Битвы на Салфетках № 214. Продолжение

Жители Мастерской, продолжается 214-й тур Битвы на Салфетках. Тема сегодняшнего тура — Отцы vs дети из цикла Игры в классиков. И вашему вниманию представляются 7 замечательных конкурсных миниатюр и 1 на внеконкурс.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 лучшие, по вашему мнению, работы.

Голосование продлится до воскресенья, 17. 01. 2016 г., до 20:00 по Москве.

Голосуют все желающие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам следует проголосовать обязательно. За себя голосовать нельзя.

КОНКУРС:

1.

Волк обнажил острые клыки, подняв сухие тонкие губы. Торчавшие уши вдруг дёрнулись назад, в стороны и вернулись в прежнее положение. Желтые глаза смотрели пристально, неотрывно. Всё тело — крупное, поджарое, мускулистое — напружинилось, как перед прыжком. Волк был готов отразить атаку.

И она не заставила себя ждать. Медведь бросился вперёд, растопырив передние лапы, неуклюже взмахнул ими перед самой мордой волка и тяжело бросил их на землю. Волк проворно отскочил на полшага, ускользнув от длинных когтей. Медведь глухо взревел, снова кидаясь на противника. Тот снова увернулся и быстро, как молния, куснул за толстую мохнатую ляжку.

Обида в рёве медведя словно забавляла волка. Он играл с противником, ловко избегая когтей и ударов тяжёлых лап. Клыки исподтишка цапали мишкин зад, непробиваемый из-за густой шерсти, и волк снова оказывался вне досягаемости. Перед ним был ещё подросток, не достигший зрелости ни в хитрости, ни в силе, поэтому исход битвы был, несомненно, в пользу серого.

Если не брать в расчёт стороннюю помощь. А она пришла в виде огромной, чёрной как смоль вороны, которая с оглушительным криком спикировала прямо на загривок волку, вцепилась когтями в шерсть и пару раз крепко долбанула клювом в темя. Хищник взвизгнул, сбросив птицу, и потряс головой, словно пытаясь избавиться от боли. Потом недовольно заметил, поднимаясь на задние лапы:

— Ну и что это было?! Я же сказал — один на один!

Ворона глянула на него круглым чёрным глазом и крутнулась на месте. Миг — и девочка лет десяти уже смотрит на мужчину, которым обернулся волк. Медвежонок неловко топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу, потом нерешительно сказал:

— Правда, Оль, я бы победил…

— Папа, ты сам сказал: семья это главное! — упрямо вздёрнула подбородок девочка и обернулась: — А ты, Мирка, молчи лучше, и так тебя мамка заругает за штаны!

Медвежонок, обернувшийся вихрастым конопатым пареньком, закрутил туловищем, чтобы изогнуться и разглядеть мелкие дырочки в новеньких джинсах, оставленные волчьими зубами. Отец юных оборотней усмехнулся, обняв их обоих:

— Ты права, Олюшка, слов нет. Но ведь и я тоже твоя семья!

— Ты сильнее, — буркнула девочка, порозовев.

— Ладно, в следующий раз будете оба против меня! — подмигнул ей отец и похлопал сына по плечу: — Не бойся, Мирон, штаны бабушка заштопает! Уж она-то ворчать не станет на любимого внучка!

— Это Олька её любимая, — нахмурился мальчик.

— Сказанул! А кого она пирожками балует! — отец потрепал детей по волосам. — Ну, пошли сдаваться бабушке!

2.

В какой момент появляется мысль, что родители — это не голос Вселенной, данный нам, чтобы направлять и учить, а всего лишь люди, такие же, как я и ты? Люди, жизнь которых полна ошибок и неудач, и возможно я всего лишь одна из этих многочисленных ошибок. В какой момент я стану таким же? И стану ли когда-нибудь тем, кто будет уверен, что знает, как должен жить другой человек и при этом будет не в состоянии справиться со своими собственными проблемами?

Отец встретил нас с женой возле роддома. После всей суеты, связанной с выпиской и традиционным обменом поздравлениями и благодарностями с персоналом роддома, я даже не сразу его заметил. Непривычно праздничный и даже чересчур счастливый, я никогда не видел его таким. А может быть, видел, но забыл. В последнее время наше общение лишилось ярких красок, стало тусклым и сухим, и это последнее время длилось уже довольно долго. Даже на нашей с Мариной свадьбе он не был таким, как сейчас. Да, он по-прежнему выглядел усталым, когда смотрел на меня, но теперь к этой усталости добавилось что-то новое и не сразу понятное, и это преображало отца.

Он подошел к Марине, обнял ее, вручил цветы и поздравил, а потом повернулся ко мне и неуверенно спросил:

— Покажешь внука деду?

От его неуверенности стало неловко. Как будто в моей власти теперь было что-то очень нужное для отца, и я мог его контролировать. Эта мысль показалась мерзкой, я тут же постарался прогнать ее, старясь дать понять, что ни в коем случае не стал бы использовать ребенка в качестве средства для манипуляций:

— Конечно. Хочешь подержать?

Марина взволновалась. Она мне-то с трудом доверила ребенка, а тут опять стресс. Отец почувствовал это и вежливо отказался:

— Не надо. Потом как-нибудь. Страшно. Он такой маленький. Уроню, не дай Бог.

Я повернул конверт с малышом к отцу, и папа расплылся в улыбке. Казалось, он что-то вспомнил. Наверное, это были воспоминания о том, как он впервые увидел меня. В его глазах было море надежды и счастья. За всей сегодняшней суетой я плохо понимал эту радость, роды казались мне вещью обыденной, все ведь рожают, с чего делать из этого такое событие? И только когда взгляд отца переместился на меня, я неожиданно прослезился. Этот момент многое изменил. Что-то аккуратно пробралось внутрь меня. Он будто передал мне эстафету, суть которой я еще не мог понять.

3.

– Да кто же там трезвонит? Третий час ночи! – Олег сделал попытку разлепить глаза и потянулся к телефону. – А, мама…

– Сыночка, ты покушал?!!! А что именно? Не могла раньше к тебе дозвониться…

– Покушал, мама. Ложитесь спать…

Кристина, жена Олега, показательно вздохнула, отвернулась к стене и накрылась одеялом с головой.

– Проходите, Алла Петровна, – встречала Кристина свекровь, приехавшую погостить.

– А у тебя зеркала грязные! – заявила та с порога.

– А вы без «Мистера Проппера»? – невинно улыбнулась в ответ невестка.

Алла Петровна важно прошествовала на кухню.

– Ну, Кристиночка, кто же так борщ делает? Зачем же лук и морковь поджаривать, да еще и на терку тереть? Я режу кусочками и сразу же бросаю вариться.

– Так может, Вы приготовите как надо и принесете нам? – Не выдержала девушка.

Кристина вскипала и раз за разом успокаивала себя, вспоминая, что совсем скоро свекровь отбудет в родные пенаты. Но не тут-то было – «гвоздь программы» Алла Петровна приберегла на ночь.

– Сынооочек, сынок! – Мать тарабанила в дверь спальни Олега. Часы как раз били полночь, вторя мощным ударам Аллы Петровны. – В гостевой комнате с балкона так сквозит! Если я просплю на том диване еще хоть часик, то завтра я не разогнусь – всю спину продует! Да и он такой крошечный – я только боком помещаюсь! Так что я с вами посплю, деточки мои! – Женщина подошла к кровати и, казалось, подпрыгнула перед тем, как на нее плюхнуться – Кристину даже подкинуло. Затем Алла Петровна блаженно улыбнулась и, не обращая ни на что внимания, быстро заснула.

На следующий день Олег вернулся с работы пораньше. Вместе с ним пришел пожилой улыбчивый мужчина – хоть его улыбка и не всегда была видна из-под густых усов, но глаза всегда смеялись, выдавая его неисправимый оптимизм и веселый нрав.

– Мама, познакомьтесь, это дядя Митя… Дмитрий Михайлович, автомеханик на нашем СТО. Техника – его хобби, и нет в мире аппарата, с которым бы он не справился, – Олег подмигнул дяде Мите.

– Олег говорил, ваш тонометр барахлит… Давайте я посмотрю?

– Пойдемте, я Вам его покажу, – заулыбалась Алла Петровна. – Кнопочки заедают, и воздух слабовато подкачивает…

– Что-то нам мама уже две недели не звонит, – удивлялась Кристина.

– А ты ей набери, она рада будет.

– Алло, здравствуйте, Алла Петровна. Как вы там? Не хотите к нам заехать? Я пирожков напекла. Ну или мы к вам…

– Ой, некогда мне, деточка! Мы с Митей идем в кино, потом на праздник мыльных пузырей! А завтра в театр… Все, пока-пока, я побежала, мне пора бигуди снимать!

4.

Комната. В центре — старая, продавленная кровать с невозможно скрипящими пружинами. На кровати — измождённый старик. В уголках губ застыла слюна. Тело периодически содрогается от мучительных приступов кашля. Глаза слезятся, кожа на скулах натянулась как барабан — вот-вот лопнет.

Рядом — стул. На стуле то ли спит, то ли размышляет мужчина средних лет с неухоженной, всклокоченной бородой. Одет он в помятый, видавший виды твидовый костюм с кожаными заплатами на локтях. А больше в комнате никого и нет. На прикроватном столике горит свеча. В плошке, заменяющей подсвечник, копится воск. Мертвенно-бледный, склизкий. В комнате чувствуется присутствие смерти. Единственное окно занавешено сальными занавесками. Света почти нет.

Старик начинает говорить. Он не смотрит на мужчину, но обращается к нему. Потому что здесь больше не к кому обращаться.

«Будь моим сыном. Ну, что тебе стоит? Просто будь сыном. Маленьким мальчиком, озорным чертёнком, тем, кому ещё нужен отец.

Будь моим сыном, возьми за руку, спроси, на что похоже это облако, где оно спит, что ему снится.

Будь моим сыном, присядь рядом, улыбнись — тебе очень идёт улыбка с ямочками на щеках — скажи, что всё будет хорошо.

Будь...»

Обессилено откинулась на подушки голова, дугой выгнула тело последняя судорога, с лёгким вздохом старик вытянулся на кровати.

Мужчина на стуле открыл глаза, погладил бороду, сказал: «Но я и так твой сын» и потушил свечу. С лёгким шипением пламя погасло между подушечками пальцев.

Комната погрузилась во мрак.

5.

Приятно в выходной день расслабиться и сидеть в электричке в предвкушении отдыха. За окном мелькают деревья, покрытые зелёной листвой, маленькие озёра, отражающие синь неба, и рыбаки, сидящие на берегах.

— А ты хлеб взяла? – спросила мама, поправляя сумки, стоявшие на полу.

— Да,- ответила я, отрываясь от созерцания природы, и вздохнула. Тяжело видеть что время с каждым годом прибавляет ей морщин и седины в волосах. Она вырастила меня одна, живя в послевоенной эпохе и экономя на всем, поэтому продукты на дачу возили из дома.

— Все–таки зря ты принимаешь ухаживания Вадика, не спеши, парней много, – сказала мама, рассеяно смотря в окно. Меня раздражала её манера разговаривать со мной, глядя в другую сторону: это заставляло чувствовать себя маленьким, нашкодившим ребёнком. Я встречалась с Вадиком уже месяц, и нас всё устраивало.

— Что не так? – спросила я, понимая, какой будет ответ.

— Разные вы очень. У моей знакомой сын — архитектор, между прочим интересная профессия, не бедный, любит ходить в театры – как и ты. Это очень важно иметь в семье общие интересы, понимаешь? – вздохнув, проговорила мама, затем достала носовой платок и, приложив ко лбу, добавила: — Душно сегодня, голова разболелась.

— Мне это не интересно, — резко оборвала разговор, настроение испортилось. Моя мама применяет запрещённый приём, намекая, чтоб её не расстраивали. Я давно взрослая и самостоятельная женщина, но по-прежнему терплю вмешательства в свою личную жизнь. Вполне могу жить одна, но люблю её очень и жалею, поэтому приходиться мириться с родительским эгоизмом. Нахмурив брови, задумчиво смотрела на двери электрички.

На остановке вошел Вадик с рюкзаком за плечами, махнул рукой, направляясь к нам, и приветливо улыбнулся.

— Здравствуйте. Вы меня приглашали на дачу, вот решил поехать сегодня, — сказал он, нежно целуя меня в щёку. Мама поджав губы, демонстративно отвернулась и сухо поздоровалась. По вечерам на даче она ходила в гости к соседям, и я оставалась одна, не зная, чем заняться. Вот и решила втайне от неё пригласить Вадика, чтобы не скучать.

— Продуктов не хватит, спать негде будет, не могли заранее предупредить, — продолжала она ворчать, глядя в окно, как будто нас не было рядом.

— Купим еды в магазине, — попытался Вадик снять напряжение, возникшее между ними, — а с остальным… дочка у вас взрослая, разберётся.

— Взрослая, только меня не уважает, — так же смотря в окно, ответила мама.

— Мам, я тебя люблю, просто жить буду с Вадиком, — сказала я тихо, зная, что не встречу понимания в этом вопросе.

6.

Палец немолодой женщины на несколько секунд застыл над планшетом. Наконец, она решилась, и подтвердила перевод суммы. Через несколько секунд в комнате появились пять голограмм с логотипом «Быстрый суд».

— Здравствуйте! – без эмоций произнесла голограмма в форме судьи первого ранга. – Прошу вас подтвердить начало процесса.

— Начинайте.

— Вызывается ответчик, режим ожидания две минуты, — хором проговорили четыре помощника.

Через минуту в комнату влетела девушка в халате и, вскрикнув от удивления, затараторила:

— Мама, я получила вызов! Что случилось?!

— Сядьте и помолчите!- оборвал ее судья.

Девушка покорно опустилась в кресло.

— Гражданка Алексеева Марина Владимировна использовала свою единственную возможность – родительское деловое право, согласно 54 пункту Конституции, и 24.10.2037 заключила договор с Давиташвили Звиадом Зурабовичем, согласно которому, предоставляет ему в аренду с 30.12.2037 по 12.01.2038 свою дочь – четырнадцатилетнюю Алексееву Елену Михайловну.

Замелькали голограммы идентификаторов личности, даты и заверенные бланки договора.

— Одним из обязательных условий договора была девственность дочери, которую та потеряла 25.10.2037 с шестнадцатилетним Поповым Дмитрием Александровичем – подтверждено записью видеорегистратора. Марина Владимировна желает получить компенсацию за сорванный контракт с государственного неприкосновенного депозита дочери, который будет разблокирован после совершеннолетия. Все верно?

— Да, ваша честь, — кивнула мать.

— Мама, ну нахрена было в суд подавать? А мне сказать и немного баблом поделиться – что, жаба задушила? – вскинулась дочь.

— Предупреждение – вы можете быть оштрафованы за неуважение к суду!

Дочь замолчала.

— Марина Владимировна, возможно, вы не в курсе, но ваша дочь воспользовалась правом ребенка на условный брак и оплатила его со своего депозита. Это единственный разрешенный перевод, согласно 72 пункту Конституции и его ранг эквивалентен 54 пункту, поэтому Быстрый Суд не может удовлетворить вашу претензию. Дело закрыто. Если ваша дочь сейчас подаст встречный иск, то дело будет перенаправлено в Высший Суд. Минута ожидания.

— Ах ты дрянь – так трахаться захотелось, что даже денег не пожалела?! Совсем о своем будущем не думаешь, дура?- заорала мать, но сразу успокоилась. – Леночка, не надо, ты даже не представляешь, какие это расходы!

— Хорошо, я не буду.

— Подтверждаем, — прозвучал хор помощников. – Благодарим за сотрудничество!

Голограммы исчезли.

— Спасибо, доченька! Как же хорошо, когда в семье любовь и согласие…

7.

— Сынок! Одевайся! Пора! – чеканя каждое слово, произнёс глава семейства.

— Тааак! И куда это вы собрались? – неприятным писклявым голосом заявила внезапно появившаяся супруга прямо с порога. — Куда ты нашего Мишутку опять потащил?

— Как это куда? – удивился отец Мишутки. – Мы же вчера ещё всё обговорили!

— На охоту значит, нашего сыночка потащил… — едва не плача, произнесла хранительница очага. — А если его люди загрызут? Ты об этом подумал? Знаешь, сколько их сейчас развелось? Вчера даже в новостях об этом говорили…

— Ну, Нюрка, не начинай, пожалуйста, опять, а? Вчера всё обсудили ведь.

— Лучше бы ты сегодня и завтра покалымить сходил, а то опять всю зиму лапу сосать будем с твоей зарплатой! – Затем после долгой паузы мама-медведица, очевидно взвесив все «за» и «против» продолжила. — Ладно… Вас ведь всё равно не остановишь? Идите…

— Тебя послушать, так что? Мишутка опять выходные в квартире сидеть будет? Я же говорил – давай купим нормальную берлогу на окраине! Там бы он хоть во двор выходить мог. Так нет же! Тебе городской комфорт важнее. Так что мы с малым прогуляемся, развеемся, малинки поедим вдоволь. А если даже какой захудалый человек в нашем лесу и попадётся, так мы его того! – Папа-медведь подмигнул супруге. — Подстрелим! А со шкурки я тебе куртку кожаную сделаю.

— Куртку? Хм. – Голос медведицы наконец-то стал доброжелательным. — Ладно, дорогой. Уговорил. Удачи вам. Но смотри, если на сыночке хоть царапина будет после вашей охоты…

Глава семейства поцеловал супругу не дав договорить, затем взял за руку уже одетого медвежонка и вывел в открытую дверь.

Сегодня они выедут за город. Отойдут немного от дороги, таща при этом тяжёлые рюкзаки. «Ничего, сынуле это только на пользу пойдёт» — думал медведь. Затем на опушке, неподалёку от небольшой реки поставят палатку. Нужно будет обучить отпрыска разводить огонь, да не абы как. Природу надо беречь.

Переночуют, а завтра и поохотиться можно будет. Нужно учить молодёжь общаться с лесом. А то сидят в своих компьютерах целыми днями, на улицу даже не выходят. Так, глядишь, и озвереют когда-нибудь, как эти приматы.

Внеконкурс:

Жара.

Подхожу к краю крыши небоскреба, смотрю вниз. Солнце ощутимо толкает в затылок, я отшатываюсь, стараясь удержаться на ногах, но успеваю заметить, что тени внизу съежились, жмутся к стенам домов и стараются не высовываться.

Возвращаюсь в старое, чуть продавленное кресло под готовой расплавиться пластиковой пальмой, беру книжку, открываю и тупо смотрю в испещренные значками страницы. Роняю книжку на колени…

– Что читаешь? – спрашивает Галатея, присаживаясь на подлокотник со стаканом остывшего чая.

Вздрагиваю. Молча отлепляю книжку от колен и демонстрирую чуть покоробившуюся от влаги обложку.

– «Мифы и легенды Древней Греции», – нараспев произносит Галатея, пока я залпом выпиваю чай. – Про нас что-нибудь есть?

– Сегодня нет, – отвечаю я. – Сегодня у нас на повестке дня Эдип.

– А, ну да, ну да, – Галатея поводит загорелым плечом. – Значит, теперь в моде черные очки?

– Нет. Его шкура. Каждый хочет примерить…

– И?

– У некоторых получается, – вздыхаю я.

– Oh no, not me, I never lost control, – напевает Галатея, и я задумываюсь насчет процессора эффектов. Напрасно не встроил. – Это же глупо. И кстати…

Она хмурится, но договорить не успевает. На нас обрушивается сначала черная, по-настоящему осязаемая треугольная тень, а потом и самый ее источник.

Я грустно смотрю на сломанную пальму, потом на сломавшего ее и говорю:

– Старик, ты понимаешь, конструкция, конечно, отпадная, но нельзя ли поаккуратнее?.. Кстати, а где я тебя видел? Вот только что?..

И я принимаюсь судорожно листать «Мифы и легенды».

– И ты, Брут? – горько спрашивает мужик, и я тут же вспоминаю, кто это.

– Блин, старик, ну извини, не подумал… Может, выпьешь на дорожку?..

Но он не ответил, дотащил свой летающий треугольник до края крыши, взгромоздил его себе на плечи и шагнул вниз.

– Ну вот, хорошего человека обидел… Наверное. Посмотри, там автографы целы? – и киваю Галатее на пальму.

Галатея встает, делает было шаг к искусственному растению, но вдруг разворачивается ко мне и вкрадчиво спрашивает:

– Это ты кого тут Антигоной обозвал, а?

– Да никого… – мямлю я, разглядывая ее гладкий живот. – А чем плохо-то?

– Фу. Ну и имечко… Ан-ти-го-на! Ну сам посуди. И вообще, у нее эдипов комплекс в скрытой форме.

– Да ладно?

– Точно говорю.

– Ну, может быть… А у меня тогда что?

Галатея, вздохнув, усаживается ко мне на колени:

– У тебя – комплекс Пигмалиона. Последний раз показываю…

Книжку пришлось отложить. А то и впрямь – последний окажется…