмотрите вокруг себя. Загляните внутрь себя. Попробуйте сделать то, что не нравится манипуляторам. Просто, задайте себе вопрос.

Все переплетено, мир веретено; — Бледный худощавый юноша лежал на мягкой тахте, его рыжие волосы горели в полумраке комнаты. — которое прядут мойры нитями жизни. То эти нити опутывают твои руки и тянут вверх, то затягиваются петлей на шее и на самое дно. Все мои желания, мечты — тлен, все предрешено нитями судьбы.

Сбоку от юноши сидел человек постарше, он смотрел на него теплыми мудрыми глазами.

— И как давно вы видите эти… нити.

— Все началось довольно давно, еще, наверное, в детстве. Я любил слушать панк-рок. Меня захватила идея свободы, анархии. Ходил с друзьями на всякие акции, митинги. Чуть позже разочаровался в этом движении. Можно скинуть с себя оковы государства, но что делать с оковами в голове? В мире было миллион революций, но ни одной в головах толпы. Каждый раз, разбивая тюремные стены, человечество строило себе новые. Я начал изучать различные философские направления, пытался найти свободу для своего сознания. Больше всего в этом плане мне помог даосизм. Это был лишь шаг к свободе. Вскоре я начал чувствовать, что мои эмоции меня ограничивают. Они руководили мной, это было неприемлемо. Я начал принимать глицин и адаптол. Подавлял свои эмоции препаратами. Они помогли, но вскоре я начал замечать… Как я раньше не замечал? Весь мир оплетен нитями! Птицы, животные, люди — марионетки! Все события предрешены! Пока ты жив, ты не свободен! Я решил обрезать свои нити.

Запись из дневника доктора Джеймса Роджерса.

22 июня 1960 года.

Пациент Кевин Трэнс страдает от тяжелого случая аффективного психоза. Убежден, что весь мир окутан невидимыми для других нитями. Пытался покончить жизнь самоубийством. Я усугубил его психоз, заставил поверить, что он умер и это загробная жизнь, в которой нет никаких «нитей».

«Учёные выяснили, человек на 98 процентов подчинён рефлексам. И лишь два процента его личности обладают свободой воли. Если человека лишить этого, почти никто не заметит, что он превратился в зомби. Но разве кто-то хочет жить как зомби? Нет! Коммуникатор Саймона Джуба позволит вам выяснить, насколько вы обладаете свободой воли! Усилить её, увеличить многократно! Те из вас, у кого результат окажется выше двух процентов, получит бесплатную поездку в лучший развлекательный центр солнечной системы — Лас-Ганимед!»

Изображение марионетки, которую дёргают за ниточки, распалось в яркий фейерверк ослепительных искр, возникли быстро сменяющиеся цифры. Её заслонила диаграмма с горделиво вознёсшейся вверх стрелой продаж.

— Ну вот, Артур, можешь нас поздравить. Сорок процентов взрослого населения Земли обзавелись твоим коммуникатором, — в большом кресле развалился тощий мужчина с вытянутым плохо выбритым лицом, всколоченными волосами, что делало его похожим на психа, сбежавшего из больницы.

— Продажи неплохи. Но вот эта штука, — собеседник «психа» подошёл ближе к экрану, в задумчивости разглядывая быстро сменяющиеся голограммы. — Бесплатная поездка на Ганимед — к чему такие бешеные расходы? Не понимаю, — он покачал головой.

— Ты наивен. Никто не собирался отправлять их на Ганимед. Этой серой биомассой, что пришла за призом, мы набили несколько космолётов и отправили в пояс астероидов. Добывать редкие ископаемые, которых уже не осталось на Земле. Мы получаем их теперь с огромной скидкой. И плюс, — доходяга поднял вверх костлявый палец, сделал паузу, — неплохие деньжата от компании, которая владеет рудниками.

— Но как же их родственники, друзья?! Они же поймут, что…

— Глупости, — Саймон вскочил с кресла, потянулся с хрустом, и подошёл к окну, откуда открывалась панорама мегаполиса со сверкающими на солнце словно хрустальные дворцы небоскрёбами. — Коммуникатор показывает больше двух процентов только одиноким людям. Они ведь считают себя самыми свободолюбивыми, — он издал звук, похожий на клёкот хищной птицы.

— Ты — гений, Саймон, гений маркетинга… — голос Артура едва заметно задрожал.

— Ну, я неплохо справляюсь со своими обязанностями, как и ты со своими. Иди работай, Артур. Следующая версия твоего дивайса должна быть в кармане каждого взрослого на Земле. Ну, а потом мы займёмся и другими планетами.

Манипуляция жизнью

«О, привет! Попробуй, будет весело!»

Пробую. И правда, весело! Какой я остроумный, и танцевать даже умею. Ха! А я-то думал, что это трудно – танцевать! Но девчонкам нравится, значит, я преуспел! Ещё немного, и я буду вообще неотразим… Сейчас, сейчас! Я иду, девчонки! Что? Я самый клёвый? Ух ты! Ну конечно, я самый-самый, как же я раньше этого не замечал?

У-у-у… Как мне плохо… Желудок, иди ты уже на своё место, я знаю, что ты есть, знаю, что хочется блевать, но это так не по-мужски! Если бы не ты, я бы был до конца вечера самым-самым! Тьфу ты, гадость какая… Больше никогда в жизни! Ну его, я и так красавчик…

«А помнишь, как было хорошо в тот вечер, на выпускном? Помнишь, как девчонки к тебе льнули? А сегодня в универе вечеринка! Давай повторим!»

Ну давай! Только сегодня чтобы безо всяких дуростей. Одну-две и всё…

Постой, откуда шесть? Я же вроде только три… Шесть? Ну ладно, пусть будет шесть, а что, можно и седьмую! Не повредит!

О-о-о, как голова болит… Глаза бы собрать в кучку, да побыстрее, а то сегодня экзамен, последний… Если не сдам – всё к чёрту полетит! Дай немножко, только чтобы очнуться. Вот, уже лучше… Пошёл. Ни пуха ни пера…

«Ну, как дела? Не очень? Проблемы на работе? Жена пилит, что денег мало? Ну ничего, сейчас будет легче, обещаю! Ведь помнишь же, как нам было хорошо вместе!»

Помню я, помню. Давай, но только немного, завтра с утра на работу! Нет, давай уже что-то более мужское… Да, вот это подойдёт!

Чёрт… Опоздал, взыскание получил! Теперь она меня насмерть запилит, и так денег нет, а тут ещё штраф… Ладно, перед тем, как вернуться домой, зайду куда-нибудь, подкреплюсь для храбрости…

«Что, плохо? Всё плохо? На развод подала? Ну и пусть уходит, нам без неё лучше даже! Представь: ты, я и больше никого! Никто не пилит, делай, что хочешь! Давай посидим немножко, поговорим за жизнь…»

И правильно! И вообще, чего ей не хватает?! Крыша над головой есть, деньги есть, дети не голодные. Я же зарабатываю! Ну и что, что с работы тогда попёрли, я же новую нашёл! Эх, дура, не оценила меня, пусть ищет того, кто сделает для неё больше, чем я! Давай, наливай!

«Пошли к ребятам, там весело, там никто не обращает внимания на твой запах и твои синяки! Пошли, посидим с ними, они же всё понимают!»

Так денег нет! Надо ж с собой принести… А то не дадут ничего… О! Идея! Сдам-ка я бутылки и банки, всё копеечка! Точно! И куплю, и принесу, и примут, и всё будет хорошо!

«Прощай, друг, спи спокойно, с тобой было так интересно! А я пойду навещу твоего сына, он уже вырос, пусть ему тоже будет весело!»

Кукловод

— Нейтан, все куколки одинаковы. Эта, или та. Любая. Блондинки, брюнетки, рыжие. Не важно. Найти её для меня не проблема.

— Скай, давай поспорим на тысячу баксов, что я укажу любую куколку, а ты сделаешь так, что она поедет с тобой в Гавану. Прямо завтра.

Повисла пауза. Слишком долгая.

На сцене, стилизованной под нью-йоркское кафе начала прошлого века сидело за столиком двое парней. Смазливый широкоплечий молодой человек в чёрной рубашке и светло-голубых брюках. И смахивающий на гангстера тип с худым вытянутым лицом и горящими глазами, одетый в угольно-чёрный пиджак в широкую белую полоску.

— Так, какого черта! — не выдержал я, наконец, и выскочил на сцену. — Брэндон, почему ты опять пропустил свою реплику? Мы репетировали это уже сто раз. И всякий раз ты спотыкаешься на этом месте. Скоро премьера, а ты спишь на ходу!

— Я убью тебя! — закричал в ярости тощий парень, вскочив, он схватил за грудки Брэндона. — Ты делаешь это специально, чтобы разозлить меня, тварь!

— Стоп. Стоп. Хэнк, успокойся, — миролюбиво проронил я, отрывая его руки от воротника довольно ухмыляющегося Брэндона. — Давайте сделаем перерыв.

Хэнк, сверкнув испепеляющим взглядом, демонстративно развернулся и ушёл за кулисы.

— Пит, тебя тут кое-кто ищет, — услышал я мелодичный женский голос.

Обернувшись, увидел одну из актрис шоу, полноватую блондинку с круглым добродушным лицом, пухлыми, сильно накрашенными губами. На ней был костюм кошки для танцевального номера, колготки в сеточку, золотистый топик, чёрная юбочка, к которой был прикреплён длинный шнур с кисточкой на конце.

— Кто? — скорчил я кислую мину.

Она махнула рукой в сторону посетителя, немолодого мужчины в плаще, не снявшего даже в помещении темно-серой старомодной шляпы с шёлковой лентой. Я спрыгнул со сцены, и дошёл до него.

— Питер Кларк, — представился я.

— Гарольд Джонсон, — ответил он низким, хрипловатым голосом. — Вы режиссёр этого шоу? «Парни и куколки». Я так понимаю?

— Да, совершенно верно. Через неделю премьера. А что вы хотели, мистер Джонсон?

— Я хотел бы выступить спонсором вашего представления. Думаю, вам это не помешает?

Денег много не бывает. Особенно у нищих бродвейских актёров, для которых новая постановка всегда лотерея с непредсказуемым результатом. Пойдут зрители на шоу или нет, знает один Бог.

— А что конкретно вы хотите? Вы представляете какую-то фирму? Хотите, чтобы мы включили логотип на афишу или в программку? К сожалению, мистер Джонсон, макеты программки, афиш уже переданы в типографию…

— Нет-нет, мистер Кларк. Можно я буду звать вас Питер? Я хотел бы, чтобы вы поставили этот мюзикл в моем доме. Для моей жены.

— Для жены? — удивлённо поднял я брови. — А почему вы не можете привести её в наш театр? Вряд ли в вашем особняке такие же условия…

— Она очень больна, Питер, — объяснил он с горечью. — Из дома не выходит. Но очень любит этот мюзикл. Не думаю, что вас затруднит выступить режиссёром маленького домашнего спектакля. Ваша работа будет хорошо оплачена. Уверяю вас. Я могу сразу выписать чек. Когда вы смогли бы приехать?

— Через неделю закончу и могу посетить вас, мистер Джонсон. Вы хотите, чтобы наша труппа сыграла у вас в доме?

— Нет. У меня свои актёры. Надеюсь, они вам понравятся. Я располагаю всем, музыкантами, актёрами, декорациями. Мой особняк находится в пригороде. Через неделю шофёр отвезёт вас…

— Шофёр? В этом нет необходимости. У меня есть машина, я могу сам приехать.

— Нет, вы не найдёте. Мой дом находится на отшибе, в лесу, туда не так просто добраться. Для вас это не проблема? Вы же не боитесь? — тонкие губы на его вытянутом бледном лице тронула едва заметная усмешка.

На следующее утро после вечеринки по случаю премьеры нашего мюзикла, на которую к счастью, пришло достаточно зрителей, у меня настолько раскалывалась голова, что звонок в дверь я воспринял, как посягательство наёмного убийцы на мою жизнь. Закрыв голову подушкой, я лежал в испарине на диване. Пытаясь решить мучивший меня вопрос, что сделать — набить морду тому ублюдку, кто посмел разбудить меня в такую рань, или сварить себе кофе.

Но звонок трезвонил так, что в итоге, я грязно выругался и, натянув брюки и рубашку, решил открыть дверь. На пороге нарисовался высокий мужчина неприметной внешности, в солнцезащитных очках, одетый в темно-синий отлично сшитый костюм.

— Что угодно, сэр? — сквозь зубы, процедил я.

Бить морду этому парню мне расхотелось мгновенно. Он был на голову выше меня и в два раза шире в плечах.

— Добрый день, мистер Кларк, — с неким даже удивившим меня подобострастием, произнёс незваный гость. — Я — шофёр мистера Джонсона. Вы обещали приехать, чтобы заняться постановкой шоу.

— Да, помню, — с громадным неудовольствием я вспомнил типа, который приходил ко мне на репетицию. Оставил чек на кругленькую сумму, которую я уже умудрился растранжирить. — Подождите меня, я сейчас выйду.

Около моего дома стояла роскошная тачка, которая примирила меня с необходимостью тащиться в неизвестную даль с жуткой головной болью. Массивный похожий на крейсер, темно-бордовый лимузин. Я залез внутрь, оценив, что салон цвета топлёного молока из дорогой кожи под стать внешнему облику.

Машина мягко снялась с места и только по ускорению, вжавшему в сиденье, я понял, с какой невероятной скоростью мы несёмся по городу. Запахнувшись пиджаком, я прикорнул в уголке и задремал под убаюкивающее едва слышное урчанье мотора.

Очнулся я в тот момент, когда кто-то довольно требовательно постучал меня по плечу. Я вылез из машины и огляделся. Густой, непроходимый лес стеной окружал по периметру английский парк, с рядами, высаженных в шахматном порядке, туй в виде веретена.

Парк пересекала бетонная дорожка, которая заканчивалась у крыльца двухэтажного особняка, отделанного потрескавшимся темно-серым кирпичом. Стрельчатые окна, цилиндрическая башня с зубцами, которая возвышалась по центру, делали здание похожим на средневековый замок.

— Проходите, мистер Кларк, — поклонившись, произнёс шофёр. — Хозяин вас ждёт.

Он сопроводил меня до дверей, которые затем почтительно распахнул передо мной. И я оказался внутри. Интерьер ничем не выделялся из всех роскошных домом, где мне приходилось бывать. Широкая мраморная лестница, картины в резных позолоченных рамах и статуи в нишах наличествовали.

— Приветствую вас, Питер. Рад видеть, — произнёс хозяин, спускаясь по лестнице навстречу. — Вначале позвольте предложить вам скромный завтрак, а затем я покажу вам зал, где вы будете работать.

— И познакомьте меня с вашей труппой, — по-деловому напомнил я.

— Конечно, конечно, — уверил он меня со снисходительной улыбкой.

После завтрака, Джонсон провёл меня в небольшой зал, со стенами, отделанными бордовым набивным шёлком, с тремя рядами бархатных кресел и полукруглой эстрадой, закрытой тяжёлым занавесом. Сверху нависала широкая крестообразная балка, выкрашенная в чёрный цвет.

— Ну, давайте, мистер Джонсон, я познакомлюсь с актёрами, музыкантами, — с комфортом расположившись в кресле на первом ряду, я вытащил из кейса либретто и ноты. — Чтобы время не терять. Напомню коротко, нужны люди, умеющие петь и танцевать.

Его губы тронула загадочная улыбка. Он подошёл к стене, провёл рукой. Медленно выдвинулась панель, испещрённая кнопками и тумблерами. Раскрылся занавес, продемонстрировав ряд висевших на длинных шнурах марионеток в человеческий рост.

— Мистер Джонсон, я не занимаюсь куклами, — я сделал вид, что хочу уйти. — Почему вы сразу не сказали об этом?

— Не волнуйтесь, Питер, — успокоил он. — Это необычные куклы, вы сами убедитесь в этом. Вы сможете работать с ними, как с живыми актёрами.

— Хорошо, тогда я хотел бы поговорить с актёрами, которые за них будут говорить и петь. Мне нужно отобрать голоса нужного тембра.

— В них встроен динамик и устройство для воспроизведения звука. Их можно настроить, как вам угодно.

— Ну ладно, черт с этим. А танцевать они как будут на этих верёвках? Как парализованные кузнечики? — хмуро бросил я. — Или танцевальные номера выкидываем?

— Ну что вы, Питер. Я все предусмотрел. Смотрите.

Он щёлкнул тумблером, длинные шнуры с лёгким щелчком отсоединились от кукол и те вместо того, чтобы свалиться на пол, встали на ноги, как люди.

— Ну что вам показать, Питер? — задумчиво проговорил Джонсон себе под нос. — А, вот это!

Часть кукол разошлось в сторону, оставив трёх, выглядевших, как девушки, одетые в костюмы кошек в сетчатых колготках, соблазнительных костюмах. Послышался музыкальный аккомпанемент, и куклы лихо, а главное, артистично и возбуждающе, сплясали танец кошек из мюзикла «Парни и куколки».

— Это роботы? — спросил я, когда смог подобрать упавшую от изумления челюсть.

— Нет, не совсем. Моя собственная технология, — объяснил Джонсон с нескрываемой гордостью. — Секрет.

Не скрывая восхищения, я выскочил на эстраду, подошёл ближе, стараясь разглядеть подробно. Вблизи куклы поражали совершенством: реалистично выполненная кожа, ясные блестящие глаза.

— Это круто, мистер Джонсон! Вы могли бы зарабатывать на этом миллионы! Я никогда не видел подобного. Если они поют также, как пляшут, я бы работал только с такими!

— Правда? Замечательно.

— У вас много таких кукол? Я могу выбрать для шоу? — поинтересовался я.

— Да, конечно, идемте, Питер. Покажу вам святая святых.

Джонсон провёл меня до цилиндрической кабины лифта из стекла на бронзовом каркасе. Спустившись, мы оказались в коридоре, который заканчивался широкой дверью.

Распахнув створки, я сделал шаг и замер поражённый. В просторном ярко освещённом помещении в несколько рядов висели на крестообразных балках, закреплённых к потолку, куклы. Мне показалось, что здесь их сотня, не меньше. Я прошёлся по рядам, касаясь одежды, лиц, рук. Это производило жутковатое впечатление. На миг показалось, что я нахожусь в зале с виселицами, на которых вытянувшись во весь рост, висят трупы.

— Что вы остановились, Питер? — поинтересовался Джонсон, который следовал за мной по пятам. — А, нравится? Это моё недавнее приобретение, — объяснил он. — Великолепный экземпляр. Прекрасный голос и пластика.

— Да, я вижу, очень красивая марионетка, — глухо произнёс я, проведя легко рукой по лицу и одежде куклы. — Сделано великолепно. Не отличишь от настоящей.

— Вот, Питер, все эти марионетки в вашем распоряжении, — как гостеприимный хозяин, Джонсон широко развёл руками, показывая на своё богатство. — Можете отобрать для вашего шоу любых. Вот здесь, — он отвернул куклу, показав висящую за ней табличку. — Указано в каком диапазоне сделан голос и встроен ли механизм, позволяющий танцевать.

Отобрав нужных для шоу кукол, я начал репетировать. Впрочем, этого делать не пришлось. Марионетки идеально подчинялись моим голосовым командам, не то, что живые артисты, которые опаздывают на репетиции, норовят забыть текст роли, или готовы вцепиться кому-то в глотку прямо на сцене. Проблема была только в полном отсутствии проявления эмоций на гладких лицах. Впрочем, для мюзикла, где требовалось в основном демонстрировать музыкальные навыки — это было не важно.

Через неделю я посчитал свою задачу выполненной.

— Мистер Джонсон, думаю, что шоу уже можно показать вашей жене, — сообщил я за завтраком. — Надеюсь, ей понравится.

— Отлично, отлично, Питер, — удовлетворённо сказал Джонсон. — Кроме оплаты я хотел сделать для вас ещё кое-что, — добавил он.

После завтрака мы вновь спустились вниз в коридор, который заканчивался хранилищем марионеток, но не стали туда входить. Джонсон показал мне на дверь рядом.

— Смотрите, Питер, я сделал это для вас.

В помещении, напоминающем операционную, со стенами, отделанными белой плиткой, стояло два стола, на одном из которых лежала кукла. Когда Джонсон приподнял её, я совершенно предсказуемо увидел собственное лицо, воспроизведённое с такой филигранной точностью, что казалось, вижу отражение в зеркале.

— Мистер Джонсон, мы с вами так не договаривались, — пробормотал я, ощущая, как мгновенно промокла рубашка от пота, пойманной в силки птичкой затрепетало сердце, и кровь отхлынула от лица.

— Я хочу подарить вам вечную молодость, Питер. Бессмертие, — с пафосом изрёк Джонсон.

— Бессмертие? — переспросил я, облизав пересохшие от волнения губы. — Такое же, как вы подарили этим людям? Которых превратили в марионеток?

— А вы все поняли, — протянул он без малейших признаков досады. — Вы — умный человек. Меня восхищают такие люди. Не бойтесь, это будет совсем не больно. Вот, видите, — он подошёл к стоящей на столике призмой молочно-белого цвета, о стенки которой бились яркие разряды, словно туда заточили молнию. — Этот предмет, позволяет переместить душу в любой предмет, оживив его. Понимаете?

— Нет, мистер Джонсон. Я не хочу этого, — пробормотал я, пятясь спиной к двери.

И тут же наткнулся на препятствие. Резко обернувшись, заметил двух шкафообразных амбалов, в одном из них я узнал шофёра, который привёз меня сюда. — Я не собираюсь быть марионеткой…

— Мы все в какой-то степени марионетки, — проговорил Джонсон глубокомысленно. — Нас дёргают за невидимые нити, заставляя подчиняться законам, которые навязывает общество, религия, продажные политики, государство, которому на нас наплевать, когда дело касается защиты нас самих. А так вы не будете подчиняться никому. Не будете ощущать дискомфорт, что кто-то управляет вами. Перестанете мучиться и страдать.

— Это демагогия, мистер Джонсон, — перебил я его. — Вы берете на себя функцию Бога.

Он усмехнулся торжествующей улыбкой.

— Вам придётся смириться с этим. Я и есть Бог. В этом мире. Но это единственное правило. Все остальные будут отменены. Поверьте, это прекрасно.

— Почему бы вам, мистер Джонсон самому не сделать себя куклой? — поинтересовался я.

Он покачал снисходительно головой.

С лица сползла дружелюбная улыбка, он сделал короткий жест. Бугаи, грубо схватив меня за плечи, бросили на стол, закрепив руки и ноги ремнями. Джонсон подошёл ближе, надел мне на запястья браслеты, на лоб — плотный обруч, холодящий металлом. Подошёл к стене, рядом с куклой и резко опустил рубильник.

Пронзил короткий, но болезненный удар током, сознание помутилось на мгновение. Я открыл глаза, увидев белый потолок над собой, не ощущая ничего, ни холода, ни сожаления, ни боли. Только глухое, тупое равнодушие.

Вдруг погас свет, я словно провалился в тёмный, глубокий колодец. И когда вновь открыл глаза, увидел над собой круглую добродушную физиономию копа, который удовлетворённо произнёс:

— Доктор Алонсо, он пришёл в себя. Как чувствуете себя, мистер Кларк?

Я пошевелил руками, ногами. Присел на краю стола, с облегчением ощущая, что моё сознание вновь находится там, где должно быть — в моем собственном теле. Рядом стояла пара копов и высокий худощавый человек с вьющимися седыми волосами, притягивающими умом и живостью яркими глазами.

— Нормально, — бросил я, слезая со стола. — Какого черта вы так долго ехали? Этот ублюдок чуть меня не прикончил.

— Извините, мистер Кларк, — произнёс с едва заметным акцентом седой мужчина. — Это я попросил полицейских подождать. Нам было необходимо убедиться, что Джонсон действительно использует призму перемещения.

— Вы кто? — хмуро буркнул я.

— Да, извините. Забыл представиться. Меня зовут доктор Дерек Алонсо. А это моя помощница Алекс, — он указал на очаровательную чернокожую девушку, которая рассматривала призму через лупу. — Пойдёмте на свежий воздух, — добавил он.

Мы вышли в парк, по периметру оцепленный полицейскими машинами с проблесковыми маячками.

— Скажите, доктор Алонсо, — спросил я. — Если вы вернули мою душу обратно в тело. То вы смогли бы проделать это с остальными людьми, которых этот мерзавец превратил в марионеток?

Тяжело вздохнув, Алонсо отрицательно помахал головой.

— Увы, мистер Кларк. Вернуть душу можно только в тело. Живое. Но вы понимаете, все эти люди мертвы. Полицейские нашли захоронение. И мы даже не можем сказать, сколько людей убил этот мерзавец.

— Судя по количеству кукол, больше сотни, — с горечью сказал я.

— А почему вы интересуетесь?

— Пару месяцев назад пропала моя жена, певица. Поэтому я согласился быть «подсадной уткой» в этом расследовании. Надеялся её найти.

— Почему вы думаете, что она здесь? Возможно, она ещё вернётся к вам, — попытался успокоить он меня.

— Нет, я нашёл её куклу в хранилище этого ублюдка.

— Мне очень жаль, мистер Кларк. Но мы ничего не можем сделать. Увы. Мы долго пытались найти этого негодяя, который украл призму перемещения душ. И с вашей помощью нашли. Больше Джонсон никого не превратит в марионеток.